Модели широко известно в нашей стране и за рубежом

Вид материалаДокументы

Содержание


Мой расизм
Отдых в ницце
Подобный материал:
1   ...   10   11   12   13   14   15   16   17   ...   37

боя, где идет невидимая война. Всюду препятствия, во всем себя надо

преодолевать. И все надо преодолевать для выживания. Западный мир так

устроен, что на поверхности очень удобен, во всем тебе способствует. И в

конце концов не обращаешь внимания на то, что из крана бежит вода, лампочка

горит, газ пылает... Почему мне, прожившей за границами полжизни, привыкшей

с 17 лет к американским дорогам, к автоматике всюду и везде, к мягкости

туалетной бумаги, воды и общения, противно и обидно, что здесь, в Москве,

всё и все стремятся к тому идеалу?! Да потому что это не идеал!!! Все это

вполне достижимо, уже есть, существует. И вот ведь не ценится мной, а? Что

это за ценность жизни - сверхмягкая, хорошо впитывающая, обладающая

дезодорантными свойствами, биологически "уважающая" природу... туалетная

бумага! Идеал должен быть недостижим, но его необходимо иметь и любить. Даже

если ежедневная жизнь заставляет его предавать частично, любить его и

дорожить им - просто залог выживаемости! Нация выживет без туалетной бумаги,

а без идеала нет. И даже самая сверхтехнически оборудованная армия, даже их

армии с их великими килограммами взрывчатки окажутся беспомощными в

урбанистических боях с готовыми к смерти противниками, защищающими свои

"огороды", уверовавшими в то, что они защищают через них свой идеал. А идеал

русских матерей заключен, видимо, в том, чтобы их сыновья зарабатывали им на

западный, на "туалетную бумагу", в общем.

В основном матерей хотят поздравить на 8 Марта - общественный опрос - и

поздравляют уже с вечера шестого. А уж седьмого-то числа... каждый третий

шатается с поломанной гвоздикой. Восьмого числа на балконах спальных районов

Москвы невероятное количество настиранного белья. Может быть, и таким

образом мужская сила, освобожденная матерями от армии, была использована на

праздник. О каком женском неравенстве здесь еще говорить? Каждая средняя

женщина имеет свои неукоснительные представления обо всем! И как войну

вести, и как бандитов ловить, а уж об управлении государством... Дело все в

том, что эта самая ленинская кухарка вовсе не должна была стоять во главе

государства. Это афоризм Маркса-антигосударственника, утопически мечтающего

о таком легкоуправляемом аппарате, что даже дура кухарка разобралась бы!

Она, конечно, не разбирается, но право на пошлость себе отвоевала. И еще -

сумела сделать так, что многие мужчины во главе этого аппарата правления

просто вылитые кухарки-дуры. Муж да жена - одна сатана.

Странно, что, живя в эпоху последнего севастопольского рассказа, героем

нашего времени становится финансист и менеджер. Впрочем, ничего странного -

манипуляциям сегодняшнего телевидения позавидовал бы Геббельс, большой

специалист по пропаганде. Телепропагандисты забывают, правда, что помимо их

навязанной истории в народе творится его собственная, интраистория, в

которой он, народ, "молча, молясь и платя" - и уже даже не молясь!!! -

вынашивает свои собственные идеалы и своих героев. Народ же - это в первую

очередь те, чья нога в Москву не ступала!

Обманом начнешь, обманом и закончишь. Как при покупке билета на Москву

вынуждают во всех видеть жуликов и воров, так и в самой столице за-ставляют

быть жуликом. Введение ЦБ обязательного предъявления документов при валютных

операциях, скрывающих долларовые доходы, разумеется, не выявит. Те, у кого

их много, имеют много вариаций их реализации. А у кого мало... все они будут

зарегистрированы. А русские не любят, когда их регистрируют, они в этом

видят подвох, покусительство на их внутренний, отчасти азиатский, мир. Вот и

будут врать, изворачиваться и нарушать. Вранье и нарушения как нечто

неотделимое от московской жизни. Видимо, ингушский мальчик из поезда уже

выучил-заучил новые русские слова. Может, уже кричит во дворе на кого-нибудь

в черном: "Фашист!" - как результат услышанного словесного мусора по радио и

ТВ, как мешанину из неусвоенных определений, понятий и течений, как тупость,

вранье и невежество. Неужели были времена, когда красное было красным, а не

отображало чьи-то красные мечты, черное было черным, а не указывало - идут

фашисты - и когда, если любил кого-то, знал, что любишь, так сердце стучало

в крови...

1995 г.

МОЙ РАСИЗМ

Элвис был героем для большинства,

Никогда не значил ни х... для меня,

Законченный расист был этот х...сос

В натуре,

Мать его е... и Джон Вэйна туда же,

Потому что я Черный и Я горд.

(группа "Враг народа", песня

"Борись с силой". Альбом "Страх

черной планеты". Посвящается тем,

чье раннее отбытие с этой планеты символизирует продолжающуюся

конспирацию по уничтожению

Черного самца через убийство,

наркотик, заболевание.)

Никто, разумеется, не помнит о краже "вещичек" у "женщины", как сообщила

т. (тетя, не товарищ же!) Корупаева в "Курантах".

Потому что "не удивительно, что в Москве, в центре города, в субботу

могло такое произойти..." А с того времени уже столько раз была суббота.

Русские тети (да и дяди) не удивятся и войскам НАТО, марширующим в Москве, в

центре города, в субботу...

Без "вещичек" вернувшись в предрождественски сияющий Париж, Женщина

тоскливо прогуливалась по этому празднику, который всегда с вами, но не

совсем ваш. Но ждать конца января и распродаж, для обновления гардероба,

Женщина не хотела. Она вы-клянчила у мужа-писателя денег - потому что он

хоть и "сидит целыми днями на Елисейских в кафе и собирается переезжать в

фешенебельный район" (просьба журналистов, неоднократно об этом писавших,

подробней указать, где именно он сидит и куда переезжает!), денег немного -

и поспешила на блошиный рынок в Монтрой.

Остановки за три до Ворот Монтроя, на самой длинной ветке метро, в

вагонах становится смугло. Двадцатый район - "сложный"*. Это восточная

окраина Парижа, где селятся эмигранты, работяги, те, кому "красная" мэрия

дает квартиру. Вдоль безобразной автомагистрали тянется блошиный рынок -

вполне соответствующий району. На блошином продают не только вшиво-блошиное,

здесь торгуют и абсолютно новыми вещами, от гвоздей до ковров... Но Женщину

интересовали именно те вещи, что кучами навалены, над каждой из которых на

веревочке болтается картонка, а на ней от руки написано 15, 10, 5 франков.

От руки... араба. Потому что владельцы куч - в основном арабы. Но этого

Женщина сразу не заметила, была под впечатлением блошиного изобилия. И

понадобилось минут двадцать, чтобы пообвыкнуть.

Вначале к вещам подороже как-то тянет. Вот куча с указателем 50 франков.

Торчат отовсюду рукава, штанины из кожи, замши и меха - натурального,

разумеется, здесь всем глубоко плевать на охрану животных, тем более, раз

уже дохлые, не оживишь! Она видит: там что-то белеет очень даже мягко и

симпатично, и вот она проталкивается, слегка даже агрессивно, как в Москве

на подходе к эскалатору. И вдруг прямо у нее над ухом как заорут: "Все по

20! Все по 20!" И даже те, что не были рядом с кучей, немедленно к ней

бросились, ринулись, напирая на тех, что совсем близко, и все стали хватать,

тянуть, выдергивать и крепко зажимать, не отпуская, не важно что, главное,

схватить и не отпускать, потому что ведь 20 франков! Ну, это как 2 рубля!

Положим, не два, а двадцать. Один черт, ничего не купишь, кроме

пятнадцатикопеечной монетки. Это когда Женщина в Москве должна была звонить

в ОВИР и плакать, что визу украли, ну и монетки не было, ой, а телефон

оказался на другой стороне улицы и ее никак не перейти, так что пришлось

прицепиться к слепому дяденьке и только под видом сопровождающей "собаки"

остановить весь этот деловой транспорт столицы СНГ... И вот когда она

услышала вопль, оповещающий, что цена снижена аж до 20 франков, она

огляделась и увидела, что вокруг одни арабы. Да еще эта музычка отовсюду

раздается: "Я Мустафа! Я Му-у-ста-фа!" И с зажатыми в руке белыми лайковыми

штанами - оказались чудные брючки беленькие - она как-то непроизвольно

вспомнила московский Центральный рынок. Как в кино флэшбэк сцену прошлого

показывают в тумане, то есть снятую через специальный фильтр, так и здесь.

Только Женщина все очень отчетливо увидела-припомнила в своем кино! И,

собственно, даже персонажей не надо было заменять. И здесь и там -

темнолицые. И там и здесь - говорят с акцентом. И как на блошином она бы не

могла различить, кто алжирец, а кто тунисец, так и на Центральном ей было

трудно понять, кто азериец, а кто армянин, кто грузин, а кто чеченец...

Как она на Центральном своего мужа терроризировала, постоянно вскрикивая:

"Ой! Ай! Ноу!", сваленная наповал ценами, все время его за руку хватая, то

есть не давая ему руку в карман запускать и деньги доставать, деньжищи!

Отговаривая купить! Муж-писатель ее в конце концов послал погулять в другие

ряды. А сам купил два кило мяса, из которых полкило костей

мелкораздробленных. Нормально, те, кто деньги принимают, не обязательно

должны уметь разделывать мясо... А Женщина в испуге озиралась и шарахалась

от предлагаемых со всех сторон киви и ананасов и вспоминала свою розовую

юность, проведенную на Невском проспекте. Так там, у Гостиного Двора, эти

молодые люди, ну, может, их папы тогда, не предлагали, а просили: "Дэвушка!

Дай познакомиться!" А между собой: "Какой ног! Ты выдэл этот ног?!" Женщина

тогда была еще наглее и менее труслива, и только сильнее дрыгала этими

самыми "ног" и устремляла их дальше по Невскому. Вообще-то, она помнила, что

и тогда эти люди, то есть их папы, тоже что-то продавали - мимозу в

чемоданах и мандарины. Не сравнишь, конечно, с тем, что вырастили их

сыновья! Но и с ценами не сравнишь...

Когда ее муж-писатель уехал из Москвы, Женщина опять пришла на

Центральный - не потому что... а потому что кушать хотелось и рынок был

ближе всего к квартире, из которой выгнали, а при переезде из нее как раз и

обокрали. Вот, теперь все понятно! Да, а выгнали якобы за "группен секс" -

Женщина, правда, по-немецки не говорила, только на трех языках, ну и ей

объяснили, что за оргии, которые она якобы устраивала и в которые хозяйку

квартиры не приглашала. Вот идиотка! Хозяйка провела полночи без сна, за

чтением Лимонова, но не публициста, а романиста, автора "Палача". Сами

понимаете, какой тут сон, а еще там у персонажа такое же имя, как у Женщины,

так что в разуме хозяйки вообще все помутнело и она, от греха подальше,

попросила Женщину очистить помещение... Ну а обокрали ее потому, что это и

"нeудивитeльнo", как сообщила товарищ Корупаева. В милиции, правда,

попросили указать, что сама, мол, утеряла. Документы. Про вещи, разумеется,

и не говорили. В своем уме?! О краже вещей заявлять...

В сольный визит Женщины на Центральный темнолицые продавцы обращались к

ней уже с куда более откровенными предложениями. И в отличие от блошиного

никто не вопил, объявляя о снижении цен. Ни-ни! Ни за какие ваши прекрасные

глаза и губы, о которых сказали ей, никто не собирался снижать цены. Ей

нужен был букет цветов - так хоть бы один лишний цветочек вложили, нет!

Сбежалась целая куча продавцов, темнолицых мужчин, и ни один от своего имени

не предложил цветка. Даже самый главный, которого все-все знали, Алик рыжий,

ну, чеченец, лично упаковавший букет, ничего не предложил Женщине. Он только

сделал вид, что хочет что-то дать и позвал ее к прилавку поближе. Она

доверчиво так, знаете ли, приблизилась, а этот рыжий черт взял и чмокнул ее

в щеку! Если бы такое произошло при покупке белых штанов на блошином, она

тут же дала бы в смуглую морду негодяю! Не обращая внимания на то, что

кругом одни темнолицые люди. Но в Москве она испугалась и почувствовала себя

нацменьшинством, как в нью-йоркском сабвее по дороге в Бронкс или в Париже

на Барбез-Рошешуар, где самое большое "ТАТИ" и одни арабы, арабы, арабы и

русские с поляками, а если и есть армяне, они все за арабов принимаются...

Она не дала сдачи обидчику. И не отомстила и за прошлое. В ее первый

визит на родину она доверительно разговорилась с шофером такси - армянином.

Рассказывала еще ему о своих друзьях-музыкантах, в Лос-Анджелесе, армянах, и

о том, как она пела их песенки народные "Царикне" и даже национальную

"Кхарц", тот, что на другой стороне, то есть в Турции! Так тот шофер тоже ей

никаких поблажек! А наоборот - подставил ее! То есть дал как "наколку"

каким-то своим друзьям-жуликам, так что у нее все франки и даже рубли из

сумочки в ресторане свистнули. О каком братстве можно после этого говорить?!

Вы им их национальные песни, а они вас подставляют! Вы им, можно сказать,

нравитесь, а они вместо скидки на букет - полторы тысячи заплатила! - в щеку

чмокают и неизвестно еще, может откроют, что СПИД таки передается через

поцелуй! Вы приезжаете хоть и на бывшую, но родину, и пусть вам и дали

французское гражданство, вы от этого французом не станете, а тем более, как

сказал архиепископ Лефевр, только католики могут быть французами, и вот вы,

казалось бы, "у себя дома", а цены устанавливают и контролируют иностранцы!

Потому что они ведь сами захотели быть иностранцами, чего уж там! И не

пущают тех, кто с ценами ниже, чем у них. "Вот он, суровый закон свободного

рынка. Теперь его поистине можно называть черным!" - такие не братские

мысли, не гуманные и не соответствующие правам человека промелькнули у

Женщины на блошином рынке. Она, правда, несколько была озадачена отсутствием

злости на арабов: "Оттого ли это, что я всего лишь натурализованная

француженка, то есть, как и они, иностранка? Или это оттого, что торгуют они

поношенным барахлом за мизерные цены, а там продуктом люкс за цены люкс? И

куда смотрит Москва?!" Но Москва смотрит в Люксембург, как рассказывала одна

деловая и тоже уже иностранная, потому что из Минска, женщина, делающая

деньги в Москве и областных городах, миллионы просто: "Конвертирую - и в

Люксембург! Конвертирую - и в Люксембург!"

С белыми брючками Женщина возвращалась домой и уже на лестнице увидела

соседского мальчика, колупающего со стены штукатурку. Видимо, он все время

это делал, потому что в этом месте на лестнице всегда были ошметки краски...

"Какой мерзкий черный мальчик!" - подумала Женщина. Потому что он был

темнолиц. Да чего уж там, негр он был!.. С Гаити. И его мама-гаитянка каждое

воскресенье плакала, потому что занималась вуду. "А к белому мальчику,

помимо мерзкого, какой бы я эпитет добавила?" - Женщина не успела додумать,

потому что уже пришла домой и стала показывать мужу белые брюки и

рассказывать о своих не братских мыслях. Потом она поставила недавно

приобретенную пластинку с песней, текст которой приводится выше. И она стала

перечислять: "Мухаммед Али не мой герой, Джэсси Джексон тоже нет, Маджик

Джонсон тоже нет, Натали Колл тоже нет, но я не могу отказаться от любви к

Джеймсу Брауну. Значит, я все-таки не расист".

Вечером в новостях объявили о начавшемся "эффекте Паскуа". С подавляющим

большинством правых в парламенте, в связи с их победой на выборах, министром

внутренних дел был вновь, как и в 86-м году, назначен Шарль Паскуа. Это он

как раз ввел в существующие уже 12 видов французской полиции новый,

используемый против демонстрантов. Отряды полицейских на мотоциклах с

большей эффективностью могли преследовать участников протестов и даже на

совсем узеньких улочках, нагоняя их и лупя дубинами. Полицейские, видно,

были очень рады возвращению Паскуа и в течение первой же недели правых у

власти убили "по ошибке" нескольких арабов. Женщина негодовала. Арабы тоже.

Тем более в Лос-Анджелесе ждали приговора полицейским в деле по избиению

черного Родни Кинга и население потихоньку вооружалось*. Очереди в оружейные

магазины, показанные в новостях, видимо, накаляли страсти в душах

темнолицего населения Парижа. И Женщина, сочувствующая им, заключила, что

она не только не расистка, но даже и не ксенофоб.

Она никак не могла уснуть и встала ночью покурить, взяв на кухню первую

попавшуюся газету бывшей родины. Это ее муж-писатель все время читал их,

накаляя в себе страсти. И она стала искать, как же называется это ее

качество? И нашла! Такое слово несимпатичное, придуманное каким-то веником,

надо сказать, очень ей не нравящееся. Совковость! То есть - страсть к

справедливости. Да-да, именно этому учили в "совке"! Правда, и в Библии об

этом говорится. Но так как XXI век еще не настал, а именно он будет

спиритуалистическим, заботящимся о духе, ну и о справедливости, как завещал

Андре Мальро**, Женщина была впереди своего времени.

1993 г., Париж.

ОТДЫХ В НИЦЦЕ

С середины июля до 1 августа начиная с 36-го года, когда был установлен

оплачиваемый отпуск, во Франции происходит Великий исход, безумие: все! едут

в отпуск! 6 миллионов автолюбителей на дорогах, пробки длиной в 5 км,

переполненные вокзалы и аэропорты - все это свидетельствует о том, что не

поехать - значит быть хуже, чем все.

До поездки в Ниццу оставалась еще целая неделя, а радио Монте-Карло -

единственная станция, отчетливо слышимая в деревне Кампрафо (около города

Безье), - уже объявляло о начавшейся на пляжах борьбе с мужчинами,

"аккомпанируемыми" фотоаппаратами. Располагаясь в доме перед огнем,

разводимым здесь 200 лет назад пастухами, радио Монте-Карло представлялось

дрожащим ожерельем из блесток на горле моря. Так же, видимо, перламутрились

зубы на загорелых уже (конечно, с мая!) лицах Аманды Лир и Ариэль Домбазл -

две салонные акулы беседовали об "искусстве", а именно об американской

телесерии, в которой снялась последняя.

Поезд на Ниццу был наполнен моряками, остриженными под ноль, спешащими в

увольнение на уик-энд. В последние двадцать минут прибавились мужчины в

трусах и кепках, цыгане, сумасшедшие старухи.

Ницца оказалась плоским Сан-Франциско и оевропеенной Санта-Моникой. Если

в шестидесятые здесь можно было сбегать за молоком на ферму, то сегодня

молоко можно было купить в казино-супермаркете. Тогда мечтали о

супермаркете, сегодня о ферме... О, это ничем не довольное человечество,

застынь, как Будда, не надо будет жалеть ни о чем!

Было такое впечатление, что все американские студенты получили гранты и

оккупируют город. Так называемый местный расизм проявлялся в том, что

американцы виделись здоровенными мужчинами, орущими повсюду: "Honey, they've

got hamburgers here!"* В то время как французы в Америке, помнится, казались

- помимо носителей европейской культуры - маленькими, противными

провинциалами с дурацким акцентом, пропадающей буквой эйч и сумками от Луи

Виттона.

"О море Ниццы! О пальмы юга!" - могу теперь воскликнуть я, увидев и море

и пальмы города Победы, так, впрочем, и не выяснив, кому принадлежат эти

строки.

Люди, видимо, произошли не только от обезьян, но и от собак тоже. Избрав

однажды место на булыжниках пляжа, они вновь и вновь возвращаются на них же.

И сразу виден характер - вот тихони, издали увидели, что их привычный

кусочек пляжа занят, и растерялись, не знают, что делать дальше. А вот

агрессивные - их вчерашнее место оккупировано, но они идут прямо на лежащих

уже, стелют свои подстилки на головах у занявших их место под солнцем.

Странно, что раздеваются люди сидя. Укрепив рогожки по краям булыжниками,

люди спешно опускают на них тела и только потом начинают стаскивать с себя

одежки. Люди хотят поскорее сравняться с пляжем, с присутствующими уже на

нем, то есть лежащими. Ну, футболку снять сидя ничего не стоит, а вот

штаны... Сколько странных движений надо совершать, подскакивая на ягодицах,

перевешивая тело с левой на правую. Видимо, момент снимания штанов остается

в сознании людей чем-то интимным и постыдным. Впрочем, момент этот может