Торико-культурной, филологической, историко-литературной, литературоведческой, книговедческой деятельности, теории и практики редакционно-издательских процессов
| Вид материала | Лекция |
- Министерство образования Саратовской области Государственное общеобразовательное учреждение, 344.3kb.
- Краткий отчет о научной деятельности Учреждения Российской академии наук Уфимского, 1451.6kb.
- Историография педагогической теории социально-культурной деятельности (вторая половина, 626.35kb.
- -, 243.43kb.
- Аннотация на ооп по «Филологической практике», 35.79kb.
- Организация стратегического управления в условиях неопределенности и риска (на примере, 331.35kb.
- Программа спецкурса «Менеджмент в социо-культурной деятельности» Составитель, 750.15kb.
- Учебно-методический комплекс по дисциплине Ресурсная база скд для студентов отделений, 377.67kb.
- Б. эйхенбаум лермонтов опыт историко-литературной оценки, 1877.68kb.
- Приемы активизации познавательной и мыслительной деятельности учащихся, 79.2kb.
Архетип – Нельзя издать редакцию произведения, так как она включает в себя группу списков, близких, но не идентичных по тексту. Можно издать лишь один из списков редакции (основной, лучший) с разночтениями и без. Предполагаемый текст, от которого пошли все остальные тексты списков данной редакции, принято называть архетипом редакции. Он может быть у всех списков данного произведения. Текст, в котором начинается первое разночтение редакции. Архетип – тот текст, от которого пошли все остальные тексты произведения, редакции произведения или группы списков произведения. Понятие сложное и запутанное. Архетип и редакторский текст не всегда один и тот же.
Могло случиться так: авторский текст дал начало только одному списку, и он пропал, допустим, только от третьего списка пошли несколько различных списков, от которых пошла дальнейшая генерация списков. Текст всех дошедших до нас списков будет восходить не к авторскому, а к этому третьему списку.
Он может совпадать с авторским, а может и не совпадать. Писец мог иметь перед глазами два списка, значит, архетипа нет.
Протограф-понятие архетипа неприменимо к традиции летописания, где своды сложно перекрещиваются, сливаются, проверяются один по другому. Понятие протографа отлично от архетипа. Протограф – ближайший по тексту оригинал одного или нескольких списков. А. И П. могут совпадать. Об архетипе невозможно, если текст испытал воздействие других текстов. Существование протографов не вызывает сомнения, их может быть несколько, когда текст списывается с двух списков.
Издание, однако, совсем не идеальный способ воспроизведения текста авторского произведения. И само произведение, и текст его могут быть искажены как вмешательством редактора, так и других лиц: цензора, например. Кроме того, текст может быть испорчен в типографских процессах: наборе, печати, корректуре. Иными словами: издание и печать могут искажать оригинал. Искажения эти имеют объективную природу: в подавляющем большинстве случаев они представляются незначительными и к тому же имеют видимость авторской воли, так что кажется, нет никакого смысла устанавливать и устранять их. Между тем, объективно дело обстоит иначе. Текстологу нередко приходится устанавливать текст на основании ряда источников, находящихся в сложном соотношении.
Другими словами, искажения текста характерны как для древней, так и для новой литературы (точнее, для письменной словесности и литературы). Но в первом случае искажения и переделки подчас радикальны, а во втором они, хотя и более многочисленны, но менее значительны и выявляются нередко лишь в ходе специального исследования.
В теории и практике русской текстологии XVIII - XX вв. наиболее авторитетными считались тексты последних прижизненных изданий. В наше время к таковым относятся те из них, по отношению к которым можно утверждать, что они наиболее соответствуют авторскому замыслу, специфике творчества писателя.
Авторский текст – авторское начало в древней литературе выражено слабее, чем в литературе новой. Здесь чаще предстает автор коллективный (летописание). Ярко выражено авторское начало в Поучении Владимира Мономаха, сочинениях Андрея Курбского.
Замысел и воля автора-
В произведении воплощается замысел, но он не существует в готовом виде до написания произведения. Он меняется по мере воплощения в тексте. Об этом свидетельствуют черновики и корректуры автора. И после издания автор может продолжать над ним работать. Замысел развивается – меняет свое направление и авторская воля. Автор может изменить текст не по своей воли (из соображений цензуры, требованиями администрации), уступая авторитетам и т.д. Иногда мы можем только догадываться о воле автора. Эти понятия должны исследоваться с точки зрения художественной и идейной, но не регистраторской или правовой.
Авторская воля - понятие, обозначающее в текстологии абсолютность приоритета авторского текста, необходимость точного воспроизведения его. Последняя авторская воля - последний по времени написания или окончательный авторский вариант текста произведения. Он может быть совсем не последним по времени публикации или издания его. Текст этот может быть только один - тот, который установлен в данное время специалистами текстологами. И любое произвольное отклонение от него, даже самое мелкое, недопустимо.
Конъектуры - исправления, вносимые в текст без его источников, по догадке, смыслу, контексту.
Контаминация - составление текста произведения по различным источникам его. Связано это с тем, что в русской литературе XIX - XX веков существуют произведения, которые по цензурным или иным причинам не были в свое время напечатаны, и такие, автографы или копии, которые было опасно хранить: например, «Смерть поэта» М.Ю. Лермонтова, эпиграммы и «Гавриилиада» А.С. Пушкина, «Письмо Белинского к Гоголю». Многие произведения такого рода сохранились лишь в списках, часто поздних, т.е. в виде копий, снятых с других копий. Установление таких текстов предполагает выбор источника, наиболее близкого к автографу и внесение в него текстов из других источников.
Для решения этой задачи необходимо прежде всего ознакомиться с большим количеством списков, историей их появления, определить степень авторитетности каждого из них. Примером может служить установление текста «Горя от ума» А.С. Грибоедова. Рукопись, содержащая последний текст комедии, не сохранилась. Изучение различного рода списков позволило выделить следующие основные источники текста комедии: частичная прижизненная публикация, ранняя рукопись («Музейный автограф»), текст которой учитывает требования цензуры, «Жандровская рукопись» (1824), «Булгаринский список» (1828). Три последних источника текста содержат пометы автора. В качестве основного текста выбран «Булгаринский список» (писарская копия с наиболее поздней рукописи, отражающей последний этап работы автора). Он дополнялся текстами из других источников.
Атрибуция (лат. atributio - определение) установление авторства, принадлежности произведения данному писателю. Иногда вместо термина атрибуция применяется термин эвристика. Опровержение авторства называется аттетезой. Необходимость атрибуции - явление достаточно частое и важное, позволяющее уточнить авторское наследие. Дело в том, что часть произведений писателя может быть напечатана без его подписи, под псевдонимом или криптонимом. Некоторые произведения могли не печататься прежде или при жизни автора, так как писатель считал их слабыми, другие - по цензурным причинам или в результате автоцензуры. Какая-то часть их могла существовать в устной форме или списках и т.д. Сюда же следует отнести и произведения других лиц, в такой степени отредактированные писателем, что фактически следует говорить о соавторстве, о необходимости помещения их в разделе «Коллективное».
Возможно, впрочем, и обратное. В 1939 году Н.П. Кашин, например, 16 статей, опубликованных в «Московитянине» в 1850 - 1852 годах, приписал А.Н. Островскому. Доказательства во всех случаях были косвенными. В 1958 году основания этой атрибуции, используя архив M.П. Погодина, проанализировал В.Я. Лакшин. Выяснилось, что лишь две из них действительно написаны драматургом. Остальные 14 принадлежат Л.А. Мею, Ап. А. Григорьеву, С.П. Колошину и П.П. Сумарокову. Однако все 16 редактировались А.Н. Островским и потому в значительной мере содержали элементы его стиля.
Задача атрибуции, таким образом, возникает как при необходимости утверждения авторства, так и при его опровержении, т.е. при отсутствии бесспорных доказательств принадлежности произведения конкретному писателю. Основные методы ее - документальные доказательства, идейный или лингвостилистический анализ. На практике возможно сочетание того и другого. Допустима и атрибуция на основе косвенных признаков.
Наиболее точным является свидетельство самого автора, хотя и оно не всегда бесспорно. Н.Г. Чернышевский, например, на протяжении всего следствия (а других доказательств нет) настойчиво отрицал принадлежность ему прокламации «Барским крестьянам...», хотя она и была написана им. Иногда автор может забыть о принадлежности ему того или иного произведения. Даже подобные списки требуют очень тщательной проверки. Достаточно напомнить: многие годы охранная опись (инвентарный перечень) рукописей, оставшихся у Н.А. Добролюбова, считалась списком сочинений критика, и на этом основании строилась атрибуция некоторых статей.
В еще меньшей степени убедителен такой метод атрибуции, как идейный анализ, поскольку те или иные авторские взгляды не представляют собой абсолютно оригинального суждения. Прежде всего, сказанное относится к публикациям в периодических изданиях, т.е. в печатных органах, выражающих те или иные точки зрения. Нередок и другой вариант: отдельные мысли и высказывания писателя могут быть впервые опубликованы в работах других лиц.
Что касается лингвостилистического анализа, то, хотя метод этот достаточно часто используется, инструментарий его практически не разработан. К тому же результативность его зависит от точного знания стилистических особенностей авторской речи, т.е. от условия, соблюдение которого, даже при частотном анализе, применении методов теории вероятностей и современных электронных средств, предельно сложно и недостаточно достоверно.
Следует отметить: в текстологии нет и не может быть абсолютной уверенности, что состав произведений писателя установлен окончательно и полностью, т.к. всегда есть вероятность выявления новых, прежде неизвестных текстов. И чем крупнее автор, разнообразнее и обширнее его творческое наследие, тем выше эта вероятность.
Датировка - установление времени написания, издания или публикации произведения. Датировка - один из важнейших процессов текстологической подготовки, поскольку только знание времени создания произведений позволяет реконструировать в издании последовательность развития творчества писателя, воссоздать всю полноту картины формирования его литературного наследия, взглядов и формы их выражения. А следовательно, и дать полную и правильную литературоведческую оценку. Никакое историко-литературное исследование наследия писателя невозможно без точного (или хотя бы относительно точного) знания времени написания им конкретных произведений. Нельзя без него создать и хронологическую композицию.
В полном смысле датировать произведение - значит установить все (начальный, промежуточный, конечный) этапы его создания. Но процесс творчества находит свое выражение в написании текста. Предшествующие этапы - появление и формирование общего замысла, конкретных образов, отдельные фразы или строки, как правило, не фиксируются и точной датировке не поддаются. Они могут быть отражены в комментарии в виде гипотез, редакторских предположений, явных или скрытых аналогий.
Датирование должно быть по возможности предельно точным. Но написание произведения - процесс неравномерный. Оно может быть начато и прекращено, затем возобновлено и завершено спустя ряд лет («Отец Сергий» или «Воскресение» Льва Толстого, например). Автор может писать несколько произведений в одно и то же время («Кому на Руси жить хорошо» и несколько десятков стихотворений Некрасова; «Благонамеренные люди», «Помпадуры и помпадурши», «Дневник провинциала в Петербурге» M.E.Салтыкова-Щедрина и многое другое).
Следует помнить и то, что авторская датировка может быть ошибочной, особенно когда дата ставится задним числом. Причиной ошибки может быть и дата записи в чей-то альбом. К тому же неточная дата может быть и своеобразным литературным приемом. Приводит к ошибкам и датировка произведений, входящих в циклы, по времени публикации завершенного цикла или окончания работы писателя над ним. И потому все подобные случаи предполагают тщательный текстологический анализ.
При наличии авторской рукописи эффективным может быть графологический анализ. Но только в тех случаях, когда почерк писателя менялся во времени.
Сложность рассматриваемой задачи отражена в системе условных знаков, сопровождающих даты в текстологически подготовленных изданиях. Авторская дата, например, понимается в текстологии как часть текста и потому просто воспроизводится под ним.
Если точная датировка невозможна и приходится ограничиваться определенными хронологическими рамками в пределах «не ранее» или «позднее», то дата сопровождается текстом на латыни: «terminus ante guem» или «terminus post guem».
Дата, обозначающая время первой публикации, ставится в прямых скобках [..], сомнительная дополняется знаком «?».
Даты, разделенные тире (1876 - 1879), обозначают период написания произведения; разделенные запятыми (1876, 1879), ставятся под произведением, написанным в несколько приемов.
При необходимости могут быть введены и дополнительные обозначения (например, изменен кегль, рисунок шрифта).
Текстовые различия, независимо от причин, вызвавших их появление:
варианты - изменения отдельных частей текста, абзацев, отрывков, не влекущие за собой изменения общего замысла и появившиеся в результате авторской работы над текстом произведения;
разночтения - искажения или авторские изменения отдельных знаков, слов, предложений, грамматических форм, знаков препинания;
искажения - варианты и разночтения, возникшие в результате посторонних вмешательств в авторский текст, цензурных в том числе.
Очевидно, что все посторонние вмешательства в текст автора текстолог обязан устранять. И в этом смысле наибольшую сложность представляет собой самоцензура, т.е. такая авторская переработка произведения, которая вызвана опасением цензурного запрета. А поскольку она сделана самим автором, то аргументация необходимости возвращения к предшествующему варианту, как правило, крайне затруднительна, а подчас и невозможна.
ЛЕКЦИЯ 3
Предыстория текстологии новой русской литературы. Возникновение текстологии новой русской литературы
Текстологическая подготовка произведений новой русской литературы в России началась в середине XVIII в., т.е. почти одновременно с возникновением самой этой литературы и тогда, когда слабое «полуазиатское Московское царство» буквально в несколько десятилетий превратилось в могучую европейскую империю. В это время исторически сложилось так, что книга превратилась в авторскую. Несмотря на то, что в ней и боролись две противоположные тенденции: нормативная поэтика, стремившаяся к нивелировке стиля в соответствии с требованиями жанровых характеристик, и тенденция авторского начала, творческой индивидуальности, - все же отдельные безымянные произведения в литературе тех лет были скорее исключением, нежели правилом. Именно по этой причине история текстологии новой русской литературы началась буквально одновременно с возникновением самой этой литературы.
В понимании литературного произведения как своеобразной идеологической проповеди кроются, вероятно, и основные исторические корни наиболее распространенного в конце XVIII - начале XIX столетий эдиционно-текстологического принципа – возведения первоначального авторского текста в абсолют. Тем более что возник он по аналогии с узаконенным церковью порядком исправления священных книг, которые необходимо было избавить от многочисленных описок и произвольных вмешательств переписчиков, восстановив тем самым первоначальный, канонический текст самого пророка. Подобное же понимание предполагал и весь (уже достаточно обширный) опыт изучения древней литературы, письменных документов прошлого, как русских, так и иностранных. Достаточно, вероятно, напомнить, что в 1729 г. был завершен обширный труд Коля по истории древней русской литературы, а работы по истории России П.П. Шарифова, К.К. Крюйса, А.В. Макарова, Феофана Прокоповича до сих пор рассматриваются как классика нашей исторической литературы.
К тому же русские писатели и ученые того времени были к тому же уже достаточно хорошо знакомы с эдиционной практикой Запада, с достижениями современного им литературоведения Европы, в котором каноническим также считался первоначальный текст, первое издание.
Следствием всех этих многочисленных, хотя и различных по форме и степени их влияния причин, стали основные признаки и параметры первых русских текстологически подготовленных изданий середины XVIII в. Они же определили и существенные характеристики отечественной текстологии новой русской литературы в период ее возникновения и формирования
Основные процессы возникновения, формирования, развития приемов и методов текстологической подготовки произведений новой русской литературы протекали в виде процессов эдиционной подготовки собраний сочинений писателей-классиков отечественной литературы XVIII - первой трети XIX столетий, т.е. параллельно с разработкой существенных параметров, признаков и характеристик изданий этого вида.
В истории русской издательской практики первым изданием собрания сочинений по праву считается «Собрание разных сочинений в стихах и прозе Михайлы Ломоносова» 1751 года. Оно было прижизненным, произведения для него отбирал сам автор. В свет однотомник вышел не только без предисловия, но и без оглавления. Содержание делилось на четыре части: «Оды духовные», «Оды похвальные», «Похвальные надписи», «Похвальные слова». В него вошли лишь те произведения, которые он считал наиболее совершенными, достойными включения в собрание своих сочинений по эстетическому признаку или из числа тех, что были посвящены наиболее значительным событиям жизни государства, двора. Произведения этого рода помещались в начале соответствующих жанровых разделов, остальные - по хронологии.
Существует мнение, что, начиная с данного издания, расположение произведений по жанрам стало в России общепринятым. Но вышедшее вслед за ним собрание сочинений Василия Тредиаковского 1752 года, преследуя те же просветительские цели, а потому, так же не претендуя на научность, строилось иначе.
Готовя это издание, В. К. Тредиаковский заново переписал силлабо-тоническим стихом все свои произведения 1720 - 1730 гг. Первый том начинался теоретической работой «Наука о стихотворении и поэзии». Затем шли «Рассуждения о стихе вообще», за ними басни - жанр, отнюдь не возвышенный. Второй том открывался речью «О чистоте российского языка». Вслед за ней помещены «Оды похвальные» и лишь позже «Оды божественные». Кончался том, вопреки нормативному делению на роды, «Плачем о кончине блаженныя и вечно достойные памяти Государя Императора и Самодержца Всероссийского Петра Великого, Отца Отечества».
Объяснить столь явное нарушение лишь случайностью нельзя. Причину следует искать в борьбе двух основных тенденций новой русской литературы, определившей особенности ее развития в XVIII веке: в объективном противоречии между нормативной поэтикой классицизма и индивидуальностью художественного творчества. Об остроте этого противоречия свидетельствует и то, что следующее издание своих сочинений «Собрание разных сочинений в стихах и прозе господина коллежского советника и профессора Михаилы Ломоносова») Ломоносов открыл теоретической работой «О пользе книг церковных в российском языке», посвященной обоснованию «Теории трех штилей».
Если сама идея о трех (высокий, средний, низкий) «штилях» литературы, жанрах и нормах языка произведений художественного творчества, сыгравшая столь значительную роль в истории мировой культуры, и не была тогда уже новой (идею эту высказывал еще Аристотель), то о необходимости построения композиции изданий по принципу отражения в ее структуре иерархии «штилей» речь шла впервые.
Двухтомник 1757-1759 гг. был первым русским изданием, на практике реализовавшим эту структуру. От «Собрания…» 1751 г. он отличался переработкой отдельных произведений, отбор и расположение которых по-прежнему объяснялось задачами чисто просветительскими, но отказ от хронологии стал в нем нормой композиции. В издание вошли лишь лучшие, образцовые, по мнению автора, произведения как по их соответствию литературным нормам, так и по тематике. Изменились и расположение разделов: «Оды духовные», «Оды торжественные», «Надписи», «Слова и речи публичные». Второй том содержал лишь «Риторику».
Таким образом, сформулированный Ломоносовым принцип построения композиции изданий («Богу, царю, отечеству, людям»), расположения в нем его частей, разделов, включаемых в них произведений, стал в этом издании не только определяющим, но и единственным. С него, а не с однотомника 1751 года, начались у нас издания просветительского типа, основные в русской издательской практике вплоть до 40-х годов XIX столетия, полностью соответствовавшие не только требованиям поэтики тех лет, ее нормативности, но и идеологии империи, социальным и правовым отношениям в ней, мировоззрению людей, национальному общественному сознанию тех лет.
Рассматриваемое издание иллюстрирует это хотя бы тем, что в нем произведение низкого жанра («Риторика») было выделено в отдельный (второй) том. Да и включено оно было, вероятнее всего, по той причине, что двухтомник был изданием учебным, предназначался прежде всего студентам.
Синкретичный, двойственный характер изданий просветительского типа, решавших задачу просвещения, образования различных социальных слоев общества, задачу знакомства читателей с творчеством писателей и, в то же время, отражавшим специальную научную оценку (на уровне развития науки о литературе тех лет, разумеется) их творчества, проявился, таким образом, изначально, уже в первом издании просветительского типа.
Отсюда и задачи текстологии того периода: установление лучшего, образцового текста и толковательное, пояснительное комментирование его. Ни о какой истории текста, своде его вариантов, редакций и разночтений, истории публикации или издания, истории создания произведения речи не было, да и не могло быть, поскольку печати подлежал текст образцовый. И задача текстологии тех лет состояла в установлении его.
Рассмотренные выше издания произведений М.В. Ломоносова и В.К. Тредиаковского были, как о том уже и говорилось, прижизненными, готовились самими авторами и потому никаких текстологических проблем при их выпуске не возникало. В новой русской литературе проблемы эти впервые заявили о себе при издании произведений Феофана Прокоповича 1760-1774 годов. Осуществлено оно было преподавателем словесности в названном корпусе С.Ф. Наковальниным и стало первым русским собранием сочинений, подготовленным и выпущенным после смерти автора.
Готовя обычное для того времени издание просветительского типа и потому не стремясь к исчерпывающей полноте, а отбирая произведения по эстетическому и тематическим принципам, редактор, «сверх того, в надежде, что многие любопытно ведать захотят, нет ли еще других каких разума Феофанова плодов, прилагает... Оглавление всем его на российском языке известным печатным и письменным сочинениям, которые расположены по разностям материи и годы, где возможно было, сочинению их означены».
Это издание важно еще и потому, что в предисловии к нему впервые в русской издательской практике четко сформулированы задачи и цели его выпуска, указаны принципы подготовки текстов произведений, вошедших в него. Важно и то, что задача сбора и публикации произведений автора органически сочеталась уже и с проблемой выпуска научно подготовленных текстов его произведений в будущем: «гораздо исправнее... выходить будут...». Не менее четко определена собирательная задача четырехтомника. Издатель ничего не говорит о просветительских и политических задачах «Собрания…». Но если учесть, что выбор его пал на политическое и публицистическое наследие ближайшего соратника Петра I, что в издании нет ни одного художественного произведения и ни одной чисто религиозной работы Феофана Прокоповича, а вошли в него лишь те работы, в которых догмы христианства служат лишь средством, своего рода философским и моральным обоснованием реформаторских идей, военных, экономических, социальных и политических преобразований царя, то истинный смысл «Слов и речей поучительных...» станет ясен.
Этот четырехтомник в материальной форме выразил не только совокупность основных принципов и характеристик эдиционной подготовки просветительских изданий, получившую свое полное выражение уже во второй половине XVIII - первой трети XIX столетий, отразил приемы и методы отбора и расположения произведений в изданиях данного типа, но и выразил систему идей русской дворянско-разночинной интеллигенции того периода, их просветительскую природу.
Переоценка значения отдельных жанров, кризис общей теории и поэтики классицизма, его эстетики, отказ от их канонов и нормативности не могли, конечно, не влиять соответствующим образом на эдиционную практику страны, ее издательское дело, в которых структура изданий, принципы их отбора и текстологической подготовки отражали состояние литературы, общей теории ее, уровень их развития.
В 1762 году Императорская Академия наук выпустила «Сатиры и другие стихотворческие сочинения князя Антиоха Дмитриевича Кантемира».
Выпуск однотомника Кантемира сознательно предпринимался не столько с просветительскими, сколько с научными целями: собрать произведения поэта и установить их текст. Принципиально иной вопрос: почему И.С. Барков, в обязанности которого вменялось наблюдение за точностью воспроизведения авторской рукописи, «улучшил» стихи поэта и его комментарий к ним. Исходя из известного, но нигде строго не обоснованного и не соответствующего фактическому историко-литературному материалу тезиса о безымянности новой русской литературы, факт этот объясняют по аналогии с другими, известными науке случаями переработки чужих сюжетов и произведений, ссылаясь на отсутствие развитого авторского начала. Однако к 1762 году безымянность литературы в России была уже фактом истории отечественной культуры, а не ее действительности. В то время не только художественные произведения, журнальные статьи, теоретические научные труды, но и сборники фольклорных произведений выходили с указанием фамилии автора, составителя, издателя.
Вместе с тем даже в середине XIX столетия некоторые издатели считали возможным «исправлять» слог классиков, так сказать, «доводить» их произведения до новой литературной нормы, собственных литературных вкусов, «осовременивать» стиль. В.Г. Белинский, издавая в 1846 году «Стихотворения» A.В. Кольцова, по схожим причинам редактировал «неудачные» строки поэта. А В. Брюсов уже в начале XX в. пытался теоретически обосновать необходимость «подновления» произведений А.С. Пушкина, чтобы они стали доступными рабоче-крестьянскому читателю. Речь, таким образом, идет о возникновении и первом практическом проявлении идеи о праве редактора на активное вмешательство в текст произведения писателя-классика. Одним из побочных результатов развития этой идеи в какой-то степени стало общепринятое теперь право составителя при выпуске изданий массового типа применять относительно свободную от авторской воли жанрово-хронологическую, жанрово-эстетическую или чисто эстетическую композиции.
И.С. Барков стремился дать текст «исправный во всех отношениях», а значит, и отвечающий новым требованиям к литературной стилистике художественных произведений, и считал необходимым улучшить его соответствующим образом, устранив устаревшие и уже тогда малопонятные читателям слова и выражения. Влиял, конечно, и опыт переработки произведений древней литературы, но он, скорее, давал редактору большую свободу, чем был первопричиной правки.
И.С. Барков, к сожалению, ни словом не обмолвился о причинах, методах и границах своих «исправлений», но сличение его вмешательств с авторским текстом убеждает, что вызваны они стремлением к осовремениванию, устранению архаизмов, достижению большей доступности и ясности изложения. Редактор не стремился переписывать или переделывать произведения Кантемира, он лишь «подновлял» их язык, подгоняя его под новую литературную норму, исправлял фактологические неточности. Особенно ярко эта тенденция проявилась в его переработке авторских примечаний, вмешательства в текст которых составляют подавляющее большинство случаев исправления текстов поэта редактором. К тому же выводу пришла Г.Н. Моисеева в статье «Иван Барков и издание сатир Антиоха Кантемира 1762 года».
От всех предшествующих русских изданий «Сатиры...» Кантемира отличались и явным стремлением к полноте состава. В разрешении К.Г. Разумовского говорилось лишь о произведениях, содержащихся в рукописи, находящейся у Тауберта. В издание же вошли почти все художественные произведения А.Д. Кантемира. За его рамками остались лишь IX Сатира, четыре эпиграммы и два перевода. О них редактор, скорее всего, ничего не знал или не располагал их точным текстом.
Научная, собирательская задача издания, проблема установления точного текста произведений потребовали, таким образом, сознательного нарушения редактором одного из важнейших принципов подготовки и выпуска изданий произведений писателей-классиков того времени - отбора и выпуска лучших, образцовых произведений автора.
Рассматриваемое издание обладает и еще одной, не менее важной характеристикой: документы, письма, деловые бумаги к литературному наследию в то время еще не относились. И потому в издании этих материалов нет. Но «Письмо к приятелю», в котором содержится характеристика рукописи, положенной в основу «Сатир...», было уже использовано в качестве авторского предисловия.
Решение это, обычное для сегодняшней текстологической практики, в следующий раз встретится лишь в 40-е годы XIX в. Если добавить к сказанному, что начиналось издание со вступительной статьи «Житие князя Антиоха Дмитриевича Кантемира» - первой научной, литературоведческой работы о жизни и творчестве поэта, в которой подробно и объективно рассматривался творческий путь А.Д. Кантемира, перечислялись все основные русские и зарубежные издания его произведений, указывались произведения, оставшиеся в рукописях, или малоизвестные русскому читателю, то качественное типологическое отличие «Сатир...» от всех изданий XVIII и подавляющего большинства изданий первой трети XIX столетия станет очевидно. В нем научные задачи, если еще и не преобладали над просветительскими, то, во всяком случае, объективно имели не меньшее значение. И проявились они в авторских примечаниях и композиции издания.
Следует, однако, учесть, что речь идет об авторских примечаниях, в которые редактор активно вмешиваться не мог. Что касается композиции, то жанровый характер ее был также определен автором, тем порядковым номером, который был поставлен им. И потому трудно утверждать, что хронология играла основную роль.
Традициями изданий просветительского типа следует объяснять и наличие в издании двух специальных разделов, в которых помещены стихи, воспевающие талант поэта. Разделы эти, как и «Посвящение Государине Елизавете Петровне», открывают отдел поэтических текстов.
Особого внимания заслуживают примечания. Они, как уже говорилось, написаны самим автором, но исправлены и дополнены редактором, впервые в нашей издательской практике попытавшимся дополнить основной текст историко-литературным комментарием, рассказать читателю о замысле всех произведений, вошедших в издание, об их идее.
Кроме того, в комментарий был введен целый ряд ссылок на произведения и авторов, под влиянием которых появились те или иные строки поэта, поэтические аналогии, указания на вероятное творческое переосмысление отдельных мест и сюжетов классических произведений античной и новой западной литератур, так же как и авторские разъяснения конкретных исторических фактов, деталей из старого русского быта, которые не только расширяют значение проделанной работы, но и сегодня, через 200 с лишним лет, придают ей известную научную, историко-литературную ценность.
Все примечания помещены на той же странице, что и строки, к которым они относятся, и занимают в издании примерно втрое больше места, чем сами стихи. И это не случайно: имеющая основное значение просветительская, толковательная цель комментария заставляла рассматривать его в качестве элемента, равнозначного основному тексту, так как он в одинаковой с ним степени воспитывал и просвещал читателя.
Нет сомнения, что обилие примечаний, методика их написания, стремление к однозначному и окончательному объяснению каждого слова поэта были следствием традиций толкования церковных и богословских текстов. К такому же пониманию проблемы редактора подводило и состояние методов изучения античной и древних литератур, требование обязательного всестороннего разъяснения спорных, так называемых «темных мест» в произведениях древних авторов. Подобные разъяснения считались к тому же обязательным и при цитировании или пересказе. Изложенный материал позволяет сделать следующий вывод: хотя комментарий «Сатир...» в значительной степени и содержит в зачаточном виде характеристики комментария изданий научного типа, но по основным своим параметрам, он все же просветительский.
ЛЕКЦИЯ 4