Технологическое развитие в экономическом контексте

Вид материала

Реферат

Содержание Этика доверия и новая мировая политика

Подобный материал:

• Одним из приоритетных направлений современной государственной политики Российской Федерации, 235.21kb.
• Развитие инвестирования в технологическое переоснащение производства инструментами, 299.71kb.
• Конструкторско-технологическое обеспечение машиностроительных производств общая характеристика, 145.04kb.
• Рабочая программа дисциплины технологическое обеспечение качества наименование, 165.05kb.
• Аутопсихологическая компетентность как основа технологии саморазвития в контексте жизненного, 96.3kb.
• Рабочая программа по дисциплине дс. 02. 02 «Технологическое оборудование отрасли», 255.51kb.
• Рабочая программа по дисциплине сд 02. 02 «Технологическое оборудование», 267.47kb.
• Меркосур россия: развитие отношений в геополитическом и экономическом измерении, 311.22kb.
• Развитие российского бизнес образования и его роль в социально-экономическом развитии, 54.05kb.
• Экстремальные природно-климатические условия, обусловливающие удорожание затрат, 243.85kb.

Этика доверия и новая мировая политика

Рассмотрение политической системы мира принято начинать с анализа её структуры. Какой бы разной она ни представлялась в зависимости от методологии анализа, никто не станет спорить с тем, что определение основных акторов и способа их взаимодействия – ключевой вопрос в исследовании мировой политики и любой другой системы. Но в данной работе этот вопрос рассматривается самым последним. The last but not the least. Это не случайно, так как становление новой политической структуры мира – лишь реакция на фундаментальное преобразование её среды.


Непосредственно институциональные изменения мировой политической структуры не так велики, как иногда представляется. Новые акторы мировой политики – ТНК, международные неправительственные организации, террористические сети – всё это лишь условно можно назвать частью политической системы. Представление о современной мировой политике, согласно которому экономические акторы вступают в политическую игру, неточно отражает действительность: скорее, политические акторы всё больше начинают играть по экономическим правилам. Да, может быть ТНК и приобретают всё большее политическое значение, но это не столько свидетельствует об их включении в мировую политику, сколько о передаче множества функций государств в сферу полномочий негосударственных акторов.


В демократических странах государство выполняет функции наёмного менеджера и чем больше демократий становится в мире, тем больше мировая политика напоминает отношения между менеджерами разных компаний. А учитывая тот факт, что за последнюю четверть века число демократий утроилось (сегодня около 90 государств признаются свободными, чуть более 50 частично свободными и примерно 50 - несвободными (см. рисунок №1)),¹ это серьёзно влияет на общие правила игры в мировой политике.





Рис №1


В связи с тем, что экономическое и технологическое развитие, как было показано выше, повышает запрос на демократизацию, а демократизация, в свою очередь, стимулирует развитие экономики, в результате оказалось, что те самые 50 свободных стран являются одновременно и наиболее экономически развитыми странами. А в связи с тем, что современные вооружения требуют и высокого уровня технологического развития, и серьёзных финансовых затрат, то и военное превосходство демократических стран над остальными также не полежит сомнению.


Демократическое доминирование в мире настолько велико, что даже самые несвободные тоталитарные страны предпочитают преподносить себя как демократии (как, например, Корейская Народно-Демократическая республика). Преобладающее число стран, если ещё и не построило демократии в своих странах, то в своём официальном политическом курсе ставит это своей целью.


Демократизация мира кардинально меняет характер как политических, так и экономических отношений между странами. Ту парадигму, в соответствие с которой выстраиваются эти отношения, можно условно назвать этикой кооперативности. Этика кооперативности подразумевает сотрудничество, не исключающее конкуренции и базирующееся на определённых ожиданиях.


Для того чтобы понимать современную мировую политику и экономику необходимо понять природу этих ожиданий, которая совсем не так очевидна, как кажется.

Так, например, весьма распространено мнение, впервые сформулированное Гоббсом, согласно которому естественное состояние общества – это война всех против всех. То есть, согласно этой позиции, без некоего специального «общественного договора» как-то распределяющего соотношение прав и обязанностей, ожидания человека по отношению к окружающим лишены какого бы то ни было доверия и кооперативности. Однако же нигде – ни в дикой природе, ни в каких либо социальных группах примеров войны «всех против всех» мы не найдём. Естественное состояние людей и животных не враждебное, а как минимум нейтральное, даже когда нет и не может быть никаких предварительных договорённостей, люди и животные не нападают без основательной на то причины.


Более того, есть все основания полагать, что естественное состояние человеческого или животного сообщества – это состояние сотрудничества. И не надо выискивать экзотические примеры о дельфинах, спасающих тонущих людей, есть множество куда более жизненных ситуаций

Так, например, если вы представите, что оказались поздним вечером в одном вагоне метро вдвоём с пожилым господином, который, выходя на остановке, по рассеянности оставляет свою шляпу. Естественной вашей реакцией будет окликнуть его и указать на забытую вещь, хотя ничто и никто не мешает вам подождать, пока он уйдёт, и забрать эту шляпу себе, или просто безучастно наблюдать за происходящим. Omnis comparatio claudicat, но, чтобы не углубляться в дебри психологии, рассматривая как человек интуитивно и неосознанно следует категорическому императиву Канта, согласимся лишь с тем, что нормой (естественным состоянием) социальных отношений является сотрудничество.


Сотрудничество и конфликт являются важными составляющими как обычной эволюции, так и социально-экономической, но в процессе развития эволюционные требования для социальной и экономической системы меняются. Когда производительность труда была низкой, а главным фактором процветания были территории и природные ресурсы, эволюционно выигрышным фактором для сообщества и нации был высокий военный потенциал. Со временем производительность труда всё растёт и, что не менее важно, растёт отношение глобальных общественных благ по отношению к обычным благам. Появляется, например, такое глобальное общественное благо, как стабильность мирового валютного рынка или, например (особенно после появления опасности «ядерной зимы») глобальная ядерная безопасность. Одновременно с этим всё меньшую роль играет относительное преимущество в военной мощи, так как дополнительные ресурсы с её помощью получить всё сложнее (издержки почти всегда превышают выгоды) и всё легче становится для многих стран пользоваться статусом фрирайдера.

Становление системы международного сотрудничества в политической и экономической сферах стимулируется становлением системы глобального открытого рынка, в рамках которого некооперативное поведение в долгосрочном периоде неминуемо ведёт к проигрышу. Если страна вообще не включается в экономическую интеграцию, она быстро отстаёт из-за низкого притока инвестиций и слабой внутренней конкуренции, а потому сегодня даже авторитарные страны, такие как Китай и Россия, стремятся вступить в ВТО (Китай уже вступил в декабре 2001 года, Россия ждёт своей очереди) и в целом включиться в мировую экономику. А когда страна делает этот шаг, она оказывается перед другим выбором: соблюдать установленные правила игры или нарушать их, когда это выгодно. В валютных играх между США и ЕС или в тарифных соглашениях стран Евросоюза правительства часто имеют возможность обмануть партнёров и получить от этого существенную прибыль. Но этого не происходит. Даже авторитарные страны, если они интегрированы в мировой рынок, крайне редко эксплуатируют доверие партнёров. Почему?


На этот вопрос также можно ответить простой бытовой аналогией¹. Почти в каждом ресторане или кафе вы теоретически имеете возможность уйти не заплатив. Как правило, этого никто не делает. А ведь это не составляет никакого труда и сложно представить себе ситуацию, при которой виновника потом отыщут и привлекут к ответственности. То есть в строгом смысле это поведение нерационально, если мы не принимаем во внимание этический фактор.

Но это ваше законопослушное поведение не выводится прямо из моральных ценностей (из тех, кто платят в ресторане совсем не все признаются официанту, что тот принёс ему лишнюю сдачу), а часто и вовсе не осмысляется людьми. Адекватно можно объяснить это поведение можно тем, что в реальных условиях человек не способен постоянно сравнивать те выгоды он получает от нарушения закона с теми рисками, которые то сопровождает. А в связи с тем, что законопослушное поведение, как правило, обладает наименьшими рисками, то «по умолчанию» человек законные пути действия.


Точно такая же логика работает и в мировой экономической и политической системе. Субъекты мировой политики и экономики готовы следовать определённым нормативным принципам не всегда просчитывая свои выгоды и риски, если в целом эта система принципов позволяет им эффективно реализовывать свои интересы. Некоторая нормативная международная система, избранная как компромисс интересов, может оказаться устойчивой даже при отсутствии разработанного институционального аппарата. И наоборот – сам по себе международный институциональный аппарат, даже признаваемый легитимным всеми членами, может оказаться малоэффективным, если он не является прямым результатом соглашения о каких-то нормативных ограничениях. Хорошим примером тому служит ООН, которая воплощает в себе все недостатки институционализации международного сотрудничества.

Впрочем, ООН можно критиковать за конкретные недостатки в институциональной структуре¹, но проблема с её функциональностью вовсе не в этом, а в том что универсальная всемирная организация просто по определению не может строиться на консенсусе в отношении хоть сколько-нибудь конкретных правовых ограничений в сфере политики и экономики.


Эффективное международное политическое и экономическое сотрудничество достигается лишь в условиях режимного регулирования, которое может обрастать, а может и не обрастать сложной институциональной структурой. Правовое международное регулирование как таковое – весьма условное понятие, так как то, что принято называть «международным правом» есть не более чем система международных договоров, несоблюдение которых вместо предопределённого наказания влечёт за собой лишь возможность наложения санкций, но будут ли они наложены и будут ли они эффективны – большой вопрос. То есть де-факто международное правовое регулирование качественно не отличается от режимного и может быть при желании названо его более конкретной и институционализированной разновидностью.


Режимная координация в последние два десятилетия получила огромные перспективы в связи с тем, что глобализация рынка сильно увеличила спрос на сотрудничество, а расширение демократии позволяет всё большему числу стран находить общую нормативную основу для кооперации.


Более того – и это очень важно – осознание общей нормативной основы важнее, чем даже наличие специальной режимной координации, так как единство в понимании правовых норм само по себе позволяет установить атмосферу доверия и укрепить кооперативные отношения. В современных условиях дилемма заключённого в области международных отношений решается не за счёт сопоставления рисков и выгоды (как это до сих пор представляется неореалистам), а за счёт обмена информацией, которое разрушает эту дилемму как таковую: открытость и сильнейшая взаимозависимость большинства современных стран мира предопределяет совершенно иную логику международного взаимодействия, логику конкуренции в условиях сотрудничества.

Когда в 1990-х годах число и суммарная мощь демократических стран превысили критическую массу, не только демократические, но и все страны оказались в условиях новой системы координат. Наглядный пример – режим ВТО, который стал действительно эффективным за счёт развитых демократических стран, являющихся основным мотором глобализации и либерализации мирового рынка, но теперь, когда членство в ВТО уже действительно открывает огромные возможности, даже авторитарные страны борются за право вступления в организацию.


Другой, пожалуй, ещё более важный пример – это влияние нового глобального экономического и политического пространства на сферу международной безопасности.


Безопасность в условиях, когда преобладающее число стран мира – это демократии, принципиально отличается от той системы международной безопасности, которая существовала все предшествующие столетия. В основе этого отличия лежит тот факт, что демократические страны не воюют друг с другом¹.


Эта закономерность, постулируемая теорией демократического мира², не является новым феноменом, так как демократии не воевали между собой на протяжении всей истории своего существования (если под демократией мы, как и раньше, подразумеваем систему, отвечающую критериям, собранным воедино Робертом Далем, либо более современные критерии, предлагаемые Freedom house). Оппоненты этой теории пытаются найти в истории примеры обратного, обычно упоминая конфликт между Турцией и Кипром (но на момент войны в 1974 году Кипр был авторитарной страной), конфликт между Великобританией и Аргентиной за Фолклендские острова (но Аргентина на тот момент была ещё авторитарной страной, да и число жертв конфликта не превысило одной тысячи) и некоторые другие конфликты, в каждом из которых как минимум одна из сторон не отвечала критериям демократии.


Теория демократического мира не ограничивается констатацией мира между демократиями, но и раскрывает структуру взаимоотношений между странами в сфере безопасности. Одна из основных составляющих этой структуры – это гражданский контроль над принятием внешнеполитических решений, важность которого отмечал ещё Иммануил Кант в своём трактате «О вечном мире» (позже с разными акцентами эту составляющую исследовали Майкл Дойл¹ и Брюс Рассет²). Общество не легитимирует войну против государства, разделяющего с ним общие ценности и представляющее интересы своего общества. Однако представляется ещё более важной и убедительной другая составляющая структуры взаимоотношений между демократическими странами – это наличие множества различных институтов (как государственных, так и в сфере гражданского общества) в рамках которых легально и легитимно решаются конфликты интересов, не доводя противоречия до уровня военной угрозы.


Именно здесь и проявляется значение технологических и экономических факторов.


Как уже было описано выше, современные технологии способствуют формированию конкурентной и общедоступной информационной среды. Это значит, что, во-первых, государству-агрессору очень сложно будет манипулировать массовым сознанием, чтобы мобилизовать нацию на войну, а во-вторых, активный и свободный информационный обмен между гражданами враждующих стран позволяет эффективно согласовывать позиции и решать проблему недопонимания: активный диалог всегда помогает решать конфликтные ситуации.

Что же касается экономических факторов, то, во-первых, сильная экономическая взаимозависимость снижает мотивацию для ведения войн, так как ведёт к глобальному кризису, а во-вторых, в демократических странах экономические субъекты независимы от государств, а потому способны создавать множество различных собственных режимов, институтов и интеграционных объединений, в рамках которых конфликтные ситуации решаются с наименьшими трансакционными издержками.

И сложно сказать, как выглядела бы политическая карта мира, не будь демократия самой удобной политической системой для реализации экономическими субъектами своих интересов. Как было показано выше, демократия позволяет экономическим акторам минимизировать свои риски и трансакционные издержки, а потому тенденция к укреплению и расшерению демократии в мире усиливается вместе с развитием мировой экономики, которое, в свою очередь ускоряется за счёт всё большего распространения демократических практик.

Можно обратить внимание и на то, что процесс расширения демократии сегодня сопровождается уменьшением числа международных конфликтов, что может служить одним из аргументов в пользу теории демократического мира, хотя и синхронность процессов ещё не доказывает их взаимосвязь. Вместе с тем, несмотря на рост численности населения снижается число жертв вооружённых конфликтов (см. Рис. №2) ¹.





Рис. №2.


Параллельно с указанными выше процессами меняется и восприятие обществом политики и экономики. Население тех стран, где демократия и рыночная экономика начинают эффективно работать, всё больше привыкает такому политическому и экономическому устройству и всё меньше доверия испытывает к предлагаемым альтернативам. Так, например, современные еврокоммунисты уже не пытаются призывать к переходу на командную экономику (население просто не воспримет эти лозунги), хотя в 1920-х и 1930-х годах даже в демократичных европейских странах и США идеи плановой экономики на подобие СССР были очень популярны в массах. Естественным образом, благодаря множеству наглядных исторических примеров и антипримеров, формируется глобальное массовое сознание, которое уже обладает иммунитетом перед экстремистскими идеологиями и склонно к поддержке кооперативного пути международного сотрудничества.

Нельзя сбрасывать со счетов и непосредственно этическую составляющую международных отношений, которая среди демократических стран приобретает особое значение. Общественность современных развитых стран довольно большое значение придаёт этическим нормам, и можно найти примеры такого политического курса некоторых стран, который не приносит никаких прямых политических или экономических дивидендов, но тем не менее пользуется поддержкой населения, которое чувствует свою долю ответственности за ситуацию в мире. Это могут быть и разовые действия (такие какие как списание долгов), а иногда это может стать и сознательным внешнеполитическим курсом: например, премьер-министр Норвегии Кьелль Магне Бундевик в своей статье «Альтруизм как национальный интерес» объясняет активное участие Норвегии в мирном процессе осознанием норвежским обществом своего нравственного долга – «способствовать мирному разрешению конфликтов – и тем самым улучшению жизни людей в многих частях света»¹.

В настоящий момент, всё же, альтруизм во внешней политике могут позволить себе лишь немногие государств. Международное сообщество, объединённое общими ценностями и нормами, формируется на основе тех стран, которые активно подключаются к интеграционным процессам (иначе национальное информационное пространство не может слиться с глобальным). А потому всё ещё возможны конфликты с некоторыми Азиатскими и Африканскими странами, которые слабо включены в глобализационные процессы и развиваются в своей собственной информационной среде, что может приводить как к сильному ценностному и мировоззренческому расхождению с сообществом глобализованных стран, а это в результате может приводить и к политическому отчуждению (что может в конечном итоге привести даже к войне.


Что же касается отношений внутри глобализованных стран, то они опираются на признание множества ценностей и приоритетов, которые оказываются универсальными при сохранении культурной идентичности стран и регионов. Так, например, безусловный приоритет прав человека и необходимость честной рыночной конкуренции в экономике универсально признаются в демократических странах, что ничуть не мешает итальянцам быть эмоциональными, немцам – дисциплинированными, а японцам трудолюбивыми. Макдональдс не вытесняет, а дополняет суши-бар, равно как и театр Кабуки с итальянской оперой в условиях глобализации не исчезают, а напротив, становятся известными образованным людям в самых далёких концах света.


Это позволяет предположить, что глобализационные процессы, предопределяемые технологическим и экономическим процессом, не страдают от различия культур, а напротив, формируют глобальную и бесконечно разнообразную культуру мира.


В этой связи становится интересным, как же будет выглядеть мир после завершения перехода к новой мировой экономической и политической системе, и насколько долгим и сложным может оказаться процесс перехода.