Современные проблемы российской ментальности

Вид материала

Документы

Содержание Представления п.я. чаадаева о российской идентичности Русская идея в контексте российской ментальности Социология к. леонтьева и психологизм Россия и международные межправительственные организации: щедрость души или…? к вопросу о «ментальности государства» Российский менталитет в условиях развивающегося общества Взаимосвязь характеристик росийской метальности и авторитаритарного стиля управления Место коллективизма в структуре российской ментальности Православие как имманентная национальная идея россии

Подобный материал:

• Статья представляет обзор исследований, связанных с проблемами менталитета и ментальности,, 77.08kb.
• Темы курсовых работ по дисциплине "Современные проблемы менеджмента" Современные проблемы, 46.67kb.
• Программа дисциплины «Современные тенденции развития медиасистемы» Специальность: Журналистика, 281.97kb.
• «Современные проблемы управления риском», 61.76kb.
• «Современные проблемы управления риском», 177.9kb.
• «Современные проблемы управления риском», 85.95kb.
• Программа дисциплины "современные проблемы науки", 33.09kb.
• Учебное пособие по курсу «Современные проблемы науки и образования», 564.67kb.
• Министерство образования Российской Федерации Казанский государственный технологический, 574.04kb.
• Программа, 261.73kb.

^ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ П.Я. ЧААДАЕВА О РОССИЙСКОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ

Когатько Д.Г., СПбГАСЭ, Санкт-Петербург


Несмотря на то, что огромное количество отечественных (дореволюционных) интеллектуалов писало о России, ее самости, лишь немногие из них формулировали ключевые вопросы, вокруг которых разворачивались основные дискуссии, которые определяли общее направление рефлексии. К последним с полным правом можно отнести П.Я. Чаадаева – пионера российских индетификационных исследований. П.Я. Чаадаев исходил из того, что «народы точно так же, как и отдельные личности, не могут ни на шаг продвинуться на пути прогресса или предназначенного им развития, без глубокого чувства своей индивидуальности, без сознания того, что они такое; более того, лишенные этого чувства и этого сознания, они не могли бы существовать…» (Чаадаев П.Я. Статьи и письма. М., 1989, с. 205.)

Философические письма – первая работа русского мыслителя, в которой в концентрированном виде представлены основные вопросы российской идентичности.»В нем (первом философическом письме – Д. К.) впервые неотвлеченно поднят был вопрос о значении нашей народности, самости, особенности, до тех пор мирно покоившийся, до тех пор никем не тронутый и не поднятый.» (Григорьев А. Эстетика и критика. М., 1980, с. 177). Общеизвестна та атмосфера (социальная и интеллектуальная), которая сложилась в российском обществе после публикации всех философических писем П.Я. Чаадаева – от полного неприятия до вдохновенной поддержки основных идей.

П.Я. Чаадаев попытался диагностировать (социально, культурно и философски) проблему российской идентичности в ее сопоставлении с основными элементами цивилизаций Запада и Востока. «Одна из наиболее печальных черт нашей цивилизации, – отмечал он, – заключается в том, что мы еще только открываем истины, давно ставшие избитыми в других местах и даже среди народов, во многом далеко отставших от нас. Это происходит от того, что мы никогда не шли об руку с прочими народами; мы не принадлежим ни к одному из великих семейств человеческого рода: мы не принадлежим ни к Западу, ни к Востоку, и у нас нет традиций ни того, ни другого.» (Чаадаев П.Я. Статьи и письма, с. 41)

Русский мыслитель артикулирует кризис российской идентичности и конструирует, с одной стороны, одну из разновидностей «негативной» идентичности, а, с другой стороны, проект – идеал российской самости, выступающей образцом положительной идентификации. Следует особо подчеркнуть, что П.Я. Чаадаев – первый крупный отечественный исследователь, анализировавший российскую идентичность в категориях цивилизации модерна. Осевыми, исходными точками отсчета для него в практическом отношении были социально- исторические реформы Петра I, которые он высоко оценивал. В концептуальном аспекте важно отметить, что большинство идентификационных оценок и сопоставлений основаны у П.Я. Чаадаева на теории и методологии эволюционизма, прогрессизма и европоцентризма.

Цивилизация модерна в тот период интерпретировалась как некое универсальное, общечеловеческое явление – проект, на которой следовало ориентироваться в социальном, культурном и политическом смыслах.

Модерн ассоциировался с Западом, с Европой, с ее цивилизацией. В парадигме социал – эволюционизма последняя истолковывалась патерналистски, функционально ориентированная на опекунство и трансляцию образцов для подражания отстающим цивилизациям.

Российские идентификации, как уже указывалось выше, в рассматриваемой работе носят преимущественно негативный характер. Отсталость страны, культуры и цивилизации России имеют, на взгляд П.Я. Чаадаева, внутренние источники. В первую очередь это:

а) религия (воспринятая из Византии и детерминировавшая внутриконтинентальную изоляцию и обособленность страны и граждан);

б) идеи (социальные, научные, политические, религиозные и др.), имеющие в основном регрессивный характер;

в) рабство в виде крепостного права и практик;

г) отсутствие культурной преемственности и связи времен. «Наши (российские – Д.К.) воспоминания не идут далее вчерашнего дня; мы, так сказать, чужды самим себе. Мы так странно движемся во времени, что с каждым шагом вперед прошедший миг исчезает для нас безвозвратно. Это естественный результат культуры, всецело основанной на заимствовании и подражании. У нас совершенно нет внутреннего развития, естественного прогресса; каждая новая идея бесследно вытесняет старые, потому что она не вытекает из них, а является к нам бог весть откуда.» (Чаадаев П.Я. Статьи и письма, с. 44);

д) социальный патернализм, патриархальность, политический произвол. «Установленная власть всегда для нас священна. Как известно, основой нашего строя служит семья, поэтому русский народ ничего другого никогда и не способен усматривать во власти, кроме родительского авторитета, применяемого с большей или меньшей суровостью, и только. Всякий государь, каков бы он ни был, для него – батюшка. Мы не говорим, например, я имею право сделать то-то и то-то, мы говорим: это разрешено, а это не разрешено. В нашем представлении не закон карает провинившегося гражданина, а отец наказывает провинившегося ребенка. Наша приверженность к семейному укладу такова, что мы с радостью расточаем права отцовства по отношению ко всякому от кого зависим. Идея законности, идея права для русского народа бессмыслица…» (Чаадаев П.Я. Статьи и письма, с. 204);

ж) географический фактор (размер страны, величина расстояний и т.п.).

Как либерал-западник, придерживавшийся европейской ориентации, П.Я. Чаадаев рассматривал саму европейскую цивилизацию в контексте социального времени. Он настаивал на необходимости отделять старую европейскую цивилизацию, идеи Просвещения и прогресса от новых евроцивилизованных ценностей в виде революций, конституционализма и антимонархизма. Первое может выступать в качестве идентификационного образца, второе – нет. Анализируя представления того или иного отечественного мыслителя следует учитывать социокультурный контекст и социальную практику того периода в России. Дело в том, что несмотря на различные консервативно-охранительные оговорки П.Я. Чаадаева, подавляющая часть культурной элиты страны (в отличие от ее политической части) была настроена оппозиционно к самодержавию и позитивно реагировала на символику текста, в котором ключевыми были именно радикальные лингвистические конструкции. Общим началом, базисом европейской и российской цивилизаций П.Я. Чаадаев считал христианство.

Критерием же развитой цивилизации в обыденном смысле является благоустроенная жизнь в ее различных элементарных проявлениях.

Кратко можно суммировать основные представления русского мыслителя о российской идентичности. Прогрессистский патриотизм как один из элементов чаадаевского мировоззрения заставлял его рассматривать российскую самость, во-первых, как одну из разновидностей негативного самоопределения, с которой невозможно смириться и принять ее в том виде, в котором она пребывала в тот период. Во-вторых, П.Я. Чаадаев мыслил рационально и позитивно: что следует делать для преодоления как негативного образа России, так и связанного с ним социокультурного отставания страны? Соответственно он предлагает одновременно опираться на собственные, внутренние российские источники и заимствовать из Европы элементы классической культуры. Таким образом, можно утверждать, что российская идентичность П.Я. Чаадаевым манифестируется преимущественно в качестве проекта-перспективы, а не как ставшее состояние, которое им отвергается.


^ РУССКАЯ ИДЕЯ В КОНТЕКСТЕ РОССИЙСКОЙ МЕНТАЛЬНОСТИ

Кочеров С.Н., НГПУ, Нижний Новгород


В истории российской культуры русская идея представала в разных ипостасях: в образах «Нового Иерусалима» и «Святой Руси», в доктрине «Москва – Третий Рим», в идеях панславизма и коммунизма. При всех различиях можно выделить в них нечто общее. Таким общим началом является постоянный набор основных ценностей, которые отражают важные свойства российской ментальности. Данными ценностями, на наш взгляд, являются правда как синтез истины и справедливости, соборность как гармония свободы и единства, спасение как примирение обособленности и всемирности.

Правда – это основополагающая ценность, определяющая генерализирующую интенцию российской ментальности. Так, А.И. Солженицын писал, что по своему идеалу русские тяготеют к такому обществу, в котором люди «должны прежде всего преследовать не интересы, а стремление к правде отношений» [Солженицын А. Красное колесо // Наш современник. 1990, № 11. С. 111]. Правда как ценность выполняет императивно-контрольную функцию, выступая в качестве должного, которому следует подчиняться, и критерия, с которым необходимо сверять общественную и личную жизнь. Неслучайно показателем социального и нравственного неустройства в России служит повсеместное убеждение в том, что «нет в жизни правды». По мере усложнения культуры происходит дифференциация разных значений правды, связанная с выделением и осмыслением ее нравственного, религиозного, политического и правового аспектов, что в отечественной традиции получает форму антиномии истины и справедливости. Характерно, что в российской ментальности, в отличие от западной, ведущим направлением в «снятии противоречия» между истиной и справедливостью стало не достижение «исторического компромисса» между знанием и отношением, а искание всеобщей, всечеловечной правды. Главным признаком такой «всеобщей правды», по сути, является то, что она должна быть принята по общему согласию и во взаимной любви. Так правда вступает во взаимосвязь с другой важной ценностью – соборностью, которая, получая идеологическое обоснование от правды, дает психологическое обоснование ей самой.

Соборность – это системообразующая ценность, отражающая интегрирующую интенцию российской ментальности. Соборность возможна лишь в сообществе людей, желающих принять общую правду. Она есть гармония свободы и единства людей, мыслится как «свобода в единстве» и «единство в свободе» и достигается на основе взаимной любви. Известно, что С.Л. Франк находил примеры соборных отношений в семье, церкви и «братстве», которое возникает в результате дружбы, службы и т.д. Вячеслав Иванов, напротив, считал соборность неким идеальным состоянием. «Соборность, – писал он, – задание, а не данность, она никогда еще не осуществлялась на земле всецело и прочно, и ее также нельзя найти здесь или там, как Бога» [Иванов Вяч. Родное и вселенское. М., 1994. С. 100]. Можно предположить, что соборность стала одной из главных интенций российской ментальности именно потому, что, как сказал, В.В. Розанов, «для всякого народа в унижении» спасительна мечта о всеобщем братстве. Считая соборность свойством русской религиозности, Н.А. Бердяев связывал ее воплощение с реализацией русской идеи как идеи братства людей и народов, для чего еще необходимо пережить эпоху святого Духа. Характерно, что эти же настроения присущи и некоторым современным российским философам, которые переносят наступление соборности на неопределенное будущее, а предтечами ее считают «предчувствие общей беды и мысль о всеобщем спасении» [Гулыга А.В. Русская идея и ее творцы. М., 1995. С. 25].

Спасение – это целеполагающая ценность российской культуры, отражающая эсхатологическую интенцию российской ментальности, устремленность к высшему состоянию, ради достижения которого даже несовершенное земное сообщество может оказаться способным к соборному единению. В российской философской и художественной литературе, посвященной этой теме, спасение в основном трактуется в контексте преодоления смертности человека, как победа его духа и тела над смертью (Н.Ф. Федоров, Л.Н. Толстой, Л. Андреев, А. Платонов, а из современных авторов – Л.В. Карасев и В.Ш. Сабиров). Эта идея имеет глубокое основание в русской религиозной культуре, поскольку именно в православии главным праздником христианства считается Пасха, т.е. день Воскресения, а не день Рождества Христова, как у католиков и протестантов. Однако есть и другая концепция спасения как «Общего дела», укорененная, на наш взгляд, в более глубоких основаниях русской православной ментальности – в ее эсхатологичности и апокалептичности, в истовой вере в «тысячелетнее царство» праведников на земле, в историческое воплощение идеала справедливости. Это понимание спасения, на наш взгляд, более аутентично как народной культуре, так и доктрине «Москва – Третий Рим» и учению о коммунизме (в его российской интерпретации). Такое всеобщее и окончательное спасение потому столь подходит для Русского мира, что в нем находит разрешение характерное для него противоречие, состоящее в одинаково сильном стремлении к обособленности и всемирности. Заметим, что Россия играла великую и неоспоримую роль в истории только тогда, когда она выступала спасительницей человечества от угрозы земного Апокалипсиса. Так было, когда она защитила мир в войне с наполеоновской Францией и гитлеровской Германией или когда начала строить коммунистическое общество как альтернативу гибнущему капитализму. И хотя Россия не смогла реализовать коммунистическую утопию, цель была действительно всемирной – создать наилучшую форму человеческого общежития, показать пример братства людей и народов. В призыве к этому братству и состоит национальное призвание (идея) России. Поэтому «для осуществления этого национального призвания нам не нужно действовать против других наций, но с ними и для них, – в этом лежит великое доказательство, что эта идея есть идея истинная» [Соловьев В.С. Русская идея // Соловьев В.С. Соч.: В 2 т. М., 1989. Т. 2. С. 246]


^ СОЦИОЛОГИЯ К. ЛЕОНТЬЕВА И ПСИХОЛОГИЗМ

Куприянов Л.А., СИ РАН, Санкт-Петербург


Связь социологии с психологией является предметом постоянных дискуссий. Влияние психологии на социологию можно проследить в истории социологических учений России второй половины XIX в., рассмотрим его на примере русского мыслителя К.Леонтьева.

В истории русской социальной мысли К. Леонтьев (1831-1891) был одним из наиболее своеобразных и радикальных мыслителей. Творчество его принадлежит к глубинным явлениям духовной жизни России прежде всего потому, что К. Леонтьев дал свое видение нового русского мировоззрения XIX века в обществе, раскалывавшемся на все более противоборствующие группы. Если в 1896 г. В. Соловьев писал, что Леонтьев «представляет необходимый момент в истории русского самосознания», то через сто лет современные исследователи творчества Леонтьева констатируют тот несомненный факт, что предельно умозрительные конструкции Леонтьева стали в XX в. одной из ведущих и наиболее стойких парадигм русской ментальности (см.: Либерализм в России. М., 1996, с.338).

В начале 70-х годов XIX в. К. Леонтьев формулирует свой идеал культурной и национальной индивидуальности России, основанный на мистико-авторитарных началах. Он высказывает убеждение, что Россия, воодушевленная примером Византии, должна создать новый тип цивилизации. Социология интересовала его постольку, поскольку она могла дать теоретическое обоснование его идеалу. В отличие от славянофилов, которые настаивали на своеобразии духовного опыта России, Леонтьев отрицал какие-либо культурные традиции в ее прошлом. За действительные духовные и религиозные ценности в России он принимал только те, которые достались ей в наследство от Византии. Социология и культурно-историческая концепция Леонтьева были в значительной степени обусловлены его критическим отношением к капитализму. Процесс развития Западной Европы, начиная с конца XVIII в., он характеризовал как «эгалитарно-либеральный процесс», который означал, с его точки зрения, антитезу подлинному прогрессивному развитию («прогрессивно-охранительному»). В буржуазных теориях прогресса он вскрывал прежде всего идею процветания «среднего человека» – буржуазного собственника. Буржуазный «дух» представлялся ему слишком поверхностным и бедным, лишенным жизненного и творческого порыва. Именно капитализм обвинял Леонтьев в нарушении иерархии принципов, по которым оценивается стремление людей, их взгляды и ценности.

Для обоснования своего культурно-исторического идеала Леонтьев обратился к социологии. Он решил опереться на теоретические аргументы, хотя сам же неоднократно в своих работах критиковал «либералов», верящих в возможность убедить людей научными аргументами. Причины, которые заставили Леонтьева обратиться к научному анализу действительности, мы сможем понять лишь в том случае, если учтем активный пафос его политических убеждений и тот высокий престиж, который имела в то время в Росси социология.

Социологическая концепция Леонтьева сформировалась из интерференции идей европейской социологии XIX в. (особенно О.Конта, Дж.Ст. Милля и А. Риля) с теорией «культурно-исторических типов» Н.Я. Данилевского. Теоретической основой его социологии было своеобразное представление о процессе развития. Всем явлениям, как природным, так и культурным, он приписывал определенный период жизни, состоящий из трех стадий развития: рост («первоначальная простота»), зрелость («цветущая сложность») и разложение («вторичное, смесительное упрощение»). Рассматривая общество с «естественно-исторической» точки зрения как «живой и развивающийся организм», К.Леонтьев сводил его строение к совокупности «социальных элементов», которые постоянно находятся между собой в состоянии «попеременного антагонизма и временной солидарности». Из характеристик, которые раскрывают основные признаки структуры общества, его интересовали прежде всего те, которые определяются фактором «подвижности».

Общественное развитие, утверждал Леонтьев, ведет к дифференциации и усложнению социального организма. Необходимым элементом разнородности общества является социальное неравенство как условие «цветущей сложности», соединенное «деспотизмом формы». Неравенство, как естественное и неизменное явление он считал движущей силой человеческого общества, вечным законом его существования. Мобильность, полагал Леонтьев, является основным фактором, который приводит общество к эгалитаризации. Согласно Леонтьеву, общественная неустойчивость характеризуется прежде всего высокой степенью интенсивности вертикальной мобильности. Здесь мы подходим к одному из ключевых положений социологии Леонтьева. Ограничить возможность проникновения из низшей группы в высшую, или наоборот, возможность падения, должна «градативная дисциплина» (т.е. социальная дистанция), которая обеспечивает сохранение социального порядка и иерархии в обществе. С точки зрения Леонтьева, падение отдельного человека или группы из высшего в низший слой представляет большую опасность для общества, чем возможность проникновения из низшего слоя вверх. В основе социальной дистанции, согласно Леонтьеву, лежит страх. Не общественная солидарность, опирающаяся на взаимопонимание, а страх, страх перед Богом, связывает людей в иерархическое общество. Понимая так «градативную дисциплину» (т.е. социальную дистанцию), К. Леонтьев акцентирует внимание по существу на психологическом эффекте фактического положения человека. В этом анализе Леонтьева, который не лишен эмпирического смысла, трудно не заметить и его оценочный смысл.


^ РОССИЯ И МЕЖДУНАРОДНЫЕ МЕЖПРАВИТЕЛЬСТВЕННЫЕ ОРГАНИЗАЦИИ: ЩЕДРОСТЬ ДУШИ ИЛИ…? К ВОПРОСУ О «МЕНТАЛЬНОСТИ ГОСУДАРСТВА»

Кутейников А.Е. , факультет социологии СПбГУ, Санкт-Петербург


Международными межправительственными организациями (ММПО) являются объединения трех и более государств, созданные на основе международного договора для выполнения определенных общих целей, обладающие постоянной структурой и имеющие статус субъектов международного права. Социологический подход к изучению ММПО представляет их в качестве вида организаций, специфической особенностью которых является то, что их членами состоят не люди или их объединения, а государства. В научной литературе описан и обобщен феномен поведения государств в ММПО, представляющий собой совокупность институционализированных практик действий их представителей, отличающийся набором устойчивых характеристик, позволяющих судить о своего рода «характере» поведения, «узнавать» государство и «ожидать» от него те или иные поведенческие реакции. Признание наличия феномена поведения государства означает, что государство, как специфический субъект или актор социума обладает способностями целеполагания, а также совершения иных мыслительных, познавательных операций. Следовательно, можно говорить и о присущей ему своего рода ментальности.

В характеристике вклада, внесенного некоторыми государствами в создание ММПО, данной в конце XIX в. П. Е. Казанским (профессор Новороссийского университета в Одессе, один из первых исследователей международных организаций в нашей стране и в мире), прослеживается специфика «ментальностей» различных государств. Ведущую роль, по мысли исследователя, в деле создания международных организаций сыграла Германия, которая была сильна своими теориями и своими учеными. В деятельности Франции отразилась общая культурная отзывчивость народа, практически, ясно и глубоко понимающего свои международные интересы и задачи. Через всю историю союзов проходит стремление Франции играть ту исключительную роль запевалы и инициатора, которую она играла долгое время в «концерте народов». Особая роль принадлежала Швейцарии и Бельгии, принимающим на себя роль управляющих государств по отношению к ММПО, в них размещаются центральные учреждения организаций, в их банках хранятся денежные средства. России, пишет П.Е. Казанский, следует предоставить пальму первенства «идеализма»: например, она с самого начала участвовала в Международном метрическом союзе, не пользуясь метром, участвовала в Международном союзе для издания таможенных тарифов, не требуя их издания на русском языке. Россия платит в союзы сообразно со своей величиной и своим добродушием, а не сообразно с пользой, которую они ей приносят. Россия, отмечает П. Казанский, никогда не выступала инициатором создания международных организаций, а на конгрессах таких организаций русские представители играли, обычно, второстепенную роль.

С горечью и болью русский учёный пишет: «К сожалению, Россия заходит так далеко в своём идеализме, что от него начинает нередко отдавать неспособностью её представителей, администраторов и дипломатов, отсутствием в них ясного понимания интересов их родины, малым знакомством их с условиями современной международной жизни и слабым чувством долга по отношению к русскому государству и русскому народу». Англия проводила в отношении ММПО политику, называемую Казанским «политикой просвещенного расчета и философской беспринципности». Но кроме расчетливости и беспринципности, свойственной стране в целом, русский учёный находит еще и особые качества, присущие англичанам и делающие их самих и государство, в котором они живут, мощным и крепким. «В то время как любой англичанин: купец, открыватель земель, авантюрист, – знает, как и что ему следует делать, считает себя и поступает как законный представитель интересов и прав британской короны и народа Англии, наши официальные представители чувствуют себя нередко, как в лесу, в самом несложном деле и готовы выступить на защиту какого-нибудь третьего государства, а не своей родины».

Существующий в ММПО принцип правопреемственности обусловил последовательность участия в них Российской империи, СССР, который в определенные периоды преуспел в сотрудничестве с ММПО в некоторых областях, но и совершил ряд серьезных ошибок, а затем и Российской Федерации. Нынешняя Россия получила в наследство не только права и обязанности прежнего государства, но также во многом сохранила его «ментальность», присущую последнему периоду существования некогда великого государства, не подкрепленную «силой мускулов». Кроме этого Российская Федерация вступила в некоторые новые международные организации.

В конце ХХ века повторилась ситуация столетней давности: Россия в международных организациях стала играть роли второго плана. Далеко не всегда удается выражать, осуществлять и отстаивать подлинные интересы государства, его народа и различных социальных и политических сил, равнодействующая которых является национальным интересом.

С деятельностью ООН связаны многие победы и неудачи нашей дипломатии. В настоящее время Российская Федерация пытается укрепить одновременно и эту организацию, и свои позиции в ней, в частности, активно покрывая расходы на проводившиеся много лет назад операции по поддержанию мира (Советский Союз в свое время не считал нужным платить за разрешение конфликтов, в разжигании которых были виновны другие страны). Но Российская Федерация при голосовании по важнейшим вопросам нередко оказывается в меньшинстве. В публикациях отмечено, что становится все труднее отстаивать в ООН интересы России, у некоторых членов Совета Безопасности ООН при разрешении важнейших вопросов мировой политики порой проявляются «двойные стандарты», в частности, происходит деление конфликтов на «свои», которым уделяется повышенное внимание, и «чужие», например, конфликты на территории СНГ. При проведении миротворческих операций на территории бывшей Югославии, где военные действия осуществляли войска стран НАТО, российская сторона не всегда своевременно получала информацию.

Другой организацией, на которую Российская Федерация возлагает большие надежды, является Организация по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ).Однако, ОБСЕ располагает ограниченными полномочиями и ресурсами, и не смогла бы оказать серьезную помощь в тех случаях, когда Российской Федерации это было бы выгодно и необходимо, даже при доброй воле всех остальных участников. В данной организации позицию нашей страны в ряде случаев поддерживает лишь Белоруссия.

Непростые отношения складываются у Российской Федерации с Советом Европы. По уставу организации ее членом может стать любое государство Европы при условии признания принципа главенства закона и гарантии прав человека и основных свобод для каждого, находящегося под его юрисдикцией. Четких критериев для определения этих принципов и того, осуществляются ли они, разумеется, нет. Для вступления Российская Федерация добровольно приняла на себя ряд обязательств, среди которых были и такие, каких не требовалось от других стран.

По-прежнему позиции российской стороны не всегда находят поддержку среди других членов организации. Получило широкую известность принятое несколько лет назад Парламентской ассамблеей Совета Европы решение о лишении права голоса российских парламентариев, являющихся ее членами, и рекомендации приостановить членство Российской Федерации в организации. Хотя конфликт давно разрешен, серьезных и принципиальных оценок произошедшего до сих пор нет. Это, наверное, тоже специфическая черта «ментальности». Организация, в бюджет которой Россия платит весьма значительный взнос, нередко занимает антироссийскую направленность. Широко комментируемое в зарубежной печати, на телевидении и радио решения Совета Европы, хотя они не имеют серьезных практических последствий, дают импульс для нагнетания антироссийских настроений.

Подводя итог краткому рассмотрению взаимоотношений Российской Федерации с международными организациями, следует сделать не слишком утешительные выводы.

Во-первых, международные организации являются не только инструментами сотрудничества, но и инструментами давления на нашу страну, осуществляемую в различных мирных формах.

Во-вторых, Российская Федерация пока еще не сформировала четкой линии в своей политике по отношению к международным организациям.

В-третьих, ни в политических кругах, ни в общественном сознании нет ясного понимания того, какие выгоды следует извлечь из участия в международных организациях и сотрудничества с ними (а здесь могут быть и военные, и политические, и экономические результаты), а также нет понимания тех действительных опасностей и угроз, которые могут исходить от международных организаций, если не обеспечивать действенного контроля за ними и не ставить в качестве приоритета свои государственные интересы.

Настоятельно необходима выработка простой, экономичной эффективной стратегической линии поведения государства по отношению к международным организациям.


^ РОССИЙСКИЙ МЕНТАЛИТЕТ В УСЛОВИЯХ РАЗВИВАЮЩЕГОСЯ ОБЩЕСТВА

Петрушенко Т.К., НИИКСИ СПбГУ, Санкт-Петербург


В строго научном смысле в многонациональном, многоконфессиональном и полиэтническом государстве, каким была и остается Россия, не может быть общенационального российского менталитета. Однако тысячелетнее совместное проживание и бытие многих народов России сформировало у них как общие, так и особенные специфические черты их духовной жизни, общие социокультурные и отличные, этнонациональные ментальные структуры, функции, которые играют амбивалентную роль в истории России и жизни ее различных народов.

В настоящее время многие исследователи признают, что российский менталитет обладает рядом особенностей, отличающих его не только от западноевропейского менталитета, но и от менталитета других славянских народов. И события «оранжевой» революции на Украине – прямое тому подтверждение. Чтобы ни писали и ни говорили о заранее спланированных и подготовленных извне политических событиях на Украине, организация и проведение народных выступлений, массовых демонстраций и других форм и акций гражданского неповиновения оказались на небывалой для российского опыта политической высоте.

Трудности современного этапа модернизации российского общества придают проблеме соответствия российского менталитета внедряемым социально-экономическим и социально-политическим инновациям особенную злободневность. При этом по-новому проблематизируется социальная практика, когда для общества становятся приоритетными следующие вопросы: каким образом осуществить радикальные и быстротекущие преобразования без масштабных социальных потрясений? Почему положительный социальный опыт передовых стран мира профанируется на национальной почве? Каково воздействие национально-культурной специфики, исторического прошлого на ход общественных преобразований? Указанная проблематика чрезвычайно актуальна для современной России, переживающей противоречивый и болезненный процесс радикальной трансформации не только многих традиционных и социальных институтов, но и смены цивилизационно-культурной идентичности.

Подлинный социальный прогресс должен включать в себя расширенное воспроизводство прошлого гуманистического позитивного опыта. Поэтому так важен на современном этапе традиционистский компонент, и то, что увеличивается его влияние на ход социальных модернизационных процессов. С другой стороны традиционизм часто выступает как ведущий фактор, затрудняющий ход модернизационных процессов, причиной провалов реформаторских стратегий социальных элит и власти. Пример тому – открытость или всеотзывчивость, характерная для российского менталитета, которая на деле оказывается противоречивой и амбивалентной: идеи и положения социального опыта и культуры передовых стран мира усваиваются различными элитами, но не воспринимаются народным менталитетом и почти не приживаются на российской почве. Никакая «гибкость» элиты не может в одночасье изменить того, что является частью «национального генетического кода»: никогда не быть ничьим сателлитом, идти на любые жертвы ради самостоятельного места в истории. Следует учитывать, что российскому сознанию присущи фетишизация власти, неприятие богатства, патернализм, уравнительность и антииндивидуализм.

Существует мнение, что в социальном развитии на рубеже ХХ-ХХI вв. модернизационный характер социальных изменений будет доминировать над революционным и реформистским. Поэтому позитивными будут считаться только те социальные инновации, в результате которых будут не разрушаться, а воспроизводиться и укрепляться адекватные человеческой природе социальные условия. Из этого следует, что реформаторская политика должна строиться не на отрицании традиционных ментальных ориентиров, а опираться на лучшие из них, превращая их в источник и основу национального обновления. Другими словами, российский национальный менталитет в своих лучших проявлениях в будущем может послужить проводником различного рода позитивных инноваций в социальном времени и пространстве российского общества.


^ ВЗАИМОСВЯЗЬ ХАРАКТЕРИСТИК РОСИЙСКОЙ МЕТАЛЬНОСТИ И АВТОРИТАРИТАРНОГО СТИЛЯ УПРАВЛЕНИЯ

Рогов М.Г., Казанский ГТУ, Казань

Дырин С.П., Ин-т управления, Набережные Челны


В качестве базовых характеристик российской ментальности, определяющих господство директивных методов руководства можно выделить следующие:

1.Исследуя природу российской ментальности, крупные российские философы Н. А. Бердяев и В. В. Розанов отмечают некое «женское начало» российского менталитета, проявляющееся в стремлении избежать ответственности и подчиниться сильной власти. С этой точки зрения сегодняшний конфликт российского народа с властью вызван отнюдь не стремлением народа к свободе и не притязаниями на принятие решений, а обусловлен исключительно неспособностью нынешней власти осуществлять традиционно существовавшую патерналистскую политику, которая понимается как слабость.

2. Вместе с тем тот же Н. А. Бердяев отмечает, что при всей своей покорности и долготерпении Россия одновременно и самая анархическая страна в мире. Российский человек, возлагая на власть ответственность за решение собственных жизнеполагающих вопросов, в тоже время не уважает власть, не испытывает к ней того пиетета, который свойственен, к примеру, восточным культурам. На практике же подобное неуважение к власти всегда приводит к формированию в условиях организации некоей скрытой оппозиции власти (знаменитое пушкинское «народ безмолвствует»). И этот традиционный российский анархизм является вторым источником авторитаризма на современных российских предприятиях, поскольку с управленческой точки зрения противостоять ему можно только авторитарными методами.

3. На приоритетность авторитарных методов руководства повлиял и третий фактор, свойственный российскому менталитету: правовой нигилизм, характерный для представителей практически всех социальных групп. С одной стороны, российский человек не нуждается в какой-либо правовой регламентации, с другой стороны, он не верит в возможность практической реализации любых правовых норм и в силу этого не умеет отстоять даже те права, которые он имеет (а в большинстве случаев он просто и не знает о своих правах), с третьей стороны, его отношение к праву носит исключительно внешний характер. Если российский человек видит, что несоблюдение тех или иных норм не приведет к серьезным негативным последствиям, он их непременно нарушит.

В реальной практике деятельности предприятий правовой нигилизм приводит как к управленческому произволу, не считающемуся с нормами законодательства, так и к весьма поверхностному отношению к установленным нормам со стороны персонала, изменить которое можно лишь авторитарными методами.

4. Четвертым источником господства авторитарных методов управления на современных российских предприятиях, на наш взгляд, является отмечавшаяся еще П. Я. Чаадаевым идеологическая нетерпимость. Среднему российскому человеку весьма трудно допустить возможность одновременного существования двух точек зрения по одному и тому же вопросу, тогда как демократические методы управления как раз и основываются на подобном сосуществовании различных точек зрения.

5. В качестве пятого источника директивных методов российского управления можно рассматривать исторически свойственную для российской ментальности невысокую ценность отдельно взятого человека. По мнению Э. Дюргейма, исследовавшему этот вопрос, ценность отдельно взятого человека в обществе определяется прежде всего степенью разделения труда, поскольку именно разделение труда делает людей непохожими друг на друга и повышает значимость отдельно взятого человека. Россия до самого недавнего времени была крестьянской страной с минимальным разделением труда, где человек изначально был подчинен общине, а община государству. На наш взгляд, именно длительное господство общинного характера жизни и деятельности обусловило характерное для большинства современных российских предприятий недостаточное различение формальных и неформальных отношений в организации.

6. Изначальная подчиненность личности группе обусловила шестой источник авторитаризма на современных предприятиях – авторитарную систему российского образования. Российская школа, фактически до начала ХХ века не расстававшаяся с розгой, обеспечивала и обеспечивает неплохую предметную основу, но именно она и сформировала череду поколений, для которых чужды идеи демократии, а авторитаризм является единственно возможной формой вертикальных отношений. Можно предположить, что российское гимназическое образование породило не только русскую науку и культуру, но и обусловило социалистический переворот в России. Социалистический этап российской истории привел к дальнейшему огосударствлению системы образования. Основной тип взаимодействия, реализуемый сегодня на всех уровнях российского образования, это взаимодействие по типу «учитель – ученик», предполагающий безусловную подчиненность последнего первому. Неудивительно, что, заканчивая вуз, выпускник продолжает реализовывать этот тип отношений и в практической профессиональной деятельности, принимая роль или ученика (если он занимает рядовую должность) или учителя (если он занял руководящую должность).

7. В качестве седьмого источника господства авторитарных методов руководства можно считать, отмеченное еще В.О. Ключевским, традиционное недоверие российских деловых партнеров друг другу. Достаточно невысокий изначальный уровень партнерского доверия, с одной стороны, формирует соответствующий тип отношений с внешней средой, с другой стороны, делает господствующим отношение к персоналу по типу, который Д. Мак-Грегор в свое время назвал «Теория Х» и она может быть реализована только в условиях директивного руководства. Тем более важно, что «Теория Х» обладает и обратным эффектом, формируя у персонала установку на сугубо исполнительский труд.

8. В качестве восьмого источника господства авторитарных методов руководства можно отметить изменение представлений работников предприятий об основных составляющих авторитета руководителя. Если ранее таковыми были профессиональная и организационная компетентность, то в последнее время – это экономическая и юридическая компетентность. Изменение представлений об основных составляющих авторитета руководителя А.Л. Журавлев связывает с тем, что под влиянием социально-экономических изменений последних 15 лет в структуре ценностных ориентаций работников предприятий существенно выросло значение такой ценности как «материальное благополучие». При этом автор отмечает, что экономическая компетентность руководителя стала пониматься работниками чрезвычайно узко, прежде всего как его способность обеспечить работников приемлемой материальной оплатой их труда. Одновременно эти исследования показали снижение других составляющих авторитета руководителя, в том числе – общей культуры, этичного отношения к подчиненным. Таким образом, весьма часто работники, видя, что директивные методы управления дают определенный экономический эффект (понимаемый ими прежде всего как размер собственной зарплаты), сами предоставляют ему полную свободу действий и не претендуют на участие в принятии решений. С другой стороны, руководитель, обеспечивающий некоторый уровень доходов работников, считает, что это позволяет ему совершать многочисленные нарушения как правового, так и этического характера.

Таким образом, на наш взгляд, авторитарные методы управления, свойственные для большинства современных российских предприятий, основываются на ряде базовых социально-психологических характеристик российской ментальности. И с этой точки зрения требуются специальные исследования о характере «приживаемости» в российских условиях основных традиций западного менеджмента, которые у нас сегодня положены в основу вузовской подготовки будущих управленцев. Отнюдь не говоря об уникальности российского пути, тем не менее представляется, что слепое копирование в российских условиях западной модели управления вряд ли окажется эффективным.


^ МЕСТО КОЛЛЕКТИВИЗМА В СТРУКТУРЕ РОССИЙСКОЙ МЕНТАЛЬНОСТИ

Русалинова А.А., НИИКСИ СПбГУ, Санкт-Петербург


Распадение Советского Союза и изменение социального строя Российской Федерации сопровождалось мощной активизацией антикоммунистической пропаганды во всех официальных СМИ. При этом осуждению подвергались и подвергаются не столько те извращения принципов социализма и коммунизма, на которых была основана диктатура Политбюро КПСС, но именно основополагающие идеи построения коммунистического общества как общества свободы, равенства и братства. Развал Советского Союза рассматривается антикоммунистами не как крах режима тоталитаризма, а как «кризис социализма», якобы существовавшего в нашей стране.

Заодно с идеями коммунизма и социализма в философской и социологической литературе 90-х гг. подверглись суровому «развенчанию» принципы коллективизма, которые активно пропагандировались в СССР. При этом критики коллективизма не гнушались применением таких приемов как подмена понятий, субъективизм в определении термина «коллективизм», сознательное приписывание содержанию этого понятия тех признаков, которые ему вовсе не присущи. В частности, коллективизм как принцип взаимоотношений между людьми обвинялся в том, что он предполагает подавление индивидуальности и полное подчинение интересов личности общим интересам, навязывание людям определенных моделей поведения.

Однако все эти негативные характеристики вовсе не являются признаками, имманентно присущими принципам коллективизма, скорее, это именно те искажения подлинного содержания данного понятия, которые были целенаправленно приписаны ему вождями большевизма для обоснования тоталитарных методов управления обществом.

На самом деле коллективизм как принцип взаимоотношений между людьми представляет собой одну из тех общечеловеческих ценностей, которые имеют принципиальное значение для самого существования и развития человеческого общества. Он ориентирует людей на готовность к сотрудничеству и взаимодействию, к совместному участию в просоциальных видах деятельности, к контактности и общительности. Принцип коллективизма также неразрывно связан с принципом гуманизма, уважительного и доброжелательного отношения ко всем людям, признанием самоценности их личности и индивидуальности, готовности учитывать не только свои личные, но и чужие интересы. Необходимость подчинять свои интересы общественным рассматривается в принципе коллективизма лишь как крайний случай, возникающий в условиях экстремальных ситуаций, и такое подчинение обычно необходимо и для защиты самого данного человека.

Принцип коллективизма выработан человечеством на протяжении многих веков существования как важнейшее условие его социальной защиты. Он способствует интеграции людей, лежит в основе процессов группообразования и успешной совместной трудовой деятельности. Без принятия обществом этого принципа невозможно представить себе развитие гражданского общества. Таким образом, существует объективная необходимость в утверждении и принятии принципа коллективизма как обществом в целом, так и его отдельными представителями.

Проявления коллективизма как общечеловеческой потребности можно обнаружить и в стремлении людей к объединению как в профессиональные сообщества, так и в различные неформальные группы, объединяющиеся на основе совместных интересов. Социальная психология изучает такую социогенную потребность человека как потребность в принадлежности к группе, отмечая, что наличие такой принадлежности способствует формированию у людей чувства психологической защищенности. При этом наличие потребности в принадлежности к группе не исключает и противоположной тенденции – к индивидуализации как в творческой деятельности, так и в образе жизни. Психологическая наука обнаруживает немало подобных противоречивых тенденций и характеристик на уровне как отдельной личности, так и разнообразных общностей.

Коллективизм издавна свойственен российскому менталитету. Тяга к общинному укладу жизни на селе – одно из подтверждений тому. Однако именно эта тенденция подверглась в 90-е годы активнейшей критике, как некий архаический пережиток древнеславянского (читай – дохристианского) образа жизни. Но и христианские традиции древней Руси настраивали народ на коллективистский образ жизни. Сам обряд богослужения в церкви – совместное стояние – символичен: это объединение людей участием в совместном действе. Еще более убедительным призывом к коллективизму является проведение крестных ходов. Стоит упомянуть, что в отличие от христианства, в католичестве и протестантизме церковные службы, как правило, предполагают индивидуальное общение с богом каждого из пришедших в храм прихожан – для этого им предоставляются персональные места на скамьях. У мусульман также общение с богом – процесс сугубо индивидуальный, и это определяется не только наличием отдельного коврика у каждого молящегося, но и удивительной мгновенной его психологической изоляцией от всего окружающего мира, в том числе и от окружающих его людей.

Если внимательно проанализировать христианские заповеди, можно также заметить, что они – если не прямо, то косвенно – направлены на соблюдение и защиту интересов других людей: не укради, не убий, не пожелай жены ближнего своего, возлюби своего ближнего как самого себя и т.д. Все эти заповеди входят в основу принципов коллективизма.

Традиции коллективности в российском менталитете особенно ярко проявились в тяжелые годы развала Советского Союза. На многих угасающих предприятиях именно наличие сплоченного дружного коллектива, привычка к нему и чувство некоторой защищенности стали мотивом сохранения не только места работы, но и определенной трудовой активности. Кроме того, даже в условиях резкого ухудшения материального положения практически во всех организациях сохранялась традиция совместного празднования дней рождения сотрудников. Сама по себе возможность собраться вместе, посидеть и пообщаться представляла (и представляет) для людей определенную личностную ценность

Самое парадоксальное в проблеме коллективизма заключается в том, что его принципы весьма охотно и успешно используются в современной так называемой корпоративной культуре, внедрение которой, как известно, характеризует эпоху развитого капитализма. Что такое корпоративные праздники, как не стремление использовать потребность людей в причастности к группе или организации с целью повышения привлекательности этой организации для ее участников и усиления мотивации их трудовой активности? На достижение тех же целей направлено на частных предприятиях и привлечение работников к управлению предприятием – к распределению прибыли и к принятию других управленческих решений. Потребность людей в совместной деятельности, в сопричастности к общему делу становится основой для манипулирования людьми, использования их в интересах бизнеса.

В современных условиях вопрос о «восстановлении в правах» принципа коллективизма, признании его в качестве общечеловеческой нравственной ценности встает как особенно актуальный. Отказ от этого принципа влечет за собой потерю ценности человеческого общения, ценности других людей как партнеров по общению и совместной деятельности, что приводит также к потере представления о ценности чужой человеческой жизни и к безудержному развитию оголтелого беспредела, росту числа преступлений против личности.

Кроме того, отказ от принципа коллективизма привел к почти полной ликвидации на предприятиях и в организациях существовавших в советский период многообразных форм непроизводственной социальной жизни. Это в свою очередь, существенно сокращает количество сфер проявления личностной активности человека, ограничивает возможности развития личности. В настоящее время традиции планирования и осуществления социального развития трудового коллектива стихийно восстанавливаются на некоторых предприятиях и в организациях, однако они еще не получили «гражданских прав», т.е. признания их социальной необходимости, хотя именно эта сторона в управлении предприятиями и организациями соответствует российскому менталитету и содержанию общечеловеческих ценностей.


^ ПРАВОСЛАВИЕ КАК ИММАНЕНТНАЯ НАЦИОНАЛЬНАЯ ИДЕЯ РОССИИ

Семенов В.Е., НИИКСИ СПбГУ, Санкт-Петербург


В оценках исторических событий и личностей, общественного развития страны, так же как и в отношении к самой национальной идее, всегда проявляются особенности ментальности, менталитета, мировоззрения оценивающих, в том числе и ученых-обществоведов. В контексте нашей концепции российской полиментальности [1,2] следует отметить, что в защиту правомерности собственной русской, российской идеи выступают представители христианско-православного и коллективистско-социалистического менталитетов. Носители индивидуалистско-капиталистического менталитета считают, что Россия должна идти по типовому пути западной цивилизации. Представители мозаичного псевдоменталитета придерживаются узко-прагматических и сиюминутно-конъюктурных взглядов своих микрогрупп. О функционерах криминально-мафиозного менталитета в этом аспекте судить вообще затруднительно.

Однако, несомненно, объединение разных племен, народностей, уделов в великое государство (царство, империю) – Россию – произошло долгим тернистым путем только после принятия Русью Православия в 988 году. Более девяти столетий православная вера скрепляла и вдохновляла Россию и помогала ей выстоять в самых тяжелых обстоятельствах и войнах. У истоков русского Православия в XI веке было «Слове о законе и благодати» митрополита киевского Илариона (первого митрополита из русских), где глубоко и проникновенно осмыслялась Нагорная проповедь Христа с ее главной идеей искренней любви к Богу и ближним. В дальнейшем ключевым понятием русского православия стало именно понятие любви в его духовно-нравственном смысле.

Представляется очевидным, что самые великие исторические свершения русского народа всегда были связаны с Православием и его подвижниками. Приведем только несколько примеров: победы над шведами и немецкими рыцарями святого благоверного князя Александра Невского в 1241-42 гг. (кто не знает его знаменитого изречения «Не в силе Бог, а в правде»). Победа св. князя Дмитрия Донского на Куликовом поле в 1380 г., свершившаяся по благословению величайшего русского святого Сергия Радонежского и с участием монахов-воинов Пересвета и Осляби. Освобождение Москвы от польских интервентов и их преспешников в 1612 г. по призыву патриарха Гермогена народным ополчением под водительством нижегородского гражданина Козьмы Минина и князя Дмитрия Пожарского. Изгнание наполеоновской армии из России в 1812-13 гг. под руководством православного полководца Михаила Кутузова.

Наконец, в победе Советской России – СССР во время Великой Отечественной войны 1941-45 гг. важнейшую роль также сыграло Православие. Бывший учащийся православной семинарии Иосиф Сталин после глубокого потрясения и кризиса в самом начале войны нашел единственно верные слова для своего обращения к народу: «Братья и сестры!» – так обращаются к членам православной общины. Позднее, во время войны были открыты многие православные храмы и монастыри, выпущены из заключения священнослужители, восстановлено патриаршество, в действующей армии возрождены духовно-нравственные традиции российского воинства. Вне религиозного объяснения кажутся невероятными многие ключевые события Великой Отечественной войны, в частности непостижимая невозможность для немецких оккупантов в течение почти двух с половиной лет взять блокированный голодный и холодный Ленинград.

В принципе, достаточно назвать имена самых замечательных великих людей России, которые были православными христианами, чтобы понять значение Православия для нашей страны. Святой князь Владимир – креститель Руси, князья Ярослав Мудрый и Владимир Мономах; императрица Елизавета Петровна, отменившая смертную казнь в России еще в 1744 г.; император Александр I, при котором победили Наполеона и который отменил пытки и цензуру; Александр II – Освободитель, упразднивший крепостное право в 1861 г., наведший порядок на Кавказе и убитый народовольцами. Святые Серафим Саровский и Иоанн Кронштадтский; флотоводец св. Федор Ушаков и генералиссимус Александр Суворов; премьер-министр П.А. Столыпин. Ученые М.В. Ломоносов, Д.И. Менделеев, И.П. Павлов, поэты и писатели А.С. Пушкин и Ф.И. Тютчев, Н.В. Гоголь и Ф.М. Достоевский, А.А. Ахматова и Б.Л. Пастернак. Св. иконописец Андрей Рублев, живописцы А. Иванов, И. Крамской, М. Нестеров, композиторы М. Глинка, М. Мусоргский, П. Чайковский, Г. Свиридов и т.д. и т.д. вплоть до наших непосредственных живых современников.

Когда же православная идея нарушалась или отрицалась российскими руководителями или даже массами простых людей, неизбежно возникали распри, смуты, проливалась кровь, а затем наступало неизбежное возмездие.

За почти три четверти века существования СССР в нем сложилась особая коллективистско-социалистическая, советская ментальность, которая постепенно преодолела космополитически-интернационалистическую революционность троцкизма и «красный террор» и странным образом соединила в себе архетипы русской общинности и православной нравственности с марксистским экономоцентризмом и моральном кодексом строителя коммунизма. Недаром о. Сергий Булгаков, как бы предвосхищая будущее, еще в дореволюционное время разрабатывал доктрину христианского социализма. Таким образом, можно сказать, что «тезис» почти тысячелетнего развития православной Руси-России, столкнувшись с «антитезисом» почти вековой стремительной трансформации Советской России-СССР, в принципе может дать некий позитивный «синтез». Если анализировать этот синтез непредвзято, то для христианства гораздо органичнее коллективизм и взаимопомощь, присущие истинному социализму («социализму с человеческим лицом»), чем безжалостная конкуренция и эгоизм капитализма. О том, как преодолеть отчуждение личности, примирить христианскую любовь и жестокую конкуренцию в капиталистическом обществе, задумывались и на Западе, например, американские социальные психологи Э. Фромм и К. Хорни.

В современной России с Православием себя идентифицируют, как минимум, 60% населения (по результатам самых пессимистических отечественных исследований). По данным репрезентативных исследований, проведенных под нашим руководством сотрудниками НИИ комплексных социальных исследований СПбГУ в Санкт-Петербурге (2004 г.) и в Ленинградской области (начало 2005 г.), – 56% петербуржцев считают себя православными (следует учесть, что С. -Петербург далеко не самый православный город в России), а в Ленинградской области 55% опрошенных молодых людей до 30 лет также считают, себя православными (прочие конфессии вместе взятые выбирают по 6% опрошенных в обоих исследованиях, остальные – неверующие или затрудняются ответить). Кроме того, весьма важно, что в Санкт-Петербурге и в Ленинградской области Церковь является одним из двух социальных институтов, которые имеют выраженный положительный баланс доверия у населения (другой институт – это Президент). Все остальные институты, включая разнообразные ветви и уровни власти, имеют отрицательный баланс доверия. Думается, совсем неслучайно Президент, который открыто исповедует православие, в своем послании Федеральному собранию в марте 2005 года 14 раз в разных формах произнес термин «справедливость» и, пожалуй, впервые выделил проблему нравственности личности.

Таким образом, Православие выступает имманентной идеей России, что доказано тысячелетней историей нашей страны, и, по нашему убеждению, основой успешной стратегии развития страны в будущем.