Начало формы Конец формы Б. В. Соколов. Правда о Великой Отечественной войне (сборник статей)

Вид материалаСборник статей

Содержание


В трехдневный срок от участников совещания потребовали предложений о маскировке
Forschungsamt, 1996. Печатается с любезного разрешения Военно-исторического
Битва на Курской дуге рассматривается в советской историографии как
Курская битва документирована сравнительно неплохо, значительно
Армию со сталинградской победой, но предупредил: глупо думать, что единственная
Германия и ее армия потрясены и переживают кризис, но они еще не разбиты.
Германии стала фактом".{4}
Красной Армии в общее наступление". Он полагал, что "в ходе наступательных
В этом труде нет никаких цифр, характеризующих силы и средства Красной
Г. К. Жукова. Авторы книги также нарисовали весьма идеализированную картину
В этом случае советское наступление могло нарушить взаимодействие между
В 12-томной "Истории второй мировой войны, 1939-1945" советские
Результаты Курской битвы также традиционно оценивались как очень
1,5 тыс. танков, более 3,7 тыс. самолетов... Хребет немецко-фашистской
Подобный материал:
1   ...   7   8   9   10   11   12   13   14   ...   28


{64а} Военно-исторический журнал. 1993. No 8. С. 83.



{65} О дезинформационных мероприятиях, имитирующих подготовку


вторжения на Британские острова и представляющих развертывание на Востоке

как маскировку такого вторжения. См.: Гальдер Ф. Указ. соч. Т. 2.

С. 626-627, по указателю операции "Хайфиш" и "Хайфиш II" и план "Гарпун";

Поражение германского империализма во второй мировой войне. С. 210.


{66}
Вишлев О. В. Почему же медлил Сталин в 1941 г.? //

Новая и новейшая история. 1992. No 2. С. 78, 82-83.


{67} Скрытая правда войны: 1941 год. Сост. Н. Н. Кнышевский, О.


Ю. Васильева и др. М.: Русская книга, 1992. С. 350-351.


{68}
Гальдер Ф. Указ. соч. Т. 2. С. 534, 536, 574. Записи

от 19 и 20 мая и 13 июня 1941 г.


{69}
Киселев В. Н. Упрямые факты начала войны // Военно-исторический

журнал. 1992. No 2. С. 14-15.


{70} Сталин, Берия и судьба армии Андерса в 1941-1942 гг. С. 62.



{71}
Потапов А., Гладышев П. Огненный путь. Алма-Ата: Казахстан,

1980. С. 4.


{72}
Мерецков К. А. Указ. соч. С. 202.


{73} См.:
Бобылев П. Н. Указ. соч. No 7. С. 16-17; No 8.

С. 28-29.


{74} См.:
Киселев В. Н. Указ. соч. С. 15.


{75}
Данилов В. Д. Указ. соч. С. 15. {75а} Жуков Г.

К. Указ. соч. 12-е изд. М.: Новости, 1995. Т. 1. С. 305, 373.


{76}
Киселев В. Н. Указ. соч. С. 15.


{77}
Киселев В. Н. Указ. соч. С. 15.


{78}
Данилов В. Д. Указ. соч. С. 15.


{79}
Сандалов Л. М. Первые дни войны. С. 106. Здесь говорится,

что 22 июня командование Западным фронтом и Генштаб ввели в действие схему

"Гроза" (общая мобилизация).


{80}
Мельтюхов М. Я. Указ. соч. С. 12, 17.


{81}
Данилов В. Д. Указ. соч. С. 15.


{82} "Мне было приказано быть спокойным и не паниковать" // Неизвестная


Россия. XX в. Вып. 2. М.: Историческое наследие, 1992. С. 101.


{83}
Некрич А. М. Дорога к войне // Огонек, 1991, .No 27.

С. 8.


{84} Стратегическая разработка Лоссберга. С. 24-25.



{85}
Троцкий Л. Д. Как вооружалась революция. Т. 3. Кн.

2. М.: Госиздат, 1925. С. 256-257.


{86} См.:
Вишлев О. В. Указ. соч. С. 86; Гальдер Ф.

Указ.

соч. Т. 2. С. 579. Запись от 20 июня 1941 г.


{86а}
Кузнецов Н. Г. Крутые повороты. С. 76-77.


{86б} Там же. С. 47-48.



{86в} Там же. С. 49.



{86г} Там же. С. 46. В другой своей мемуарной книге бывший нарком


ВМФ высказал мнение, что Сталин переоценивал истинную степень боеготовности

советских войск (См.: Кузнецов Н. Г. Накануне. М.: Воениздат, 1966.

С. 323-324). По мнению Кузнецова, 5 мая 1941 г. "высказавшись за вероятность

войны, Сталин думал, что все высокие начальники, от которых это зависело,

примут надлежащие меры" (Правда. 1991. 20 июля).


{86д}
Кузнецов Н. Г. Крутые повороты. С. 51.


{86е} Известия ЦК КПСС. 1990. No 2. С. 208-209. Известный авиаконструктор


А. С. Яковлев вспоминал, что накануне принятия этого постановления, в конце

мая или начале июня, руководителей ВВС и наркомата авиапромышленности вызвали

в Кремль по вопросам маскировки. Совещание будто бы созвали из-за письма

"от одного летчика о том, что у самой границы наши лагеря выстроились как

на параде: поставили белые палатки рядами, так что сверху они ясно видны".

В трехдневный срок от участников совещания потребовали предложений о маскировке

самолетов (Яковлев А. С. Цель жизни. Изд. 3-е. М.: Политиздат, 1973.

С. 238-239). Характерно, что Постановление в первую очередь - уже к 1 июля

1941 г., требовало полностью замаскировать злосчастные палатки, которые

действительно облегчили задачу люфтваффе 22 июня. Несомненно, пренебрежение

к вопросам маскировки было свойственно Красной Армии, и уже один этот факт

доказывает, как плохо на самом деле готовились в 1941. г. к боевым действиям.

Это, однако, не означает отсутствия агрессивных намерений, а только неспособность

провести их в жизнь в соответствии с положениями военной науки.


{87}
Гальдер Ф. Указ. соч. Т. 2. С. 403. Запись от 17 марта

1941 г.


{87а}
Судоплатов П. А. Разведка и Кремль. М.: Гея, 1996.

С. 137-138.


{88}
Гуров А. Боевые действия советских войск на юго-западном

направлении в начальном периоде войны // Военно-исторический журнал. 1988.

No 8. С. 38-39.


{89}
Мельников С. И. Маршал Рыбалко, 2-е изд. Киев:

Политиздат Украины, 1984. С. 50-51.


{90}
Мариничев В. Указ. соч. С. 186; История Великой Отечественной

войны Советского Союза 1941-1945; в 6 тт. Т. 1. М.: Воениздат, 1961. С.

476.


{91}
Семенов А. Ф. На взлете. М.: Воениздат, 1969. С. 125.


{92}
Меллентин Ф. Танковые сражения 1939-1945 гг. Пер.

с англ. М.: Издатинлит, 1957. С. 148, 244-249.


{93} См.:
Воробьев Ф. Д., Паротъкин И. В., Шиманский А. Н.

Последний штурм (Берлинская операция 1945 г.). 2-е изд. М.: Воениздат,

1975. С. 402. В Берлинской операции плотность достигала 148-270 орудий

и минометов на 1 км фронта.


{94} Оперативная плотность и соотношение сил на направлении главного


удара противника см.: Курская битва (Под ред. И. В. Паротькина.

М.: Наука, 1970. С. 486.)


{90}
Еременко А. И. Год 1945: "Нужно спешить, а войска

очень слабо подготовлены..." // Военно-исторический журнал. 1994. No 7.

С. 20.


{96} О роли ленд-лиза в советских военных усилиях см.:
Sokolov

Boris V. Lend-Lease in Soviet Military Efforts, 1941-1945 - The Journal

of Slavic Military Studies. Vol. 7. September 1994. No 3.


{97} РГВА, ф. 34980, on. 5, д. 2, лл. 2-6. Сообщено П. А. Аптекарем.



Сражение за Курск, Орел и Харьков. Стратегические намерения

и результаты. Критический обзор советской историографии

(Опубликовано: Gezeitenwechsel im Zweiten Weltkrieg? Hrsg. von Roland

G. Foerster. Hamburg- Berlin-Bonn; Verlag Mittler Sohn-Militargeschichtliches

Forschungsamt, 1996. Печатается с любезного разрешения Военно-исторического

научно-исследовательского института в Потсдаме. Перевод с английского автора.)


Битва на Курской дуге рассматривается в советской историографии как

одно из трех главных решающих сражений Великой Отечественной войны (два

других - Московское и Сталинградское). Оперативный и тактический аспекты

Курской битвы изучены довольно хорошо,{1} но ее стратегическое значение

характеризуется лишь в самых общих фразах в трудах, посвященных истории

советско-германского фронта второй мировой войны. Цель данной работы -

проанализировать стратегические намерения и результаты, достигнутые обеими

сторонами во время сражения за Курск, Орел и Харьков.

Курская битва документирована сравнительно неплохо, значительно

лучше, чем два других решающих сражения.{2} Советские историки изучают

Курскую битву более объективно, поскольку официальная мифология войны утверждает,

что только поворотный пункт - Сталинград - как и победа под Москвой, были

достигнуты без советского превосходства в людях и вооружении. В 1943 г.

преимущество, полученное немцами от внезапности нападения в 1941 г., практически

сошло на нет, а советская промышленность достигла своей максимальной производительности

после спада в первый год войны. Эти факты оказались очень полезны для создания

нового мифа - о триумфе советской политической системы и советского народа

в Курской битве, третьей великой битве войны после Москвы и Сталинграда,

в которой участвовало людей, танков и самолетов больше, чем в каком-либо

другом сражении на Восточном фронте. Но для такого мифа очень важно не

прояснять вопрос о стратегических намерениях и результатах.

И. В. Сталин в приказе от 23 февраля 1943 г. поздравил Красную

Армию со сталинградской победой, но предупредил: глупо думать, что единственная

задача Красной Армии - преследовать немцев до западных границ и что "немцы

покинут без боя хотя бы километр нашей земли".{3} Также и в приказе от

1 мая 1943 г. Сталин повторил, что "немецки-итальянский фашистский лагерь

переживает тяжелый кризис и стоит перед своей катастрофой", но "это еще

не значит, что катастрофа гитлеровской Германии уже наступила... Гитлеровская

Германия и ее армия потрясены и переживают кризис, но они еще не разбиты.

Было бы наивно думать, что катастрофа придет сама, в порядке самотека.

Нужны еще два-три таких мощных удара с запада и востока, какой был нанесен

гитлеровской армии последние 5-6 месяцев, для того, чтобы катастрофа гитлеровской

Германии стала фактом".{4}

Сталин был довольно-таки осторожен в своих прогнозах. В мае 1942

г. он был куда более оптимистичен и призывал "добиться того, чтобы 1942

г. стал годом окончательного разгрома немецко-фашистских войск и освобождения

советской земли от гитлеровских мерзавцев".{5} Но крупные поражения Красной

Армии в Крыму и под Харьковом и ее отступление до Сталинграда и Кавказа

заставили его быть осторожным в предсказаниях. Действительный ход событий

доказал, что не два или три, а более дюжины ударов, включая десять так

называемых сталинских ударов 1944 г., потребовалось для германской капитуляции.

Первой работой, посвященной Курской битве, в советской историографии

стала статья Н. Таленского "Орловская операция". Ее автор подчеркнул, что

немецкое летнее наступление 1943 г. началось очень поздно, 5 июля. Это

было необычно для практики двух мировых войн.{6} Он цитировал заявление

немецкого генерала К. Дитмара, что против принципов военной стратегии более

выгодно уступить инициативу противнику и дождаться благоприятной возможности

для удара. Кстати сказать, такова и была советская стратегия в Курской

битве. Но в своей статье Таленский утверждал, что германское командование,

вопреки мнению Дитмара, было заинтересовано в как можно более раннем начале

своих наступательных операций, до того как начнется наступление союзников

в Западной Европе. Задержку немецкого наступления на Курск он связывал

с тяжелым поражением германской армии в Сталинградской битве. Таленский

также полагал, что поражение немецких войск в Курской битве доказывает,

что "военная мощь гитлеровской Германии ослаблена в такой мере, что 2-3

таких удара с востока и запада достаточно для ее разгрома".{7} Здесь он

фактически повторил сталинские слова. В этой же статье сам Сталин был назван

основным архитектором советской победы в Курской битве.{8} Данный тезис

был повторен И. В. Паротькиным, автором второй большой статьи о сражении

на Курской дуге.{9} Он считал, что Сталинградская и Курская битвы сами

по себе создали перелом в Великой Отечественной войне. Паротькин, как и

Таленский, утверждал, что в ходе Курской битвы Красная Армия показала,

что "правильно организованная и проводимая оборона при наличии стойкости

и высокого морального духа войск является непреодолимой для противника,

как бы силен он ни был". Паротькин также заявил, что победа в Курской битве

стала результатом блестящего взаимодействия пяти советских фронтов и что

"в оборонительном сражении под Курском была истощена наступательная мощь

двух основных немецких группировок и вновь созданы условия для перехода

Красной Армии в общее наступление". Он полагал, что "в ходе наступательных

операций под Орлом и Харьковом, Красная Армия показала высокую оперативную

подготовку своего командного состава, умение его в сложных условиях успешно

выполнять замыслы верховного главнокомандования". Паротькин утверждал,

что в Курском сражении советские войска окружили и уничтожили несколько

группировок противника.{10} Очевидно, что это заявление не соответствует

истине.

Следует сказать, что Сталин оценивал исход Курской битвы как доказательство

способности Красной Армии наступать и зимой, и летом и выделял Сталинградскую

и Курскую битвы как поворотные пункты войны. Он считал, что эти поражения

поставили гитлеровскую Германию перед катастрофой.{11} Нетрудно заметить,

что авторы первых статей о Курской битве просто повторяли сталинские формулы.{12}

Следует подчеркнуть, однако, что в советской мифологии войны Курская

битва в первые годы часто заменялась битвой за Днепр. Так, только 180 солдат

и офицеров получили звания Героев Советского Союза за сражение на Курской

дуге, в то время как 2438 удостоились золотых звезд Героя за форсирование

Днепра в октябре 1943 г.{13} Это породило в войсках особое выражение "днепровский

герой", что означало героя второго сорта. Также в одной из первых статей,

посвященных победе в Великой Отечественной войне, среди великих сражений

была названа не Курская битва, а битва за Днепр (наряду с Московской, Сталинградской,

обороной Ленинграда и взятием Берлина).{14} Возможно, это было вызвано

очень тяжелыми потерями, которые понесла во время Курской битвы советская

сторона, а также тем обстоятельством, что в ходе этого сражения так и не

удалось ни одно окружение группировки противника.

В первой советской официальной истории Великой Отечественной войны,

изданной в 6 томах, отдельная глава была посвящена Курской битве. Там утверждалось,

что в апреле 1943 г. Ставка, получив доклады командования Центрального

и Воронежского фронтов, решила встретить ожидаемое немецкое наступление

на Курский выступ хорошо подготовленной обороной и только после отражения

германского удара начать советское наступление. План советского летнего

наступления основывался на предложениях командования фронтов и Генерального

штаба. Он предусматривал достижение линии Смоленск-р. Сож-нижнее и среднее

течение Днепра. Главный удар планировался на юго-западном направлении для

освобождения Восточной (Левобережной) Украины и Донецкого бассейна. Было

решено, что Красная Армия, хотя и имеет достаточно сил для наступления,

будет защищать Курский выступ от ожидаемого в скором будущем немецкого

наступления, измотает силы противника и затем начнет свое собственное наступление.{15}

В этом труде нет никаких цифр, характеризующих силы и средства Красной

Армии во время Курской битвы. Авторы преувеличили роль Н. С. Хрущева в

этом сражении. В главе, посвященной Курской битве, его имя упоминается

10 раз, в отличие от единственного упоминания Сталина и троекратного -

Г. К. Жукова. Авторы книги также нарисовали весьма идеализированную картину

действий Красной Армии в этой битве, ни разу не подвергнув критике принципиальные

решения высшего командования.

Генерал С. М. Штеменко в своих мемуарах писал по поводу стратегических

намерений советской Ставки, что командование Воронежского фронта предлагало

сконцентрировать усилия к югу от Курска в направлении Харькова и Днепропетровска,

а затем Кременчуга и Херсона. При благоприятных условиях войска могли бы

достичь меридиана Черкассы-Николаев, создать угрозу границам балканских

сателлитов Германии и разгромить группу армий "Юг". Но Ставка для будущего

наступления предпочла центральное направление - на Харьков, Полтаву и Киев.

В этом случае советское наступление могло нарушить взаимодействие между

группами армий "Центр" и "Юг" и освободить Киев - важный политический и

экономический центр.{16} Следует подчеркнуть, однако, что этот план, принятый

Ставкой, в действительности не мог привести к окружению и уничтожению сильнейшей

немецкой группы армий "Юг". Основное направление наступления в этом случае

было слишком далеко от румынских нефтяных полей, критически важных для

военных усилий Германии. План наступления, одобренный Сталиным, приближал

советские войска к германским границам, но в то же время расстояние до

германской территории было гораздо больше, чем до Плоешти. Как кажется,

причиной, почему Сталин предпочел центральный вариант наступления южному,

было политическое значение Киева, который он по соображениям престижа пытался

до последнего удержать в 1941 г., даже ценой гибели целого фронта.

В 12-томной "Истории второй мировой войны, 1939-1945" советские

историки повторили данное Штеменко описание двух стратегических планов,

между которыми советское Верховное главнокомандование должно было сделать

выбор весной 1943 г., не высказав никаких критических замечаний по адресу

принятого варианта наступления на Киев.{17} Они также одобрили преднамеренный

переход к обороне, принятый советской Ставкой. Он был назван свидетельством

"творческого подхода советского Верховного Главнокомандования к решению

стратегических задач войны". Авторы "Истории второй мировой войны" утверждали,

что "переход в контрнаступление после того, как противник будет измотан

в ходе бесплодных атак, позволял рассчитывать на гораздо большие успехи

с меньшими потерями. Развитие событий подтвердило абсолютную правильность

планов советского командования".{18}

Результаты Курской битвы также традиционно оценивались как очень

благоприятные для советской стороны. В "Краткой истории Великой Отечественной

войны" утверждается, что в ходе Курской битвы "советские войска разгромили

30 вражеских дивизий, вермахт потерял около 500 тыс. солдат и офицеров,

1,5 тыс. танков, более 3,7 тыс. самолетов... Хребет немецко-фашистской

армии был сломлен. Весь мир убедился в превосходстве Красной Армии над