Перевод с английского Ю. В

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   17

В конце III в. до н. э. спартанский царь Клеомен стал проводить революционную политику отмены долгов, передела земли и освобождения илотов. Он был разбит македонской армией и бежал из Спарты в Александрию. Там он пытался поднять восстание против Птолемея IV, но потерпел неудачу и покончил с собой. В переданном Плутархом рассказе Клеомен ужинает с двенадцатью друзьями накануне своей смерти '. Его тело распяли на кресте. После этого происходит

1 У Плутарха говорится о тринадцати друзьях Прим. перев.

w

чудо, и народ Александрии называет его «героем и сыном богов». Параллели с евангельским рассказом слишком многочисленны, чтобы оказаться случайными. От обожествления мертвого вождя всего только шаг до ожидания его чудесного возвращения. При преемниках Александра, как мы видели, между Спартой и Иерусалимом существовали дружественные отношения и одно время даже велись переговоры о союзе. Бвреи, которых было много в Александрии, несомненно, были знакомы с историей Клеомена. Его политика имела много общего С законодательством их Второзакония. Легенды о его кончине вполне могли распространяться среди эксплуатируемых классов, как среди евреев, так и среди не евреев, в качестве примера того, каков удел друзей народа. Их предавали, они гибли, их распинали, а затем? Народ не мог поверить, что это конец.

Через пятьдесят лет после смерти Клеомена в Александрии началась борьба еврейского народа с империей Селевкидов, во время которой греческие завоеватели и их пособники — священники и знать — лили еврейскую кровь, как воду.

Мы видели, какой отпечаток это наложило на тогдашнюю еврейскую литературу. Именно тогда персидская вера в воскресение впервые ясно выразилась в книгах Даниила и Еноха. Для тех, кто ожидал, что замученные патриоты вернутся, когда наступят хорошие времена, было вполне естественно предположить, что эти мученики, или один 'из них, будут править обновленным миром.

В следующем столетии эта мысль уже высказывается открыто. Царь из Хасмонейской династии Александр Янай, подавляя фарисеев около 88 г. до <н. э., распял восемьсот восставших, убил у них на глазах их жен и детей и вынудил тысячи 'бежать в Египет., Вскоре после этого один александрийский еврей написал апокрифическую книгу, называемую «Книга премудрости Соломона». Возможно, он имеет в виду Александра Янная, когда говорит о нечестивых правителях, обрекающих праведников на пытки и позорную казнь. Он утешает своих читателей заверением, что «души праведных в руке божией» и что, хотя «в глазах неразумных» они якобы умерли, «они пребывают в мире» и получают свое воздаяние.

«Будут судить племена и владычествовать н'ад H'af)0j дами.

А над ними будет Господь царствовать вовеки»'.

Здесь говорится, что праведники будут править миром, но не указывается какое-либо определенное лицо. Этот шаг в направлении указания определенного лица сделан в упоминавшемся уже ессейском свитке, написанном между 48—41 гг. до н. э. и недавно открытом вблизи Мертвого моря. Там сказано, что вновь появится замученный еосейский вождь и будет судить мир. Начиная с этого момента идея о страждущем Мессии носилась в воздухе.

5. Теория мифа

Свыше пятидесяти лет свободомыслящие исследователи бились над вопросом, существовал ли вообще «евангельский Христос». Значительную часть евангельского рассказа можно, несомненно, считать мифом. «Иисус» — греческая транслитерация имени «Иешуа», означающего «Спаситель». В Ветхом завете Иисус — вождь Израиля во время покорения Ханаана. Было бы вполне естественно дать заранее это имя тому, кому суждено спасти Израиль от римского ига. И действительно, мы располагаем свидетельством, что так оно и было. В одном из антиримских Сивиллиных пророчеств, имевшем хождение около 80 г. н. э. и в котором нет никаких других следов христианского авторства, мы находим строки:

«Тогда снова явится с небес прекрасный герой,

Тот, который простер руки на древе, несущем чудный плод,

Лучший из всех евреев, однажды остановивший солнце»2.

Здесь распятый Мессия совершенно определенно отождествляется с легендарным Иисусом, остановившим солнце. В «Апокалипсисе Ездры», еще одном антиримском произведении, составленном в конце I в., грядущий Мессия прямо назван Иисусом, хотя в других отношениях эта книга не носит христианского отпечатка. Очевидно, многие европейские патриоты I в. надеялись на

1 Премудр. 3, 1—8. (В английский перевод библии «Книга премудрости» не входит, а в русский вошла. — Прим. перев.).

2 «Sibylline Oracles», V, pp. 256—258.

109

возвращение Иисуса, который должен был установить новый миропорядок на развалинах Римской империи. Фраза «Мессия Иисус» или (по-гречески) «Христос Иисус», несомненно, была революционным лозунгом до того, как ее стали связывать с какой-либо исторической личностью. Для всякого настоящего претендента на роль Мессии имя «Иисус», довольно распространенное еврейское имя, несомненно, было бы сильным козырем.

В евангелиях и в «Деяниях» (но, отметим, не в «Посланиях» и не в «Апокалипсисе») Иисуса называют «Назореем» или «Назорянином»; а в Талмуде он и его последователи все время называются «Ноцрим». Это имя обычно производят от Назарета, который и Матфей и Лука называют «городом» в Галилее1. Но хотя сейчас Назарет известный город, каким он стал в IV в., когда начались паломничества к «святым местам», странно, что ни Ветхий завет, ни Иосиф Флавий, ни Талмуд «е упоминают о таком месте. Если он и существовал в I в., то это была незначительная деревушка; именно как о деревушке и упоминает о нем Юлий Африкан, живший в Палестине в III в. Даже на первый взгляд удивительно, что секта называется по деревушке, где жил ее основатель, а не по имени самого основателя.

Между тем Епифаний, епископ IV в., сам бывший уроженцем Палестины, сообщает, что секта «>наса-реев»2, распространенная в его время в Сирии и Палестине, существовала и до христианской эры, что это были евреи, признававшие Мессию, и что они пользовались той же священной книгой, что и «оссеи». Это наши старые знакомцы — ессеи, роль которых в революционном иудействе мы уже отмечали и которые, как мы видели, надеялись на возвращение своего замученного вождя. Еще один странный факт — секта, носившая название «мандеи» (несколько сот ее приверженцев имеется и сейчас как исторический пережиток в Ираке), почитала Иоанна Крестителя как подлинного пророка и отвергала Иисуса как лжеца и самозванца, но тем не менее ее старшие члены именовались «насорае» (назо-реи).

1 Матф. 2, 23; Лук. 1, 26; 2, 39; 4, 29.

2 Разница в орфографии несущественна. Еврейская буква «цаде» не имела греческого эквивалента и передавалась и через «с» и через «з>.

ПО

Йсе это вряд ли говорит в пользу того, что йазарёй произошли от Назарета. Это имя скорее связывается с еврейским словом «назар», что значит «охранять», «беречь», «хранить». «Ноцрим», или «назареи», означало «хранителей» тайн, или особых правил, или обычаев. Дохристианская секта не могла получить свое имя по Иисусу Назорею; но он, если только он существовал, вполне мог так называться как член секты. История о Назарете могла быть придумана для объяснения имени «Назорей» людьми, не знающими еврейского языка и обладающими настолько туманным представлением о географии, что они могли превратить в город незначительную деревушку.

Нет ничего невероятного в утверждении, что Понтий Пилат, прокуратор Иудеи при Тиберии с 26 по 36 гг. н. э., приказал распять Иисуса Назарея как так называемого Мессию или царя Иудейского, но мифический материал, несомненно, участвовал в евангельском рассказе, который в своем первоначальном виде был написан не ранее 70 г. и. э.

Мы видели в первой главе, что в древнем Вавилоне существовал обычай ежегодно одевать приговоренного к казни преступника в царские одежды, сажать его на царский трон и предоставлять ему 'возможность всячески наслаждаться, после чего его раздевали донага, бичевали и вешали или сажали на кол. Здесь чувствуется связь с прошлым, с доисторическими временами, когда приносили в жертву вождя, но есть и связь с последующим евангельским рассказом, как воины Пилата надели на Иисуса багряницу, увенчали его терновым венцом и приветствовали как царя Иудейского перед тем, как вести его к распятию. Ни один из последователей Иисуса не мог находиться в римской претории и видеть это издевательство. Согласно самому старому евангельскому источнику, они все «оставивши его, бежали» 1. Нигде до Луки мы не читаем о том, что кто-либо из учеников остался посмотреть на распятие, хотя бы они и «стояли вдали»2. Только у Иоанна мы встречаем упоминание о том, что кто-то стоял у креста. Таким образом, глумливое одевание и коронование нельзя считать

1 Матф. 26, 56; ср. также Марк 14, 50.

2 Лук. 23, 49.

111

историческим фактом. Но мы можем видеть, как слб-жился этот рассказ. Человеческие жертвоприношения были широко распространены -в древнем обществе — в Вавилонии, в Египте, даже в Греции. Вплоть до II в. н. э. человеческие жертвы приносились на горе Ли-кей в Аркадии, в Галосе в Фессалии, в Саламине на Кипре. Эти варварские действия глубоко запали в душу эксплуатируемых классов, представители которых неизбежно оказывались жертвами. Это 'Служило самым лучшим подспорьем еврейской пропаганды. Больше всего еврейский народ мог законно гордиться отказом от человеческих жертвоприношений, все еще предписываемых языческой религией. Как только появился рассказ о распятом Мессии, то подробности, вполне естественно, были заимствованы из тех обрядовых церемо-ний, которые все еще устраивались в языческом мире и дорого обходились бесправным и угнетенным массам.

Ожидание возвращения замученного Мессии, который придет, восторжествовав над смертью, способствовало сближению мессианской идеи с верованиями мистических культов. Не удивительно, что рассказывавшие эту историю описывали, как он был распят, умер и погребен и воскрес на третий день — «первенец из умерших» 1. Возможно, что это сознательный отзвук мистических культов, когда в 1 Послании к коринфянам проводится аналогия между прорастанием хлебного зерна и облечением бессмертием смертных.

Если самые ранние эпизоды евангельской легенды имеют ряд параллелей в языческих культах, то в еще большей степени это проявляется в позднейших подробностях. Непорочное зачатие, о котором говорится только в одном сомнительном абзаце у Матфея и в двух, возможно, являющихся интерполяциями стихах у Луки, •— типичный пример подобных дополнений. Это языческий миф, восходящий в конечном счете к доисторическим временам, когда не была известна сущность отцовства и поэтому всякий ребенок считался родившимся от непорочного зачатия. Вот почему боги, созданные по человеческому образу и подобию, первоначально тоже считались рожденными от непорочного зачатия. В одном из египетских мифов Исида зачала

1 Коринф. 15, 20.

112

Гора после смерти своего мужа Осириса. Вавилонский богиня-мать Иштарь первоначально не имела супруга. Нана, фригийский вариант Иштарь, была девственной матерью Аттиса. В «Теогонии» Гесиода Гера стала беременна Гефестом, богом огня, не испытав физической близости. В подобных мифах богиня-мать первоначально изображала землю, как мать человеческого рода, так и всего ему необходимого. До того как была понята сущность отцовства, у нее не было необходимости иметь супруга. Позднее ей был придан бог-отец, который >по мере развития патриархального и .классового общества стал повелевать ей, как Зевс повелевает Герой в греческой мифологии. Но хотя греко-римский пантеон отражал структуру патриархального общества, предания о богинях-девственницах и о непорочных зачатиях продолжали жить в массах. Еще во времена Плутарха (около 100 г. н. э.) в Египте считали, что подобное зачатие возможно. Поэтому с распространением христианства среди народов, где держались эти верования, в евангелия от Матфея и от Луки был вставлен рассказ о том, как Иисус 'был зачат святым духом и родился от девы Марии. То, что в четвертом евангелии об этом сознательно умалчивается, показывает, что эта версия не получила общего признания. Слова, вложенные в уста Иисуса: «Что Мне и Тебе, Жено?» *— являются упреком евангелиста тем, кто мог 'приписывать какой-то еврейке участие в спасении мира.

Подобным же образом рассказ в евангелии от Луки о младенце Иисусе, лежащем в яслях, восходит к легенде о пастушеском боге Гермесе, который на древнегреческой вазе и ;в одном из гомеровских гимнов изображен лежащим в корзине, служащей ему колыбелью, у которой стоят быки2. Чудо с превращением воды в вино, о котором говорится в четвертом евангелии, восходит к обряду, который совершался во многих греческих городах во время зимних празднеств Диониса. На острове Андрос—-морское путешествие туда под парусами по Эгейскому морю из Эфеса, где было написано четвертое евангелие, длится недолго — был фонтан

1 Иоанн 2, 4,

2 В гомеровских гимнах младенец Гермес похищает быков Аполлона. Это — проявление гомеровского юмора эпохи пограничных войн и кражи скота.

8 Арчибалд Робертсон //#

в храме Диониса, вода которого, по поверью, превращалась в вино каждый год 5 января. Вряд ли является случайностью, что католическая церковь npasAnyef чудо в Кане Галилейской 6 января.

Вот такого рода бродячие сюжеты и были использованы для создания рассказа об Иисусе. Частично этот материал был старше истории, как, например, мифы об Осирисе, Таммузе, Аттисе и Дионисе. Частично же он уже был связан с историческими личностями, как Клеомен и жертвы Александра Янная и Аристобула. Защитники теории мифа могли значительно укрепить свою позицию, уделяя больше внимания классовой борьбе в античном мире. Но будучи, кроме немногих, составляющих почетное исключение, исполнены буржуазного презрения к движениям масс, они преимущественно ограничивались каталогизированием сходных мест между рассказами о языческих богах и рассказами об Иисусе и обшаривали небеса, подыскивая астральные объяснения для тех и других; при этом они, однако, оставляли без ответа вопрос, почему народ, нуждавшийся в мистическом культе, стал утруждать себя созданием нового культа, что было связано с большими неудобствами и опасностями, и не удовольствовался множеством уже имевшихся.

Если же мы вспомним, что античное общество было ареной ожесточенной классовой -борьбы между господами и рабами, между богатыми и бедными, между империалистами и покоренными народами, когда каждый восставший рисковал жизнью; если мы вспомним, что революционные вожди, один за другим, вместе со своими последователями шли на казнь, часто ужасную, посредством распятия, которому подвергали рабов в рабовладельческих обществах (восемьсот фарисеев, распятых в Иерусалиме Александром Яннаем, шесть тысяч рабов, бывших воинов Спартака, которых распяли вдоль Аппиевой дороги, две тысячи еврейских повстанцев, распятых Варом); если мы вспомним, что евреи и не евреи не находились в изоляции друг от друга и ежедневно общались в средиземноморских городах, где еврейские бедняки рассказывали видение о грядущем Мессии, приноравливая его к мечтаниям бедняков не евреев о боге-искупителе, восторжествовавшем над смертью,— и тогда нам не понадобится обращаться к знакам зо-

114

Дйака за объяснением рассказов о распятий и воскрейё'

НИИ '.

Мы поймем также, почему именно иудейство, а не какой-либо другой существовавший тогда мистический культ, дало идеологию новому движению. Все тогдашние мистические культы, несмотря на свою народную основу, стали один за другим неотъемлемой частью государственной религии Рима. Культ Диониса, после непродолжительных попыток подавить его во II в. до н. э., был признан политически безвредным и слился с культом италийского бога плодородия Либера. Культ Аттиса, который Римская республика допускала для иноземцев и рабов, но запрещала римским гражданам, был Клавдием разрешен для всех и включен в государственную религию. Поклонение Исиде, с которым республика вела борьбу и которое Тиберий даже запретил в Италии, было вскоре освобождено от всех ограничений и введено по всему римскому миру. Эти культы без труда можно было подогнать к государственной религии, так как все они, хотя и претерпев различные видоизменения в соответствии с потребностями городских масс, носили явный отпечаток своего доисторического крестьянского происхождения. Одно только иудейство подверглось сознательной переработке, превратившись в идеологию, стремящуюся установить царство справедливости на земле. По этой причине его нельзя было подогнать к религии греко-римского правящего класса, который сознательно использовал древние обряды и мифы в качестве орудий государства. И по той же самой причине иудейство после 'незначительной переделки оказалось в высшей степени подходящей идеологией для оторванных от родины, недовольных масс средиземноморских городов. Многое в евангельском рассказе может быть объяснено как слияние еврейских надежд на Мессию с легендами о боге-искупителе или о каком-то замученном вожде, которые имели широкое хождение в массах незадолго до начала христианской эры2.

1 «Мы все еще преклоняем колена перед крестом, который, подобно орфическому колесу, был некогда символом современной ему действительности». Thomson, Aeschylus and Athens, ch. IX.

2 Я не привел ссылок на Митру по двум причинам: 1) митраизм вошел в моду позже; 2) Митра, который хотя и может во многих отношениях считаться «языческим Христом», не умирал и не воскресал.

8* //5

б. Историческое яДрд

Но, принимая во внимание все вышесказанное (за что история весьма обязана сторонникам теории мифа), мы все же имеем в евангельском рассказе элементы истории. Возьмем, например, следующий отрывок из источника, использованного как Матфеем, так и Лукой:

«От дней же Иоанна Крестителя доныне

Царство Божие силою берется,

И употребляющие усилие восхищают его» '.

Матфей здесь, как я повсюду, заменяет «царство бо-жие» на «царство небесное». Лука же смягчает «силою берется» на «благовествуется», а также другими способами ослабляет эти сильные строки. Но Матфей явно ближе к оригиналу. Мы можем представить, что церковник II в. старался вытравить страстность данного отрывка, но ведь не вставлял же он его туда, где его не было.

Между тем, Иоанн Креститель — историческая личность2. Иосиф Флавий рассказывает, что Ирод Антипа, сын Ирода Великого и тетрарх Галилеи и Трансиорда-нии с 4 г. до н. э. по 39 г. н. э., казнил Иоанна без суда с тем, чтобы предотвратить восстание, так как «Ирод стал опасаться, как бы его огромное влияние на массу (вполне подчинившуюся ему) не повело к каким-либо осложнениям»3, и что разгром Антипы в 36 г. царем Аравии Аретом представлялся возмездием за мученичество Иоанна. Подлинность этого отрывка оспаривалась, но без достаточных оснований. Он 'был известен Орй-гену в третьем веке. Если бы какой-либо христианин его подделал в период, разделяющий Иосифа Флавия и Оригена, то он ближе бы следовал евангелиям, чем это имеет место сейчас. Иосиф не дает даты смерти Иоанна; но она произошла, конечно, до 36 г.

Хотя рассказ о Крестителе у Иосифа и не интерполяция, но он явно подвергся обработке. Мы читаем, что Иоанн был праведный человек, проповедовавший добродетель, справедливость и благочестие, и что он призывал

1 Матф. И, 12. Ср. Лук. 16, 16.

2 См. предисловие. — Прим. ред.

8 Иосиф Флавий, Иудейские древности, т. II, СПБ, 1900, стр. 307.

116

евреев «собираться для омовения. При таких условиях (учил Иоанн) омовение будет угодно господу богу, так как они будут прибегать к этому средству не для искупления различных грехов, но для освящения своего тела, тем более, что души их заранее уже успеют очиститься» *.

В том виде, в каком он сейчас, этот абзац непонятен. Насаждение чистоты и набожности не вызвало бы у Антипы страха перед революцией, если только не предположить, что этот князь, являвшийся римской марионеткой, был фанатиком грязи, к чему совершенно нет оснований. Что-то тут вырезано. Синоптические евангелия заполняют пробел. Иоанн проповедовал, что царство божие — революционное царство, предсказывавшееся Даниилом, которое должно было разрушить и поглотить все царства земли, — приблизилось; что Мессия вскоре будет веять землю, зерно сложит в житницы, а солому сожжет неугасимым огнем2. Крещение посредством полного погружения в воду, — обряд, выполнявшийся при посвящении вновь обращенных в иудейство, символическое утопление, означавшее смерть для язычества и воскресение для нового образа жизни,— было обязательным для всех приверженцев Иоанна как знак национального очищения от скверны римского владычества. Это давало также и возможность для массовых сборищ. Люди должны были «собираться для омовения». Эти сборища легко можно было превратить в восстание. Антипа просто поступил так, как поступил бы любой правитель-клиент, казнив подстрекателя.

Евангелия преуменьшают революционную роль Иоанна посредством романтической истории, согласно которой он упрекал Актину за женитьбу на жене брата Иродиаде, чем вызвал ее смертельную ненависть. Этот кровосмесительный брак исторически подтверждается. Но остальная часть рассказа — выдумка. Саломея, дочь Иродиады, в то время, когда она якобы танцевала, чтобы получить голову Иоанна, была женой своего дяди Филиппа, тетрарха северо-восточной Палестины, — если только она уже не была его вдовой, так как он умер

1 Иосиф Флавий, Иудейские древности, т. II, стр. 307,

2 См. Матф. 3, \2. — Прим. перев.

117

в 34 г. Ироды имели более серьезные основания для убийства Иоанна, чем осуждение им их запутанных семейных отношений.

Приведенный выше отрывок из евангелия показывает, что первые христиане, повторявшие его, считали движение Иоанна революционным, а свое движение — продолжением движения Иоанна. Как у Матфея, так и у Марка, проповедь Иисуса также вкратце сформулирована в виде лозунга: «Приблизилось царство Божие» 1. В источнике, откуда Лука заимствовал свои рассказы о рождении Иоанна и Иисуса, судьба обоих предсказывается в откровенно революционных выражениях — «низложил сильных с престолов», «вознес смиренных», а об Израиле возвещается: «спасет нас от врагов наших и от руки всех ненавидящих нас»2.