Технологическое развитие в экономическом контексте

Вид материала

Реферат

Содержание Глава II Эволюция современной мировой политики в экономическом и технологическом контексте Информационная революция и человек как фактор мировой политики Полноценное формирование.

Подобный материал:

• Одним из приоритетных направлений современной государственной политики Российской Федерации, 235.21kb.
• Развитие инвестирования в технологическое переоснащение производства инструментами, 299.71kb.
• Конструкторско-технологическое обеспечение машиностроительных производств общая характеристика, 145.04kb.
• Рабочая программа дисциплины технологическое обеспечение качества наименование, 165.05kb.
• Аутопсихологическая компетентность как основа технологии саморазвития в контексте жизненного, 96.3kb.
• Рабочая программа по дисциплине дс. 02. 02 «Технологическое оборудование отрасли», 255.51kb.
• Рабочая программа по дисциплине сд 02. 02 «Технологическое оборудование», 267.47kb.
• Меркосур россия: развитие отношений в геополитическом и экономическом измерении, 311.22kb.
• Развитие российского бизнес образования и его роль в социально-экономическом развитии, 54.05kb.
• Экстремальные природно-климатические условия, обусловливающие удорожание затрат, 243.85kb.

Глава II

Эволюция современной мировой политики в экономическом и технологическом контексте

Изменения политической структуры мира и многих закономерностей мировой политики настолько разительны, что охватить их в едином исследовании не представляется возможным. Задача данной работы – понять, в какой степени и каким образом эволюция мировой политики детерминирована технологическими и экономическими преобразованиями.

Главный вопрос, который следует здесь поставить: а существует ли вообще эта детерминированность, или мировая экономика и политика – суть две сферы социальных отношений, развивающихся параллельно и в некоторой степени взаимосвязано?


Этот вопрос имеет принципиальное значение, так как управление системой устроенное по принципу «базис – надстройка» кардинально отличается от управления двумя различными, но взаимосвязанными системами. Следует оговориться, что в данной работе понятия «базис» и «надстройка» используются не в качестве ссылки на марксистскую экономическую теорию, а лишь для иллюстрации отношения между политикой и экономикой, которое имеет право на существование и вне контекста теории Маркса. Если оставить как несостоятельное (т.е. эпистемологически бесполезное) классовое видение общества, то мы увидим, что это нисколько не мешает нам рассматривать отношения экономики и политики как базиса и надстройки, а политэкономическую эволюцию – как смену формаций. Причём, это не будет неомарксистским взглядом на развитие общества, так как учение Маркса без таких стержневых понятий как «класс» и «эксплуатация» перестаёт быть учением Маркса. Особенно если эта теория формаций и дихотомия «базис-надстройка» вписывается в контекст теории общественного выбора.


Отличие от теории общественного выбора в её классическом варианте состоит в том, что политика и экономика рассматриваются не как просто взаимосвязанные сферы, а как часть единой системы, где прослеживается довольно чёткая причинно-следственная (и в этом смысле - хронологическая) связь – рывок в развитии технологий и экономике вызывает запрос на изменение политической системы (но не наоборот).

Когда мы говорим о первичности экономики по отношению к политике, мы говорим не об экономическом детерминизме, ведь политические решения не в меньшей степени детерминируют ход развития, просто ввиду того, что сами эти политические решения, как правило, согласуются с экономическими интересами и обосновываются ими, общее развитие общества подчиняется логике развития экономики. Этот механизм можно проиллюстрировать на тысяче исторических примеров, но современность даёт нам даже более широкий спектр проявлений этой парадигмы развития. Рассмотрим эту парадигму детально.

Информационная революция

и человек как фактор мировой политики

Технологическое развитие последних десятилетий ассоциируется прежде всего с Интернетом и мобильной связью, эти инновации внесли самый заметный вклад в современное общество, по сравнению с остальными технологическими новшествами. Выше уже приводились данные о темпах развития и внедрения информационных технологий, они действительно впечатляющи, но влияет ли это каким-нибудь образом на состояние мировой политики?

Информационные технологи не просто оказывают влияние на мировую политику, но и открывают новый этап её развития, который принято называть «информационным обществом».

Становление информационного общества началось ещё задолго до появления Интернета. Его можно разделить несколько основных этапов:


– Предпосылки. Повсеместное распространение газетных изданий (конец XIX – начало ХХ века. Появление радио.

– Появление. 1960-е годы. Повсеместное распространение телевидения.

– Полноценное формирование. 1990-е годы: повсеместное распространение интернета и технологий мобильной связи.


С самого своего появления СМИ получили важнейшее политическое значение. Интересно, например, что политическая цензура газет возникла, в сущности, ещё до их появления. Уже в 1502 году в Испании был принят закон, согласно которому все печатные издания должны были проходить предварительную цензуру. Цензорские функции возлагались на государственные и церковные структуры¹. Власть всегда желала обладать монополией на подачу информации, так как это было одним из её главных рычагов манипуляции массовым сознанием. Однако же, с развитием экономики произошло усложнение социальной структуры, появились разные группы интересов, каждая из которых была в силах поддерживать свои источники информации.

Здесь важно обратить внимание на прочную обратную связь: развитие демократии способствует развитию прессы, а развитие прессы способствует развитию демократии. Это чётко видно на примере Англии и США второй половины XIX- начала XX века, когда массовое распространение печатных изданий впервые сделало журналистику «четвёртой ветвью власти», существование которой значительно осложняет задачу построение того, что сейчас бы назвали «вертикалью власти». Это, впрочем не исключает того, что властные структуры могут использовать и развивать СМИ в своих интересах, пропагандируя при этом авторитарный или тоталитарный режим (примеры всем известны). Интересно, что политическая история телевидения началась с пропагандистских передач в фашистской Германии, а первым политиком, выступившим с телеэкрана был Адольф Гитлер.

Особенно чётко эта тенденция проявилась во время революции информационного пространства в 60-е годы. Телевидение, радио, виниловые пластинки – все эти технологии создали массовую культуру, что и является датой рождения информационного общества. Это не значит, что массовая культура и информационное общество – это одно и то же, просто массовость – характерное свойство информационного общества. С 1960-х годов в наиболее развитых странах доступ к СМИ получили широкие массы, все социальные слои и группы интересов. Тем самым СМИ утвердились как инструмент политической мобилизации и формирования в массовом сознании системы ценностей. Не выражение или предложение, а именно формирование ценностей и приоритетов. Сложно сказать, действительно ли культ Стаханова в советских СМИ мог привить у граждан СССР уважение к труду (это влияние сложно измерить), зато образ врага (в силу специфики психологии масс) СМИ могут создать значительно проще: антиамериканизм в России – типичный тому пример. СМИ не только влияют на оценку некоторых политических фигур или событий, но (что и лежит в основе манипуляции) способны создавать представление о значимости тех или иных событий¹. Во времена холодной войны эти акценты выставлялись в соответствии с идеологией, но холодная война закончилась и вот тогда-то выяснилось, что информационное пространство имеет свои законы, которые подчас сильнее любой тоталитарной идеологии. Эти законы надо рассматривать в рамках третьего этапа развития информационного пространства (начиная с 1990-х годов).


Современное информационное общество ещё очень молодо, а потому оно ещё не выработало иммунитет против новых серьёзных политических проблем, возникших в этой информационной среде.

Проблема, связанная с преобладанием принципа спрос-предложение в отношении политических новостей, имеет для мировой политики значительные последствия. Что мы видим в выпусках новостей? Очередной взрыв на западном берегу реки Иордан, очередной теракт сунитских повстанцев, очередную катастрофу самолёта. Сколько человек в год гибнет от террористических актов во всём мире? По данным Государственного департамента США – около трёхсот-четырёхсот (если теракт – нападение на мирных жителей, используемый для выражения политических требований). Даже если в действительности гибнет вдесятеро больше – получится несколько тысяч. При этом едва ли какой-то выпуск новостей (и в России в том числе) обходится без освещения терактов. Но возьмём для примера Демократическую Республику Конго: в период с 1999-2001 год в стране происходит гражданская война, где гибнет более 3 000 000 (!) человек, убивают президента, вулкан целиком выжигает город, тысячи людей умирают от голода и инфекций и всё ещё встречается каннибализм. При этом, ДРК в выпусках новостей было уделено пренебрежительно малое количество эфирного времени. О существовании конголезских проблем не знает преобладающее большинство жителей стран, не соседствующих с ДРК¹.

Жертвы терроризма малочисленны, реальной угрозы глобальной безопасности международный терроризм не представляет, но несколько убитых террористами испанцев заставляют страну вывести войска из Ирака. Жертвы внутренних конфликтов огромны, эти конфликты требуют скорейшего вмешательства международного сообщества (как по гуманитарным соображениям, так и потому что эпидемии и потоки беженцев потенциально угрожают и Западным странам), но они остаются без внимания.

При этом, такие иллюзорные угрозы как терроризм, благодаря современному информационному пространству приобретают реальное значение. Да, терроризм значительно менее опасен, чем это преподносится в новостях, но реальная важность угрозы отступает на второй план, её замещает виртуальное значение угрозы. Ввиду популярности терроризма в СМИ (а в СМИ он популярен из-за своей наглядности и яркости), терроризм становится объектом риторики у политиков, которые затем на основе этой виртуальной угрозы начинают совершенно реальные действия (так, например, одно из главных обоснований войны в Ираке было обвинение о связи Саддама Хусейна с Усамой бен Ладеном и международным терроризмом)².


Из вышесказанного следует, что глобальная информационная среда – это относительно автономное пространство, в рамках которого происходит артикуляция общественных ценностей и целей. Как появление этой глобальной информационной среды и приобретения ею столь важной общественной функции влияет на мировую политику.


До сих пор это влияние представлялось в негативном контексте, ведь манипуляция массовым сознанием при возможности нерелевантного отражения картины мира в информационном пространстве может привести и к неадекватному, деструктивному поведению субъектов мировой политики. Но в действительности в структуре информационного пространства находится надёжный предохранитель от критического искажения объективной картины мира, и этот предохранитель – плюрализм.

Более того, именного с появлением современных информационных технологий информационное пространство стало по-настоящему плюралистичным:

Во-первых, новые технологии делают практически невозможной тотальную цензуру. Хотя в Китае, Северной Корее и некоторых других странах государственная власть пытается развивать Интернет под своим чутким наблюдением, в преобладающем большинстве стран сетевые средства массовой коммуникации – пространства неограниченной свободы (исключение составляет лишь информация, связанная с экстремизмом и разного рода криминалом, которую с помощью хостеров удаётся удалять из сети).

Во-вторых, новые технологии сделали информацию универсально доступной. Доступ к информации всегда был одним из ключевых ресурсов в политической и экономической деятельности, теперь же сноровистый студент может иногда быстрее и эффективнее собрать информацию о той или иной проблеме, чем опытный политик, непосредственно с этой проблемой связанный. Несложно догадаться, что в таких условиях обществу гораздо легче следить за действиями власти и адекватно их оценивать.

Кроме того, универсальный доступ позволяет любому не только получать информацию, но и распространять её. Так, например, сегодня любой, кто решит отправиться в Ирак с сотовым телефоном, получит возможность непосредственно во время наблюдения каких-либо событий публиковать их описания в своём Интернет-блоге, сопровождая при желании фотографиями. Именно так и были сделаны скандально известные фотографии в тюрьме Абу Грейб (правда, фото были переданы по электронной почте, а не через блог).

Иными словами, современные технологические средства значительно повышают доступность информации и позволяют выстроить информационное пространство на основе принципа плюрализма. А это, в свою очередь, означает, что общество всё эффективнее способно контролировать государства. В уже развитых демократиях новые технологии позволяют избирателю лучше ориентироваться в политической информации и, тем самым, эффективнее влиять на власть, а в ещё формирующихся демократиях и авторитарных странах, новые технологии укрепляют гражданское общества и лишают власть возможности сохранять монополию на информационное пространство.

Если в информационном пространстве наблюдается конкуренция, это не значит, что манипуляция массовым сознанием исчезает как таковая, это лишь приводит к тому, что между манипуляторами общественным мнением происходит конкурентная борьба, в которой последнее слово остаётся за избирателем¹.

В современном мире практически все политические сражения ведутся в информационном поле, а поскольку в преобладающем большинстве стран существуют хотя бы формальные выборы в органы местной власти, избиратель получает реальную возможность определять стратегическое направление развития страны, то есть по сути дела становится актором мировой политики.

Что знал средний гражданин США или Великобритании о главе своего государства и внешнеполитическом курсе своей страны лет 100 назад? Надо полагать, это были весьма обрывочные, поверхностные сведения. Едва ли можно в ситуации, когда руководителя страны население выбирает, руководствуясь весьма смутным представлением о его персоне, говорить о том, что народ определяет стратегию развития страны. Скорее, эти выборы – лишь предохранительный механизм от наступления диктатуры или от затяжного кризиса власти.

Уже с 60-х годов ситуация начинает меняться – распространение телевидения и уменьшение себестоимости производства и доставки газет делает средства массовой информации действительно массовыми. В прямом эфире зрители наблюдают за предвыборными дебатами, а самые разнообразные группы людей узнают, что их права нарушаются и они могут что-то от власти требовать.

Но только сегодня общество получило в своё распоряжение практически всю полноту информации (в тех странах, где Интернет легко доступен). Теперь, если избиратель желает, он может оперативно ознакомиться с самыми разными политическими концепциями и движениями, получить информацию о политических лидерах, найти экспертные оценки самых разных проблем и т.д. Разумеется, политически пассивные граждане могут и не использовать потенциал Интернета для получения политически актуальной информации, но это уже их личный выбор, а не признак дефицита демократии.

Что касается авторитарных и тоталитарных стран, то их положение сильно осложняется появлением новых информационных технологий. Либо приходится совсем отказывать от такого рода технологий, либо пытаться их ограничивать и контролировать. Это сказывается и на экономическом потенциале страны (информационные технологии имеют не только политическое значение, но также играют огромную роль в развитие экономики) и на устойчивости политической системы – ведь контролировать информационное поле становится всё сложнее. Так, например, в Китае сильно ограничен доступ на зарубежные сайты, но до последнего времени бурно развивалась система блогов (связанных между урно развивалась система блогов (ничен доступ на зарубежные сайты, но до последнего времени контролировать. ий.еормации действисобой Интернет-сайтов). Эта система блогов, к которым подключены уже десятки миллионов людей, как оказалось, может представлять для диктатуры серьёзную угрозу, так как является эффективным средством массовой коммуникации, а следовательно и мобилизации. Когда в 2004 году двое китайских полицейских до смерти забили невиновного человека, эта новость попала в блоги и разнеслась по миллионам дневников. Полиция была вынуждена придать этот случай гласности и публично наказать виновных. Аналогичных примеров множество и сейчас китайские власти пытаются ввести дополнительный контроль над Интернет-кафе и системами блогов¹, но зерно уже проросло – либо Интернет придётся вырывать с корнем (а это уже едва ли возможно), либо придется смириться с зарождением в стране гражданского общества.

Насколько возможна была бы оранжевая революция на Украине без Интернета? Учитывая то, что все основные демократические силы и движения координировали свою работу через Интернет, иногда используя его как единственный источник обмена и распространения информации, можно считать заслугу Интернета в современных демократических преобразованиях доказанной.

Переход к открытому и плюралистическому информационному пространству в развивающихся странах ускоряет объективная потребность в этом представителей бизнеса. В тех странах, где бизнес вообще существует, существуют и инвесторы, которые хотят обладать всей полнотой объективной информации о компании, в которую они вкладывают деньги. Многие политологи говорят о цинизме предпринимателей, которым якобы всё равно, с какой демократией они имеют дело или с диктатурой, что якобы диктатура для бизнеса даже предпочтительней, так как стабильнее. Но, во-первых, стабильность диктатуры – это, как правило, застой, причём часто заканчивающийся бурными волнениями. А во-вторых, инвесторы хотят знать, что происходит с их бизнесом, стоит ли вообще вкладывать в него деньги. И чем ниже открытость информационного пространства, тем выше риски инвестора. А потому бизнес часто поддерживает те группы политических интересов, которые ведут борьбу за открытость информации.

Адекватно оценить влияние новых информационных технологий на политическую культуру и специфику взаимоотношений между властью и обществом сегодня ещё сложно: даже в наиболее развитых странах основные пользователи Интернета – в основном, молодые люди. Примерно через 20 лет, когда активное использование средств массовой коммуникации станет всеобщей нормой, а число пользователей в мире перевалит за 50%, результаты этих изменений станут более очевидными.

Но уже и сегодня можно наблюдать, как глобальное информационное пространство, возникающее как результат технологического прогресса, способствует укреплению развитых демократий, становлению гражданского общества в развивающихся странах и значительному ослаблению авторитарных режимов.


С глобализацией информационного пространства связаны не только новые возможности, но и новые угрозы. Новыми реалиями отлично научились пользоваться террористы. По профессионализму своего позиционирования в информационном поле террористы дадут фору любой современной транснациональной корпорации. Ведь в строгом смысле слова никой международной террористической сети Аль-Каеда попросту не существует – это лишь результат умелого бренд-менеджмента, причём, что симптоматично, активнейшую роль в продвижении этого бренда играл Интернет¹.

Изначально Усама Бен Ладен участвовал в войне против советских войск в Афганистане и никакой Аль-Каеды тогда ещё не было, а была организация Мактаб аль-Хадамат, занимавшаяся вербовкой террористов. Она рекрутировала новых членов во многих арабских странах, но как таковой транснациональной организации не существовало, речь шла лишь о процессе вербовки людей и занесении их в единую базу данных. Эта база и переводиться на арабский как Аль-Каеда.

Спецслужбы США тесно контактировали с Бен Ладеном и когда арабские террористы стали атаковать США – все заговорили об этой самой базе, что, скорее всего, имеет под собой основания, вот только имел к этим терактам отношение Бен Ладен – вопрос спорный. Более того, весьма вероятно что и легендарные теракты 11 сентября устроили террористы с Бен Ладеном никак не связанные, ведь сам он никогда напрямую в своих речах не говорит о своей причастности к этим терактам, хотя и одобряет их.

Но раз уж так случилось, что Бен Ладен формировал эту базу данных и волей-неволей стал её лицом, то сразу после сенсационных терактов 11 сентября 2001 года понятия «Бен Ладен» и «Аль-Каеда» стали одними из самых узнаваемых брендов в мире. Всё остальное – дело техники. Бен Ладен скрывается в надёжном месте и берёт на себя ответственность за самые яркие теракты, к которым, скорее всего не имеет никакого отношения, а организации, реально совершившие теракт совсем не против называться «Аль-Каедой», раз уж это название вселяет такой страх в общественном сознании, страх, который и является их целью. Выражаясь языком современного бизнеса – это типичный франчайзинг, разве что безвозмездный. Платить за франшизу этим многочисленным самозваным отделениям нет необходимости, так как Бен Ладен заинтересован в создании имиджа огромного спрута с миллионом щупалец – и чем больше щупалец, тем легче получить дополнительное финансирование и авторитет.

Конечно, от громкого названия теракты не становятся более разрушительными, но они могут вызвать больший резонанс, а это значит – оказаться более результативными. В этом контексте становится ясно, насколько важно бороться с угрозой терроризма в информационном пространстве. На сегодняшний день эта борьба контрпродуктивна. Постоянная эксплуатация темы борьбы с терроризмом в дискурсе политических деятелей лишь повышает субъективное восприятия этой проблемы как наиболее акутальной, что лишь придаёт дополнительный резонанс терактам. Ещё более абсурдно позволять демонстрировать в эфире показательные убийства заложников, да ещё и озвучивать требования этих террористов. Можно лишь предположить, что многие закономерности глобального информационного пространства ещё неосознанны и со временем, отчасти естественным образом, а отчасти как результат целенаправленной стратегии, терроризм будет вытеснен из информационного пространства и практически потеряет смысл.


Если в отношении террористической угрозы современное информационное пространство демонстрирует свою слабость, то для борьбы с традиционными угрозами они, напротив, оказываются очень полезными. Так, например, система глобального спутникового наблюдения позволяет с точностью до метра получать информацию о тех или иных объектах¹. Территория суверенных государств, которая долгое время включала в себя закрытые для наблюдения, своего рода «интимные» пространства, теперь доступна каждому пользователю Интернета, который через специальный сервис Google может посмотреть достаточно чёткие фотографии военных баз США или, к примеру, Северной Кореи. Возможно, для террористов эта технология – скорее полезный инструмент, чем угроза, но в масштабных конфликтах снимки со спутника могут оказаться очень полезны, играя роль скрытых камер в супермаркетах, которые используются лишь тогда, когда есть основания подозревать кого-то в нарушении действующих правил.

Несмотря на то, что Колин Пауэлл выглядел очень неубедительно, когда пытался доказать с помощью снимков со спутника наличие в Ираке оружия массового уничтожения, следует признать что во многих ситуациях такого рода снимки являются достоверным свидетельством: начиная от фиксирования передислокации войск и заканчивая перемещения тех или иных конкретных объектов – например, пересечения судном морской границы.

Если же всё же дело доходит до вооружённых конфликтов, то современные информационные технологии фактически предопределяют исход столкновения. Самым дорогим и существенным в современных вооружениях является то, что можно назвать «информационной начинкой». Введение этих технологий в практику принципиальнейшим образом повлияло на мировую политику: войны стали более «гуманными» (более быстрыми, с меньшим количеством жертв среди мирного населения), а значит и более реальными – ведь чем меньше потерь несёт атакующая сторона и чем меньше гибнет мирных жителей, тем проще атакующим государствам легитимировать начало военных действий. Война в Ираке никогда бы не началась, если бы вооружения оставались на уровне развития периода вьетнамской войны. Примерно с «Бури в пустыне» можно отсчитывать начало изменения отношения к войне в массовом сознании. Теперь в глазах мирового сообщества всё же можно оправдать войну, если она проходит быстро, с «малой кровью» и против агрессивного врага, мирный диалог с которым невозможен.

После войны в Ираке, когда выяснилось, что наличие в этой стране ОМУ едва ли может быть доказано, мировое сообщество пришло к осознанию, что даже современные, гуманные, высокотехнологичные войны, аргументированные с использованием снимков из космоса, требуют более совершенного механизма принятия решений, чем тот, который сложился в условиях современной мировой политической системы.

Таким образом, высокие технологии, хотя и существенно влияют на мировые политические процессы, не решают проблемы структуры мировой политической системы с её механизмом принятия решений. Эта проблема особенно актуальна сегодня (хотя в большей степени не из-за технологических изменений, а экономических) и требует, разумеется, отдельного рассмотрения.