Содержание поэтоград

Вид материалаДокументы

Содержание


Десятая планета
Литературное сегодня
В заколдованной стране. – С. 106
Камера абсурда
Публиковался в журналах «Волга», «Волга
Вода небесная светла
Ольга Клюкина родилась в 1960 г. в поселке Приволжский Саратовской области.
Портрет из черного бисера
Игра в прятки
Глава третья
Маленькое дельце
Фото на память
Парижские тайны
Бисерные слезы
Глава девятая
Хвала искусству
Вместо послесловия
Останется мой голос
Тихим светом сияет душа
Ф. Поленову
...
Полное содержание
Подобный материал:
  1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   16






СОДЕРЖАНИЕ

ПОЭТОГРАД

Валерий Кремер. Вода небесная светла. Стихи – С. 2

ОТРАЖЕНИЯ

Ольга Клюкина. Портрет из черного бисера. Исторический мини-роман – С. 10

ОСТАНЕТСЯ МОЙ ГОЛОС

Наталия МЕДВЕДЕВА. Тихим светом сияет душа. Стихи и поэма – С. 45

Елизавета МАРТЫНОВА. Голос любви. Статья. – С. 61

В САДАХ ЛИЦЕЯ

Вера АГАФОНОВА. Я вернусь в мою звонкую степь. Стихи. – С. 71

Елена Борзых. Необратимая весна. Стихи. – С. 77

ДЕСЯТАЯ ПЛАНЕТА

Татьяна НАЯНОВА. Когда Вселенная говорит. Рассказы. – С. 80

НА ВОЛНЕ ПАМЯТИ

Владимир ВАРДУГИН. А где-то, в пышной зелени Саратова… – С. 88

Анатолий БАРИНОВ. Прощание с Волгой. – С. 92

ЛИТЕРАТУРНОЕ СЕГОДНЯ

Вера АГАФОНОВА. Журнал о красоте и не только. – С. 103

Светлана ПОЛЕТАЕВА-ЧЕРКАССКАЯ. Русский меч и нечистая сила. – С. 104

Михаил ЦАРТ. В заколдованной стране. – С. 106

В мире искусства

А. Г. Символ женственности (заметки о творчестве художника Ольги Вахониной)

С. 108.

КАМЕРА АБСУРДА

Олег МОЛОТКОВ. Я не могу быть умным: мне совесть не велит. Стихи – С. 109

Михаил МУЛЛИН. В хорошей компании. Пародии. Хокку. Офонаризмы и
размышлизмы.
– С. 112

СЕМЕЙНОЕ ЧТЕНИЕ (журнал в журнале)

Алексей ТОЛСТОЙ. Сорочьи сказки. – С. 118

Людмила КАРИМОВА. Праздник улицей шагает. Стихи. – С. 128

Виктория ЗАДВОРНОВА. Царевич-лягушонок. Рассказ. – С. 130

Татьяна КОНОВАЛОВА. Про все на свете. Стихи. – С. 132

Михаил КАРИШНЕВ-ЛУБОЦКИЙ. Чудесное наследство. Роман-сказка – С. 137

ПОЭТОГРАД


Валерий КРЕМЕР


Валерий Кремер родился в 1954 году в г. Саратове.

Окончил филологический факультет СГУ. Работал учителем в сельской школе, корреспондентом и редактором в различных газетах г. Саратова. В настоящее времязаведующий отделом областной «Деловой газеты».

Публиковался в журналах «Волга», «ВолгаXXI век», в литературно-художественном альманахе «Саратов литературный». Автор поэтических сборников «Путь», «Время Вдоха», «Путешествие к Центру Вихря», «Свидетельство о жизни». Член Союза писателей России.


ВОДА НЕБЕСНАЯ СВЕТЛА


ДРУГУ

Сад подрублен, садовник подкуплен,

И земная колеблется ось.

Голос друга чуть тлеет, обуглен:

«Мы не Стали. Нам не удалось».

Не спеши. Не погаснет лампада,

Если веришь в добро, как дитя.

Неспроста эти пальцы, коль надо,

Разгибают подкову шутя.

Хоть измена у нас в обороне,

И стаканами хлещем вранье,

Те, за морем, нас рано хоронят,

Да и местное лжет воронье.

Все ходили путями глухими,

Но пока на плечах голова,

Мы – упрямцы с корнями живыми,

Что вцепились в родные слова.

Все сильнее земное вращенье,

Ближе края смертельный оскал.

Мы настанем. И будет Прощенье

Всем, кто верил, любил и искал.


***

В боях за корыто

Налипли на жизнь

Короста корысти

И ржавчина лжи.

То выдадут пшенки,

То даже икры –

Пляшите, душонки,

На нити Игры!

С утра телесводня

Поведать спешит,

Какая сегодня

Цена у души.

А небо и птица

С полетом слились.

А дерево тянется

Листьями ввысь...


***

И сказали ему: «Ты – лопух!

Ты на мир посмотри.

Неделим он на трех и на двух.

И пароль в нем – «Бери!».

Это мир, где с утра кобура,

В кобуре – пистолет.

Ты не вовремя крикнул: «Ура!» –

И тебя уже нет».

И ответил он им: «Нахватай

Хоть на тысячу лет, –

Завтра смерчем промчится Мамай,

И тебя больше нет.

Как и не было вовсе вовек.

Не пробился росток.

По названию ты– человек.

А по сути – никто.

Ваши дни из бумаги,

Вам ночь раздает имена.

Ваши речи и флаги

Стремительно сводят с ума.

После вех и этапов

Свобода как выдох дана.

Просто дождик закапал,

Круги на воде, тишина...»


***

Метался по ночи, как раненый зверь,

Пил с неба летящую воду.

Погоня отстала. Куда ты теперь?

Во что заколотишь свободу?

На сколько вестей занавесишь свой страх?

На сколько зароешь ответов,

Стараясь не помнить песок на зубах

И мстительность хлещущих веток?

Храня как последнее – веру в бросок

Спасительный в бездну оконца.

Так погреба темень взрывает росток

Картофельный– жаждою солнца.


***

Он быть хотел всего лишь звуком,

Что созревает навсегда.

Но это – жесткая наука

И падающая звезда.

Он странствовал, вбирая нежно

И свет, и мрак в попытке спеть

Так, чтобы стать, как жизнь, безбрежным

Или отчетливым, как смерть.

Но понял: звук не ради звука,

А способ жест души сберечь.

И лишь одна важна наука –

Любовью стать, чтоб светом течь.


***

Ночь, не начавшись, кончится.

Что ж, так тому и быть.

О Господи! Как хочется

Поверить, полюбить!

Бредя тропой железною,

Где правит балом тать.

Заигрывая с бездною

В слепой попытке Стать.

Прозренья слово нижется

На утро без труда.

А маятник все движется

Туда, сюда, туда...


***

Вновь ни счастья, ни покоя –

Боль прозрений, трепет крыл.

Что ведет твоей рукою?

Воля чьих незримых сил?

В завихреньях жуткой яви

Вновь погибель превозмог.

Кто спасает: Бог иль дьявол?

Как же верится, что Бог!


***

Счастье – о смерти не знать,

как деревья и дети,

Мир обнимать, как поля обнимает простор.

Дерево сквозь небеса прорастает в бессмертье.

Дети смеются, листву собирая в костер.


***

Рад бы я в рай, да вот только грехи не пускают.

Но оглянуться успею еще на бегу:

Дерево Тополь чуть слышно меня окликает,

Птица Снегирь пламенеет в безмолвном снегу.


***

Так кончается лето – озябшее утро, ветер.

Где-то падает снег, и печки хлопнула дверца.

Так кончается песня. И никому на свете

Я уже не скажу тех слов, что рвались из сердца.

Так кончается все. Таинственно и беспечно.

В никуда уходят звуки, объятья, реки.

Все, что так хотело остаться со мной навеки.

Все, что так по-детски быть обещало вечно

И ушло, став мной...


***

И лишь огни, огни ночные

И быстрый перестук колес.

Глаза чужие и родные,

Уже не прячущие слез,

Что высекает ветер века

На поворотах бытия,

Испытывая человека.

Куда теперь он мчит меня?

Ответа нет и нет возврата.

Одною Тайною дыша,

Летят стремительно куда-то

Планета, поезд, ночь, душа.


***

С рожденья вслушиваешься в голоса –

Ищешь свою стаю,

Отчаянно сражаешься

То за тех, то за других,

Побеждая и терпя поражения.

Но чего-то главного не хватает.

И только когда потеряешь

Половину перьев

И половину жизни,

Вдруг услышишь,

Как тебя окликает с неба

Жаворонок-одиночка.


***

Простите, облака и птицы, –

Мой шаг неровен и тяжел.

Я позабыл, зачем пришел,

И не могу Родиться.

Но миг настанет золотой –

Деревья, птицы, люди, реки,

Обнявшись, мы войдем навеки

В светящийся покой.


***

И знать, что ты не тот, чье имя выкликают.

И знать, что ты не здесь, а в пламени небес.

И этот дальний свет все брезжит, все не тает,

Хоть ты живешь шутя, повесой из повес.

О этот верный свет! Он только не сдается,

Когда тебя столкнет в водоворот беда,

И терпеливо ждет, пока душа очнется,

Увидев Божий мир, любимый навсегда.


***

Новый мир зияет бездной.

Боль утрат сжимает грудь.

Помоги, Отец Небесный!

Укажи Спасенья Путь!

И выстукивает сердце,

Обжигая, торопя:

«Эта дверца, эта дверца

Скрыта в сердце у тебя».


***

Над миром зреет тишина

И звездами щекочется.

Ночь ожидания полна,

И спать совсем не хочется.

Доверься этой тишине,

Мерцающим горошинам,

Ведь что-то ждет на самом дне

Хорошее-хорошее.


***

Вода небесная светла.

И ты, шепча: «За что мне это?»,

В нее впадаешь, словно лето

И пруд, и поле, и ветла.

Судьба пока не догнала.

Она еще тебя стреножит

Когда-нибудь. Но позже, позже.

Вода небесная светла.

Все ранящее растворилось,

О что так долго сердце билось,

Как бабочка о край стекла.

Вода небесная светла.

Мир не затем, чтоб стать увечным,

Но быть светящимся и вечным,

Раз выдохнуть душа смогла:

«Вода небесная светла!»


***

Сорви это яблоко! Солнцем, как углем,

Судьба очертила тебя и меня.

И прикосновеньем бездонным и смуглым

Загадана жизнь до последнего дня.

И к этой черте не дано подступиться.

Мы в солнечном круге любви. И с тех пор

Разлука сверкает вязальною спицей

И болью скрепляет все тот же узор.

Не вскрикнет калитка разбуженной птицей,

Когда я в твой сон осторожно войду.

Там звездные блики дрожат на ресницах

И падают яблоки в спящем саду.


***

Всему давать свои названья,

Любого тайной наделять.

Сходить с ума от ожиданья,

От жажды встретиться опять.

Так удивленно верить, верить

И вдруг не верить. До конца.

Разрушив у последней двери

Все тайны милого лица.

Как мел бледнея, испугаться,

Что все. Что спала пелена.

И что-то говорить. И клясться.

Но все ж войти. И пить до дна.


***

Поднявшись на мост, понимаешь, что это всерьез,

Что праздник растаял, едва рассмеяться успев.

И взгляд на лету каменеет, как птица в мороз,

И падает в воду, до берега не долетев.

А на берегу, где мы долго стояли вчера,

Другие, обнявшись, глядят на теченье реки.

Куда исчезает навек, не дожив до утра,

Возникшее из тишины и движенья руки?

И хочется заговорить, засмеяться, ожить,

Ведь все это выдумки, глупость, усталость, пустяк!

И чувствуешь: губ ледяных не разжать, не раскрыть,

Не сдвинуться с места, не вытолкнуть голос никак.

«Все к лучшему,– думаешь ты,– ей виднее, судьбе.

Как этой реке, нам уже не вернуться назад».

Но чей это голос пробившийся шепчет тебе:

«Ты сам виноват. Только сам ты во всем виноват»?


***

Все, что мы говорим,– это лишь арифметика,

А миры предлагают другие ключи.

У тебя на плече золотая отметинка,

Словно звездочка близкая в смуглой ночи.

Я целую ее, и приходит в движение

То, что звезды рождает и тайно ведет.

Небо в небе другом пьет свое отражение,

И твоя арифметика алгебру бьет.


***

Кого-то вглубь души заманишь

И вновь на время оживешь,

Пока однажды не поймешь:

До звезд, как в детстве, не достанешь.

Все медленнее сердце бьется,

Теснее дней бесцветных круг.

Но Ангел в небе улыбнется –

И ты Себя окликнешь вдруг.


***

В желтом и красном лесу мы с тобою брели,

Словно по хрупкому льду или краю земли,

Вымолвить слово боясь, чтобы не оборвало

Видимость нити меж нами звучание лжи.

«Целая жизнь впереди. Мы начнем все сначала.

Это не может вдруг кончиться», – что ни скажи,

Звуки забьются, фальшивя, в словесном капкане

Иль растворятся, как соли щепоть в океане.

Лист оторвался, и ветер уносит его,

Между землею и небом кружа прихотливо.

Я у подъезда сказал, как обычно: «Счастливо!»

Дрогнули губы твои, не произнеся ничего.


***

Все прошло. Понять несложно

Смысл письма... Уже темно.

Снег бездомный осторожно

Постучал в мое окно.

Не под силу жить, прощаясь,

И терять, едва найдя,

То на небо возвращаясь,

То к земле опять летя.

Что ж, входи: тепла напьешься,

На руке моей поспишь,

Словно ветка – приживешься,

Словно птица – улетишь...


***

Слишком широкое небо за этим окном.

Ты его видишь всегда, я же изредка только.

Небо в окно напевает о вечно родном.

Жаль, что безбрежность его не разломишь на дольки.

Слишком оно далеко от меня. На краю

Света и тьмы, меж которыми маюсь, сгорая.

Было бы мне в нем, наверно, легко, как в раю,

Если б сумел дотянуться, толкнувшись от края.

Слишком огромно оно для несмелой души,

Силу теряющей в поисках корочки хлеба.

Ты мне еще раз увидеть его разреши,

Может быть, брошусь с разбега в широкое небо...


***

Дождинки, по стеклу скользя,

Бегут и не кончаются.

И думать о тебе нельзя,

Да вот не получается.

Представлю, что касаюсь рук –

Ты вздрогнешь, удивленная.

И в сердце превратится вдруг

Вселенная влюбленная.

Раз есть на свете я и ты,

То ни дождем, ни мелом

Уже не провести черты,

Чтоб разделить сумела.


***

Все. Прощай, чужая роль!

Здравствуй, жизнь в морозном блеске!

Эти солнечные всплески

Называются Люболь.

На куски– сомнений тучи,

Мертвой логики каркас,

Как струна, остра, певуча

Нить, связующая нас.

Все равно никто не знает,

Что там после – рай иль ад,

Или просто ночь глухая,

Или вечный листопад.

Знаю только, что, касаясь

Рук твоих и губ твоих,

Я дарю Вселенной завязь

Вспышек солнечных благих.

ОТРАЖЕНИЯ


Ольга КЛЮКИНА


Ольга Клюкина родилась в 1960 г. в поселке Приволжский Саратовской области.

Живет в Саратове. Окончила филологический факультет СГУ. Работает в городских и областных газетах, в основном освещая вопросы культуры и искусства. Большинство книг О. Клюкиной выпущено московскими издательствами. Член Союза журналистов России, Союза российских писателей.


ПОРТРЕТ ИЗ ЧЕРНОГО БИСЕРА

исторический мини-роман


Посвящается российским благотворителям


Глава первая

НЕУДАЧНИК

Панин помедлил и выпил еще одну рюмку. Была не была! Хуже не будет, потому что все равно некуда.

Он уже полчаса сидел в трактире Караваева и пару раз порывался уйти. Но вместо этого терпеливо вздыхал и прикладывался к рюмке. Убежать в последний момент и не встретиться с Евгением – малодушно и бесчестно, а это – не в его правилах.

В конце концов, он мог еще вчера найти предлог, чтобы отказаться от встречи с бывшим однокурсником. Но слово было дано, и Алексей решил пораньше явиться в трактир, чтобы взбодрить себя водочкой.

Он до сих пор не пришел в себя после вчерашней встречи с Евгением Метлицким. В свое время они вместе занимались музыкой в классе профессора Березина и были очень дружны. Но Алексей не завершил музыкального образования, потому что страстно увлекся рисованием и перешел в художественную частную студию. Впрочем, по семейным обстоятельствам, он и студии закончить не сумел.

В последнее время Панин устроился давать уроки музыки и гуманитарных наук сынишке богатого купца Ярослава Пряхина, и его дела шли вполне сносно...

Алексей вздохнул и еще раз посмотрел на входную дверь. Или все-таки улизнуть, пока не поздно? Вряд ли Евгений будет его искать, тем более, он успел сообщить, что уезжает сегодня в Москву вечерним поездом. А там – поминай, как звали!

Если говорить откровенно, вчера старый приятель буквально сразил Алексея своим столичным, благополучным видом. Мало того что теперь Евгений был завит по последней моде и прекрасно одет. Буквально за пять минут разговора Метлицкий дал понять, что его музыкальная карьера резко пошла в гору: он сделался акком-паниатором одной столичной примы, на днях отправляется с ней в длительное турне по Европе. И даже успел намекнуть, что имеет с певицей некоторые «амуры».

В родной городок Евгений заехал буквально на пару дней, чтобы перед отъездом повидаться с родителями и своей многочисленной родней. Встречаться с бывшими приятелями явно не входило в его планы, но уж раз так подвернулось...

«Надо же ему перед кем-нибудь хвост распушить», – с неприяз-нью подумал Алексей, вспоминая до неузнаваемости расфуфыренного приятеля, у которого даже в лице появилось что-то петушиное.

Вчера Евгений торопился на праздник в дом к вице-губернатору, где должен был играть на рояле. Но на бегу заставил Алексея поклясться, что непременно в полдень они встретятся в трактире Караваева, чтобы «сбрызнуть» встречу.

«Метлицкий всегда быстро бегал, но при этом повсюду опаздывал, – вспомнил Алексей. – Теперь это даже кстати. Подожду еще несколько минут, и пойду домой с чистой совестью».

Но только он так подумал, в дверях трактира мелькнул какой-то разноцветный вихрь, и румяный, раскрасневшийся от быстрого бега Евгений уже сидел за столиком напротив.

– Здорово, Панин! Давно ждешь? Ты уже что-то заказывал? – торопливо заговорил Метлицкий в новой, раскованной манере. – У тебя только водка? Фу, как грубо... Официант, принесите нам дорогого коньяка, лимон и что-нибудь из закусок. Или ты, Панин, предпочитаешь водку? Тогда еще графинчик водки и севрюги там или осетринки, икры... Ты не голоден, Панин? Лично я после вчерашнего ужина до сих пор даже тарелки видеть не могу. А ты-то чего машешь головой? Ты же на балу у вице-губернатора не был! Принесите для моего друга утку в печеных яблоках, сыру и... что у вас там еще есть? И два кофе, конечно. Ничего, что я все выбираю на свой вкус? Скажи, а что это ты, Панин, сегодня все время улыбаешься?

– Да так... от радости, – ответил Алексей.

Метлицкий оказался таким заботливым и милым, что обижаться на него было решительно невозможно.

– Э-э... Да ты, я вижу, уже хорош, без меня к рюмке приложился, – рассмеялся Евгений, весело встряхивая кудряшками. – На тебя это непохоже. Да и вчера ты мне не понравился. Я сразу подумал: что-то с моим Паниным не так.

Официант принес еще графинчик водки «со слезой» и старательно расставил на столе закуски. Старые приятели выпили, и Алексей вдруг почувствовал, что на душе у него сделалось гораздо легче...

Он вспомнил, как в юности они с Метлицким закатывались на студенческие пирушки, пили шампанское, играли на рояле в четыре руки и мечтали о прекрасном будущем.


– А ну-ка, давай, Панин, рассказывай все, как на духу, – объявил Евгений, закусывая лимоном. – Я сразу решил, что никуда не поеду, пока не разузнаю: с чего это мой Панин вдруг нос повесил?

И Алексея словно прорвало. Сначала слегка заикаясь от волнения, а потом все более вдумчиво, во всех подробностях, он начал пересказывать все свои злоключения последнего месяца.

А начались они, когда купец Пряхин собрался на все лето с семьей в Крым, так как слабому здоровьем Гришутке врачи прописали южный климат. Алексей был уверен, что они возьмут с собой и учителя, но Ярослав Григорьевич объявил: все, больше они в его услугах не нуждаются.

«Вы плохо, Алексей Сергеевич, влияете на моего сынишку, учите его всяким глупостям, – сказал Пряхин с присущей ему прямотой. – Посмотрите на мальца: он весь витает в облаках, бредит какими-то искусствами и скоро со своими стихами превратится в лунатика... А кому я через несколько лет буду свои капиталы передавать? Нет уж, пока не поздно, возьму Гришке других учителей».

Но на том неприятные сюрпризы не закончились. Как только в городе стало известно, что купец отказал Панину от места, этим тут же воспользовался отец его невесты – Дунечки. Максим Семенович и прежде не горел желанием отдавать дочь за «учителишку», а тут и вовсе взбунтовался против намеченной на осень свадьбы. И сразу поставил твердое условие: свадьба откладывается, как минимум, на год, пока жених не встанет на ноги.

И тогда случилось то, чего Панин совершенно не ожидал. Он был уверен, что Дунечка ни за что не захочет подчиниться приказу отца и примет сторону жениха. Они ведь мечтали вместе делить горе и радости, работать не покладая рук, идти к общей цели...

Но Дунечка тоже от него отступилась. «Нет, нет, если папаша против, я не могу... Давай не будем зря горячиться. Год подождем, а там уж видно будет...» – сказала она во время последнего разговора и беспомощно заплакала.

От воспоминаний у Алексея на глаза сейчас тоже навернулись слезы, и он недоверчиво покосился на приятеля. Но Евгений слушал его на удивление серьезно, не перебивая, лишь время от времени сочувственно цокал языком.

Закончив свою исповедь, Панин снова принялся терзать утку с яблоками.

– Да, братец, попал ты в переплет... – наконец, подал голос Метлицкий. – Вот что я скажу: тебе нужно срочно уехать из города.

– Куда я поеду? Ты меня с собой не путай... – пожал плечами Алексей.


– А я и не путаю. Ты всегда был, Панин, талантливее и умнее меня. Вот только жить не умеешь. Почему бы тебе не перебраться в Москву? Что тебя держит в этой дыре? Кстати, как здоровье твоей матушки?

– Два года назад она умерла. Сестра замужем, живет с мужем в Воронеже. В общем-то, я здесь один.

– Тем более! – воскликнул Евгений. – Собирайся скорее и бери билет на вечерний поезд. Вот уж покутим от души по дороге!

Но Алексей лишь тяжело вздохнул.

– Наверное, ты меня не поймешь... Прости, дружище. Но я... как-то сейчас не готов для столицы. Мне бы, наоборот, в какую-нибудь нору, чтобы никого не видеть. Но все равно... я тронут твоей заботой. Спасибо тебе, Метлицкий.

– Вот еще – спасибо! – фыркнул Евгений. – Ты мне еще в ноги бухнись! Не думай, я тебя отлично понимаю, Панин. Я и сам недавно такую тоску пережил... Тоже, брат, и несчастная любовь, и долги, и бессонница – все было. Что же тебе еще придумать?

Метлицкий на минуту задумался, и вдруг лицо его озарилось радостной улыбкой:

– Значит, говоришь, в нору? Есть у меня для тебя одно местечко. Как раз перед отъездом ко мне обратился один знакомый и попросил найти для княгини Лемешевой хорошего учителя музыки... У нее имение в какой-то дыре, в Тверской губернии, но, кажется, довольно богатое. Я обратился к одному приятелю, да тот отказался. И на мне это дело теперь камнем висит. Слушай, Панин, поезжай ты туда! Заодно и меня выручишь... Я слышал, княгиня – необычная женщина, весьма широкая натура, хотя и со странностями...

– Ты хочешь сказать – сумасбродка? – улыбнулся Алексей.

– Да какая тебе разница? Главное, муж у нее – чертовски богатый человек, и на жалованье никогда не скупится. Отдохнешь там лето, научишь дочурку играть на рояле полонезы, в себя хоть немного придешь. Давай, Панин, решайся скорей!

– Пожалуй, я могу и согласиться...

Метлицкий пошарил в карманах своей нарядной, пестрой жилетки и разложил на столе какие-то бумажки:

– Здесь адрес. Ехать можно в любое время. Я бы, на твоем месте, прямо завтра с утра и поехал. Чего тянуть? Сейчас я черкну княгине записку, а дальше ты сам действуй... Тверская губерния, имение Норышкино. Я потому и вспомнил, когда ты про нору сказал. Счастливо тебе, Панин! Ты уж тут подналяг на закуски, а то мне бежать пора...

Алексей хотел что-то спросить у друга, уточнить, поделиться сомнениями, но не успел. Евгений стремительно сорвался с места и через мгновение уже махал на прощание из-за стеклянной витрины рукой.

На столе среди тарелок в беспорядке лежали деньги, скомканные бумажки, записки, лимонные корки, рассыпанный табак. ..Ив этом натюрморте отразился весь Метлицкий, который сейчас уже на всех парусах бежал по улице к родительскому дому...

«За настоящую дружбу», – мысленно произнес Панин последний тост, который крутился у него на языке, но так и остался невысказанным.

Хватило всего пары часов, чтобы собрать в дорогу необходимые вещи и провести переговоры с дальней родственницей, которая пообещала найти в панинскую квартиру жильцов. Меньше часа ушло на прощание с невестой.

Встреча с Дунечкой получилась короткой и натянутой. Алексей сообщил, что нашел учительскую работу в Тверской губернии, обещался писать.

Дунечка выглядела обиженной и даже не всплакнула по поводу внезапной разлуки. На обратном пути от невесты Алексей заехал на вокзал и узнал, что ночью будет проходящий поезд до Твери.

Он не стал дожидаться утра, предпочитая встретить его в новом месте.