Перевод с английского Ю. В

Вид материала

Документы

Подобный материал:

• А. Конан-Дойль новоеоткровени е перевод с английского Йога Рàманантáты, 2314.23kb.
• Н. М. Макарова Перевод с английского и редакция, 4147.65kb.
• Уайнхолд Б., Уайнхолд Дж. У 67 Освобождение от созависимости / Перевод с английского, 11462.2kb.
• Малиновской Софьи Борисовны Специальность: журналистика Специализация: художественный, 969.08kb.
• Книга вторая Дж. Эдвард Морган-мл. Мэгид С. Михаил Перевод с английского, 11784.54kb.
• Перевод с английского А. Н. Нестеренко Предисловие и научное редактирование, 2459.72kb.
• Альфреда Норта Уайтхеда связал их с историей идей. Его диссертация, 231.88kb.
• Честь израэля гау, 1808.36kb.
• Перевод с английского под редакцией Я. А. Рубакина ocr козлов, 6069.44kb.
• Хранитель, 16536.26kb.

1 Матф 22, 1—14. Ср. Лук. 14, 16—24.

2 Там же, 5, 3. Ср. Лук. 6, 20.

3 Там же, б, 6, Ср Лук. 6, 21.

« Там же, 19, 21. Ср. Марк 10, 21; Лук. 18, 22. в Там же, 27, 25.

в 16 стихе гл. 1 содержится естественное заключение этой родословной и говорится, что он был сыном Иосифа; но большинство этих рукописей было фальсифицировано с тем, чтобы они подтверждали непорочное зачатие. Евангелист ни разу больше не упоминает о непорочном зачатии и вслед за Марком вкладывает в уста Иисуса слова, что его ученики — его настоящая мать и братья. Очевидно, что в Первом евангелии сначала не было рассказа о рождении и что там, как и у Марка, Иисус стал Сыном Божиим благодаря тому, что на него при крещении снизошел дух.

12. Лука

Вскоре после составления Первого евангелия гораздо более крупный художник написал Третье евангелие и «Деяния апостолов». То, что их по традиции приписывают Луке, спутнику Павла, можно в известном смысле подкрепить тем соображением, что Лука не был особенно прославлен и не было смысла приписывать ему произведение, не им созданное. Вполне возможно, что, будучи в молодости знаком с Павлом, он уже стариком написал евангелие и «Деяния апостолов» лет сорок или пятьдесят спустя. «Послание к колоссянам» (которое хотя и написано не Павлом, но содержит ранние сведения) называет Луку врачом. Таким образом, он был представителем греков среднего класса, которые собирались вокруг Павла и продолжали его дело после его смерти. Но авторство Луки в отношении евангелия и «Деяний апостолов» никем не подтверждается до Иринея в конце II в., и хотя это свидетельство и является подлинным, но это еще не значит, что на него можно положиться. Сам Павел говорил, что он не имеет никакого отношения к тому Иисусу, о котором проповедовали его галилейские соперники. Его ученики, несомненно, разделяли эту позицию до тех пор, пока им в интересах пропаганды не пришлось приняться за составление евангелия.

Произведение Луки, несомненно, написано после смерти Домициана. То, что он постоянно изображает представителей римских властей расположенными (или хотя бы благосклонно нейтральными) к христианству, выглядело бы слишком неубедительно при императоре

230

из династии Флавиев, но было бы вполне правдоподобно при Нерве или в начале правления Траяна. Мы не знаем, где писал Лука. Но, разумеется, не в Палестине, о которой он знает очень мало, и не в Сирии, так как в последнем случае у него появилось бы в какой-то степени знакомство с Первым евангелием или же Первое евангелие (если оно написано позже) показало бы знакомство с Лукой. Однако оба они ничего не знают друг о друге. Вероятно, Лука писал в Риме. Расстояние между Римом и Сирией вполне объясняет взаимное незнакомство этих двух евангелистов. Лука в своем предисловии упоминает о «многих» современных ему евангелистах и, претендуя на то, что его произведение является точным и написанным по порядку, тем самым косвенно порицает их1. Подобно составителю евангелия от Матфея, Лука подгоняет друг к другу еврейские и паулиниетские источники с тем, чтобы создать евангелие, пригодное для церквей, в которые, (как это имело место в Риме) входили и паулинисты ft петристы. Содержащиеся в начале рассказы о рождении Иоанна Крестителя и Иисуса по стилю резко контрастируют с изящным греческим языком предисловия и, по-видимому, заимствованы из еврейско-христианской фольклорной поэмы. Лука сохраняет нетронутым ее откровенно революционный язык. Иисус должен вернуть себе «престол Давида, отца Его» и «царствовать над домом Иакова во веки»; он низложит «сильных с престолов»; а «смиренных вознесет»; алчущих он исполнит «благ», а богатых отпустит «ни с чем» 2.

В этом источнике ничего не говорится о непорочном зачатии. Стихи 34—35 в гл. 1 евангелия от Луки представляют собой явную интерполяцию, что совершенно очевидно из неуместного вопроса («как будет это, когда Я мужа не знаю?»), вложенного в уста Марии — девушки, которая должна вот-вот выйти замуж — с тем, чтобы вести эту тему. Всякое сомнение исчезает, когда мы обнаруживаем, что в гл. 2 Иосиф и Мария пять раз названы родителями Иисуса и что о непорочном зачатии больше нигде не упоминается. Наивность фольклорной поэмы обнаруживается тем, что родителей отправляют

1 Лук. 1, 1—4.

2 Там же, 1, 32-33, 52—53.

231

в Вифлеем в связи с переписью, проводимой по приказу Августа. Лука, которому было кое-что известно о Римской империи, не мог действительно полагать, что для переписи требовалось, чтобы каждый отправился из своего дома на родину своих предков, где они жили за тысячу лет до того! Но рассказ этот содержался в его источнике и был слишком популярен, чтобы его можно было опустить.

В начале своего евангелия Лука приводит родословную Иисуса (отличающуюся от той, которая имеется у Матфея), где излагается происхождение Иисуса, вплоть до Иосифа. Это еще одно доказательство того, что непорочного зачатия первоначально в евангелии не было. Родословная слегка фальсифицирована посредством вставки слов «как думали» в ст. 23 гл. 3. Как и у Матфея, вся эта родословная не имеет смысла, если Лука не верил, что Иисус был действительно сыном Иосифа.

Начиная с этого момента, Лука основывает свое повествование преимущественно на Марке, а свои «изречения Иисуса» преимущественно на еврейско-хри-стианском первоевангелии, но он редактирует и приукрашивает овои источники иногда для того, чтобы увеличить элемент чудесного в рассказе, иногда же, чтобы навязать паулинистскую точку зрения об отвержении евреев и о принятии язычников. Таким образом, он относит к более раннему времени рассказ Марка о том, как Иисус был отвергнут в Назарете, и драматизирует его, вкладывая в уста Иисуса провокационную антиеврейскую проповедь и добавляя покушение на его жизнь и чудесное избавление. Целью Луки является подчеркнуть с самого начала то, что евреи отвергли Иисуса. Он дублирует рассказ Марка об исцелениях, производившихся двенадцатью апостолами, добавляя содержащуюся только у него историю о миссии 70 других учеников. Это символизирует евангелизацию языческого мира, так как 70 в еврейской традиции — число народов, точно так же, как 12 — число колен израилевых. Появившись ъ евангелии от Луки, 70 учеников бесследно исчезают. До IV или V века никто даже не претендует на знание их имен.

>Лука сохраняет нетронутыми благословения, произнесенные в первоевангелии по адресу бедных и голодных.

т

и не выпускает их, как Марк, и не разбавляет их водой, как наше Первое евангелие. Но он обусловливает их тем, что подчеркивает духовный и потусторонний характер обещанного благословения. Там, где Матфей говорит о том, что Отец Небесный «даст блага просящим у Него», Лука говорит о том, что Отец Небесный даст «Духа Святого»'. У Луки Иисус упрекает человека, который просит его быть судьей между ним и его братом в разделе наследства. Там, где у Матфея содержатся революционные строки:

«Не думайте, что Я пришел

Принести мир на землю;

Не мир пришел Я принести, но меч;

Ибо Я пришел разделить человека с отцом его>,

Лука превращает призыв к Оружию в мрачное пророчество:

«Думаете ли вы, что Я пришел

Дать мир земле?

Нет, говорю вам, но разделение...

Отец будет против сына,

И сын против отца»2.

Вслед за Павлом Лука отвергает материальный золотой век, вкладывая в уста Иисуса слова: «Царствие Божие внутри вас есть» или «среди вас»3. Греческий текст допускает оба истолкования, но как бы мы это ни переводили, сущность заключается в том, что царство это не приближается, а уже существует в христианской общине под властью Римской империи. Лука сохраняет увещевание, обращенное к богачу, продать все, что у него есть, и раздать бедным, но почти сразу же нейтрализует его, обещая спасение богатому начальнику мытарей, богачу Закхею, который отдает половину. Используется всякая возможность для возвеличения пау-линистского христианства в противовес любому виду иудейства. Рассказы о суетливой Марте и созерцательной Марии, о блудном сыне, о десяти прокаженных — все эти эпизоды содержатся только у Луки — предназначены были для того, чтобы внедрить в сознание верующих мораль, что исполнение закона ничто, а принятие

1 Лук. 11, 13 Ср. Матф. 7, 11.

2 Там же, 12, 51—53. Ср. Матф. 10, 34—35.

3 Там же, 17, 20—21.

да

Христа это все. Как в Первом, так и в Третьем евангелии вина за распятие переложена с римлян на евреев. Совершенно очевидно, что Лука пишет для церкви, господствующее положение в которой занимали паулинисты. Тем не менее он не является бескомпромиссным пау-линистом. Его цель не написать произведение, выражающее мнение одной партии, а скрепить союз христиан — паулинистов и петристов — в одной церкви, дав для этого рассказ о происхождении христианства, который должен был понравиться всем. Вот почему, не будучи революционером, он сохраняет там много революционных высказываний, уравновешивая их искусно вставленным собственным материалом. Его Христос не мистический бог, как у Павла, а «муж, засвидетельствованный... от Бога» и соделанный им «Господом и Христом» '. Лука на каждом шагу подчеркивает его человечность. Он рисует его в качестве отпрыска захудалой ветви рода Давида, как ребенка, выросшего «в премудрости и возрасте, и в любви у Бога и человека»2, как Сына Божия благодаря тому, что на него при крещении снизошел Дух, но не как самого бога. Лука и только Лука ответствен за такие романтические украшения, как сцена с грешницей в доме фарисея, раскаивающийся разбойник на кресте и посещение Эммауса. Как бы для того, чтобы у Иисуса как можно меньше оставалось претензий на божественность, сотник, который, присутствуя при распятии, у Марка и Матфея говорит: «воистину Он был Сын Божий», — у Луки только произносит: «истинно Человек Этот был праведник»3. Для Луки вполне достаточно того, что римский офицер осуждает несправедливость распятия, а тем самым, как это подразумевается, и несправедливость последующих гонений. В конце концов Лука порывает с Павлом и примиряет своих простодушных читателей с тем, что дает воскресшему Иисусу тело из «плоти и костей», которое может ходить, разговаривать и есть4. Лука в большей степени, чем какой-либо другой отдельный автор, спо-

1 Деян. 2, 22, 36.

2 Лук. 2, 52.

3 Там же, 23, 47. Ср. Матф. 27, 54; Марк 15, 39. Признание мученически погибшего героя «сыном богов» восходит к рассказу о Клеомене в III в. до н. э. См. выше гл. V, § 4.

4 Там же, 24, 39—43.

234

собствовал распространению рождественского и пасхального мифов народного христианства.

Второй том сочинений Луки, «Деяния апостолов», продолжает дело примирения между паулинистским и еврейским христианством. Чтобы угодить своим еврей-ско-христианским читателям, Лука ограничивает число апостолов двенадцатью, позднее он втихомолку отменяет это.ограничение, присваивая апостольские звания Павлу и Варнаве; но они остаются послушными подчиненными старших апостолов. Все расхождения между Павлом и палестинскими апостолами опущены. Петр первым проповедует евангелие зычникам и отвергает еврейский закон; Павел не проповедует ничего, чего не проповедовал Петр, и сам строго соблюдает все иудейские обряды, как и он. Речи, которые Лука (в духе древних авторов) вкладывает в уста Петра и Павла, провозглашают почти в тех же выражениях, что еврейские пророчества исполнились благодаря смерти и воскресению Иисуса и что опасение доступно всем, кто раскаивается и крестится его именем. Никто бы не подумал, читая «Деяния», что когда-либо существовали соперничество и анафема, обвинение и контробвинение, отголоски которых содержатся в «Послании к коринфянам» и «Послании к галатам» и в «Апокалипсисе».

Лука сохраняет традицию общности имущества ранней палестинской церкви, — традицию, которая ввиду близкой связи раннего христианства с ессеями, несомненно, основана на фактах. Но он обеспечивает ее, делая обобществление имущества необязательным. Петр говорит преступному Анании, что он не должен был продавать свою землю или отдавать полученные за нее деньги, и умерщвляет его не за то, что он удержал деньги, а за то, что он солгал об этом. Как и в эпизоде с Закхеем, доля отданного имущества определяется самим собственником. Богачей в конце концов не отпускают «ни с чем»!

Только в одном вопросе Лука не идет ни на какие компромиссы. Ему не из-за чего ссориться с Римской империей, и он не хочет допустить, чтобы и церковь шла на это. Римские чиновники неизбежно изображаются благожелательно нейтральными, если не дружественно расположенными к христианству. Пилат пытается спасти Иисуса (доходя даже до того, что он не находит

235

«никакой вины» в том, кто претендует быть царем Иудейским) и уступает в конце концов только крикам еврейской толпы1. Корнелий и Сергий Павел обращаются в христианство. Галлион отказывается рассматривать дело, возбужденное евреями против Павла. Феликс выслушивает Павла в страхе. Фест не находит за ним никакой вины, кроме безумия из-за большой учености. Сотник Юлий обращается с ним с добротой, хотя он и является узником. Некоторые подробности, возможно, исторического происхождения, но нарастающий эффект возбуждает подозрение. Враждебность язычников по отношению к христианству в «Деяниях» проявляется только со стороны неверующих евреев или со стороны заинтересованных лиц, как, например, тех, кто эксплуатировал одержимую девушку в Филиппах или имел доходы от культа Артемиды в Эфесе. Короче говоря, враги христианства, согласно Луке, либо евреи, либо мошенники. «Деяния» заканчиваются тем, что Павел ожидает суда над собой в Риме и невозбранно проповедует всем приходящим.

Непоследовательность, выдумки и пропуски — а всего этого множество в евангелиях и «Деяниях» — подрывают авторитет Луки как историка. Он остается одним из величайших в мире романистов.

13. Траян и христиане

Во времена Нервы, Траяна и их преемников Римская империя вступила в реформистскую фазу, которая так часто непосредственно предшествует окончательному краху империализма. Политика правительства в интересах правящих классов всей империи продолжалась и развивалась, а некоторые уступки, делавшиеся неимущим, ограничивались только тем, что было необходимо, чтобы обеспечить оборону империи и предотвратить полную социальную катастрофу. Делались попытки приостановить обезлюдение Италии посредством аграрного законодательства, улучшения путей сообщения, ассигнования общественных средств на содержание и обучение детей бедных вольноотпущенников и т. д. Подобные паллиативные меры нисколько не затрагивали классо-

1 Лук. 23, 1—4, 13—25.

236

йой структуры империи. Таким образом, несмотря Ни временное прекращение гонений после смерти Домициана, нельзя было ожидать официальной терпимости по отношению к христианству, поскольку оно представляло хотя бы некоторую угрозу для этой классовой структуры. Только тогда, когда было вырвано жало революционного мессианизма, могли примириться Христос и Цезарь. То, что оно не было полностью вырвано во II в., доказывается популярностью апокалипсических авторов и тем количеством революционного материала, которое синоптические евангелисты, как бы они его ни нейтрализовали, включили в свои евангелия. Христан-ство, следовательно, оставалось под подозрением.

Это было наглядно проилАострировано в 111 году, когда Траян, взявшись подтягивать всю провинциальную администрацию, отправил испытанного и надежного Плиния управлять Понтом и Вифинией. После смерти Домициана христиане этих провинций вели интенсивную пропаганду, которая к моменту приезда Плиния привела к массовому оставлению языческих храмов и резкому уменьшению продажи жертвенных животных. По приказу Траяна Плиний издал эдикт о роспуске всех видов союзов (collegia). He разрешалось иметь даже пожарную команду из боязни, что она может превратиться в политический клуб! Началась настоящая травля. Безымянные доносчики посылали Плинию длинные списки подозреваемых в христианстве из различных слоев общества. Оказалось, что некоторые из них, как выяснилось после ареста, никогда не были христианами и доказали это поклонением богам и возжиганием ладана перед статуей императора и поношением имени Христа. Другие были христианами, но давно отпали и доказали это подобным же образом. Некоторые же признали себя христианами и были казнены или же, если это были римские граждане, были отосланы в Рим для суда.

Бывшие христиане рассказали Плинию о религии, от которой они отреклись.

«...они, обычно по определенным дням, собирались до рассвета, воспевали, чередуясь, Христа как бога и клятвенно обязывались не преступления совершать, а воздерживаться от воровства, грабежа, прелюбодеяния, нарушения слова, отказа выдать доверенное. После

237

Этого они обыкновенно расходились и приходили опять для принятия пищи, обычной и невинной» '.

Подозревая, что за этим кроется нечто большее, Плиний подверг пытке двух рабынь (диаконнис в церкви), но ничего не узнал. Он ничего не мог поставить им в вину, кроме «безмерного уродливого суеверия», выражавшегося в том, что они поклонялись казненному мятежнику2. Чувствуя, что это расследование антиримской деятельности ему не по плечу, Плиний пишет Траяну, запрашивая указаний. Траян явно колеблется и не знает, как поступить. Он гордится 'тем, что является передовым человеком и ненавидит травлю. Он предписывает Плинию не разыскивать христиан и не обращать внимания на анонимные обвинения, так как это «не соответствует духу нашего времени». Но если христианам предъявлено обвинение, то они должны быть наказаны, если только они не оправдаются, поклонившись римским богам 3.

Эта переписка доказывает две вещи. То, что Плиний не нашел никаких следов подрывной деятельности, свидетельствует, что по крайней мере в Понте и Вифинии паулинистским руководителям успешно удалось удержать рядовых христиан от революционных действий. Но тот факт, что Плиний и Траян все же считают принадлежность к христианству наказуемой смертью, показывает, что оно все еще вызывало революционные ассоциации. Попытка Павла сделать массы невосприимчивыми к революционному мессианизму посредством распространения культа чисто мистического Христа закончилась слиянием паулинистского мистического бога и распятого еврейского мятежника, открытого поклонения которому даже самые либеральные императоры не могли допустить.

К эпохе наместничества Плиния относится, вероятно, документ, озаглавленный «Первое послание Петра». Оно якобы адресовано Петром из «Вавилона» (Рима), «пришельцем, рассеянным в Понте, Галатии, Каппадокии, Асии и Вифинии, избранным»4. Но авто-

1 «Письма Плиния Младшего», стр. 344.

2 О «казненном мятежнике» у Плиния нет ни слова.—-Прим. ред.

3 «Письма Плиния Младшего», стр. 345. « 1 Петр 1, 1.

238

ром является не Петр: если бы это был он, то мы могли бы ожидать, что, рассказывая о страданиях Христа, он привел бы свои личные воспоминания вместо ряда цитат из произведений пророков. Во время написания этого произведения гонения были в самом разгаре, «диа-вол ходит, как рыкающий лев, ища, кого проглотить»'. Цель автора — укрепить дух своих читателей во время «огненного искушения» 2 и не допустить какой-либо попытки активного сопротивления. Он заклинает их покориться императору и его наместникам. Рабы должны повиноваться своим господам, жены — мужьям, младшие— старшим. Лучше пострадать как христианин, чем как убийца, вор или как «посягающий на чужое» — как мы бы оказали, t смутьян3. Благодаря мастерскому приему имя Петра, который якобы пишет в эпоху Нерона, незадолго до своей мученической кончины, использовано для придания авторитетности произведению, в котором отразилось учение, а иногда и самый язык Павла. Кстати, тот факт, что Петр назван просто «апостолом» и обращается к азиатским пресвитерам как «состастырь»4, показывает, что в начале II в. его еще далеко не считали папой.

В ИЗ г. Траян предпринял войну с Парфией. В течение следующих трех лет он присоединил Армению и Месопотамию и донес римских орлов до Персидского залива. Эта агрессия перенапрягла свыше меры ресурсы империи и дала возможность покоренным евреям совместно с другими рабами Рима на Востоке восстать в тылу Траяна и учинить дикую месть за разрушение Иерусалима. Он был вынужден отступить и умер в 117г., еще до окончательного разгрома иудейского восстания.

Именно ко времени кампании Траяна на Востоке в 114—116 г. мы должны отнести мученичество Игнатия Антиохийского. Возможно, что Траян, ведя войну с Парфией и одновременно вынужденный бороться с назревавшим иудейским восстанием, попытался укрепить положение в Сирии, казнив в качестве примера одного из местных воинствующих христианских руководителей.

1 1 Петр, 5, 8. * Там же, 4, 12.

3 Там же, 4, 15—16.

4 Там же, 1, 1; 5, 1.

239

Факты, относящиеся к этому делу, неясны. Единственные документы, которые стоит принять во внимание, это семь посланий, приписываемых Игнатию (пять адресовано церквам Малой Азии, одно — Римской церкви и одно — Поликарпу Смирнскому), и «Послание к Филип-пийцам», приписываемое Поликарпу. Подлинность их оспаривается, но самое позднее их можно датировать серединой II в. В числе других документов имеется полдюжины других посланий Игнатия, подделанных в IV в. или позже, и мартиролог, относящийся к VI в., в котором Траян разговаривает, как тиран в театре. Эти последние документы можно игнорировать.

Согласно документам II в., Игнатий был рабом (послания противопоставляют его рабское состояние свободе Петра и Павла). Его арестовали в Антиохии вместе с другими христианами и отправили в Рим, чтобы бросить на растерзание зверям. Это можно считать историческим материалом. Но семь посланий, якобы написанных во время его последней поездки в Рим, трудно принять. Игнатий (если это он) сообщает Римской церкви, что его стража дурно с ним обращается. «На пути из Сирии до Рима, на суше и на море, ночью и днем я уже борюсь со зверями, будучи связан с десятью леопардами, то есть с отрядом воинов, которые от благодеяний, им оказываемых, делаются только злее» '. И все же хотят, чтобы мы поверили, что ему разрешали принимать посетителей-христиан в различных местах в пути и писать длинные и, повидимому, не подвергавшиеся цензуре письма о церковных делах, включая эти замечания о его страже! Разве разрешили бы римские солдаты, караулившие раба, приговоренного в качестве члена преступного сообщества, писать ему письма о делах его сообщества? Послание Поликарпа, которое используют для доказательства подлинности послания Игнатия, возможно, в основном является подлинным, но там есть признаки интерполяции. Первым, кто цитирует эти послания, является Ириней, а он называет их автора «некто из наших», не приводя имени Игнатия2. Мы должны считать их произведением неиз-

1 «Памятники древней христианской письменности», т. II, стр. 405.

8 «Сочинения святого Иринея», М., 1871, стр. 660.

240

Местного фальсификатора, который в конце II и. йсполь; зовал имя знаменитого мученика для поддержки епископского правления и теологической ортодоксии своего времени'.

14. Эфесское евангелие и послания

После второго иудейского восстания церковные руководители считали более чем когда-либо необходимым разобщить христианство с иудейством. Это является целью евангелия, которое христианская традиция приписывает Иоанну. В той форме, в какой оно до нас дошло, Четвертое евангелие якобы представляет собой произведение «ученика, которого любил Иисус», — это единственное свидетельство об авторстве, которое содержится во всех канонических евангелиях2. Ириней, писавший примерно в 180 г., говорит, что это евангелие было написано в Эфесе, и называет в качестве автора «Иоанна, ученика Господня», который жил там в эпоху Траяна. Ириней утверждает, что он сам знал в детстве Поликарпа Смирнского, ученика этого Иоанна, но Ириней нигде не называет автора Четвертого евангелия сыном Зеведеевым или апостолом 3. Только в III в. христианские авторы начинают отождествлять евангелиста с сыном Зеведеевым.

Приписывание Четвертого евангелия кому-либо из учеников Иисуса оказывается при ближайшем рассмотрении несостоятельным. Гл. 21, где это впервые делается, является прибавлением к евангелию, написанным другой рукой. В корпусе евангелия не содержится таких заявлений. «Любимый» ученик, несомненно, введен в рассказ с целью, чтобы показалось, что здесь содержится свидетельство очевидца, более восторженного, чем Петр,—очевидца, к которому в то время, как он приклонился ж груди Иисуса, Петр обращается с вопросом; очевидца, который стоит у креста, когда Петр

1 Вопрос о посланиях Игнатия обсуждается начиная с XVI в, и еще не решен. Поскольку мнения вядных теологов можно цитировать в подтверждение как той, так и другой точек зрения, то мирянину позволительно прибегнуть к собственному здравому смыслу. См гл. VIII, § 5.

«Иоанн 21, 20—24.

8 «Сочинения святого Иринея», стр. 214,

16 Арчи балд Робертсон

241

отрекся от своего Господа; очевидца, который вхоДйт в пустую гробницу и верит, между тем как Петр стоит, разинув рот. Но у евангелиста, писавшего в эпоху Траяна, не хватило смелости сказать, что он был этим человеком. Это утверждение добавлено редактором, приписавшим гл. 21 '. На основании этой главы Ириней отождествляет евангелиста с «любимым учеником». И однако в послании Поликарпа, которого Ириней называет учеником Иоанна, не содержится никакого намека на то, что Поликарп когда-либо встречался в учеником Иисуса, а в послании Игнатия к Ефесянам, где говорится о пребывании Павла в Эфесе, даже не упоминается о существовании там такой личности, как «любимый ученик». Все, что мы можем сказать об авторе Четвертого евангелия, это то, что он был одним из уважаемых пресвитеров Эфесской церкви в эпоху Траяна, несомненно, был евреем (в его стиле имеются заметные семитизмы) и, возможно, носил имя Иоанна, но он был настолько далек от своего народа, что его книга — самое антиеврейское произведение во всем Новом завете.

В Четвертом евангелии учению о логосе, или божественном разуме2, просвещающем темный мир (это учение было заимствовано Филоном из греческой философии и, как мы видели, являлось основополагающим в паулинистских посланиях), придана аллегорическая форма. Главная тема содержится в прологе.

«В начале был логос,

И логос был у Бога,

И логос был Богом.

Он был в начале у Бога.

Все чрез Него начало быть,

И без Него ничто не начало быть, что начало быть,

В Нем была жизнь,

И жизнь была свет человеков.

И свет во тьме светит,

И тьма не объяла его»3.

Здесь допущена умышленная неясность. «Объяла» можно понять как «постигла» и как «остановила». Темные демонические силы мира, говорит Иоанн, не в со-

1 См. гл. VIII, § 6.

2 В русском и английском переводах евангелия logos переведено «слово». — Прим. перев.

3 Иоанн 1, 1—5. ; • , ,

242

Стояний йи постичь, ни победить божественный В прологе далее говорится:

«Был свет истинный,

Который просвещает всякого человека,

Приходящего в мир.

В мире был,

И мир чрез Него начал быть,

И мир Его не познал.

Пришел ко своим,

И свои Его не приняли.

А тем, которые приняли Его,

Верующим во имя Его,

Дал власть быть чадами Божиими...

И Слово стало плотию,

И обитало с нами,

Полное благодати и истины;

И мы видели славу Его,

Славу, как единородного от Отца»'.

Пока в этой доктрине нет ничего нового. Филон Александрийский называл логос первородным Сыном Бо-жиим, которым был создан мир, установителем порядка вещей, светом, благодаря которому человек может постичь не познаваемого иначе бога. Филон также верил в то, что логос мог принять человеческий облик: Моисей и Аарон были logoi — воплощениями логоса. Иоанн Эфесский расходится с Филоном в том, что отождествляет воплощенный логос не с кем-либо из героев древности, а с Иисусом Назарянином, распятым как «Царь Иудейский» менее чем за столетие до этого. В Четвертом евангелии Иоанна Крестителя и Иисуса уже нельзя считать революционными проповедниками, легенда о которых лежит в основе синоптических сказаний. Креститель становится просто «человеком, посланным от Бога», который должен возвестить о пришествии на землю существовавшего прежде Сына Божия2. Иисус, хотя он все же остается сыном Иосифа (евангелисту ничего не известно о непорочном зачатии), становится Сыном Божиим, когда им овладевает логос, и с этой минуты для него не существует никаких человеческих ограничений. Он показывает свое всезнание своим

1 Иоанн 1, 9—12, 14. Обратите внимание на двусмысленность «мы». Это должно означать только христианскую общину; и, однако, это намек на очевидца — «любимого ученика» последующих глав.

2 Там же 1, 6—8, 15, 29—34.

16* 243

Первым ученикам, отрекается от своей матери («что Мне и Тебе, Жено?») ' и доказывает свою божественность превращением воды в вино, как это, по рассказам, ежегодно делал Дионис на Андросе, находящемся на расстоянии короткого морского перехода от Эфеса.

Земного золотого века не будет. Иисус говорит Ни-кодиму (персонификация материалистического иудейства), что Царство Божие только для тех, кто «родится свыше» 2. Спасение может быть достигнуто только благодаря духовному возрождению посредством веры в Сына Божия.

«Верующий в Него не судится,

А неверующий уже осужден,

Потому что не уверовал во имя Единородного

Сына Божия. Суд же состоит в том, Что свет пришел в мир;

Но люди более возлюбили тьму, нежели свет, Потому что дела их были злы»3.

В ряде речей, каждая из которых иллюстрируется - чудом (насыщение пяти тысяч, исцеление слепорожденного, воскрещение Лазаря), богочеловек возглашает, что он есть хлеб, сшедший с небес, свет мира, воскресение и жизнь. Так как евреи, принимая его за обыкновенного человека, считают его притязания богохульством или сумасшествием, то он называет детьми дьявола не только священников и фарисеев, но и весь народ, а в одном месте даже относит это к «уверовавшим в Него иудеям» 4. Даже евреи-христиане являются служителями дьявола. Сатанинский характер евреев неразрывно связан с их национализмом. Реакция народа на чудо с пятью тысячами выражается в том, что они пытаются сделать Иисуса царем — он разрушает их замыслы своим исчезновением. Он говорит иерусалимским евреям:

«Я пришел во имя Отца Моего, И не принимаете Меня, А если иной придет во имя свое, Его примете» 5.

1 Иоанн 2, 4.

2 Там же, 3, 3—5.

3 Там же, 3, 18—19. « Там же, 8, 31, 48. 6 Там же, 5, 43.

244

Есть что-то отталкивающее в этой картине, когда бог в человеческом облике завлекает ничего не подозревающих евреев загадочными изречениями, побуждая их ложно понять его и попасть в приготовленную для них ловушку, без труда избегает их, пока не настало его время, а затем презрительно им. сдается, чтобы пройти через предуготованную программу смерти и воскресения. Мы вспоминаем Диониса, играющего с Пенфеем в «Вакханках» Еврипида. Диалог в Четвертом евангелии часто бывает драматичным — в особенности в сценах между Иисусом и самарянной, между фарисеями и человеком, которому возвращено зрение, и между Иисусом, евреями и Пилатом во время суда. Вина за распятие еще в большей степени возлагается на евреев, чем в синоптических евангелиях. Иисус говорит Пилату, что Царство Его не от мира сего, после чего Пилат не находит за ним никакой вины и допускает его распятие только тогда, когда евреи угрожают донести на прокуратора кесарю, если он отпустит Иисуса. Этот Пилат совершенно не похож на исторического Пилата! Все произведение умышленно написано с целью доказательства одного тезиса — а именно, что евреи в своей слепоте не только не узнали воплощенного бога, когда они его увидели, но и совершили самое страшное богохульство, убив его.

Имеются признаки того, что откровенное антииудейство Четвертого евангелия было умерено во втором издании с целью сделать это произведение более приемлемым для евреев-христиан. Еврейский элемент был еще силен в восточных церквах, и многие образованные христиане доходили в своем антииудействе до такой степени, что это угрожало разрывом непрочного единства. Не довольствуясь тем, что они отвергали земной золотой век, эти гностики не признавали Ветхий завет вообще и .видели в боге евреев существо, враждебное богу, открывшемуся в Иисусе. Четвертое евангелие в том виде, в каком оно первоначально было написано, представляло собой гностическое евангелие. Иисус здесь отвергает иудейство целиком и полностью: евреи никогда не знали бога; они продолжают дело своего отца диа-вола, который был убийцей и лжецом с самого начала. Он даже отвергает еврейское учение о будущем воскресении и суде: верующие уже обладают вечной жизнью;

ш

неверующие уже осуждены. Но в евангелии, в том виде, в каком оно до нас дошло, подобные места уравновешиваются высказываниями, что «спасение от «удеев» ', и новыми подтверждениями будущего воскресения и суда «в последний день»2. Эти противоречия объясняли интерполяцией; но возможно, что сам автор, чувствуя, что зашел слишком далеко в антииудействе и что это может повредить единству церкви, вставил спасительные оговорки во втором издании3.

Три послания Иоанна принадлежат одному автору, и вряд ли можно сомневаться, что это тот же самый автор, который написал Четвертое евангелие. Первое и самое длинное «Послание» не содержит никакого обращения и скорее является не письмом, а манифестом. Темы Четвертого евангелия — воплощение логоса, свет, который светит в темном мире, обещание вечной жизни — содержатся также и в «Первом послании». Высказывалось предположение, что это «Послание» представляет собой вступительное письмо, с которым Четвертое евангелие направлялось отдаленным церквам. Следует отметить, что в некоторых рукописях, известных Августину в V в., это «Послание», как говорят, имело адрес «к парфянам». Возможно, что непосредственной целью Четвертого евангелия и вступительного письма к нему было противодействовать революционной пропаганде в восточных церквах во время иудейского восстания 116—117 гг.

Два более кратких послания написаны «старцем» конкретным адресатам: «Второе послание Иоанна» к одной из местных церквей («избранной госпоже и детям ее»), а «Третье послание Иоанна» некоему Гаю, активному христианину, о котором ничего более не известно. Автора этих посланий (а следовательно, и Четвертого евангелия) со значительной долей вероятности отождествляли со «старцем Иоанном», которого Па-пий из Гиераполя (города, расположенного недалеко от Эфеса) цитирует в качестве одного из авторитетов. «Второе послание» Иоанна, возможно, являлось вступительным письмом к Четвертому евангелию для тех церквей,

1 Иоанн 4, 22. Ср. 5, 37, 38; 8, 19, 23, 38, 42—44, 5*—55.

2 Там же, 5, 2»—29; 6, 39—40, 44, 54. Ср. 3, 16—19; 5, 24.

3 Шмидель и Луази считают оговорки интерполяциями, Эйслер же полагает, что это собственное исправление автора.

246

где автора знали лично и где официальное вступление, подобное «Первому посланию Иоанна», не было необходимым. «Третье послание Иоанна» проливает некоторый свет на то сопротивление, которое встречало евангелие. «Старец» жалуется, что местный церковный руководитель по имени Диотреф отказывается принимать его письма и его посланных. Очевидно, что Четвертое евангелие, как бы его ни исправлял автор, встречало смешанный прием даже в церквах Малой Азии, не говоря уже о более отдаленных местностях. Рядовые христиане предпочитали революционные лозунги синоптической традиции мистическим размышлениям Иоанна Эфес-ского. Мы не должны удивляться, что прошло 50 лет, прежде чем Четвертое евангелие было повсеместно принято как каноническое.

15. Христианство при Адриане

Адриан (117—138 гг.), преемник ТраяНа, был, пожалуй, самым просвещенным правителем, который когда-либо царствовал в Риме. Он отказался от завоеваний Траяна на Востоке и стал проводить политику мира. С помощью юристов-стоиков он продолжал реформы, начатые Нервой и Траяном. Так как империя перестала теперь расширяться, то ее людские ресурсы и рабов следовало сохранять. Адриан увеличил ассигнования на содержание детей бедных вольноотпущенников в Италии. Он лишил рабовладельцев права жизни и смерти и права продавать рабов в качестве гладиаторов или проституток, запретил человеческие жертвоприношения там, где они еще существовали, простил тягостные недоимки по налогам, попытался уравнять бремя провинций, ввел прямой сбор вместо угнетательской системы откупщиче-ства и совершил две длительные поездки по империи, чтобы убедиться, что его реформы осуществляются. Он начал кодификацию римского права. Он попытался, короче говоря, сделать рабство приемлемым. Кровавая баня, которой закончилось его правление, наглядно показывает бессилие самого просвещенного правителя в классовом обществе избежать воздействия классовой структуры, в плену которой он находится.

В 130 г. во время своей второй императорской поездки Адриан посетил Александрию. Письмо, написанное его

247

родственнику Сервиану, представляет собой любопытный документ, проливающий свет на положение иудейства и христианства в Александрии в эту эпоху, и показывает, что,. будучи настроенными против революционного иудейства, многие богатые евреи и христиане были готовы договориться с язычеством.

«Здесь почитателями Сераписа являются христиане, а те, кто называют себя епископами Христа, являются преданными слугами Сераписа. Здесь нет ни одного еврейского руководителя синагоги, ни самарянина, ни христианского пресвитера, который не был бы звездочетом, прорицателем или знахарем. Когда сам еврейский патриарх приезжает в Египет, то некоторые из них заставляют его поклоняться Серапису, а другие Христу... У «их только один бог — деньги. Вот перед кем воистину благоговеют христиане, евреи и весь мир» '.

Среди тех александрийцев, которые 'пытались примирить христианство и язычество, мы остановимся только на Василиде. Он отвергал бога евреев и выработал мифическую теологию по образцу Гесиода, согласно которой высший бог порождает божественные существа в нисходящем порядке величия, который в конце концов создает мир. Божественный ум, являвшийся самой древней из этих эманации, он же Христос, снизошел на человека Иисуса при его крещении, с тем чтобы освободить меньшинство избранных душ от столкновений и зла материального мира. Поскольку избранные уже спасены, то нет необходимости бороться с язычеством или идти на риск мученичества. Для того чтобы придать своему учению большую убедительность, Василид составил евангелие (ныне утраченное), в котором Иисус не был распят, а позволил, чтобы за него приняли Симона Кири-нейского, и тот был вместо него, а Иисус стоял там и смеялся2. Этот совет избранным спасать свою шкуру и предоставить дураков их судьбе иллюстрирует

1 «Augustan History», «Life of Saturninus», 8 (Scriptores Histo-riae Augustae», XXIX, 8). (Большинство писем в этом сборнике — фальшивки. — Прим. ред.)

2 Симон Киринейский является историческим лицом: Марк упоминает его сыновей, Александра и Руфа, очевидно, как лиц, известных Римской церкви (15, 21). Другие синоптические евангелия следуют за Марком. Но в Четвертом евангелии Симон не фигурирует, и Иисус сам несет свой крест (19,17) —возможно, это было написано с целью опровергнуть рассказ Василида.

т

деморализацию богатых александрийских христиан в травление просвещенного Адриана.

Более известным и более сильным поборником антииудейства был Маркион, синайский судовладелец и, как говорят, сын христианского епископа. Он должен был быть очевидцем гонений, которым Плиний подвергал церкви Понта и Вифинии в 111—ИЗ гг. Это, как и последующее иудейское восстание 116—117 гг., убедило Мар-киона в необходимости раз и навсегда разграничить христианство и иудейство. Подобно александрийским гностикам, он отвергал еврейское писание и учил, что Иисус снизошел с неба для того, чтобы освободить людей от материального мира, который был создан богом евреев и дурно им управляется. Двенадцать апостолов, говорил Маркион, этого не поняли; только Павел, единственный подлинный апостол, это увидел. Иисус Мар-киона — мистический бог, не родившийся от женщины и только ло внешности человек. Своей смертью и воскресением он спас от смерти и ада тех, кто готов отказаться от материального мира и его дел, включая брак, употребление в пищу мяса и различные другие плотские удовольствия. В соответствии с этим маркионитское причастие состояло из хлеба и воды. Деятельность Мар-киона в правление Адриана, по-видимому, ограничивалась Малой Азией. Его попытка захватить Римскую церковь относится к позднейшей истории '. Маркион не шел на .компромисс с язычеством, подобно александрийским гностикам; но его крайний аскетизм и антииудейство были в равной степени рассчитаны на раскол церквей, большинство членов которых уповало на еврейское пророчество, торжественно отмечало свое товарищество во время еженедельной общей трапезы и ожидало царства божия на земле, а не только на небесах.

Христианские руководители были теперь вынуждены вести войну на два фронта: против революционного иудейства, с одной стороны, и против раскольнического гностицизма — с другой. В связи с этим им пришлось укрепить церковную организацию и дисциплину и изгнать из своих рядов тех, кто угрожал расколом движения. Псевдопаулинистские послания к Тимофею и Титу (так называемые «Пастырские послания»),

См. гл. VIII, § 2.

т

по-видимому, были сфабрикованы и распространялись главным образом с щелью противодействия крайнему пау-линизму, проповедовавшемуся Маркионом и ему подобными. Автор «Пастырских посланий» мог включить несколько подлинных паулинистских отрывков, чтобы придать своим подделкам видимость подлинности, но в основном он даже не пытается .подражать стилю Павла. Вероятно, он писал в Малой Азии: чувствуется его азиатское происхождение; ему известно больше о семье Тимофея, чем Луке, а его злобная ненависть к Маркиону наводит на мысль о географической близости. Автор осуждает сложную теологию александрийских гностиков с ее «баснями и родословиями бесконечными»; и .клеймит в еще более сильных выражениях отказ от материального мира как зло, а также и связанный с этим непомерный аскетизм, проповедовавшийся Маркионом. Увещевание «впредь пей не одну воду, но употребляй немного вина, ради желудка твоего» 2 является частью нападок на аскетизм маркионитов и не имеет биографической ценности как указание на привычки Павла или Тимофея. Еврейские писания объявляются боговдохновенными и полезными для поучения христиан. Предупреждение в конце «Первого послания к Тимофею» против «антитез гносиса, ложно так именуемого» 3, представляет собой прямой намек на «Антитезы» Маркиона, произведение, в котором тот излагал противоречие между еврейским законом и христианским евангелием; но эти строки следуют мосле естественного окончания посланий и выглядят как позднейшее добавление4. Одновременно автор предписывает лояльность <в отношении империи и осуждает еврейских смутьянов — «непокорных, пустословов и обманщиков, особенно из обрезанных, каковым должно заграждать уста»5. Он резко порицает любовь

1 Тимоф. 1, 3—4.

2 Там же, 5, 23.

3 В каноническом русском переводе: «прекословии лжеименного знания». — Прим. перев.

4 Тимоф. 6, 20—21. В «авторизованном переводе» (так называется наиболее распространенный английский перевод библии. — Перев.). Эта фраза неправильно переведена как «противодействия науки, ложно так именуемой» (oppositions of science falsely so called), что побуждает фундаменталистов видеть в этом отрывке пророческое предупреждение против Дарвина и Гексли.

6 Тит 1. 10—11,

250

к деньгам как корень всех зол, а его уподобление своих 'противников египетским некромантам напоминает нам размышления Адриана о религиозных деятелях Александрии. Средство, предлагаемое автором от всего этого, — суровая дисциплина: покорность рабов господам, женщин мужчинам и каждой церкви ее пресвитерам. Он не только не принимает безбрачия маркиони-стов, но и (в этом он больше всего отличается от Павла) предписывает, чтобы епископ или пресвитер обязательно был «одной жены муж» '. Здесь еще не делается различия между епископами и пресвитерами: в «Послании к Титу», гл. 1, ст. 1—9, эти слова употребляются как синонимы. Епископам полагается жалованье. Мы уже далеко ушли от собраний первых христиан, на которых все без различия, как мужчины, так и женщины, проявляли те «духовные дары», которыми они обладают, О том, что думали рядовые христиане об этих диспутах, можно составить себе представление по произведению, которое в «аших библиях называется «Послание Иакова». Это не сочинение Иакова Иерусалимского, противника Павла. Автор знаком с греческим текстом Ветхого завета, но не с еврейским, и сам пишет на хорошем, удобочитаемом греческом языке. Описываемое им положение уже не то, которое было в ранней церкви. Церкви совращены классовыми различиями и тем, что там все совершается «взирая на лица»; богачи на собраниях получают хорошие места, а бедняки сидят на полу или стоят2. Анализ текста показывает, что это послание относится к эпохе правления Адриана. Чтобы его произведение не было принято хуже, чем поток псевдопаули-нистской и псевдопетристской литературы, распространявшейся в церквах, автор (приписывает свое сочинение Иакову, руководителю палестинской церкви, которого почитали почти так же, как Петра. Для него христианство не отрицание, а дальнейшее развитие иудейства: он адресует свое .произведение «двенадцати коленам, находящимся в рассеянии»3. Уважение к еврейскому закону и революционная позиция автора в отношении богатства позволяют отнести его к ессейской традиции,

1 Тимоф. 3, 2; Тит 1, 5—6.

2 Иак. 2, 1—4.

3 Там же, 1, 1.

251

которая зародилась еще до появления христианства и оказала на него вначале такое влияние. Догма его не интересует. Он не цитирует ни одного евангелия и ни разу не упоминает ни о распятии, ни о воскресении. Он называет Иисуса Христа «Господом славы», который будет судить мир '. Его отношение к интеллигентам, ведущим борьбу за господство в церквах, можно выразить словами «Чума на все ваши домы!»2 Слишком много разговоров и слишком мало дела, слишком много ерунды насчет оправдания верой, в то время как братья и сестры ходят 'Нагими и голодными. Вслед за древними пророками он 'Призывает богачей-эксплуататоров плакать и рыдать о тех бедствиях, которые ожидают их в «день заклания»3. Его читатели должны набраться терпения, быть твердыми и объединенными. «Пришествие Господне приближается... судия стоит у дверей» 4.

Это революционное произведение поздно было включено в канон. Ни один из авторов II в. его не упоминает. Ориген в III в. цитирует его как «послание, приписываемое Иакову». Евсевий в IV в. отмечает, что его подлинность оспаривается и относит его к тем произведениям, «в рассуждении которых есть противоречия и которые однако приняты многими»5. Подобно «Апокалипсису», это послание было сохранено рядовыми христианами вопреки усилиям их руководителей, так как оно отражало чаяния христианской массы. Сирийские церкви, где христианство раннего типа, которое нашло выражение в этом послании, исчезло позже всего, первыми допустили его в свой канон. Иероним, писавший в Палестине в конце IV в., отмечает, что авторство его ставится под сомнение, но сам он -принимает его как подлинное. Таким образом, оно все-таки вошло в Новый завет. В новейшее время Лютер отвергал его как «липовое послание»; но анабаптисты любили его и часто знали наизусть. Ценность его заключается в том, что оно является свидетельством об устойчивости революционной традиции в христианстве II в.

1 Иак. 2, 1; 5, 7—9.

2 Несколько измененная цитата из трагедии Шекспира «Ромео ч Джульетта». —• Прим. перев.

3 Иак. 5, 5.

4 Там же, 5, 8—9.

6 «Сочинения Евсевия Памфила», т. 1, стр. 98, 142.

т

i6. Последнее еврейское восстание 13Й—13l> it.

Ход событий вскоре дал церковным руководителям повод отречься от революционной литературы. Примерно в 130 г. Адриан, возможно, введенный в заблуждение равнодушием к религии, которое он заметил у богатых евреев Александрии, решил совершить то, что безуспешно пытался сделать Антиох за три столетия до него — покончить с иудейством раз и навсегда. Он издал эдикт, запрещавший обрезание, чтение еврейского закона и соблюдение субботы, и отдал приказ, чтобы Иерусалим был отстроен вновь как римская колония, Он надеялся урегулировать еврейский вопрос посредством ассимиляции евреев с другими подданными более или менее либерализированной империи. В результате же еврейский народ решился на последнее, отчаянное восстание. Восстание началось в 132 г. под руководством Симона Бар-Кохбы, принявшего звание «князя Израильского», которого знаменитый равви Акиба приветствовал как мессию, но большинство равви осталось в стороне. Повстанцы, количество которых достигало 200 000, освободили Иерусалим и целый ряд других укрепленных пунктов Палестины; им оказывали помощь евреи диаспоры и даже некоторые не евреи. «Весь мир, — говорит историк Дион, — был потрясен»1. Но полководцы Траяна за 20 лет до того слишком хорошо сделали свое дело, и новое восстание не могло иметь ни малейшей надежды на успех. Против повстанцев была стянута огромная армия под руководством Севера, лучшего полководца Адриана. И несмотря на это, только в 135 г. удалось снова взять Иерусалим, убить Симона, овладеть последним укреплением повстанцев в Бетере, к юго-западу от Иерусалима, и окончить войну ценой огромных человеческих жертв с обеих сторон. Победители тысячами убивали мужчин, женщин и детей, продали множество народа за бесценок на невольничьих рынках, а с Акибы заживо содрали кожу. Иерусалим был отстроен заново как римский город и стал называться «Элия Капитолийская»; на том месте, где стоял еврейский храм, был воздвигнут храм Юпитера Капитолийского, а евреям было запрещено появляться в виду города под страхом смерти.

» Дион. XIX, 13.

25?

Одним из результатов этого восстания было окончательное отделение христианства от иудейства. Даже евреи-христиане отказались поддерживать Бар-Кохбу, а языческие церкви были слишком напичканы своими руководителями антиеврейской пропагандой, чтобы подвергать себя опасности. Теперь уже не было больше места, как надеялись некоторые паулинисты I в., для того чтобы петристское «благовестив для обрезанных» могло оказаться рядом с паулинистским «благовестием для необрезанных»1. Евреи, которые на протяжении 70 лет были трижды сокрушены военной мощью Рима, в глазах христиан явно были прокляты. Еврейское христианство сделалось ересью. Возможно, что именно в это время некий редактор вписал в «Первое послание к фес-салоникийцам» то злобное обличение евреев, в котором Павел благодаря анахронизму радуется бедствию своего народа:

«Которые убили и Господа Иисуса и Его пророков, И нас изгнали, И Богу не угождают, И всем человекам противятся, Которые препятствуют нам говорить язычникам,

чтобы спаслись,

И чрез это всегда наполняют меру грехов своих; Но приближается на них грех до конца»2.

1 Галат. 2, 6—10.

2 1 Фессал. 2, 15—16. Этого отрывка не было в маркионовском издании «Посланий». Не имелось никаких оснований, по которым такой крайний антииудаист вычеркнул бы эти строки, если бы они там содержались.