Исторический факультет вопросы истории, международных отношений и документоведения
Вид материала | Документы |
СодержаниеФормирование ядерной стратегии США в годы американской атомной монополии Процесс обсуждения в американских правящих кругах процедуры «ускоренного регламента» в торговой политике сша (1997 |
- Исторический факультет вопросы истории, международных отношений и документоведения, 3853.43kb.
- П. П. Румянцева Издательство Томского университета, 5582.87kb.
- Программа учебной дисциплины история международных отношений часть III, 280.04kb.
- И. Г. Петровского Факультет истории и международных отношений Кафедра международных, 296.66kb.
- Программа подготовки аспирантов кафедры по специальности 07. 00. 15 История международных, 185.3kb.
- Факультета международных отношений ену им., 121.8kb.
- Магистерская программа факультет гуманитарных и социальных наук Кафедра теории и истории, 128.4kb.
- А м. горького факультет международных отношений кафедра теории и истории международных, 977.97kb.
- Программа учебной дисциплины история международных отношений часть, 150.92kb.
- А. М. Горького Исторический факультет Отделение архивоведения, документоведения и информационно-правового, 143kb.
Н.К. Рожановская
Формирование ядерной стратегии США в годы американской атомной монополии
Цель данной статьи – рассмотреть особенности американской внешней политики на этапе атомной монополии и определить роль, которую этот этап сыграл в формировании ядерной стратегии США. Хронологические рамки периода атомной монополии взяты относительно широко: с 1945 г., когда Соединенными Штатами была создана и применена атомная бомба, по 1954 г., когда была провозглашена американская доктрина массированного возмездия.
В 1945 г. Соединенные Штаты Америки стали первой страной, создавшей и применившей атомное оружие. Однако американская монополия в атомной сфере продлилась недолго. В 1949 г. Советский Союз испытал собственное ядерное оружие, хотя по прогнозам американского Объединенного комитета начальников штабов это должно было произойти не ранее 1952 г.1 В разработке же термоядерного оружия США опередили СССР лишь на год, первые испытания были проведены в 1952 и 1953 гг. соответственно. До ядерного паритета двум сверхдержавам было еще далеко, но сохранялось стратегическое превосходство США. Американская монополия уступила место американскому же преобладанию, и Советский Союз на том этапе отставал и по количеству боеголовок, и по средствам доставки. Так, например, в 1950 г. у СССР было 5 единиц атомного оружия, а у США – 369; в 1953 г. у СССР – 120, а у США – 14362. Однако атомной дипломатии пришел конец, если под атомной дипломатией понимать попытки извлечь из самого факта обладания ядерным оружием политические выгоды в двусторонних отношениях с Советским Союзом.
В первые послевоенные годы атомную дипломатию США несколько сковывало Квебекское соглашение с Великобританией, заключенное в 1943 г. и обязывавшее получать согласие другой стороны на применение атомного оружия. Однако в 1947 г. Великобритания отказалась от своего права голоса в этом вопросе в обмен на американскую техническую поддержку собственных ядерных исследований. Благодаря этому шагу руководство США получило возможность в одностороннем порядке принимать решение о применении нового сверхмощного оружия. Однако актуальным оставался вопрос о практической его применимости. Учитывая последствия атомных бомбардировок Хиросимы и Нагасаки, после 1945 г. этот вопрос стал только острее. Так, например, Пол Нитце, директор отдела стратегического планирования Госдепартамента США, занявший эту должность в 1950 г., считал атомное оружие аморальным и высказывался за наращивание обычных вооружений3, и это мнение разделяли и другие официальные лица.
Важно подчеркнуть, что хотя первое – и на данный момент последнее – решение об атомной бомбардировке принял президент Гарри Трумэн, основа его решения была заложена еще во времена Рузвельта. Нельзя забывать, что Манхэттенский проект ставил задачу остановить войну, создав новое, беспрецедентное по своей мощи оружие, и именно эта цель привлекла в проект многих ученых. Необходимо было опередить Германию в гонке вооружений, и военное применение атомной бомбы в случае необходимости воспринималась как данность. Этим можно объяснить относительную простоту решения о бомбардировке Японии, ведь, с точки зрения сторонников боевой демонстрации нового вооружения, изменились лишь наземные цели. Тем более, что, как позднее писал военный министр США Генри Стимсон, атомная бомба казалась «такой же легитимной, как любое другое смертельное взрывное оружие современной войны»3.
По существу атомное оружие рассматривалось как легитимное еще до создания. После Хиросимы и Нагасаки вопрос применимости атомного оружия как такового вставал еще не раз, но отношение к нему постепенно менялось. На это влияли различные факторы внутри- и внешнеполитического характера, в том числе и личные качества людей, принимавших решения. Так, например, распространено мнение, что Трумэн не был сильным человеком и потому просто следовал по пути, проложенному до него президентом Рузвельтом, в том числе и в том, что касается применения атомного оружия. Многие историки также подчеркивают, что Эдвард Теллер, физик-эмигрант венгерского происхождения, испытывал сильную неприязнь к советской идеологии, а потому с жаром отстаивал необходимость создания термоядерной бомбы, считая ее важной с точки зрения противостояния экспансии СССР. В то же время антиядерные высказывания Роберта Оппенгеймера, директора Манхэттенского проекта, были отнесены на счет его связей с «левыми», за что он и был в 1953 г. лишен допуска к секретным сведениям. В данной статье не ставится задача рассмотреть личные мотивы и убеждения лиц, принимавших внешнеполитические решения. Однако важно подчеркнуть, что вопросы морали, тесно связанные с личные убеждениями, стали всё чаще в годы атомной монополии фигурировать при обсуждении применимости атомного оружия.
Сменивший Трумэна на посту президента Дуайт Эйзенхауэр говорил, что «США будут рассматривать ядерное оружие как столь же доступное, как другие виды вооружений», и считал, что оно уже стало «обычным»4. Ему не раз доводилось изучать возможность применения атомного оружия, в том числе во время войны в Корее. Тогда генерал МакАртур утверждал, что для разрешения корейской проблемы ему хватит 30–50 атомных бомб, а генерал ЛеМэй настаивал, что только его люди обладают необходимым опытом и навыками для этой операции5. В 1952 г. на острове Окинава даже были размещены самолеты с ядерным оружием на борту, но решение об их вылете так и не было принято. О возможном ядерном ответе со стороны СССР еще не было речи, и при обсуждении вопроса о применении атомной бомбы в Корее приводились такие доводы, как небольшая величина и уязвимость американского ядерного арсенала, нехватка подходящих целей на Корейском полуострове и т.п. Однако участники обсуждения указывали и на возможную отрицательную реакцию общественности как на важный фактор6.
Помимо применимости ядерного оружия другим важным вопросом на раннем этапе атомной монополии был вопрос о судьбе термоядерного проекта. 31 января 1950 г. президент Трумэн принял решение об изучении технической возможности создания термоядерного оружия и дал указание Госдепартаменту и Министерству обороны пересмотреть американскую внешнюю и оборонную политику с учетом ожидаемого приобретения Советским Союзом ядерного оружия.
Уорнер Шиллинг утверждает, что принятое затем решение о продолжении термоядерного проекта было минимальным по своей сути7. Работы по созданию термоядерного оружия были продолжены, но детали – вопрос испытаний, целей, будущего применения – не были оговорены. С точки зрения Шиллинга, речь шла о промежуточном решении, целью которого было избежать разногласий между различными ведомствами и политическими группами7. Между тем против термоядерной бомбы высказывались директор Манхэттенского проекта Роберт Оппенгеймер и другие члены Генерального консультативного комитета при Комиссии по атомной энергии, их беспокоило возможное опасное соревнование с Советским Союзом. Шиллинг указывает, что сложившуюся в результате успешного завершения американского и советского термоядерных проектов ситуацию можно рассматривать как хороший пример дилеммы безопасности: оба государства предпочли бы существовать в мире без термоядерной бомбы, но стремились избежать мира, в котором этим оружием владел бы только противник7.
Еще одним важным вопросом в послевоенные годы оставался вопрос о международном контроле над ядерным оружием. В годы войны эту идею активно отстаивал Нобелевский лауреат Нильс Бор, однако сильные мира сего предпочли к нему не прислушиваться. Более того, британский премьер-министр Уинстон Черчилль счел его подозрительным и дал понять, что вмешиваться в политику ему не следует. Послевоенные же попытки США добиться международного контроля над атомными технологиями не нашли поддержки у Советского Союза. Появление ядерного оружия у СССР могло вдохнуть новую жизнь в эти инициативы, ведь теперь обе стороны были примерно в одном положении, так что речь шла бы уже о двусторонних уступках, но этого не произошло7.
В годы атомной монополии была сформирована новая институциональная основа оборонной политики. Закон о национальной безопасности (National Security Act), принятый в 1947 г., предусматривал создание Совета национальной безопасности, включающего в себя президента, вице-президента, государственного секретаря, министра обороны и других лиц, призванных решать международные проблемы и формировать внешнюю политику. Задача СНБ – консультировать президента по внутри- и внешнеполитическим, а также военным вопросам, «чтобы военные службы и другие департаменты и ведомства правительства осуществляли более эффективное сотрудничество в вопросах, относящихся к национальной безопасности»11. Этим же законом было учреждено Центральное разведывательное управление, которое, помимо всего прочего, должно было предоставлять ежегодный отчет о состоянии советских ядерных объектов и ядерных сил («Annual Report on the Safety and Security of Russian Nuclear Facilities and Nuclear Military Forces»)11. Также были реформированы военные ведомства. В частности, военное министерство и Министерство военно-морского флота были слиты в одно – Министерство обороны.
Совет национальной безопасности, ЦРУ, Объединенный комитет начальников штабов и другие ведомства внесли свой вклад в первые оценки мощи возможного противника и разработку первых военных планов, опирающихся на ядерный арсенал. Первоначально речь шла не столько о разработке принципиально новой стратегии, сколько о наращивании объемов нового оружия и подготовке планов ведения войны против Советского Союза. Например, уже в июне 1946 г. Объединенный комитет военного планирования разработал план «Пинчер» (Pincher), рассматривавший 17 городов – центров советской нефтяной промышленности – в качестве целей атомных ударов9. 19 мая 1948 г. был одобрен другой план – «Полумесяц» (Halfmoon), согласно которому в случае войны 50 атомных бомб должны были уничтожить 50% советской промышленности. Трумэн потребовал разработать альтернативный план на основе обычных вооружений, но во время берлинского кризиса разработка альтернативного плана была приостановлена. В том же году Трумэн заверил министра обороны Джеймса Форестолла в том, что при необходимости готов применить атомное оружие9.
Приведенные примеры представляют собой лишь два из многочисленных военных планов периода атомной монополии. В конечном итоге в ноябре 1948 г. Совет национальной безопасности одобрил политику сдерживания на основе обладания ядерным оружием, а 14 июля 1949 г. на секретном заседании была озвучена невозможность международного контроля и необходимость в сложившихся обстоятельствах добиться преобладания США в ядерной сфере9. Позднее, 14 апреля 1950 г., был одобрен Меморандум Совета национальной безопасности №68 (NSC-68), в котором указывалось на биполярность системы международных отношений, а также на необходимость развития американской ядерной мощи и сдерживания советской системы. Так был окончательно закреплен достаточно жесткий подход США к биполярному противостоянию, по крайней мере на том этапе «холодной войны».
В годы атомной монополии лица, принимавшие основные решения, рассматривали международную ситуацию с точки зрения возможностей, которые нельзя упускать. Очевидно было, что монополии США рано или поздно придет конец, было известно о ядерных разработках Советского Союза и о том, что шпионаж позволил ему добиться существенного прогресса. Некоторую агрессивность политики сдерживания, таким образом, можно объяснить тем, что политики боялись упустить время. Министр обороны США Джеймс Форестолл в 1947 г. говорил об оставшихся годах атомной монополии как «годах возможностей»10. Видение это не исчезло с окончанием монополии. По данным опроса общественного мнения 1954 г., 13% граждан США высказывались за войну с Россией, пока у США «есть преимущество»10.
Дэвид Розенберг отмечает, что с 1945 г. руководство Соединенных Штатов при формировании оборонной политики исходило из неспособности противостоять советскому преобладанию в обычных вооружениях. Об этом говорили все оценки потенциала противника, на этом основывались военные планы и стратегические подходы9. Во всё возраставшей зависимости США от ядерного оружия сыграли свою роль и уверенность в собственной уязвимости, и ограничения, налагавшиеся на оборонный бюджет (потолок в 14,4 млрд долл. в 1950 г., 13 млрд долл. в 1951 г.). На зависимость военных ведомств от ядерного оружия указывал, в частности, глава Атомной комиссии Дэвид Лилиенталь, он же был среди тех, кто считал, что нужно сосредоточиться на наращивании обычных арсеналов7.
По мнению аналитиков, особенность начального периода «холодной войны», периода исключительной атомной монополии США, состоит в том, что основные американские решения и инициативы в 1945–1949 гг. и даже позднее носили «преядерный» характер7. Не были еще разработаны стратегические подходы, которые бы в полной мере учитывали наличие атомного оружия и тот факт, что оно представляло собой качественное, а не только количественное изменение. Одним из первых ученых, откликнувшихся на атомные бомбардировки Японии, стал Бернард Броуди, автор книги «Абсолютное оружие: атомная энергия и мировой порядок», который подчеркивал, что наличие атомной бомбы коренным образом меняет военную стратегию. Однако осознание его правоты пришло ко многим его коллегам и политическим деятелям не сразу. Некоторые еще рассматривали атомную бомбу просто как более мощный вид вооружений. Броуди считается одним из классиков стратегии, а следующие его слова стали, пожалуй, одним из самых цитируемых высказываний о ядерной эре: «Раньше основной целью военных было выигрывать войны. Теперь их основная цель – войн избегать»8.
Лишь постепенно восприятие атомной бомбы как просто более мощного оружия уступило место пониманию его особенностей и укоренению этого понимания в стратегическом мышлении. Этот процесс сопровождался формированием так называемого «ядерного табу», о котором говорят такие ученые, как Томас Шеллинг и Нина Танненвальд. По их мнению, именно существование этого табу отчасти объясняет неприменение ядерного оружия в ситуациях, когда не было угрозы ядерного возмездия со стороны СССР или другого государства. Нина Танненвальд утверждает, что неприменение ядерного оружия в таких ситуациях можно счесть аномалией3.
В 1945 г. применение ядерного оружия еще не было сопряжено с фундаментальным моральным выбором. На том этапе именно противники атомной бомбы должны были отстаивать свою позицию3. Однако постепенно политические и моральные соображения стали играть важную роль наряду с чисто военными аргументами. Уже в 1950 г. один из сотрудников Комитета по делам Дальнего Востока при Госдепартаменте отмечал, что применение атомного оружия позволит достичь целей, которые могут быть достигнуты и при помощи обычных вооружений, но при этом может нанести ущерб имиджу США3.
Госсекретарь США Джон Фостер Даллес называл такую ситуацию «моральной проблемой»3 и призывал «снять табу с применения этого оружия»4. Однако, вопреки его воле, формирующееся табу повышало издержки применения атомной бомбы и увеличивало политические риски. В середине 1950-х годов уже сторонники атомных бомбардировок вынуждены были обосновывать свою точку зрения. Со временем ядерное табу стало одной из главных опор режима нераспространения.
Таким образом, историческое значение периода атомной монополии заключается в том, что в эти годы были заложены основы ядерной политики США. И можно предположить, что политика эта была бы иной, если бы атомная монополия продлилась дольше, если бы у власти стояли другие политические силы, если бы оценки советской мощи были иными, если бы другие факторы оказались ключевыми при обсуждении возможного применения атомного оружия и т.п.
В период атомной монополии ядерное оружие было применено в первый и последний раз, идея международного контроля над новыми военными технологиями была сначала принята на вооружение, а затем покинута. Меньше чем за десятилетие монополия уступила место превосходству, а впоследствии и паритету, но этого времени хватило, чтобы получить первые уроки атомной дипломатии.
В годы атомной монополии руководство Соединенных Штатов прошло путь от восприятия ядерного оружия как просто более мощного вида вооружений к пониманию его ключевых особенностей. Были разработаны первые военные планы, включавшие в себя применение атомного оружия. Сформировались основные стереотипы, которые легли в основу американской стратегии, и зависимость от ядерного оружия. Начало складываться ядерное табу, которое, по мнению некоторых ученых, в числе прочих факторов помогло избежать ядерной войны во время острых международных кризисов.
В этот период были сформированы теоретические подходы, различающиеся в том, какая роль в них отдавалась ядерному оружию – практическая или сдерживающая. Тогда же ярко проявилась дилемма безопасности и началась гонка вооружений, на начальном этапе которой речь шла еще не столько о наращивании объемов вооружений, сколько о попытках опередить или нагнать противника в разработке новых видов оружия.
Таким образом, в годы атомной монополии были заложены основы будущих ядерных стратегий США и главных стереотипов «холодной войны». Тогда же сформировались подходы основных действующих лиц – политиков, военных и ученых (которые с самого начала играли активную роль в принятии решений). Те решения, которые были тогда приняты, и те лица, которые принимали эти решения, создали ядерную стратегию и биполярное противостояние в том виде, в котором оно досталось следующим поколениям политиков и аналитиков. Следовательно, период атомной монополии, его особенности и роль в формировании ядерной стратегии нужно всегда иметь в виду, изучая историю «холодной войны».
Примечания
1 Valero Larry A. The American Joint Intelligence Committee and Estimates of the Soviet Union, 1945 – 1947: An Impressive Record [Электронный ресурс]. Режим доступа: gov/library/center-for-the-study-of-intelligence/csi-publications/csi-studies/studies/summer00/ art06.phpl, свободный.
2 Coleman David G. and Siracusa. Joseph M. Real-World Nuclear Deterrence: The Making of International Strategy. Praeger Security International, 2006.
3 Tannenwald Nina. The Nuclear Taboo: The United States and the Normative Basis of Nuclear Non-Use // International Organization. Vol. 53, № 3. (Summer, 1999) [Электронный ресурс]. Режим доступа: ссылка скрыта, свободный.
4 Schelling Thomas C. The Nuclear Taboo // MIT International Review, Spring 2007 [Электронный ресурс]. Режим доступа: ссылка скрыта, свободный.
5 Cumings Bruce. Why Did Truman Really Fire MacArthur? The Obscure History of Nuclear Weapons and the Korean War Provides the Answer [Электронный ресурс]. Режим доступа: ссылка скрыта, свободный.
6 Nye Joseph S. Jr. Nuclear Learning and U.S.-Soviet Security Regimes // International Organization. Vol. 41, № 3. (Summer, 1987) [Электронный ресурс]. Режим доступа: ссылка скрыта, свободный.
7 Schilling, Warner R. The H-Bomb Decision: How to Decide without Actually Choosing // Political Science Quarterly. Vol. 76, № 1. (Mar., 1961). [Электронный ресурс]. Режим доступа: ссылка скрыта, свободный.
8 Baylis John: Garnett, John. Makers of Nuclear Strategy. St. Martin’s Press, Inc., 1991.
9 Rosenberg David Alan. American Atomic Strategy and the Hydrogen Bomb Decision // The Journal of American History, Vol. 66, № 1. (Jun., 1979). [Электронный ресурс]. Режим доступа: ссылка скрыта, свободный.
10 Renshon Jonathan. Why Leaders Choose War: The Psychology of Prevention. Praeger Security International, 1982.
11 National Security Act of 1947 [Электронный ресурс]. Режим доступа: ссылка скрыта, свободный.
Н.В. Сычёва
ПРОЦЕСС ОБСУЖДЕНИЯ В АМЕРИКАНСКИХ ПРАВЯЩИХ КРУГАХ ПРОЦЕДУРЫ «УСКОРЕННОГО РЕГЛАМЕНТА» В ТОРГОВОЙ ПОЛИТИКЕ США (1997–1998 гг.)
В ходе президентской кампании 1992 г. в США Б. Клинтон выступал под лозунгами фритредерства на международной арене, обещая при этом, став президентом, устранить от управления этим процессом всех тех «идеологических слепцов» – противников свободной торговли, которые противопоставляют друг другу деловые круги и власть, игнорируя в торговых переговорах с зарубежными партнерами проблемы, связанные с охраной окружающей среды, социальной политикой в собственной стране и т.п.
Далеко не все его соратники по партии разделяли эти лозунги, даже в правительственном кабинете, сформированном после избрания Б. Клинтона президентом. В частности, Роберт Б. Райх, министр труда при администрации Б. Клинтона, был противником субсидирования отраслей промышленности, специализирующихся на экспорте. Он заявлял, что правительство должно поддерживать экономику только через общественные инвестиции. В свою очередь Л. Тайсон, глава Совета экономических советников, настаивала на покровительстве со стороны Федерального центра отдельных отраслей в ответ на протекционистские действия других стран.
Член постоянной бюджетной комиссии в Палате представителей и близкий человек к команде Б. Клинтона Роберт Т. Мацуи дал следующую оценку сложившейся ситуации: «Партия действительно расколота… Сегодня мы уже не противопоставляем «свободную торговлю» и «протекционизм», мы руководствуемся понятиями торговли, взаимозависимости и решаем вопросы окружающей среды»1.
Предсказывая будущее поведение США в ходе торговых переговоров на международной арене, обозреватель газеты «Нью-Йорк таймс» К. Брэдшер писала: «Расстановка сил среди демократов выглядела как трехмерная игра в шахматы: их позиция зависит не только от того, насколько далеко может зайти политик, отстаивая свободную торговлю, но также от его отношения к вопросу защиты окружающей среды и бюджета. Ясно одно, ради бюджета и защиты экологии многие могут противостоять торговым соглашениям даже в том случае, если они поддерживают принципы свободной торговли»2.
Б. Клинтон действовал решительно, преодолевая раскол собственной партии в области торговой политики, предприняв в этом направлении нестандартные шаги. В течение 1994–1995 гг. он завершил дело, начатое его предшественниками на посту президента США – Р. Рейганом и Дж. Бушем, активно способствовал образованию Североамериканской зоны свободной торговли (НАФТА) и Всемирной торговой организации (ВТО). При этом он опирался на процедуру «ускоренного регламента», оформленную в 1988 г. «Всеобщим законом о торговле и конкурентоспособности». Президент спешил, поскольку срок действия этой процедуры истекал в 1994 г.
Процедура «ускоренного регламента» давала возможность президенту вести переговоры по торговым соглашениям, при ратификации которых Конгресс не имел права вносить поправки. Такой порядок в международной торговле сложился в США в годы «Великой депрессии», при президенте Ф.Д. Рузвельте. В то время Конгресс делегировал исполнительной власти широкие полномочия устанавливать размеры торговых тарифов, хотя и на строго ограниченный срок. На этой основе до окончания Второй мировой войны американские власти заключили 32 двусторонних соглашения по сокращению тарифов. Объективно это способствовало оформлению в 1947 г. многостороннего Генерального соглашения по тарифам и торговле (ГАТТ), в будущем основы ВТО.
Годы «холодной войны» естественным образом продлили процедуру «ускоренного регламента», обеспечивая оперативность исполнительной власти в международных делах в условиях биполярного противостояния с СССР. Этому, безусловно, способствовал крепнувший в те времена консенсус, сложившийся не только в американском обществе, но и в рамках Трансатлантического содружества. Не случайно президент США Дж. Кеннеди в ходе его раунда по Европе в начале 1960-х годов добился, причем без всякого согласования с Конгрессом, сокращения не только тарифных, но и нетарифных барьеров для своей страны. При его преемнике Л. Джонсоне Конгресс предпринял наступление на дискретные права президента в области торговли, аннулировав в антидемпинговом законе 1968 г. все статьи соглашения, мешавшие законодателям влиять на торговые сделки США с другими странами. Только в 1974 г. по Закону о торговле президенту Дж. Форду удалось расширить полномочия исполнительной власти в этой сфере. Позднее президент Р. Рейган инициировал принятие Конгрессом Закона о торговле и тарифах (1984), который позволил без участия законодателей заключить американо-израильское торговое соглашение (1985) и американо-канадское соглашение о свободной торговле (1988). Окончательно процедура «ускоренного регламента» была закреплена во Всеобъемлющем законе о торговле и конкуренции» (1988). Это позволило США в кратчайший срок провести переговоры и добиться ратификации НАФТА, а также подписать Заключительный акт Уругвайских соглашений ГАТТ по созданию ВТО.
В 1994 г. срок действия процедуры «ускоренного регламента» истек. В этой связи Б. Клинтон обратился в Конгресс с просьбой продлить его, но получил отказ, причем от большинства американских законодателей от обеих партий. После повторного избрания на пост президента в 1996 г. Клинтон вновь вернулся к данному вопросу.
В сентябре 1997 г. он представил на рассмотрение Конгресса обновленный проект Всеобъемлющего закона о торговле и конкуренции, который предусматривал расширение полномочий президента, причем по широкому кругу вопросов, включая решение социально-экономических и экологических проблем. В этой связи на рассмотрение Сената поступила резолюция под № 1269, в Палату представителей – под № 2621. В начале октября бюджетный комитет Палаты представителей и финансовый комитет Сената одобрили предложения президента.
В ответ на это противники процедуры «ускоренного регламента» в Сенате демократ Б. Дорган и республиканец О. Сноу обратились к президенту с письмом, в котором выражали свое негодование по поводу безграничного расширения полномочий исполнительной власти, подчеркнув при этом, что за всё время своего президентства Б. Клинтон так и не справился с проблемой торгового дефицита страны.
Сенатор-демократ Р. Бирд, также противник процедуры «ускоренного регламента», истолковывал настойчивое стремление администрации расширить свои полномочия следующим образом: она боится, что Конгресс будет вносить поправки в каждое торговое соглашение, которое заключит Белый дом, что заставит власть вновь начинать переговоры за рубежом, демонстрируя тем самым свою несостоятельность в качестве участника переговоров3. «Вместо того, чтобы сотрудничать с соратниками по партии над совершенствованием законопроекта, который бы соответствовал интересам всех сторон, вторил ему конгрессмен-демократ Ш. Брауна, Б. Клинтон «начал подлизываться» к лидерам республиканского большинства в Конгрессе, в частности, к Гингричу и Арчеру в Палате представителей, тем самым предавая демократические ценности и проверенную временем приверженность Демократической партии служить рабочим семьям и защищать окружающую среду»4.
В свою очередь сторонники законопроекта утверждали, что без широких полномочий президент будет лишен возможности эффективно реализовать интересы США в торговых отношениях с другими странами. В этой связи сенатор республиканец Ф. Грамм подчеркивал: «Неодобрение законопроекта Конгрессом, будет воспринято зарубежными государствами как сигнал к отходу США от своей лидирующей позиции в мире». Выстраивая стройную логическую систему доказательств, он говорил: «Вы можете решать вопросы окружающей среды только тогда, когда вы сыты. Если вас беспокоят экологические проблемы, вы должны голосовать за торговлю, потому что она создает процветание, которое в свою очередь даст людям возможность совершенствовать технологию производства, и в процессе этого улучшать окружающую среду»5. Такой же логики в своих рассуждениях придерживался руководитель Центра исследований торговой политики при Институте Катона Дэниэл Т. Грисуолд. В работе «Ускоренный регламент для более свободной торговли» он оперировал результатами исследования, проведенного Организацией экономического сотрудничества и развития в 1996 г., которое показало, что существует тесная связь между преобразованиями в сфере торговой политики и совершенствованием ключевых [трудовых] стандартов»6. Грисуолд настаивал на том, что Конгресс должен пресекать любые попытки внести в законопроект о процедуре «ускоренного регламента» статьи, ужесточающие правила по защите трудовых стандартов и окружающей среды. Подобные оценки разделяли сторонники законопроекта в Палате представителей. По словам конгрессмена демократа Л. Гамильтона, «ускоренный регламент» относится не только к торговле, но и к американскому лидерству и влиянию в мире. Без возможности использовать данную процедуру, констатировал он, президент не способен продвигать американские интересы за границей7.
К концу 1990-х годов ситуация вокруг процедуры «ускоренного регламента» становилась все более запутанной по мере включения в процесс обсуждения новых игроков в лице Службы торговых представителей США за рубежом, транснациональных корпораций, рабочих и торговых профсоюзов, неправительственных организаций, выступавших за «свободную торговлю» и в защиту окружающей среды, академических кругов, СМИ, а также представителей других стран (Чили, Мексики, Аргентины, Японии, стран Евросоюза).
Неожиданно в пользу законопроекта, который инициировал осенью 1997 г. Б. Клинтон, высказался бывший лидер республиканского большинства в Сенате Б. Доул. Его попросту наняло правительство Чили для предъявления иска США в «деле о лососе». Это была обычная практика, когда иностранные правительства, располагая огромными ресурсами, нанимали лоббистов с влиятельными связями. 3 ноября 1997 г. в газете «Вашингтон пост» Доул писал: «Я впервые в жизни убеждаю своих бывших коллег одобрить законопроект, предоставлявший президенту широкие полномочия»8.
Невольно или осознанно, но Б. Клинтон все активнее вступал в контакт с представителями крупного бизнеса – основными игроками в области международной торговли. 12 июня 1997 г., выступая на заседании круглого стола генеральных директоров ведущих американских монополий, он обратился к его участникам с просьбой поддержать восстановление процедуры «ускоренного регламента», что будет способствовать продвижению их корпоративных интересов на международной арене.
Иной точки зрения придерживались представители малого и среднего бизнеса США. Их опасения выразил в своем письме к сенатору Б. Доргану Кевин Л. Кернс, президент Торгово-промышленного совета США. Он заявил, что члены круглого стола вовсе не представляют интересов всего бизнес-сообщества американских граждан. «Только малый и средний бизнес понимает, какая государству нужна новая торговая политика и внешнеэкономическая стратегия»9.
Для противоборствующих сил было важно обеспечить себе поддержку не только со стороны бизнесменов разного уровня, но и рядовых американцев. Данные социологических опросов, проводимых совместно газетой «Уолл Стрит Джорнал» и Национальной вещательной компанией США, показали, что две трети опрошенных американцев выступают против «ускоренного регламента». Другое исследование, организованное Советом демократического руководства, члены которого поддерживали «ускоренный регламент», обнаружило, что большинство населения страны убеждено: вопросы труда, защиты окружающей среды и прав человека должны включаться в повестку дня международных торговых переговоров. На одном из заседаний Сената Дж. Грамм позволил себе усомниться в значимости подобной статистики для законодательного процесса, заявив, что «американцы в большинстве своем не понимают сути торговых вопросов»10. Учитывая всё это, в ноябре 1997 г. президент принял решение отложить рассмотрение законопроекта до 1998 г.
В январе 1998 г. финансовый комитет Сената выступил с новой инициативой, которая фактически воспроизводила основное содержание ранее обсуждаемых законопроектов № 1269 и № 2621. Однако в сентябре того же года Палата представителей перенесла обсуждение вопроса об «ускоренном регламенте» на неопределенный срок.
Отечественные исследователи Ю.А. Иванов и Т.Ю. Почуева выделяют следующие причины очередной неудачи Б. Клинтона в этом вопросе: «... во-первых, Конгрессу без должной и сложной подготовки практически было предложено поступиться частью своих конституционных прерогатив; и, во-вторых, это был скорее экономический, а не внешнеполитический вопрос – ведь речь шла о доходах корпораций и рабочих местах в США»11.
Сенатор Б. Дорган указал, с нашей точки зрения, на более глубинные причины сложившейся ситуации в стране: «Ускоренный регламент умер не из-за отсутствия силы у президента провести его через Конгресс. Ускоренный регламент умер не потому, что наша страна не хочет участвовать в международной торговле. Ускоренный регламент умер потому, что американское общество глубоко расколото по вопросам торговли. Среди нас нет консенсуса. Вместо национального диалога по вопросу торговли у нас, по меньшей мере, полдюжины монологов»12. Иными словами, большинство американских граждан выступало против «свободной торговли» на международных рынках, хороня тем самым мечту Б. Клинтона реализовать «великую либеральную идею», которая была призвана после окончания «холодной войны» распространить рыночную экономику по американским образцам на весь мир.