Начало формы Конец формы Б. В. Соколов. Правда о Великой Отечественной войне (сборник статей)

Вид материалаСборник статей

Содержание


2 часа.{80} Абсурдность этих сроков доказала лишь война, когда призывники
К границе, на полевые аэродромы, согласно плану от 15 мая, скрытно
Никаких оборонительных мероприятий на границах Красная Армия не
Правда, в июне от одного из агентов в Москве поступило донесение, что план
На самом деле мероприятия, фактически осуществленные в рамках
Флоты мы всячески готовили к войне, но данные приготовления не нацеливали
Тихоокеанским флотом в 1938 г. во время хасанских событий, которые могли
Неосведомленность о действиях на Западной Украине и в Западной
Закончилась война с Финляндией, и, казалось, были вскрыты крупные
Освобождение Бессарабии летом 1940 г. происходило также без какого-либо
Адмирал сделал неутешительный, но верный вывод: "Наличие огромных армий
Армия оказалась плохо подготовленной не только к столкновению с вермахтом
Имеющиеся данные позволяют определить наиболее вероятное время
Не позднее 5 июля все эти дивизии могли выйти на саму границу. 6 июля
Дивизии второго эшелона могли прибыть к месту боев в середине или второй
Красной Армии в летний маскировочный цвет (зимой - в зимний). Это могло
1942 г. механики-водители получали практику вождения от 5 до 10 моточасов
Союза горючим, алюминием, медью, средствами связи, промышленным и транспортным
Так что начиная войну с Гитлером, Сталин фактически приближал момент получения
Подобный материал:
1   ...   5   6   7   8   9   10   11   12   ...   28

боеготовыми на 4-5 сутки мобилизации, а оставшаяся 71-я дивизия - на 6-10

сутки. Отмобилизование ВВС должно было завершиться на 3-4 сутки, причем

все боевые части и обслуживающие их тыловые подразделения приводились в

боевую готовность уже через 2-4 часа, а первый эшелон войск ПВО - уже через

2 часа.{80} Абсурдность этих сроков доказала лишь война, когда призывники

из недавно присоединенных территорий разбегались или переходили на сторону

противника, транспорта катастрофически не хватало, а самолеты уничтожались

на аэродромах, не успев подняться в воздух.

К границе, на полевые аэродромы, согласно плану от 15 мая, скрытно

подтягивалась и авиация, причем с середины июня из восточной части страны

на Запад начали перебазироваться несколько авиадивизий.{81} Однако боеготовность

и боеспособность советской авиации оказалась значительно ниже, чем предусматривалось

планами. Бывший командующий Западным особым военным округом Д. Г. Павлов

на следствии признавал: "Допустил преступную ошибку, что авиацию разместили

на полевых аэродромах ближе к границе, на аэродромах, предназначенных для

занятий на случай нашего наступления, но никак не обороны". На суде же

он уточнил, что виновен лишь в том, что "физически не мог" проверить правильность

доклада подчиненных о рассредоточении авиации.{82}

Никаких оборонительных мероприятий на границах Красная Армия не

проводила и даже не имела планов их проведения. Вермахт же вплоть до 22

июня не рассчитывал на широкомасштабный превентивный удар со стороны русских.

Правда, в июне от одного из агентов в Москве поступило донесение, что план

такого удара обсуждался в Кремле и был отклонен.{83} Трудно сказать, была

ли это сознательная советская дезинформация или агент просто передал какие-то

дошедшие до него слухи, не вполне соответствовавшие истине. Не исключено

также, что планы стратегического развертывания против Германии и нанесения

ей упреждающего удара так и не были подписаны руководителями советских

вооруженных сил именно по соображениям секретности. Ведь даже если подобный

неподписанный документ попадет в руки вражескому агенту, тот не сможет

с уверенностью заключить, действительно ли это план, имеющий директивную

силу, или только один из ряда возможных, предварительно рассматриваемых

вариантов. Вполне вероятно, что немецкий агент из того обстоятельства,

что подписей высших руководителей на майском плане вторжения в Германию

и Польшу не было, сделал ошибочный вывод, что данный план был в конце концов

отклонен советским военно-политическим руководством, т. е. самим Сталиным.

На самом деле мероприятия, фактически осуществленные в рамках

плана от 15 мая, а также формирование к 1 июля польской дивизии однозначно

доказывают, что план превентивного удара начал осуществляться, а вторжение

намечалось на начало июля. Мобилизационные же действия, вследствие занижения

реальных сроков мобилизации, еще не начали осуществляться, за исключением

призыва 800 тыс. запасных. Германское командование, вероятно, не расценивало

донесение агента как сигнал опасности и во всяком случае коррективы в свои

планы не внесло. Еще в разработке Лоссберга самым неблагоприятным вариантом

действий Красной Армии с точки зрения вермахта признавался тот, когда советские

войска будут стремиться сначала "принять удар немецких войск малыми силами,

а главную свою группировку сконцентрировать в глубоком тылу". Однако такое

развитие событий считалось маловероятным.{84} Между тем в свое время именно

такой вариант действий для Красной Армии предлагал Л. Д. Троцкий в свою

бытность председателем Реввоенсовета и наркомвоенмором.{85} Однако Сталин

имел весьма амбициозные планы и об обороне не думал. Лишь 21 июня, когда

признаки готовившегося вторжения стали явными, а германская сторона отклонила

предложение о приезде В. М. Молотова в Берлин (Сталин рассчитывал переговорами

выиграть время для завершения собственного развертывания), последовала

директива о приведении войск на Западе в боевую готовность. Но было уже

поздно.{86}

Причины, по которым разработанные стратегические планы плохо практически

доводились до войск и реально не отрабатывались в системе боевой подготовки,

хорошо показал в своих воспоминаниях тогдашний нарком ВМФ Н. Г. Кузнецов:

"Деловые связи с Наркоматом обороны в бытность Ворошилова (и с ним) у меня

были прежде всего по линии оперативных планов войск. Когда в Европе вспыхнула

мировая война, Главный морской штаб и я более активно пытались выяснить,

каковы наши задачи на случай войны. Сейчас я с ответственностью могу утверждать,

что серьезно проработанных планов тогда не было. Были планы развертывания

войск, засекреченные до такой степени, что реально в жизнь не вводились.

Флоты мы всячески готовили к войне, но данные приготовления не нацеливали

на конкретные задачи, а без них это еще не подготовка.

Научить корабли (и войска. - Б. С.) драться безотносительно

к противнику - это важно, но далеко еще не все. Конкретные директивы Наркомата

обороны вышли в феврале 1941 г. Но уже в это время наша политика связывала

по рукам и ногам нашу стратегию, и боязнь показать Гитлеру, что мы готовимся

против него, не позволила по-настоящему готовиться к войне. Все усилия

и огромные средства, затраченные на подготовку армии и флота, пошли прахом,

поскольку оперативно стратегические вопросы не получили нужного разрешения

со стороны высшего политического и военного руководства. В чем были развязаны

наши руки, так это в том, чтобы готовиться к нападению и не оказаться застигнутыми

врасплох ".{86а}

Кузнецов приводит примеры осуществленных советских агрессий, когда

соответствующие планы вовремя все равно не были доведены до войск и флота:

"Как могло произойти, что наступление наших войск на Польшу и переход границы

после нападения немцев на Польшу в сентябре 1939 г. произошли даже без

извещения меня об этом, хотя Пинская флотилия должна была участвовать в

этой операции? Я с возмущением заявил об этом Молотову, сказав, что если

мне не доверяют, то что я не могу быть на этой должности. Он в ответ предложил

мне читать сообщения ТАСС, которые приказал посылать мне с этого дня...

Впервые я удивился отсутствию указаний из центра еще будучи командующим

Тихоокеанским флотом в 1938 г. во время хасанских событий, которые могли

перерасти в более крупную авантюру со стороны японцев и потребовать более

подготовленных и организованных действий с нашей стороны. Тогда мне было

просто непонятно, чем это объяснить.

Неосведомленность о действиях на Западной Украине и в Западной

Белоруссии, когда меня совсем не поставили в известность, уже беспокоила,

но, к сожалению, даже после моего решительного протеста по этому вопросу

положение не изменилось... Еще больше меня поразили методы подготовки и

"планирование" наступления на финском фронте в зиму 1939/40 гг. - результаты

служат подтверждением этого.

Закончилась война с Финляндией, и, казалось, были вскрыты крупные

недостатки в системе подготовки, принимались меры по их исправлению...

Но совсем не изменилась обстановка в руководстве всеми вооруженными силами

и страной в военном отношении.

Освобождение Бессарабии летом 1940 г. происходило также без какого-либо

планирования, подготовки и согласованности всех вооруженных сил. Вспоминаю,

как уже в последний момент мне было сказано, что через несколько дней последуют

определенные действия на суше против Румынии, и Черноморскому флоту надлежит

быть готовым выступитъ в случае серьезного сопротивления. Мне ничего не

оставалось, как, быстро дав указания, самому выехать в Севастополь и лично

обсудить все с комфлотом, а потом выйти на эсминце в Одессу для личной

связи с находившимися там Тимошенко и другими армейскими начальниками".{86б}

Адмирал сделал неутешительный, но верный вывод: "Наличие огромных армий,

богатой и многочисленной техники, прекрасных солдат и командиров (насчет

"прекрасных" можно поспорить. - Б. С.) разбилось об отсутствие четкого

руководства, своевременных приказаний и согласованных действий между армией,

авиацией и флотом. Это, как известно, стоило огромных лишних потерь и,

нужно прямо сказать, поставило страну в известный период в критическое

положение".{86в}

Соображения секретности в СССР превалировали над практическими

интересами военного планирования и подготовки войск. В результате немцы

так и не узнали о планах советского нападения на Германию, но зато Красная

Армия оказалась плохо подготовленной не только к столкновению с вермахтом,

но и к куда менее крупным конфликтам в Польше и Финляндии. Что же касается

оккупации Бессарабии, отсутствие планов проведения соответствующей операции,

вероятно, объясняется тем, что по сути это была ускоренная импровизация,

поскольку первоначально планировалось широкомасштабное вторжение в Польшу

и Германию, а вовсе не захват Прибалтики и Бессарабии. Такого рода стиль

планирования и подготовки крупномасштабных боевых действий, как мы видели,

укоренился в СССР в течение нескольких предвоенных лет. Как свидетельствует

тот же Н. Г. Кузнецов: "Была кинокартина "Если завтра война", которую Сталин

любил смотреть и показывать заграничным гостям даже после войны. Но, как

показал опыт, поставить кинокартину - это одно, а на деле подготовиться

к тому, чтобы "ни одного вершка своей земли не отдать никому", - это другое

и значительно более трудное и кропотливое дело".{86г} Он также утверждает,

что "Генштаб, сам связанный по рукам и ногам, не имел возможности распорядиться

без Сталина своими армейскими делами..."{86д} Следовательно, совершенно

невероятно, чтобы высшие офицеры Генштаба могли разрабатывать без сталинской

санкции план упреждающего удара против Германии. Нарком же флота, скорее

всего, даже не был поставлен в известность о подготовке нападения на Германию.

Имеющиеся данные позволяют определить наиболее вероятное время

начала планировавшегося советского вторжения К 1 июля все советские дивизии

первого эшелона должны были сосредоточиться на расстоянии от 1- до 4-суточных

переходов от границы, а авиация - перебазирована на полевые аэродромы.

Не позднее 5 июля все эти дивизии могли выйти на саму границу. 6 июля -

воскресенье, наиболее подходящий день для внезапного нападения. Гитлер

напал на Югославию и СССР как раз в этот день недели - 6 апреля и 22 июня

1941 г. К 6 июля можно было перебросить к западным границам и свежесформированную

польскую дивизию из Казахстана, хотя эта дивизия, очевидно, предназначалась

для второго эшелона и имела скорее политическое, чем военное значение.

Дивизии второго эшелона могли прибыть к месту боев в середине или второй

половине июля, подобно тому как германские дивизии второго эшелона постепенно

вводились в бой в течение двух месяцев после 22 июня. Поэтому дата 6 июля

1941 г., впервые названная В. Суворовым как предполагаемое время начала

советского вторжения, может иметь под собой реальные основания.

Предполагаемой дате советского вторжения - 6 июля 1941 г. не противоречит

и тот факт, что только 19 июня 1941 г. была отдана директива наркомата

обороны о перекраске самолетов в летний маскировочный цвет. Это трудоемкое

и масштабное мероприятие требовало около месяца времени. Оно должно было

завершиться к 20 июля окраской самолетов и маскировкой взлетно-посадочных

полос, а к 30 июля - всех аэродромных сооружений. Скрыть это от разведки

противника было практически невозможно, равно как и попытаться представить

его как дезинформацию, предназначенную для вероятного противника. Просто

так тратить огромные силы средства не стали бы, чтобы покрасить весь авиапарк

Красной Армии в летний маскировочный цвет (зимой - в зимний). Это могло

означать только, что советская сторона этим летом собирается начать полномасштабные

боевые действия. А если Сталин рассчитывал на внезапность, то давать Гитлеру

предупреждение задолго до его начала было никак нельзя. Поэтому приходилось

мириться с тем, что часть советских самолетов будет спешно перекрашиваться

уже после начала войны. А с 1 июля промышленность должна была выпускать

самолеты уже только с летней маскировочной окраской.{86е}

На наш взгляд, в действительности существовала альтернативная

возможность, что советское нападение последует ранее германского. Для этого

было бы достаточно, чтобы антигерманский переворот в Белграде произошел

не 27 марта 1941 г., а, скажем, в первой декаде апреля, уже после начала

вермахтом операции "Марита" - вторжение в Грецию из Болгарии, первоначально

намеченного на 1 апреля.{87} В этом случае Германии пришлось бы спешно

создавать новую группировку войск против Югославии, югославская армия успела

бы завершить развертывание, и Балканская кампания могла затянуться. В результате

Германия не успела бы завершить развертывание на Востоке и вынуждена была

отложить вторжение в СССР хотя бы на 3 недели. Тогда бы сталинский удар

оказался первым. Но ход и исход войны, по нашему убеждению, это обстоятельство

не могло изменить. Отметим, что в связи с событиями на Балканах один из

тогдашних руководителей советской разведки П. А. Судоплатов сообщает: "Мне

приходится признать, что мы не ожидали такого тотального и столь быстрого

поражения Югославии. Во время всех этих событий 18 апреля 1941 г. я подписал

специальную директиву, в которой всем нашим резидентурам в Европе предписывалось

всемерно активизировать работу агентурной сети и линии связи, приведя их

в соответствие с условиями военного времени". Судоплатов также подтверждает,

что в мае и июне 1941 г. с Л. Свободой "начали обсуждать план формирования

чешских частей, чтобы затем выбросить их в немецкий тыл для ведения партизанских

операций в Чехословакии".{87а} Заметим, что для партизанских действий целые

части по воздуху не забрасывают, зато для похода в третьем эшелоне освобождающей

Чехословакию Красной Армии (как это и произошло в дальнейшем) легион Свободы

мог очень пригодиться.

Практически предусмотренный предвоенным планом вариант удара на

юго-западном направлении попытались осуществить в ходе танкового сражения

в районе Луцк-Дубно, когда советские войска, имевшие почти шестикратное

количественное и абсолютное качественное превосходство в танках и значительный

перевес в авиации и личном составе, за неделю были полностью разгромлены,

безвозвратно потеряв почти две трети бронетехники.{88} Дело было в низком

уровне боевой подготовки и руководства советских войск. Вплоть до конца

1942 г. механики-водители получали практику вождения от 5 до 10 моточасов,

тогда как для уверенного вождения танка требовалось 25, но для такой практики

вождения не хватало горючего.{89} Налет часов у советских летчиков перед

войной был крайне мал - от 4 до 15,5 часов за первые 3 месяца 1941 г.,

а самолеты новых типов слабо освоены.{90} В результате, из-за недостатка

горючего и опыта, вплоть до лета 1943 г. советская авиация барражировала

над полем боя не на максимально возможных, а на наиболее экономичных скоростях.{91}

В результате вплоть до конца советская авиация редко углублялась далее,

чем на 30 км от линии фронта и не вызывала особых опасений со стороны немцев.

Также вплоть до конца войны сохранялась шаблонность в наступлении.{92 }Не

слишком эффективно действовала и советская артиллерия. В последние годы

войны Красной Армии для прорыва обороны противника приходилось создавать

плотность артиллерии и минометов порядка 300 стволов на 1 км фронта,{93}

тогда как вермахт, например, достиг оперативного прорыва на участке Воронежского

фронта в июле 1943 г. при плотности артиллерии на участке прорыва в 22

орудия и миномета на 1 км фронта.{94} И в конце войны Советские войска

не были вполне готовы к ведению боевых действий. Характерна дневниковая

запись командующего 4-м Украинским фронтом А. И. Еременко от 4 апреля 1945

г.: "Нужно спешить, а войска очень слабо подготовлены к наступательным

действиям, на 4-м Украинском фронте своевременно не занимались этим решающим

успех дела вопросом".{95}

Если бы Сталину удалось в 1941 г. ударить первым или оттянуть

начало войны до 1942 г., это не спасло бы Красную Армию от поражений. Увеличение

числа танков и самолетов потребовало бы больше летчиков и танкистов, которых

все равно не успели бы должным образом подготовить, а также больше горючего,

что значительно усилило бы его дефицит. В то же время, и в случае советского

нападения война очень быстро перекинулась бы на советскую территорию и

большинством населения все равно воспринималась бы как Отечественная и

справедливая. Исход же войны, причем примерно в те же сроки, как и в действительности,

решило бы превосходство СССР в людских резервах и территории, способность

тоталитарной системы сохраняться в критических условиях и помощь западных

союзников, чьи поставки имели решающее значение в снабжении Советского

Союза горючим, алюминием, медью, средствами связи, промышленным и транспортным

оборудованием и многим другим.{96} Германская сторона недооценила способность

советской промышленности и вооруженных сил аккумулировать западную помощь.

Англии же и США, питавшим к коммунизму не больше симпатий, чем к национал-социализму,

приходилось помогать Сталину, а не Гитлеру, поскольку германский военный

и экономический потенциал был больше советского, и победа Гитлера, неизбежная

при столкновении СССР и Германии один на один, таила для них гораздо большую

опасность, чем победа зависимой от импорта передовых технологий России.

Так что начиная войну с Гитлером, Сталин фактически приближал момент получения

столь необходимой помощи союзников. Советская же, а как показывают бои

в Чечне, и наследовавшая ей российская армия, в силу коренных внутренних

пороков, к войне никогда не была готова должным образом и победу могла

покупать лишь большой кровью и никак не в результате блицкрига.

Советская сторона раньше вермахта начала развертывание на Западе

- с апреля 1940 г. (по сравнению с июлем), но завершить его планировала

немного позже - в начале июля 1941 г. (по сравнению с 22 июня). Здесь сыграло

роль то, что Сталин развертывал гораздо больше соединений, чем Гитлер,

перебрасывал их на более значительные расстояния и по менее развитой сети