Geum.ru

Рецензенты: доктор медицинских наук А. М. Иваницкий, доктор медицинских наук Р. И. Кругликов симонов П. В. и др

Вид материалаКнига
Подобный материал:
1   ...   21   22   23   24   25   26   27   28   29

Правда и доброта проявляются особенно отчетливо в актерском искусстве, потому что оно не только утверждает естественность и правомерность того и другого, но и противоестественность, неправомерность отклонений от них. Актерское искусство едва ли возможно как без идеала, так и без юмора. Оно наиболее человечно из всех искусств, потому что его «инструментом» является сам творящий ху –

314

дожник: на глазах у зрителей он создает духовные ценности как бы из самого себя. Природа актерского искусства и его духовность оставались загадочными до выяснения его объективных законов Станиславским. Также, впрочем, загадочной была и сама духовность до уяснения ее объективной, а значит, и материальной основы в естественных потребностях человека. Но объективное существует независимо от того, насколько его природа познана человеком. Так было и с актерским искусством задолго до открытий Станиславского.

Н. В. Гоголь писал М. С. Щепкину: «...вам предстоит долг заставить, чтобы не для автора пьесы и не для пьесы, а для актера авторы ездили в театр» 52. Это ли не свидетельство духовности актерского искусства Щепкина, на которого нередко ссылался Станиславский?

В наши дни ярким примером духовности искусства может служить фильм «Покаяние» режиссера Т. Абуладзе. В его стройной композиции утверждение правды и доброты чередуется с разоблачением лжи и равнодушия; композиция фильма включает в себя многозначность широких обобщений; правда актерского исполнения ролей, достоверного во всем вплоть до мельчайших подробностей поведения делает эти обобщения покоряюще убедительными. Но восприятие этого произведения искусства, как и восприятие любой художественной метафоры, всегда и сугубо субъективно. Ни объяснить, ни логически доказать богатство его содержания невозможно, как нельзя сознанием вытеснить или подменить сверхсознание. Искусство адресуется преимущественно к нему.

52 Данилов С. Гоголь и театр. М.: Гослитиздат, 1936. С. 62 (там же ссылка в примеч. Письма Гоголя. Т. 2. С. 242).


Заключение

Мы должны знать, какова природа вообще и как она ется в каждую исторически ху.

Мы должны знать, какова человеческая природа вообще и как она модифицируется в каждую исторически данную эпоху.

и». Маркс )

Можно с основанием ожидать, что эта схематизация сначала прямо-таки восстановит против себя некоторых из тех, кто стоит перед огромной сложностью обсуждаемых явлений. Но это участь всех схем. Всякое новое понимание предмета начинается неизбежно с таких общих построений, которые только постепенно наполняются конкретным содержанием. И. Павлов 2

В последнее время все чаще говорят и пишут о необходимости комплексного исследования человека. Действительно, на протяжении многих лет человек является предметом изучения целого ряда областей знания: философии, социологии, психологии, физиологии, антропологии, медицины, педагогики, искусствоведения, юриспруденции и т. д. и т. п. Первый опыт работы недавно созданных проблемных научных советов по комплексному изучению человека, созыв конференций с аналогичным названием и издание соответствующих сборников наглядно показали, что простое суммирование сведений, добываемых каждой из этих наук, их сопоставление в процессе обсуждений, где каждый специалист продолжает говорить на языке своей профессии, не дают желаемого эффекта. Человек остается «разобранным» по ведомствам отдельных научных дисциплин, качество системности само собой, увы, це возникает.

Выход из создавшегося положения мы усматриваем в разработке таких теоретических концепций, которые исходно носили бы междисциплинарный характер, были бы эвристически плодотворны не в одной, а в нескольких специальных отраслях науки, входящих в систему современного человековедения.

1 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е пзд. Т. 23. С. 623.

2 Павлов И. П. Поли. собр. соч. М., 1956. Т. 3, кн. 2. С. 152.

Нужда в такого рода исследованиях тем более очевидна, что отсутствие системы основополагающих понятий мы обнаруживаем даже в пределах одной и той же науки, например психологии. Ключевые для нее термины «эмоции», «воля», «сознание», «личность», «характер» не имеют общепринятых определений. Почти каждый автор вкладывает в них свой смысл. Как тут не вспомнить И. М. Сеченова, который 125 лет назад писал: «...попробуйте поговорить об одном и том же предмете с психологами различных школ, – что ни школа, то новое мнение, а заведите для сравнения речь хоть, например, о звуке, свете, электричестве с любым физиком любой страны, – от всех в сущности получите одинаковые ответы» 3. А ведь только «одинаковые ответы» могут превратить психологию в науку в том смысле, в каком мы называем наукой астрономию, химию, биологию.

Было бы наивным искать в мозге человека «центры» альтруизма и потребности познания. И то и другое – системные качества, в реализацию которых вовлечен целый ряд взаимодействующих мозговых образований. Вместе с тем современной физиологии мозга известны структуры, повреждение которых и у животных, и у человека закономерно ведет к эмоциональному безразличию, утере интереса к окружающему миру и собственной судьбе4.

Аналогичную ситуацию мы обнаруживаем и в области, которую можно было бы назвать «генетикой души». Лучше и точнее всех об этом сказал академик Д. К. Беляев:

«...нет специальных генов, например, гуманизма или альтруизма или генов антисоциального поведения. Но есть генетически детерминированные свойства психики, сочетание которых, преломляясь через определенные социальные условия, способствует формированию либо человека с высоким чувством совести, испытывающего отвращение не только к преступной деятельности, но и к карьеризму и стяжательству, либо же человека, который плохо понимает, что такое совесть, со всеми вытекающими отсюда последствиями» 5. В статье'', опубликованной па страницах

3 Сеченов И. М. Избр. произведения. М.: Изд-во АН СССР, 1952. Т. 1. С. 130.

4 Обзор соответствующих фактических данных читатель может найти в наших книгах: Симонов П. В. Эмоциональный мозг. М.: Наука, 1981. 215 с.; Он же. Мотивированный мозг. М.: Наука. 1987. 237 с.

s Беляев Д. // Вопр. философии. 1981. № 3. С. 15. 8 Беляев Д. Генетика, общество, личность//Коммунист. 1987. № 7. С. 90-97.

316

317


журнала «Коммунист», Д. К. Беляев называет мозг человека биосоциальным органом личности.

Мы полагаем, что приведенные на предыдущих страницах определения базисных понятий общей психологии, будь то личность и характер, эмоции и воля, сознание и душа, обладают именно междисциплинарным значением, т. е. продуктивны и содержательны не для одной лишь науки о высшей нервной (психической) деятельности человека, но и для смежных областей знания: социологии, педагогики, теории и практики воспитания, искусствоведения и других дисциплин, объектом познания которых является человек в его взаимодействии с природой и социальной средой.

С развиваемых нами позиций человек предстает как закономерный этап эволюции «второй Вселенной»- осознавшей саму себя Природы. Это, с одной стороны, делает допустимым и оправданным поиск филогенетических корней высших психических функций на дочеловеческих ступенях эволюции, а с другой – позволяет обнаружить то качественно новое, что присуще исключительно человеку.

Есть ли у животных душа? Если рассматривать душу как сочетание фундаментальной потребности познания с альтруистической социальной потребностью «для других», то мы имеем все основания предположить в высшей нервной деятельности наиболее развитых млекопитающих животных комплекс свойств, которые можно отнести к филогенетическим предпосылкам будущей духовности. «Бескорыстное» стремление к новизне, любознательность, способность откликаться на сигналы эмоционального состояния другой особи, коллективная забота о молодняке вплоть до актов самопожертвования – таков далеко не полный перечень проявлений подобной «преддуховности».

Тем более «духовны» животные, для которых социальным партнером стал приручивший их человек. «Мы встретились у нашей собаки, – писал И. П. Павлов, – с отчетливым социальным рефлексом, с действием агента социальной среды. Собака, как и ее дикий прародитель волк, – стайное животное, и человек в силу давней исторической связи стал для нее «социус»... Этот опыт вместе с некоторыми ранними толкает нас, наконец, и в область социальных рефлексов, которые мы теперь включаем в программу наших следующих исследований» 7. Трогательная предан –

7 Павлов И. П. Двадцатилетний опыт... М.: Наука, 1973. С. 313. 318

ность собаки своему хозяину, роль которого отнюдь не сводится к тому, чтобы быть поставщиком пищи, дружелюбие и привязанность, тончайшая способность угадывать состояние близкого собаке человека дают нам основание говорить об ее душевности в такой же мере, в какой мы говорим об этом качестве, присутствующем или отсутствующем у любого из нас.

Мыслят ли животные? Если рассматривать мышление как оперирование нейронными «моделями» внешних объектов и возможных действий по удовлетворению актуализированных потребностей, как перенесенный внутрь мозга поиск оптимального действия до его внешней реализации, то мы должны признать, что высшие животные обладают способностью, сопоставимой с мышлением человека, хотя качественно отличной от него. Крыса, забежав в тупик лабиринта, очень часто не повторяет своей ошибки. Это значит, что вид входа задним числом ассоциировался с позднее обнаруженным тупиком. Точно так же, решая задачу, обезьяна идет за палкой, которую она видела раньше, до того, как возникла необходимость в использовании палки. Если у животного после перерыва в поисковых действиях обнаруживается существенный прирост их эффективности, значит, в мозгу произошли события, сделавшие возможным этст скачок путем внутримозговой оценки ранее предпринятых проб и внесения корректив в программу дальнейших действий. Примером анализируемого феномена может служить решение проблемы обходного пути, когда животное должно сперва уйти от пищи, чтобы позднее овладеть ею. Факты показывают, что после ряда неудачных попыток и наступившей затем паузы животное внезапно в корне меняет тактику своего поведения.

В таких случаях внутренней работе мозга трудно дать другое название, кроме мышления, хотя, разумеется, существует качественное отличие развитой мыслительной способности человека от «элементарного конкретного ручного (у обезьян) мышления» животных, как его охарактеризовал И. П. Павлов. Мышление человека в решающей степени базируется на речи, на использовании абстрактных понятий; мышление животных ограничивается наглядными образами внешнего мира, хранящимися в памяти, и лишь в известной мере опирается на обобщенные образы явлений действительности, которые ленинградский физиолог Л. А. Фирсов назвал довербальными понятиями.

Обладают ли животные сознанием? Мы полагаем, что нет. Выше мы определили сознание как знание, которое с

319


помощью слов, математических символов, образов художественных произведений, образцов технологии и т. п. может быть передано другому, стать достоянием других членов сообщества. Но разве у животных отсутствует передача знаний, например путем имитации? Разве птицы не передают молодняку мелодию песни, характерную для данного вида? Разве шимпанзе не овладевает навыками строительства гнезда, наблюдая за действиями взрослых особей? Ученые заметили, что, после того как одна из японских макак научилась мыть сладкий картофель в воде, этот обычай распространился на всю популяцию. Только старые животные продолжали питаться немытыми плодами.

Дело в том, что осознание предполагает не просто передачу знаний, навыков, умений, но их передачу с помощью посредника, отчужденного и от передающего, и от воспринимающего данное сообщение. В «узелке, завязанном на память», психолог Л. С. Выготский увидел зародыш человеческой культуры. Шимпанзе, никогда не видевший как строится гнездо, не способен построить его по образцу, оставленному взрослыми сородичами.

Иными словами, у животных нет того, что философ Карл Поппер назвал «Миром-3», т. е. миром идей, памятников культуры, произведений искусства. «Миром-1» он называет объективный мир, включающий природу, человека и созданные им объекты «второй очеловеченной природы». «Мир-2» – это отражение объективной реальности в человеческой психике, субъективные впечатления, мысли, эмоции, память. Именно там, в мыслящем мозге, рождаются открытия, изобретения и замыслы художественных произведений. Но, материализовавшись в творениях разума, они начинают жить как бы собственной жизнью. Мыслитель, сформулировавший плодотворную идею, давно умер, а идея развивается, обогащается, трансформируется его последователями на протяжении многих столетий. В книгах и произведениях искусства новые поколения находят нечто не замеченное и не оцененное их предшественниками. «Нет, весь я не умру. Душа в заветной лире мой прах переживет и тленья убежит...»

Впрочем, «три мира» отнюдь не изобретение Карла, Поппера. Задолго до него В. И. Ленин писал: «Тут действительно объективно три члена: 1) природа; 2) познание человека – мозг человека (как высший продукт той же природы) и 3) форма отражения природы в познании

320

человека, эта форма и есть понятия, законы, категории etc.»8.

Для того чтобы осознать свое Я, надо объективировать это Я, вынести его за пределы своей телесной организации, взглянуть на него со стороны, сделать его объектом познавательной деятельности. Ни одно животное на это не способно. Животное непосредственно представляет собой единство со своей жизнедеятельностью, писал К. Маркс. Оно не отличается от последней. Животное и жизнедеятельность – одно и то же. Человек делает свою жизнедеятельность объектом своей воли и своего сознания.

Как мы могли убедиться при чтении раздела «Осознание духовности», одной из первых форм отчуждения души было наделение ею почти всех объектов окружающей природы: животных, деревьев, даже скал, даже реки. Человек осознавал присущие ему качества, наделяя ими явления природы. Наблюдая разницу между телом живого человека и телом мертвеца, он видел, что физическое тело остается одним и тэм же. Значит, есть нечто присущее только живому человеку. Что же это такое? Не иначе как наиболее яркое и очевидное воплощение жизни... другой человечек, покидающий тело умершего. Изображение души как маленького человечка дошло до наших дней.

Но параллельно с мифотворчеством развивалось познание реальной действительности, и эти две тенденции все чаще вступали в противоречие друг с другом, иногда драматически непримиримое, иногда разрешающееся компромиссом. Ощущая в себе «другого» и не находя «человечку» места в своей телесной организации, изворотливый человеческий ум нашел великолепный выход: он провозгласил душу бесплотной, неосязаемой и бессмертной.

Миф породила потребность познания в моменты, когда реальных, подтвержденных практикой знаний оказывалось недостаточно для удовлетворения этой потребности. Человек не мог примириться с неопределенностью, непонятностью, непредсказуемостью окружающего его мира. Эта неопределенность вызывала у него растерянность, мешала организации целесообразных действий, порождала беспомощность и нерешительность. И на помощь его первобытному, делающему свои первые шаги сознанию пришло творчество (сверхсознание, скажем мы сегодня), пришел миф. Миф не восполнял знаний, он замещал пробелы в познании действительности.

« Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 29. С. 164. II Запав M2I47

321


Миф не заменял первобытную науку, он существовал рядом с нею. Миф не есть искусство в современном смысле этого слова, потому что сравнительно рано от мифа отделилась сказка. Для древнего человека миф есть реальность, а сказка-поэтическая аллегория, «ложь», в которой, однако, содержится «намек» на реальные события, поступки, взаимоотношения людей.

Рожденный потребностью познания, стремлением внести порядок и смысл в непонятную, загадочную действительность, миф вторично начинает обслуживать социальные потребности человека. И вот уже душа становится Силой – физической, воинской, магической. Силой, полученной от предков и распределенной далеко не в одинаковой мере: больше всего силы оказывается у вождя.

В трех ипостасях религии мы обнаруживаем проявление трех основных групп потребностей человека и одновременно трехуровневую организацию его психики.

Как мы уже сказали, миф породила потребность познания, вооруженная творческой деятельностью сверхсознания. Социальные потребности регулирования жизни древнего сообщества, поддержания в нем порядка и иерархии трансформируют бескорыстный миф в культ, в систему ритуальных действий – здесь в полной мере проявляет себя сознание. Появляются служители культа, жрецы, прорицатели. Культ становится профессией. Социальная потребность следовать нормам, принятым в данном сообществе, делает систему обрядов все более жесткой, незыблемой, догматичной. Автоматизация обрядов достигает такой степени, что переходит в ведение подсознания, становится суеверием и предрассудком. Впрочем, аналогичный путь «сверсознание – сознание – подсознание» проходит любая норма существования человека в обществе, нормы поведения, взаимоотношения с другими людьми, более широко – исторически изменчивые нормы культуры.

Отчуждение, объективизацию своей внутренней сущности как условие ее осознания мы находим и в представлениях древних египтян, о которых в связи с появлением письменности мы можем судить более определенно, чем о психике первобытных людей.

По представлениям древних египтян, духовное начало Ба существует вне человека, по может входить в него, располагаясь в области сердца. Именно эта самостоятельность Ба позволяет человеку говорить с ним, обеспечивая диалогичность мышления. Если Ба принадлежит сфера

322

Ж

сознания, то другое духовное начало – Ка, еще более загадочное, туманное, ускользающее от рациональных объяснений, побуждает к поступкам. Сегодня мы скажем, что Ка есть отражение в сознании древнего египтянина сферы его потребностей и обслуживающей их интуиции, сверхсознания.

Вся жизнь древнего египтянина проходит под знаком почти безраздельного господства социальных потребностей. Социализированный миф наделяет фараона сверхъестественными способностями повелевать природой, устанавливать порядок в обществе, вносить его в хаос, царящий за пределами государства. Впрочем, эти способности отчуждены от фараона: силы «Величества», которыми он наделен, могут оставить его.

Социализировано все. Нормы поведения закреплены их описанием в свитках. Знания вознаграждаются повышением по должности. Регламентировано искусство. Загробная жизнь гарантируется только достойным – так миф стал средством социального воспитания древнего египтянина. «Альтруизм» прагматичен и всегда рассчитывает на вознаграждение.

Обозревая ход человеческой истории, мы можем утверждать, что витальные (равно как и обслуживающие их материально-производственные), социальные и идеальные потребности были присущи людям на всех этапах их исторического развития, подобно тому как филогенетические предшественники этих потребностей обнаруживаются уже у высших животных. Но соотношение, вес этих потребностей различны не только в структуре личности отдельного человека, но и в разные исторические эпохи. Витальные потребности в пище, одежде, жилище, в защите от враждебной природной среды занимали поистине господствующее положение в жизни первобытных сообществ. Древний Египет (в известном смысле он может быть сопоставлен с древним Китаем) явил нам впечатляющее господство социального. Конечно, египетские ученые познавали объективные законы действительности, делали замечательные открытия, а египетские художники, архитекторы и поэты создавали произведения, служащие человечеству до сих пор, – как здесь не вспомнить портрет Нефертити! Если альтруизм был свойствен уже неандертальцам (найдены останки двух особей, которые смогли прожить около двух лет после тяжелого ранения исключительно благодаря заботе других членов группы), то невозможно представить себе существование какой-либо циви –

II*

323


лизацин без проявлений взаимопомощи и самопожертвования.

В божествах Древней Греции эпохи Гомера человеческое воображение воссоздает жизнь людей – их телесное совершенство, физическую мощь, страсти, способность к деяниям. Самой большой ценностью провозглашаются черты, соответствующие социальным нормам поведения:

храбрость, мужество, воля к победе. Па смену силе первобытного вождя и свыше данному величеству египетских фараонов приходит лично добытая, лично заслуженная честь. Из всех человеческих связей – родственных, супружеских, любовных – выше всего ценится мужская дружба.

Рефлексирующее сознание создает новую систему представлений о внутреннем мире человека, его разуме, духе, психике. При этом силы, движущие поведением, еще слиты, четко не различаются: мотивы, чувства, мышление действуют совокупно, незаметно переходя друг в друга. Наставления богов как бы включены в деятельность сознания земного человека. В сущности это тот внутренний голос, который в более поздние эпохи станет голосом собственной совести, чувством вины, велением долга. В момент смерти душа отделяется от тела и отправляется в Аид – прибежище теней, юдоль печали. Перспектива, дающая силы и надежду, отнюдь не переносится в загробный мир, бессмертие носит сугубо земной характер. Оно – в потомках и в славе, хранящейся в памяти потомков.

Человек Гомера наделен развитой рефлексией, он критически оценивает свои чувства и способен анализировать свои побуждения. Сознание отчетливо выделяет особое состояние, возникающее под влиянием и с помощью божества. Это вдохновение, радостный прилив сил, делающий вдохновленного сильнее и удачливее.

Хотя судьба людей во многом определяется богами, человек в значительной мере обладает свободой выбора. Он не только пользуется помощью покровительствующих ему богов, но подчас вступает с ними в борьбу. Все большей ценностью становятся знание, жизненный опыт, причем знание сугубо прагматическое, весьма далекое от абстрактных истин будущей греческой философии, а художник еще мало отличается от искусного ремесленника.