Серпантин

Вид материалаДокументы

Содержание


Дзен-упражнения на ночь
Пусть вас не волнует этих глупостей
Подобный материал:
1   ...   63   64   65   66   67   68   69   70   ...   74

Ксероксы



Один из сервисов, предоставляемых нашим архивом посетителям – ксерокопирование исторических документов. Десять минут назад раздается звонок. Поднимаю трубку. Что-то бибикает. Межгород. Звонят из Америки: "Халоу-у?!" Как-то нервозно, с придыханием. – "Да, халоу, халоу. Кто говорит, ась?" – "Фредди из Мичигана". – Дышит так, будто на Монблан взбежал. – "И как у вас в Мичигане?" – "При чем здесь Мичиган? Вы меня сбили..." Молчит полминуты. Я тоже. – "Да, вот оно что! Ксерокопии мои готовы?!" – "А чего это вы с таким надрывом? Никуда ваши ксерокопии не денутся. Не сделали – так сделаем. Я сейчас проверю, подождите..." – В трубке раздается истерический визг: "Немедленно сделать мои ксероксы! Не-мед-лен-но!!! И выслать! Мне выслать!.. Мгновенно! Сию секунду!!!" Я тем временем проверил – давно его ксероксы готовы; но тут что-то злоба взяла. Все вокруг и так нервные, так ещё этот Фредди со своим Мичиганом. – "Ты чё орешь, как больной слон? А вот не будем высылать! Не будем!" – В ответ – совершенно нечеловеческая реакция в трубке; на вой, раздающийся из телефона, из своего кабинета выбегает директор. Я отставляю трубку в сторону и даю послушать ему. В трубке – какая-то мутационная помесь звуков: кваканье амазонской лягушки, смех африканской гиены, визг укушенного птеродактиля. Директор вспоминает о своем статусе: "Сэр, сэр... Не надо принимать так близко к сердцу... Что с вами? Почему такая спешка?.."

"Немедленно выслать мои ксероксы! У вас не сегодня-завтра война с Ираном, сирийцы сидят в самолетах и ждут приказа атаковать, вас всех разбомбят, весь ваш архив разбомбят, и мои материалы пропадут! Не-мед-лен-но!! У-ху-ху..."

Заухал, как филин.

Директор брезгливо и осторожно, двумя пальцами, положил трубку на рычаг. Жалко, я не успел сказать Фредди, что мы из принципа не будем делать его ксероксы – пусть до воскрешения мертвых они будут погребены под развалинами нашего архива. К сожалению, ксероксы уже готовы и вообще давно на пути в Мичиган.


Ну, что за люди.


Ночь



На той неделе вечерял с князем Андреем Михайловичем Курбским. И так карты ему раскладывал, и этак, и о том говорили, и о сем. Всю душу ему открыл; а он, пес смрадный, лучистым глазом внимательно кося, всё на пергамент – опосля Иоанну Васильевичу и донес. Да исчо и за своё притом выдал, публицист хренов. Песья девка его родила, аки Шарикова из эпохи попозжее. Сказано – курва, она и есть курва, даром что курбской нарекли. Ну, великий князь московский и осерчал, понятно. Мало, грит, я их в Двине топил; тут, грит, гляжу, никак, серой воняет, семя их, грит, диаволово, летуче-нетопырное; так, грит, я ентого писаку на бочку с порохом посадю – пущай полетает.


Ну, я смотрю – дело к полуночи, уж в Старом граде колокола прозвонили, и муэдзин воспел; пасхальная ночь зачалась. Я чаю сухого в рот набрал, прожевал, сглотнул, выплюнул, утерся – и к себе в терем заспешил. Там уж свет затемнили, свечи на столе, гости, полою укутавшись, как мумии за столом расселись. Аки марраны какие. Последний раз, помню, так в Новом Граде в 1497-ом было, и справа от меня сама великая княгиня сидела, слева же – личный послух архиепископа Геннадия аки змея притаился. Я при свечах его не сразу разглядел, а разглядел, когда уж поздно было. Тут он всё и донес. Ну, с Геннадием я бы и сам совладел, да с Иосифом Волоцким схлестнулись. Така сеча пошла – до сих пор вспомнить любо. Потом всех еретиков, натурально – по порубам да по монастырям дальним пораскидали, кто помладше; а Федю Курицына под белы рученьки – в клетку да и на костер. Он у меня лучше всех грамоту разумел. "Шестокрыл" читал – так частил, что вся книжица как единое слово...


Вот – вспомнил, вздохнул, таким старым сам себе помстился. У входа в горницу постоял... Зубами скрыпнул, дверь скрипучую тихо отворил, вошел и во главе стола уселся. Деток подозвал.

Запели.

"Ма ништанааа а-лайла а-зэ ми коооль а-лейлот?.."

Чем эта ночь отличается от всех прочих?..


Дзен-упражнения на ночь



– Папа, сегодня нам в садике воспитательница рассказывала о разных людях, только у меня всё перепуталось. У тебя лучше получается... Расскажи мне о рабби Акива.

Рассказываю, как безграмотный пастух влюбился в дочку своего хозяина, и как она условием свадьбы поставила учебу жениха, и как ради любви он ушел учиться, и с годами сам стал великим Учителем, и, когда вернулся наконец к нареченной, привел с собой сорок тысяч учеников. И как во время антиримского восстания объявил боевика Бар-Кохбу мессией. И как ошибся.

– Теперь расскажи о рабби Шимоне бар-Йохаи...

Рассказываю, как первый из каббалистов, чтобы лучше сосредоточиться в поисках Истины, забрался в пещеру и просидел там, отвернувшись к стенке, лет двадцать. И, когда в результате его осенило, он написал знаменитый Зоар, Книгу сияния.

– А теперь скажи, кто был умнее – они или Кирилл Лавров...


Пусть вас не волнует этих глупостей



Господа издатели – исключительно из соображений толерантности и политкорректности, столь распространенных в подлинно демократическом обществе – мягко, но решительно настаивали на исключении из сборника серии зарисовок о приключениях Дяди Миши Чикагского, его жены Грейси-Фроси-Сарры и ее любовника Черного Фюрера Гарлема.

Мотивировка необходимости самоцензуры базировалась, в основном, на двух моментах: политическом (о черных – или хорошо, или ничего) и литературном (невероятность ситуации, не переходящей в гротеск). Так говорил господин штатный литрецензент. Он был умудрен опытом трех судебных исков, поданных в свое время против издательства при сходных обстоятельствах. Тот факт, что Черный Фюрер и Фрося вовсе не показаны с дурной стороны, а совсем наоборот, господина рецензента не интересовал. О черных не пишем вообще, подвел он итог. Ибо движение "Черных пантер" подало в свое время иск даже против переизданий "Хижины дяди Тома" на том основании, что черные там именуются неграми, в то время как они, – и это известно всем, – вовсе не негры, а афроамериканцы. А черных – тьфу, бля – афроамериканских пантер не интересовало, что Гарриет Бичер-Стоу померла еще в то старое доброе время, когда ни о каких афроамериканцах никто слыхом не слыхивал, а всё называлось своими именами? – спросил автор у виновато подмигивавшего скайпа.

Между нами, девочками, их вообще никогда ничего не интересовало, сокрушенно вздохнул присоединившийся к перепалке Автора с Литрецензентом Господин Главный Издатель, и рядом с литрецензентским скайпом забибикала издательская аська.

В таком случае и на том же основании, – злобно ответил автор по обеим программам, – вполне приемлемо запрещение в США любого переиздания Н.В.Гоголя, в первую очередь "Тараса Бульбы", ибо евреи именуются там исключительно жидами.

Нам это не приходило в голову, одновременно признались Литрецензент с Главным Издателем. Мы будем иметь это в виду на тот случай, если нам предложат переиздать кого-нибудь из плеяды Мертвых, но Незабвенных. Мы даже немедленно, прямо завтрашним утром, сядем писать донос в правозащитные организации по поводу нашего требования о запрещении этого Бульбы, – оживился, бибикая аськой, до сих пор молчавший Господин Второй Издатель, – мы нанесем упреждающий удар, дабы предварить того борзописца, который захочет обвинить нас в расизме и ксенофобии! Скайпы и аськи на дисплее одобрительно замигали. А-а, – задохнулся автор, – тогда вот что, тогда не забудьте заодно потребовать запрета на переиздание "Старосветских помещиков", ибо там имеет место быть фраза о том, что Пульхерия Ивановна верила, что у каждого жида на груди есть кровавое пятнышко. Непременно, согласился господин Главный Издатель, и автор проклял себя, вспомнив, что американское чувство юмора – вещь довольно специфическая, и средним мозгам явно недоступная.

При всем при том, вкрадчиво заметил господин штатный Литрецензент, вспомним о том, как говорил великий Бабель. А именно? – безнадежно спросил автор. – Именно – "пусть вас не волнует этих глупостей". Я еще раз утверждаю, что Ваши вирши, если изъять из них дяди-мишину серию, напоминают творчество Искандера, Нагибина и этого... Астафьева. Да? – спросил автор. – А не Довлатова? – Довлатов был алкоголиком, зачем Вам такое сравнение? Мы должны печься о здоровом образе жизни наших читателей... – Я тоже алкоголик! – в отчаянии закричал Автор. – И Хемингуэй был алкоголик! И Джек Лондон... – Это было давно, – подвел итог Второй Издатель. Пусть вас не волнуют этих глупостей. Итак, решено: Дядю Мишу мы в книгу не пустим.

Подождите минуточку, – попросил я, и стал лихорадочно тыкать в кнопки телефона. По моим рассчетам, в Чикаго был полдень.

– Алё! – закричал я плачущим голосом в трубку, не выключая аськи-скайпы – пусть слышат. – Алё, дядя Миша, это вы?..

– Ноу, май бой, – донесся до меня с континента, держащегося на ковбоях, благожелательный армстронговский бас, – это я. Дядя Миша принимает ванну и педикюр.

– Фюрер, – заорал я, – это страшно срочно, давай мне дядю Мишу, это касается его лично!..

– Не могу, – помешкав несколько секунд, ответил бас. – Он велел не мешать. У него на ванном столике лежит парабеллум с серебряными пулями, и он обещал застрелить любую нечисть, которая будет ему мешать.

– Так скажи Фросе, пусть отнесет ему трубку! – крикнул я в ночную темень.

– Фрося тоже не может, – ответил бас. Она делает мне, э-э... маникюр.

– Это и тебя касается тоже! И её, и вас обоих!.. Ну, давай же!


В телефоне раздалось какое-то неразборчивое кваканье, а потом загрохотали выстрелы. С мстительным чувством я поднес трубку к микрофону. Мне показалось, что монитор отшатнулся назад.

– Значит, не дотягивает до гротеска? – сквозь зубы проговорил я.

– Да! – рявкнул хорошо знакомый сварливый голос, немного приглушенный расстоянием. – Нам делали педикюр и этот, м-м-м... маникюр, чего ты лезешь не вовремя? Я чуть не застрелил Фросю!..

В двух словах я объяснил, отчего я лезу не вовремя. Как я и ожидал, великий старик немедленно взбеленился.

– Скажи им, – задыхаясь, кричал он, – скажи этим политкорректным поцам, что я немедленно высылаю в Бостон бригаду мстителей, и Фюрер сам поведет их. Скажи им еще, что я отменяю своё распоряжение о скупке всего тиража книжки! Я хотел помочь им в распространении, и в память обо мне раздарить весь тираж своим знакомым мафионерам и политикам по всей Америчке, но теперь, раз так, раз меня не будет фигурировать, пусть сами распространяют свой сраный политкорректный тираж, как хотят! Еще скажи им, что к завтрашнему утру кого-то из них не досчитаются дома!.. Я так проверну эту операцию через Аль-Кайду, что комар носа не подточит!.. А еще скажи им, что...

– Дядя Миша, – радостно сказал я, – они сами слышат Вас.

– Да?.. – хрюкнул он. – Эй вы, поцы! Имейте в виду, что ежели я, получив в руки книжку и не увидев в оглавлении себя, или Фросю, или Фюрера, превращу вас в черную дыру под Бетельгейзе, то не жалуйтесь. Со мной шутки плохи, вы уже поняли? Я – Дядя Миша Чикагский! У меня Аль-Капонэ по струнке ходил... Я таких, как вы, по зоне бушлатом гонял!

Скайп и аськи отчаянно замигали.

– Что? – кричал он. – Ты, главный поц, как тебя зовут? Что?..

– Бу-бу-бу, – оправдывался голос господина Главного Издателя, – бу-ба-бе... ик.

– Что? Какой Буба? Касторский, что ли? Не сметь смеяться над моим покойным другом! Борю Сичкина я очень любил... мы сто раз выпивали вместе. Как? Не слышу! А-а-а... да, теперь хорошо. Ладно. Ну, вы всё поняли, да? Мойше, они всё поняли. Обговорите еще технические детали – мелованую бумагу, золотой обрез, серебряные застежки на переплёт... и дело в шляпе. Я им покажу политкорректность, мать их!.. Так будет с каждым, кто покусится на святое!.. Что?! Да-да, понятно. Ваши извинения принимаются. Ладно, ладно, никого я не трону, успокойтесь и перестаньте сморкаться. Хорошо, хорошо, я же сказал – так и быть, я скуплю весь тираж сам... Что? Не нужно весь тираж? А скока нужно? Слышь, Мойше, они говорят, что достаточно, чтобы я купил полтиража. Да мне полтиража не хватит, шоб дарить по экземпляру одним только политикам, а у нас еще все руководители итальянской и ирландской мафии в очереди стоят, как мне перед ними оправдаться?.. Что? А? Нет, японскому императору я сам подарю, лично, не беспокойтесь. Как? Бушу сами дарите, если хотите, я за него не голосовал. Ладно, всё в порядке, не оправдывайтесь, не будем размазывать манную кашу по чистому столу. Всего хорошего. До свидания. Что еще?.. Не забудьте принять валидол и не ешьте на ночь сырых помидоров. Всё, отбой. Давайте мне теперь автора.


–...Эй, Мойше, ты там? Я тебе послал свою связную, профессоршу нашего универа Аньку Золотую Ручку, она у тебя уже была?.. Я повелел ей проследить, чтобы ты подписал договор правильным образом и ничего не напутал. Что?.. А, была уже. Правильно, я же ей купил билет на скорый рейс, зарезервировав самолет от Госдепа. Так подписал? Хорошо. Со всеми нашими условиями, я надеюсь? Да, очень хорошо. А эти, болячку им в бок, больше не будут говорить, что я до гротеска не дотягиваю. Слыхал, как они лажанулись, когда услышали выстрелы?.. Ага. Ну, бывай. Держи меня в курсе. От Фроськи – пламенный чмок куда хочешь. Всё, классик, лепи нетленку дальше. Отбой тревоги.