5-6 2011 Содержание поэтоград

Вид материала

Документы

Содержание Саратов в военной шинели

Подобный материал:

• 7-8 2011 Содержание поэтоград, 3199.5kb.
• 9-10 2011 Содержание поэтоград, 3509.54kb.
• Содержание поэтоград, 7753.97kb.
• Москоу Кантри Клаб Москва, 2011 г. Содержание 1 содержание 2 общие положения 3 > закон, 1099.08kb.
• Сайфуллин Халил Хамзаевич учитель биологии, гимназии №9 г. Караганды Караганда 2011, 181.68kb.
• Информационный бюллетень osint №21 сентябрь октябрь 2011, 10964.94kb.
• Приказ №128 от 01. 09. 2011 Публичный доклад за 2010-2011 учебный год Содержание, 681.41kb.
• Жемчужины Адриатики 13 дней (поезд-автобус) Стоимость: 595, 42.06kb.
• Республика Беларусь, г. Минск, ул. К. Маркса, 40-32, 49.41kb.
• Содержание дисциплины наименование тем, их содержание, объем в часах лекционных занятий, 200.99kb.

Татьяна ЛИСИНА

САРАТОВ
В ВОЕННОЙ ШИНЕЛИ

К 70-летию начала
Великой Отечественной войны


***


Если мы с Вами подойдём к ортопедическому институту на улице Чернышевского (СарНИИТО), то увидим на нём мемориальную доску с лаконичной надписью: «1941–1945 гг. В этом здании в годы Великой Отечественной войны располагался эвакогоспиталь 995». Что же скрывается за этими словами?

Эвакогоспиталь был создан буквально в первые дни войны. Руководила им до его расформирования в 1945 году майор медицинской службы Евгения Алексеевна Ковылина, волевая, энергичная женщина, умевшая принимать быстрые и правильные решения в самых сложных ситуациях. Её заместителем (начмедом) и ведущим терапевтом была капитан медицинской службы Валентина Ивановна Баландина (за годы войны они были повышены в званиях и удостоены правительственных наград). Ведущим хирургом госпиталя стал «врач от Бога» (как его называли и коллеги, и раненые) Пётр Тихонович Углов.

Частым гостем был главный консультант эвакогоспиталей Саратовской и Пензенской областей, профессор Сергей Романович Миротворцев. Расскажу о нём одну маленькую историю, которая поможет нам лучше представить этого человека. Однажды, войдя в ординаторскую, Сергей Романович почувствовал подавленное настроение врачей. Оказывается, до прихода профессора говорили о быстром продвижении немцев на восток. Узнав, в чём дело, Сергей Романович засмеялся и сказал: «Это пятая война, участником которой я являюсь, и поверьте моим словам: скоро наступит осень, и наша родная жирная русская грязь затормозит наступление фашистов, а затем ударят наши русские морозы, от которых немцам станет не по себе. Они узнают, почём фунт лиха. А там подоспеет подкрепление с Урала, Сибири и Дальнего Востока. Помяните мои слова: победа будет за нами!»

Эвакогоспиталь 995 стал принимать раненых почти с первых дней своего существования. Самыми тяжёлыми были 1942 и 1943 годы, когда из Сталинграда один за другим приходили волжские пароходы с ранеными. Старожилы помнят, что тогда пассажирский причал (№ 1) находился почти у Князевского взвоза, недалеко от больницы водников и нынешнего ортопедического института. Для транспортировки тяжелораненых госпиталь использовал «полуторки» и подводы на конской тяге. Но многие раненые, пережив бомбёжки и артобстрелы пароходов по пути к Саратову, не дожидаясь очередного рейса машины или подводы, в буквальном смысле слова ползли по Князевскому взвозу по направлению к госпиталю.


***

Все бывшие до этого белоснежными пассажирские пароходы были срочно перекрашены в серый цвет, на их тенты (крыши) были наброшены ветки, чтобы в дневное время их не заметили немецкие бомбардировщики. Но все эти хитрости помогали мало. В 1942 и 1943 годах множество волжских судов погибло от бомб, снарядов и мин.

Чаще всего из Сталинграда к Саратовской пристани подходил пароход «И.А. Гончаров», специально оборудованный под санитарное судно. На его крыше во всю длину и ширину судна был нарисован красный крест (по международным конвенциям санитарные суда и эшелоны не подлежали бомбардировке, но немцы этих правил демонстративно не соблюдали, а иногда бомбили санитарный транспорт с особой жестокостью). Пароходом все военные и первые послевоенные годы командовал капитан Андрей Иванович Белодворцев, который в своих воспоминаниях назовёт маршрут Саратов–Сталинград «огненными рейсами «И.А. Гончарова».

К Саратову приставал и другой пароход – «Композитор Бородин». Он вывозил из Сталинграда раненых в госпитали Горьковской области, но тяжелораненых высаживал в нашем городе (все они тоже «проходили» через эвакогоспиталь № 955). В июле 1942 года окончившая в 1935 году Горьковский медицинский институт Галина Николаева добилась назначения врачом на это судно (раньше ей не разрешали по состоянию здоровья). Она проплавала на нём почти до конца сурового 1942 года, но была высажена в Горьком для сопровождения раненых, а во время последнего рейса немцы разбомбили пароход. Так, благодаря случайному стечению обстоятельств, осталась в живых Галина Евгеньевна Николаева, впоследствии советская писательница, автор очень популярных в своё время романов «Жатва» и «Битва в пути».

И ещё об одном волжском пароходе. На местной линии Саратов–Хвалынск с 1935 года по 1948 год ходил пассажирский пароход «П.И. Баранов» под командованием прославленного речника Ивана Яковлевича Каперина.

В 1942 и 1943 годах во время рейсов Саратов–Хвалынск «П.И. Баранов» неоднократно подвергался немецким бомбёжкам, но И.Я. Каперину каким-то «шестым» чувством удавалось уводить своё любимое судно от падающих рядом с ним в воду бомб.

Поздней осенью 1941 года капитан получил спецзадание: доставить в Куйбышев, где располагалось командование Приволжского военного округа, мобилизованных в Саратовской области бойцов и командиров Красной Армии. При подходе к Куйбышеву резко похолодало и по Волге пошёл лёд, а высаживать воинов Каперину было предписано у причала на реке Самарка. По каким-то соображениям военного начальства высадка на берег будущих фронтовиков была задержана, и когда пароход уже был готов вернуться на зимовку в Саратов, устье Самарки было густо забито льдами. Ледокола, который мог бы помочь «П.И. Баранову» выбраться из «ледового плена», в Самарском затоне не оказалось. Приходилось надеяться только на свои силы. Колёсный пароход не был рассчитан на такие экстремальные манёвры. «Полный вперёд!» – и судно продвигалось на несколько метров в ледяном заторе, после чего тут же «отрабатывало» назад. Затем снова «Полный вперёд!» и т.д. Излишне говорить, что весь этот тяжёлый для всего экипажа день И.Я. Каперин провёл на капитанском мостике и в ходовой рубке, хотя ночью его ждала собственная вахта. Прежде чем выбраться на «большую воду», команде пришлось сменить четыре (!) комплекта деревянных колёсных плиц (лопастей), так как при ударе о лёд они предательски ломались. Как тут было не вспомнить добрым словом механика парохода – потомственного волгаря Александра Васильевича Косцова, который, услышав о предстоящем спецрейсе в Куйбышев, попросил капитана перед выходом из Саратова зайти в затон и «выбить» на Саратовском судоремзаводе изрядное количество запасных плиц.

Волжские суда доставляли в Сталинград воинов, продовольствие, боевую технику и боеприпасы, горючесмазочные материалы для танков, а уходили из горящего города, до отказа забитые ранеными и беженцами. Сталинградская битва шла 200 дней и 200 ночей и явилась решающим сражением Второй мировой войны.

...Заканчивая рассказ о военных буднях экипажей волжских судов, нельзя не вспомнить слова известного советского полководца: «Неизвестно, чем бы закончилась Сталинградская битва, если бы не проявили своё геройство и мужество волжские речники».

Об этом я не так давно услышала в Музее волжского флота, расположенном в здании речного вокзала в Волгограде, с горечью подумав о том, что в нашем городе давно уже нет речного вокзала, а музей речного флота влачит жалкое существование и не доступен для посетителей. Но недавно ситуация неожиданно изменилась к лучшему. За день до Дня Победы, 7 мая 2011 года, на здании бывшего речного вокзала появилась мемориальная доска со следующими словами: «Памяти речников-саратовцев, погибших при защите Сталинграда в годы Великой Отечественной войны 17.07.1942–2.02.1943 гг., ушедших в бессмертие вечной славы!». Под доской на асфальте установлен большой якорь – традиционный символ речного и морского флота.

***

В первые годы войны Саратов подвергался регулярным бомбёжкам. Они происходили вечерами, как правило, в одно и то же время: около 23 часов 20 минут. Видимо, немцы старались этим продемонстрировать свою пунктуальность и постоянство в своих дальнейших действиях. Перед налётами горожане уже ожидали объявления воздушной тревоги по радио: «Граждане! Воздушная тревога! Граждане! Воздушная тревога!» Оповещения звучали из громкоговорителей на улицах и из домашних репродукторов – «чёрных тарелок», имевшихся в каждой квартире. После этого люди спускались в бомбоубежища или в подвалы старых домов.

По тёмному небу скользили лучи прожекторов, в которых иногда можно было безошибочно разглядеть фашистский бомбардировщик. Как только самолёт попадал в луч прожектора – а иногда на нём сходились два, а то и три луча сразу и уже не выпускали его из своего поля, – раздавались «басы» зениток, после чего самолёт уходил назад и, сделав в небе круг, возвращался снова или, к радости смельчаков, наблюдавших за небом, начинал гореть и падал на землю.

Основными «мишенями» бомбардировщиков в Саратове были железнодорожный мост через Волгу, крупные заводы и городская электростанция СарГРЭС. Она находилась совсем рядом с эвакогоспиталем № 955, и однажды поздно вечером во двор госпиталя попала бомба, при падении «зарывшись» в землю. К счастью, она не разорвалась. Сапёры оцепили место падения бомбы и на рассвете обезвредили её.

Это была, наверное, самая тревожная и беспокойная ночь в истории госпиталя. Но и другие дни и ночи 1942 и 1943 годов тоже нельзя назвать спокойными. На одного врача приходилось по нескольку десятков пациентов. А ведь в госпиталь были мобилизованы не только хирурги, но и терапевты, и другие специалисты, которым в первые же недели работы приходилось осваивать навыки перевязки, наложения шин и гипсовых повязок, помогать хирургам в сложных операциях. Тогда понятия «продолжительность рабочего дня» фактически не существовало. Работники госпиталя находились в нём до позднего вечера, а часто оставались и на ночь. Были ли у них минуты отдыха? Конечно, были. Тогда их называли «отдушинами».

Инструктор по лечебной физкультуре Татьяна Птицына в спокойные вечера приглашала в красный уголок сотрудников и, аккомпанируя себе на рояле, напевала им вполголоса лирические песни Александра Вертинского. Дежурные врачи и сёстры иногда при свете керосиновых ламп (так как электричество часто отключалось, а в операционных и перевязочных на экстренный случай стояли всегда заряженные аккумуляторы с автомобильными лампочками) по ночам от руки переписывали стихи, чаще всего Константина Симонова: «Жди меня, и я вернусь…», «Хозяйка дома», «Открытое письмо» и др.

***

В военные годы в Саратовской области работало 77 лечебных учреждений. Среди них был и не совсем обычный госпиталь – для раненых немецких пленных. Однажды в него доставили офицера-лётчика, самолёт которого был подбит в воздухе советской авиацией. Лётчик успел выпрыгнуть из горящей машины с парашютом, но в темноте приземлился крайне неудачно: получил множественные переломы. В бессознательном состоянии его доставили в спецгоспиталь.

По множеству наград на его кителе сотрудники госпиталя поняли, что это не простой пилот, а лётчик-ас. Когда он пришёл в себя, то начал пугливо озираться по сторонам и жестами отказываться от инъекций и прочих медицинских процедур. Переводчик из разговора с раненым выяснил, что всем немцам внушали мысль о том, что их в советском плену либо расстреливают, либо лишают жизни с помощью ядов в госпиталях. Переводчик успокоил пленного и сказал, что в госпитале его будут только лечить.

Когда раненый пошёл на поправку, он обратился к переводчику с такими словами: «У меня большое количество боевых вылетов. Меня считали лучшим лётчиком авиационной части. Я попадал в различные переделки, и мне удавалось успешно выходить из них. Но на этот раз советский лётчик прочно «сел мне на хвост». Никакие ухищрения не помогли мне оторваться от него. Мне бы очень хотелось увидеть этого воздушного виртуоза».

Переводчик передал всё это руководству своего госпиталя, которое решило выполнить такую необычную просьбу пленного офицера. Через несколько дней в палате открылась дверь, и на пороге рядом с переводчиком показалась хрупкая, совсем юная девушка, в накинутом поверх военной формы халате. Немец решил, что его просто разыгрывают. Но когда переводчик сказал, что эта девушка – лётчик из женского авиаполка, то пленный пилот всё понял и сказал, что впервые увидел так близко перед собою живую «ночную ведьму».


***

Для молодого поколения поясним, что Марина Михайловна Раскова – знаменитая советская лётчица, которая в 1938 году вместе с Валентиной Гризодубовой и Полиной Осипенко совершила беспосадочный перелёт Москва–Дальний Восток.

С начала Великой Отечественной войны Герой Советского Союза, кавалер двух орденов Ленина майор М. Раскова командовала авиа­группой по формированию трёх женских авиаполков, а с января 1942 года была командиром женского бомбардировочного авиаполка, лётчиц которого немцы прозвали «ночными ведьмами». Погибла Марина Раскова 4 января 1943 года близ Саратова. Скорее всего, её подвёл указатель высоты, и самолёт в темноте врезался в землю. Похоронена наша знаменитая землячка на Красной площади у Кремлёвской стены.

Ольга Тимофеевна Голубева, бывший штурман женского авиаполка, награждённая двумя орденами Отечественной войны I степени, орденом Красной Звезды и восемнадцатью медалями, вспоминала, как в начале войны в Саратове они с подругой Лидой Лаврентьевой стали медицинскими сёстрами в санитарном поезде. Там они узнали от раненого лётчика, что Марина Раскова формирует женскую авиационную часть. Подругу сразу же отпустили, а Ольгу нет. Но она сбежала, не понимая, что это дезертирство. При ней не было никаких документов, кроме увольнительной, и когда девушка объяснила Марине Михайловне, что просто-напросто сбежала, чтобы попасть в её часть, Раскова, покачав головой, сказала только: «Эх, девчонки, девчонки!» Ольга Тимофеевна на всю жизнь сохранила в памяти интонацию, с которой были произнесены эти слова. Раскова спросила: «Что ты умеешь делать?» – «Электричество хорошо знаю». – «Откуда?» – «По физике было пять». Марина Михайловна предупредила, чтобы Оля о своём побеге никому не говорила, а на все вопросы отвечала, что все документы отдала лично ей.

Уже позже Ольга Тимофеевна поняла, что Раскова спасла ей жизнь: в то время за побег можно было запросто угодить в СМЕРШ.

Так Голубева стала электриком. Как электрик она обслужила 1750 боевых вылетов. Но ей так хотелось летать! Она занимается по учебникам, изучает аэронавигацию и в августе 1943 года экстерном сдаёт экзамены по штурманскому делу. После трёх тренировочных полётов Голубеву посылают штурманом на первое боевое задание. Она сделала 600 боевых вылетов. В её характеристике написано: «Не имела ни одного случая потери ориентировки».

Летали по ночам, от заката до рассвета. Словно карусель: улетает первый самолёт, подходит второй, улетает второй, за ним третий, уходит последний, затем – опять первый. Летом успевали сделать четыре-пять вылетов, а зимой получалось до восьми-десяти. Однажды, когда снаряд попал в двигатель и он загорелся, Ольге Тимофеевне пришлось прыгать с парашютом.

46-й гвардейский орденов Красного Знамени и Суворова авиаполк ночных бомбардировщиков, сформированный Мариной Расковой, прошёл долгий и славный путь. Он участвовал в боевых операциях на Южном фронте. В 1942 году пришлось отступить до Северного Кавказа, а после победы в Сталинградской битве полк перешёл в наступление, освобождал Краснодар, Кубань, Тамань, Севастополь. Затем перелетел на Западный фронт, а потом в составе 2-го Белорусского фронта дошёл почти до Берлина.

После войны Ольга Голубева закончила Московский институт иностранных языков по специальности: «Испанский и английский». Служила в Главном разведывательном управлении Министерства обороны, работала преподавателем в высших военных учебных заведениях. Она оставалась в армии до 1955 года, а затем работала преподавателем в Саратовском юридическом институте. Много писала. Была принята в Союз журналистов. В свет вышло четыре её книги.

Умерла Ольга Тимофеевна в этом году, незадолго до Дня Победы.

Здесь нельзя не вспомнить и о других девушках в военных гимнастёрках – саратовских зенитчицах. Как только доносился едва уловимый шум немецких моторов, девушки сразу же приводили в боевую готовность зенитки. Когда самолёты приближались к городу, небо начинали «обшаривать» с разных точек мощные прожектора. Ими, кстати, тоже управляли в основном юные девушки. Обломки одного из первых сбитых фашистских самолётов («Ю-88») были привезены и сложены на площади Революции, и жители Саратова (а особенно, конечно, мальчишки) специально ходили на площадь, чтобы на них посмотреть.

Память о славных делах саратовских зенитчиц сохранилась и по сей день. Кому сейчас незнакома зенитка, установленная на высоком постаменте, недалеко от остановки «Завод им. В.И. Ленина» на ул. Чернышевского? На мемориальной доске на постаменте краткая надпись: «Защитникам саратовского неба. 1941–1945 гг.».


***

Немного о саратовских заводах. Только в одном Сталинском (ныне Заводском) районе на оборону страны работали девять заводов. Не все сейчас знают о том, что среди них был даже завод силикатного кирпича, выпускавший мины с керамическим покрытием, которые не могли обнаружить немецкие миноискатели.

11 февраля 1941 года свои первые подшипники выпустил Третий Государственный подшипниковый завод (ГПЗ-3). До второй половины 1942 года это был единственный завод в стране, выпускавший подшипники для военной техники. Он первым из крупных промышленных предприятий Саратова подвергся немецкой бомбардировке. При этом погибли 26 человек, повреждение же корпусов завода и его оборудования было небольшим.

В 1931 году в Саратове был построен и введён в строй завод по производству сельскохозяйственных машин, который многие годы горожане называли «Комбайном». Но уже в 1938 году завод был перепрофилирован в авиационный. В годы Великой Отечественной войны заводом было изготовлено более 13 тысяч (!) боевых истребителей конструкции ОКБ А.С. Яковлева («Як-1» и «Як-3») – почти четверть всех истребителей, выпущенных авиационными заводами Советского Союза за этот период. Это о главном истребителе Отечественной войны пел Владимир Высоцкий: «Я – «Як»-истребитель, мотор мой звенит, небо – моя обитель». Это на нём летали французские пилоты отдельного истребительного авиационного полка «Нормандия–Неман». В 1943 году немецкая авиация на 70% разрушила завод, но его восстановили всего за три месяца (!). Директором завода тогда был И.С. Левин. Восстановление завода проводилось круглосуточно. А весной 1949 года на нашем авиационном заводе был впервые поднят в воздух новейший реактивный истребитель «Ла-15». Наверно, только этих фактов достаточно для того, чтобы получить моральное право назвать развал флагмана отечественного самолётостроения государственным преступлением. Но это уже тема отдельного разговора.

24 августа 1934 года была пущена в эксплуатацию первая очередь Саратовского крекинг-завода (ныне Саратовский нефтеперерабатывающий завод). Несмотря на то, что работники нефтяной промышленности Указом Государственного Комитета Обороны страны от мобилизации были освобождены, с завода на фронт ушли более 800 человек.

Одно из самых трагических событий в жизни завода произошло в 42-м году. Немцы в районе Сталинграда в нескольких местах вышли к берегу Волги и с него из артиллерийских орудий в упор расстреливали речные суда, а они шли в Сталинград с бойцами и военной техникой, а вывозили из него раненых и беженцев.

Война приближалась к Саратову. Он стал прифронтовым городом. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 9 сентября 1942 года в Саратовской области было объявлено военное положение. Приехавшие в Саратов члены правительства К.Е. Ворошилов и М.И. Калинин обсудили первостепенные стратегические вопросы с первым секретарём Саратовского Обкома ВКП(б) Павлом Тимофеевичем Комаровым, который занимал этот пост с июля 1942 по 1948 год.

Было принято решение об эвакуации. Для эвакуации на Урал (по Волге и Каме) семей и детей сотрудников «Нефтестроя» и крекинг-завода была выделена деревянная баржа. Судно стояло у берега в ожидании буксирного парохода. Люди разместились на палубе и в трюмах. Вечером 20 сентября в баржу с большим количеством людей попали две бомбы. Баржа раскололась пополам. Начался пожар. Заводская пожарная часть узнала о случившемся сразу же от постового на вышке. Бойцы бросились спасать людей из холодной сентябрьской воды. Но удалось спасти только 200 человек. 21 и 22 сентября на месте затонувшей баржи работали водолазы, которые вытаскивали трупы женщин и детей из трюмов. Погибшие были захоронены на Увекском кладбище в братской могиле.

Немцы бомбили крекинг-завод не только в 1942 году, но и в июне 1943 года. За 11 дней летних бомбёжек 1943 года завод был разрушен почти полностью. Сразу же после прекращения налётов под руководством директора Бориса Павловича Майорова началось восстановление разрушенного хозяйства завода, который уже через 6 месяцев (!) начал работать. За первый месяц после восстановления рабочие перевыполнили план на 150%. Топливо пошло на Курскую дугу.

Борис Павлович Майоров был строгим руководителем и очень доброжелательным человеком. Только один штрих к его портрету. Жил он на Малой Казачьей улице (ныне ул. Яблочкова), в доме № 12. Когда за ним приходила машина, её тут же окружали мальчишки с соседних дворов, которым очень хотелось прокатиться. Подходя к ней, директор завода открывал сразу две дверцы: переднюю – для себя, заднюю – для детей. Они до отказа забивали сиденье, и, когда машина трогалась с места, их радости не было предела. А на ближайшем перекрёстке машина останавливалась, и малолетние пассажиры бегом возвращались в свои дворы.


***

В Саратов и Саратовскую область было эвакуировано из Москвы и западных областей Советского Союза 100 заводов и около 800 тысяч человек.

Но в Саратов были эвакуированы не только заводы. Почти весь Ленинградский государственный университет был переведён к нам и тепло принят Саратовским государственным университетом, которому для этого пришлось заметно потесниться. Оба ВУЗа стали работать «рука об руку». Чтобы как-то помочь ленинградцам, директор Музея Н.Г. Чернышевского – внучка писателя Нина Михайловна Чернышевская – разрешила им весной 1943 года посадить на территории музейной усадьбы картошку. За что научные сотрудники ЛГУ были ей бесконечно благодарны.