Исторический факультет вопросы истории, международных отношений и документоведения
Вид материала | Документы |
СодержаниеТ.С. Теплова |
- Исторический факультет вопросы истории, международных отношений и документоведения, 3853.43kb.
- П. П. Румянцева Издательство Томского университета, 5582.87kb.
- Программа учебной дисциплины история международных отношений часть III, 280.04kb.
- И. Г. Петровского Факультет истории и международных отношений Кафедра международных, 296.66kb.
- Программа подготовки аспирантов кафедры по специальности 07. 00. 15 История международных, 185.3kb.
- Факультета международных отношений ену им., 121.8kb.
- Магистерская программа факультет гуманитарных и социальных наук Кафедра теории и истории, 128.4kb.
- А м. горького факультет международных отношений кафедра теории и истории международных, 977.97kb.
- Программа учебной дисциплины история международных отношений часть, 150.92kb.
- А. М. Горького Исторический факультет Отделение архивоведения, документоведения и информационно-правового, 143kb.
Примечания
1 Стенограммы 103-го Конгресса США [Электронный ресурс]. Режим доступа: po.gov, свободный.
2 Bradsher K. The Transition; Democratic Rifts may hurt Clinton on Foreign Policy // New York times. 1992. Dec. 27. [Электронный ресурс]. Режим доступа: ссылка скрыта, свободный.
3 Стенограммы 103-го Конгресса США. [Электронный ресурс].
4 Ibid.
5 Ibid.
6 Griswold Daniel T. The Fast Track to Freer Trade // Cato Institute Briefing Papers. 1997. Oct. 30. №33. P. 6. [Электронный ресурс]. Режим доступа: ссылка скрыта, свободный.
7 Стенограммы 103-го Конгресса США. [Электронный ресурс].
8 Ibid.
9 Ibid.
10 Ibid.
11 Иванов Ю.А., Почуева Т.Ю. Администрация Клинтона, Конгресс США и внешняя политика [Электронный ресурс]. Режим доступа: ссылка скрыта, свободный.
12 Стенограммы 103-го Конгресса США. [Электронный ресурс].
Т.С. Теплова
The crisis of the British economy of 1970-s and Margaret Thatcher’s coming to power
In the beginning of 1970s the whole of the western world found itself standing on the edge of the crisis. During the previous years the economy had been slowing down, while unemployment and inflation were constantly rising. In 1972 the financial system collapsed following the devaluation of the dollar and the subsequent floating of all the world’s major currencies. Next year in the wake of the Arab-Israeli war the Arab oil-producing countries (OPEC) imposed an embargo on supplies to the US on 20 October. For the wider world, oil prices went through the roof, from around $3 a barrel before the war to over $11 by early the following January1.
The British economy met the crisis as an addition to already overwhelming problems. They appeared along with the government’s attempts to make things go better. The conservative cabinet and its leader, Edward Heath, tried their best to curb the inflation, claiming it to be the root of all the problems. The measures were quite radical: in November 1972 a 90-day freeze was imposed on all prices, wages and dividends; a huge injection of money was made into the economy to stimulate new investment2. According to the Keynesian model, these measures should have caused the positive results. But these recommendations led the government into a dead end. The theory told politicians that unemployment would fall as inflation rose.
But the reality did not meet the expectations. In 1973 the retail prices, despite all controls, rose by 8.8%, while the growth of employment, at 0.9%, had nothing to do with the 600 000 of unemployed. In the same year about 1.6 million workers joined the Trades Union Congress' call for a strike in protest at the government's pay restraint policy and price rises. The worst affected industries were the railways, car manufacturing, newspaper production, docks and mining. A miner’s strike put most of industry on a three-day working week1.
E. Heath, the prime minister, called an election on the following question: «Who does really rule the country?» – the government or the trade-union of the miners. The answer was the victory of the labours, whose leader Harold Wilson promised «a new status, perspective and security» for the coal industry2.
Indeed, the first step of a new government was bringing down the conflict with the miners. The strike was called off following a 35% pay rise. But the National Coal Board, as well as the British Steel Corporation and British Rail, was a nationalised industry, which means that its growth of expenditure because the pay-rise became another whole on the country’s budget. Altogether these industries at the time cost the budget ₤1.1 billion or 2% of GNP3.
The Labour government took the measures as follow:
1) It intervened directly in the investment policy of key companies through the establishment of the National Enterprise Board, which was to overcome the problem by buying shares in cash-starved companies and by making grants and loans.
2) According to the government, the key reason for the spiraling inflation were the constant pay-rises at about 30% a year. The government and the unions managed the agreement, known as the social contract. Under one the worker agreed to voluntary limits on wage rises in return for social provisions, guaranteed rights and status provided by Employment Protection Act 1975 and Trade Union and Labour Relations act 19744.
3) Also Prices Act 1974 extended the government’s prices policy by providing the Secretary of State for Prices and Consumer Protection with the power to subside certain foods5.
But the steps made weren’t enough and did not satisfy the scale of the crisis and remove its real reasons. During 1974-5 the rate of unemployment went further than 1 000 000, inflation rose to 25%6. Real disposable income of the residents did not match the growing taxes and prices. People were drinking less, driving less and buying less because of high prices on drinks, petrol and luxury goods. Industrial output dropped by 5.2%, the companies were trying to save themselves by reducing the working week and taking loans. The government was practicing in taking loans as well, in order to finance the deficit. As a result, one pound out of every 8 of national income found itself borrowed7.
The crisis of the British economy as well as of elsewhere expressed itself in a new phenomenon called slumpflation, which is joining of the growing inflation and unemployment. The Keynesian model found itself off work. New measures and new methods were demanded. The task to find them was inherited by a new government led by the labour James Callaghan after Mr. Wilson’s resignation in 1976.
However it didn’t. The minister said: ‘I don't promise you any real easement for some time to come. There can be no lasting improvement in your living standards until we can achieve it without going deeper and deeper into debt as a nation.’ And held his promise. After a sterling crisis broke out and the currency touched its lowest $1.63 the government turned to the International Monetary Fund for a credit equal to $3.9 billion8. The IMF imposed severe conditions on this loan which effectively undermined the whole basis of the government’s economic strategy. The spending was cut and as a result the social contract was left in tatters as the government imposed a 10 and then a 5 per cent ceiling on wage rises without the consent of the TUC. This represented a real cut in wages at the time when prices were increasing by more than twice that figure.
The country had had enough and tried to show it as vividly as it could. The winter of 1978-79 is known as the Winter of discontent and is still remembered by the British politicians with the shiver at their spine. Tens of thousands of workers took part in the biggest mass stoppage since 19262. The country was paralysed as hospital workers, rubbish collectors, school caretakers and airport staff refused to work. On 28 March, the government lost a confidence motion and was voted off power on the general elections.
The conservatives offered a program of restoring economic and social life by reducing public expenditure, cutting income tax, curbing the power of the unions and imposing tight monetary control9. As a result, the Tories won 339 seats making Margaret Thatcher Britain’s first ever woman prime minister. Today the 30th anniversary of this event reminds us of the power of economic factors in politics.
Примечания
1 BBC news on this day [Электронный ресурс]. Режим доступа: ссылка скрыта, свободный.
2 Dearlove J., Saunders P. Introduction in British politics. P. 515.
3 The Economist, 1974. March 16.
4 Employment Protection Act 1975, Chapter 71 [Электронный ресурс]. Режим доступа: ссылка скрыта, свободный.
5 Prices Act 1974, Сhapter 24 [Электронный ресурс]. Режим доступа: ссылка скрыта, свободный.
6 Retail Prices Index: annual index numbers of retail prices 1948–2007. Office for National Statistics [Электронный ресурс]. Режим доступа: ссылка скрыта, свободный.
7 The Economist 1976. Jan. 3. P. 49.
8 The Economist 1976. December 18. P. 83.
9 Conservative General Election Manifesto 1983 [Электронный ресурс]. Режим доступа: nofollow" href=" " onclick="return false">ссылка скрыта, свободный.
Е.А. Щипкова
Неоконсерваторы первой администрации Дж. Буша-мл. и ОН
Внешнеполитическая стратегия США в начале XXI в. ощутила сильнейшее влияние со стороны идеологического течения, имеющего давние корни в американской политике, но проявившегося так ярко и породившего последствия столь острые лишь при первой администрации Дж. Буша-мл., – течения неоконсерваторов.
Бывший посол Ливана в США Р. Табара охарактеризовал происходящее следующим образом. По его мнению, реальную силу в определении внешней политики страны получили представители правого консервативного крыла американской политической элиты. В феврале 1999 г. группа таких деятелей впервые встретилась с Дж. У. Бушем, который пригласил их работать вместе. Эта группа уже некоторое время взаимодействовала между собой и называлась «Вулканы». Первоначально главных «вулканов» республиканской радикальной мысли было шесть. Все шестеро стали ключевыми игроками первой администрации Буша-мл.: Д. Чейни – вице-президент США, генерал К. Пауэлл – государственный секретарь, Д. Рамсфелд – министр обороны, К. Райс – советник президента по национальной безопасности, Р. Армитедж – первый заместитель госсекретаря США и неоконсерватор П. Вулфовитц – первый заместитель министра обороны. К ним примкнул также известный политический деятель и идеолог неоконсерватизма США Р. Перл, возглавивший консультативные структуры. Опорой основной группы являлись неоконсерваторы Дж. Болтон (заместитель госсекретаря по вопросам вооружений), С. Камбон (заместитель министра обороны по разведке), Д. Фейт (заместитель министра обороны по политическим вопросам), Д. Закхайм (помощник министра обороны по финансовым вопросам) и ряд других. Всех этих деятелей объединила основная идея о том, что после крушения СССР в мире наступил век единоличного политического и военного господства США, что открывает возможность для коренной перестройки международных отношений по американским лекалам1. Было бы преувеличением утверждать, что весь высший эшелон администрации состоял из неоконсерваторов (следует принимать во внимание также традиционных консерваторов и умеренных либералов), однако увеличение присутствия (а следовательно, и влияния) неоконсервативных деятелей во властных структурах США является объективным фактом.
Неоконсерватизм никогда не был единой и цельной философией политической мысли, являясь скорее синтезом разнородных идейно-политических течений (правых, левых, ультралевых, включая троцкизм, маоизм и марксизм). Сегодня не существует четкой границы между теми, кто принадлежит, и теми, кто не принадлежит к неоконсерваторам. Вместе с тем следует отметить, что в основу взглядов практически всех неоконсерваторов легли идеи философа Л. Штрауса, по мнению которого, демократические режимы, не способные применять силу, обречены на гибель. Неоконсерватизм содержит принципы как внешней, так и внутренней политики государства, однако именно внешнеполитический аспект порождает наибольший общественный резонанс. Постулаты в этой сфере могут быть сформулированы следующим образом: во-первых, патриотизм – это естественное и здоровое чувство, которое должно поддерживаться как частными, так и общественными институтами. Во-вторых, мировое правительство – это ужасная идея, так как она может привести к мировой тирании. К международным институтам, которые придают особое значение основному мировому правительству, надо относиться с большим подозрением. В-третьих, следует отличать друзей от врагов. Наконец, цели внешней политики не ограничиваются противодействием прямым угрозам национальной безопасности и поддержанием экономических интересов, а включают также защиту своих идеологических ценностей2. Исходя из этого, США призваны осуществлять «глобальную гуманную гегемонию» во всем мире в силу изначального и абсолютного превосходства своих моральных, культурных, социальных и политических ценностей3. Для достижения этой цели необходимо следовать некоторым принципам:
1. Принцип унилатерализма: проведение политики односторонних действий без учета мнения международного сообщества и решений международных организаций.
2. Принцип упреждения: возможность нанесения удара по любой недружественной стране, представляющей опасность для США и обладающей оружием массового поражения. Это подразумевает действие на опережение, лишение противника самой возможности угрожать США. Принцип упреждения превращается в принцип превентивности, т. е. нанесение удара до возникновения реальной угрозы.
3. Принцип исключительности: принципы упреждения и превентивности распространяются только на США, единственную великую державу. Принцип исключительности проявляется во многих политических акциях США (например, отказ признания легитимности Международного уголовного суда)4.
Более того, идеология неоконсерваторов особенно ярко обнаруживает свой радикализм в отношении многосторонних политических институтов, созданных международным сообществом (ООН, МАГАТЭ, Международный уголовный суд и т.д.). Представители радикального крыла американского неоконсерватизма, такие как Р. Перл и У. Кристол, видят в ООН оковы, ограничивающие возможности защиты интересов США, и в целом ставят под сомнение роль этой организации в качестве источника легитимности силовых действий государств в международных отношениях. С одной стороны, ООН действует на основе консенсуса большинства, являя собой «благостный голос мирового сообщества»5. Но неоконсерватизм исходит из того, что есть только национальные интересы государств, и неких «мифических» интересов международного сообщества не существует. Международные институты при этом подвержены влиянию недемократических государств, следовательно, их решения и резолюции зачастую представляют собой средство, используемое антиамериканистами для продвижения действий, угрожающих демократическому миру. Поэтому США не могут допустить зависимости своих коренных интересов от международных механизмов, которые могут быть блокированы странами, чьи интересы существенно отличаются от их собственных.
США не устраивает проект ООН как потенциального мирового правительства, с мнением которого Америке нужно было бы как-то считаться. Так, Р. Перл утверждает, что падение режима С. Хусейна увлекло за собой и пагубную фантазию об ООН в качестве основы нового миропорядка. История доказала неспособность поддержания безопасности международными институтами: Ближневосточные войны 1965, 1973 гг., конфликт в Югославии – эти проблемы были разрешены только силами НАТО. Далее, именно благодаря НАТО (т.е. коалиции истинно демократических стран) был повержен СССР и демократизирована Восточная Европа. Согласно Перлу, ООН сама вызвала свое падение, поскольку принимала резолюции, не отвечавшие поставленным задачам. Естественно, Организация останется бюрократической трибуной для международной болтовни. Но было бы большой ошибкой оставить право принимать важные политические и военные решения таким странам, как Сирия, Камерун, Ангола, Россия, Китай и Франция. Альтернативой анархии «падшей ООН» станет установление нового справедливого миропорядка, чьей опорой будут действительно демократические страны6.
Менее радикальные представители неоконсервативной мысли отвергают не международные институты как таковые, но именно существующий порядок, в котором формально одинаковое право голоса имеют государства с различным государственным строем – демократические США и коммунистический Китай7. Ф. Фукуяма подчеркивает несоответствие нынешних международных политических институтов кантовским замыслам «всемирной федерации»: «Хартия Объединенных Наций опустила все упоминания о «свободных нациях» ради более слабого принципа «суверенного равенства всех ее членов». Она не связала факт международного признания суверенитета государства с его либерально-демократической трансформацией. Но если попытаться создать лигу наций согласно предписаниям Канта, избавленную от недостатков прежних международных организаций, то ясно, что получится что-то больше похожее на НАТО, чем на ООН, – то есть лига по-настоящему свободных государств, собранных воедино общей приверженностью к либеральным принципам»8.
Следует заметить, что первоначальный внешнеполитический курс первой администрации Буша нельзя назвать неоконсервативным, поскольку он базировался на традиционном принципе американского интернационализма, заявленном в платформе республиканской партии. Отсюда вытекает и традиционное отношение к ООН как к «инструменту поддержания мира, проведения гуманитарных операций и инспектирования вооружений»9. Однако американский мультилатерализм имеет в своей основе лишь прагматический интерес, основанный на больших финансовых затратах и политических рисках в случае односторонних действий. В широком смысле поддержка ООН является благоприятным фактором для проводимых страной действий, но при этом США достаточно сильны, чтобы действовать в одиночку. По выражению Р. Кагана, американский стиль внешней политики представляет собой «железный кулак унилатерализма под бархатной перчаткой мультилатерализма»10.
Политика неоконсерватизма имеет два облика: внутри США она выглядит как концепция защиты прав, свобод и нравственных ценностей христианства, но на практике становится оправданием «мессианского характера» внешней политики США. Неоконсерватизм исходит из того, что снисходительность по отношению к разного рода бесчинствам приводит к их повторению (причем в возросших масштабах); а, напротив, добросовестные и благородные политические или экономические действия производят «эффект домино», усиливая «лагерь добра»11. Поэтому США, которые продвинулись в реализации либеральных ценностей дальше, чем любое другое общество в истории, должны расширять этот лагерь в том числе путем «оптимальной дестабилизации» обстановки в недемократических странах.
Данная установка нашла практическое отражение в действиях первой администрации Буша-мл., чья позиция радикально обострилась после террористических атак 11 сентября. Обращение президента к нации, написанное неоконсерватором Д. Фрумом, обозначило начало крестового похода против «оси зла»: Ирака, Ирана, Северной Кореи. Задачей США стали смена существующих там режимов и последующая демократическая революция12. По расчетам неоконсервативных стратегов, свержение в Ираке неподконтрольного режима и выстраивание демократии должны были создать на Ближнем Востоке прецедент успешной арабской страны – союзника США. Высказывалось убеждение, что за Ираком последуют и другие страны региона, в результате чего главные угрозы региона – международный терроризм, распространение ОМУ и вызовы враждебных авторитарных режимов – будут устранены. Таким образом, свержение режима С. Хусейна стало не только устранением военной угрозы, но и началом процесса реформирования всего региона. Ключевой идеей при этом выступила концепция «строительства нации» – превращение слабых, неудавшихся или несостоявшихся государств в демократические либеральные нации. Поскольку подобные страны не способны сами собой управлять и лишь преумножают преступность и терроризм, подобное вмешательство США является абсолютно законным и необходимым13. Учитывая наличие у Ирака всех формальных предпосылок для демократической трансформации (образованное население, нормально функционирующий бюрократический аппарат, развитая торговля и промышленность), первая администрация Дж. Буша-мл. провозгласила политику демократизации Ирака, что обусловило дальнейшее наращивание американского присутствия в регионе.
Первый срок администрации Буша ознаменовал «закат славы ООН»: США встали во главе коалиции, которая вторглась в суверенное государство Ирак без санкций Совета безопасности, расследование американских парламентеров по программе «Нефть в обмен на продовольствие» привело к международному скандалу – ООН столкнулась с агрессивной критикой и неприкрытыми нападками. В этом отношении показательными являются требования группы неоконсерваторов «Move America Forward» о переезде ООН из США. Кампания, направленная против ООН, была аргументирована тем, что ООН «противодействует прогрессивным действиям США, оказывает содействие террористическим организациям, допускает взяточничество и хищение, т.е. злословит и предает мечту о мире во всем мире»14.
Сами неоконсерваторы пытаются частично опровергнуть «приписываемый им антагонизм» по отношению к ООН, ссылаясь на готовность действовать в рамках международных институтов, когда это отвечает интересам США. Однако даже приближенные к Белому дому деятели не скрывают своего глубокого подозрения к ООН, чью политику якобы определяют анти-американисты15. Касательно своего влияния на политику президента неоконсерваторы предпочитают отрицать сам факт такого воздействия, утверждая, что Дж. Буш-мл. – это продукт своей собственной истории и событий 11 сентября. В свою очередь предположения, что президент повел бы какую-то иную политику, если бы небольшая группа неоконсерваторов не была в тот момент частью его администрации, – не более чем миф16.
Таким образом, неоконсерваторы, выступающие за торжество либерального миропорядка, которое неизбежно наступит при мировой гегемонии США, во многом определили идеологическую окраску первой администрации Дж. Буша-мл. Обладая реальной возможностью влиять на осуществление внешнеполитического курса страны, неоконсерваторы проявили свой радикализм в действиях, прямо или косвенно принижающих роль ООН, что обусловило курс США на односторонние действия и отход от ООН.