Geum.ru

Плутишкина сказка

Вид материалаСказка
Подобный материал:
1   ...   45   46   47   48   49   50   51   52   ...   59
4.

 

Да, противник, сменив в Гросланде герцога, сделал блестящий ход. Даже среди тех, на кого рассчитывали Каспар и его товарищи, некоторые заявили, что складывают оружие и против нового герцога сражаться не станут. Одни надеялись на то, что новый герцог все же умнее старого и начнет действовать на благо Гросланда. Доказательств тому не было никаких – кроме красивых слов, которые произносил новый герцог – но после ужаса правления старого так хотелось поверить в лучшее…

Другие сказали, что не пойдут против Службы Безопасности Государства, которая вся горой была за нового герцога. Они надеялись, что люди из СБГ придут и спасут страну. Вся история «великих реформ» старого герцога указывала на то, что именно люди из СБГ были среди их авторов, но желание верить в лучшее перевешивало. Хотелось уповать.

Третьи же решили сложить оружие потому, что поняли тщетность надежд на таких, как Зигзуг, а какой тогда смысл бороться с герцогом – если некого выставить ему на смену.

И началось правление нового герцога. Проходило оно в строгом соответствии со следствиями из Второго законе Чизхолма, гласящими, что:

1.      Если дела идут хуже некуда, значит, вскоре они пойдут еще хуже.

2.      Если вам кажется, что ситуация улучшается, значит вы чего-то не заметили.

Война в Игере, начавшаяся быстрым продвижением войск по равнине, вскоре вновь, как и первая игерская война, обернулась вязким кровавым болотом жестоких боев за укрепленные поселки, господствующие высоты и горные ущелья. Потери войск, о которых сообщалось ежедневно, были вроде бы невелики, однако при объявлении общих потерь с начала кампании выяснялось, что на деле потери в несколько раз выше. И, что гораздо хуже, вновь все громче слышались голоса об измене в тылу армии.

Как попадает к игерским бандитам новейшее гросландское оружие – такое, что еще не поступало даже в самые элитные армейские части? Кто снабжает врага боеприпасами? Почему раз за разом уходят из верного, казалось бы, окружения вражеские командиры? Почему люди СБГ который год «не могут» их схватить – если те спокойно раздают интервью заезжим тележурналистам? Кто выдает врагу планы операций и маршруты движения армейских колонн?

И те, кто сражался, говорили, темнея лицом: «Лишь бы снова не предали…»

Доходило до того, что разведчики и бойцы частей специального назначения, уходя в рейды по вражеским тылам, сообщали командованию ложное направление своего движения – чтобы не напороться в пути на засаду бандитов.

 И все же войска сражались. И как…

Весь Гросланд был потрясен гибелью роты десантников, принявшей бой с двумя полками врага. Рота и единственный пробившийся ей на помощь взвод под командой командира батальона – девяносто два человека – против двух тысяч. После пятичасового боя в живых остались лишь восемь – те, кто отступил по приказу смертельно раненного комбата. Остальные восемьдесят четыре остались лежать на склоне высоты, на которой сражались. Но вокруг высоты и на ее склонах остались семьсот убитых врагов…

Казалось, что в Гросланде, после стольких лет вакханалии дорвавшихся до власти воров и мародеров, стольких лет издевательств над армией и оплевывания всего того, что должно быть свято для человека, что делает мужчин солдатами, уже просто не может быть ничего подобного. «Мы отнимем у них их старых героев, чтобы новых уже не было!» «Спасем наших мальчиков!» А мальчики снова оказались героями…

Кое-что говорило о том, что неспроста на пути у тех двух тысяч бандитов оказалась всего лишь одна рота. Видно, те, кто указывал врагу путь из окружения, думали, что не станет всего лишь одна рота принимать бой с двумя полками, что отступят те мальчики, побегут. А они не побежали…

По телевиденью показали двоих из тех, кто остался в живых, единственных двоих, которые не были ранены. Совсем молодые ребята с простыми крестьянскими лицами. Их разговор с тем, кто брал у них интервью, был словно разговор людей с разных планет.

- Тебе было страшно? - Конечно. Кому ж не страшно, когда такое, - хмуро отозвался солдат. - Не жалеешь, что стал десантником? - Нет, не жалею, - по лицу солдата было видно, до чего тягостен ему этот разговор с «инопланетянином» из столицы. - Ну а если бы снова… Ты пошел бы? - Да, пошел. - Но ведь, э-э-э… - Я мужчина, - угрюмо глядя на журналиста, отрезал десантник, - раз взялся, пойду до конца. А иначе и браться незачем.

Вряд ли журналист его понял.

Инженеру вспомнились причитания женщин на его заводе, что в Игере «в бой посылают неопытных мальчиков». «А надо опытных». Но откуда берутся опытные? Они что, падают с небес? Сколько ни готовь, сколько ни учи солдата, до первых боев он, все равно, неопытный. Опытные – это те, кто сражался и остался в живых. Опытные – эти двое угрюмых десантников. И погибшие их товарищи, взявшие за себя по девять врагов каждый, – разве назовешь их «неопытными»?

Каспар внимательно просмотрел список погибших бойцов. Все они были из деревень и провинциальных городов. Да, только оттуда и могли еще, пожалуй, прийти настоящие солдаты. В прежние времена десантные части комплектовались почти сплошь парнями из столицы Гросланда и западных земель Королевства, все три соседа Инженера по лестничной площадке прежде служили десантниками. Но теперь гросландская столица была самым прогнившим из всех городов страны и пытаться набрать там настоящих солдат было почти бесполезно. Тем более, что многие столичные жители, благодаря близости к власти набившие себе карманы за годы «реформ», за взятки продажным офицерам откупали своих сынков от службы в армии.

Но эти павшие мальчики и их немногие оставшиеся в живых товарищи показали: огонь под пеплом еще живет! И если бы новый герцог, действительно, хотел встряхнуть Гросланд и поднять его из того смертельного хаоса, в который валилась страна, он сделал бы этих солдат знаменем, обратился бы их примером к лучшему в душах людей – ведь они отдали во имя Родины самое дорогое и невосполнимое, что имели – свои молодые жизни.

Но вместо этого начали с того, что оболгали живых. Видно, кому-то показалось неудобным сообщать, что восемьдесят четыре бойца погибли «всего лишь» за пять часов, и было объявлено, что бой длился… четверо суток. И выходило тогда, что парни погибли просто потому, что их предали – кто поверит, что в набитой войсками маленькой Игере нельзя было за все эти дни перебросить подкрепления всего за несколько километров? Или хотя бы поддержать роту артиллерийским огнем? А раз речь шла о предательстве – какое же из этого знамя?…

Да, за всю многовековую историю страны армия ее не была в таком трагическом положении. Как в ней служить, если так много командиров стало обирать и предавать своих солдат? Если все жертвы и подвиги предатели пускают по ветру?… Но и бросить всем оружие тоже было нельзя – это означало бы гибель страны. И армия продолжала сражаться…

 

На могилах десантников еще не успели вырасти цветы, как страна уже содрогнулась от новой трагедии – погиб один из лучших подводных ракетных крейсеров Гросланда, унеся с собой на дно моря сто двадцать моряков. И многое говорило о том, что крейсер не просто погиб, а был потоплен подводными лодками Де Маликорнов.

И это тоже, вместо того чтобы использовать для приведения страны в чувство и очищения людских душ, превратили в нагромождение лжи, предназначенной для сокрытия того, что же произошло на самом деле. А вместо обращения к душам людей по всем каналам стали обсуждать, когда и сколько денег выдадут родным погибших, кто и чем их одарит, и на какие курорты их повезут.

На телеэкранах, после фотографий погибших, появилась мать одного из них, весело плещущаяся в море на заграничном курорте, и рассказывающая, как ей тут хорошо. Особенно дико это было на фоне соседнего телесюжета, где мать погибшего в бою палестинского юноши сказала тихо и твердо, что у нее осталось еще пять сыновей, и она будет гордиться ими, если и они падут в бою за Родину, как их старший брат.

Словно и впрямь нравственное помешательство затопляло всю страну. Люди как будто переставали понимать, что такое хорошо и что такое плохо, все нормальные человеческие ценности словно обратились в прах. Но это не было помешательством. Это было совсем другое. Аналитик однажды сказал об этом так:

- Во всяком обществе, если это Общество, а не стадо, есть Цель. Например, коллективное Спасение Души, как в православии и католицизме. Ось, направленная к этой Цели – стратегия, программа развития, движения общества. На эту ось накручены технологии, ведущие к достижению Цели, и Ценности – то, что достижению Цели содействует. Вместе они составляют Культуру данного Общества, в основе которой – Культ Цели. Убери или подмени Цель, – и Ценности рухнут. Если Цель – Спасение Души, то трудолюбие и любовь к ближнему – Ценности. А если заявляют, что Цель – набить карманы и брюхо, то почему, собственно, трудолюбие и любовь к ближнему – Ценности? Достижению новой Цели кратчайшим путем они не содействуют. Ведь куда быстрее и проще, отбросив их, отобрать все у ближнего.

Вспомни все эти крики в начале «великих реформ», что стране срочно нужна «деидеологизация»…

- Я тогда сразу понял, что дело нечисто, - печально усмехнулся Каспар.

- Естественно. Ведь на деле речь шла о смене Цели! И если вместо «Светя другим, сгораю сам» – «Порадуй Себя, любимого, здесь и сейчас!» – то почему дружба и любовь – Ценности? Ценность тогда – эгоизм. Если вместо «За Отечество, не щадя живота своего!» – шакалий девиз «Каждый сам за себя!», то Ценность – не верность и мужество, а готовность предать.

Так что говорить следует не о нравственном помешательстве, а о соответствии Ценностей заявленным Целям. И разве они не соответствуют?

- Соответствуют. Но разве не помешательство – когда люди соглашаются с такой Целью? - А если путь к данной Цели просто кажется им путем наименьшего сопротивления? Чтобы подниматься на гору, надо много сил, чтобы катиться под уклон – их не требуется вовсе. Многим это кажется заманчивым. А думать о последствиях – это ведь снова усилие над собой. «Расслабься!» - Иногда я завидую мертвым, - с горечью сказал Инженер. – Тем, что пали в дни восстания, и тем, кто просто не дожил до этих времен, - они не видят всей этой мерзости…

 

Хаос в стране нарастал. Один за другим падали самолеты и вертолеты, рвались трубопроводы, обрушивались мосты и дома. Ведь все годы «независимости» Гросланда после расчленения Королевства почти нигде ничто не ремонтирова- лось и не заменялось, деньги, что в былые времена шли на эти нужды, теперь просто разворовывались. Целые города оставались без тепла и света, потому что теплотрассы прогнили насквозь, а генераторы электростанций были изношены до предела.

Страна все еще жила лишь благодаря огромному запасу прочности того, что было построено при прежней, «неправильной», «нехорошей» власти. Но неумолимо надвигался тот год, когда, по всем инженерным расчетам, системы жизнеобеспе- чения должны были начать рушиться по всей стране. Все знали об этом, но мер не принималось практически никаких…

 Апофеозом первого года правления нового герцога Гросландского стал пожар на Звоннице. В тот день Каспар ближе к вечеру включил телевизор, но ничего не увидел. Решив, что снова вышла из строя антенна на крыше, он начал перебирать каналы, но все они были пусты. Наконец, он нашел местный кабельный канал и увидел диктора, который с глазами, круглыми от ужаса, сообщил, что Звонница, на которой стоят телепередатчики, – горит! Следом на экране появилась окутанная дымом башня…

Как выяснилось впоследствии, у всех, кто сохранил голову на плечах и ненавидел звонарей и их хозяев, зрелище это вызвало мысль о Каре Небесной – даже у тех, кто не верил ни в Бога, ни в черта. И в толпе, собравшейся у горящей башни, слышались голоса из старой детской считалки:

Гори, гори ясно, Чтобы не погасло!

Потому что многие понимали, во что превратили Звонницу. Хотя, конечно, саму башню им было жаль – она была прекрасна, и те, кто много лет назад строил ее, даже в самых кошмарных снах не могли себе представить, для каких преступлений используют плоды их труда.

Тут же выяснилось, что пожар возник из-за жадности звонарей. Они ради денег напустили в Звонницу всяких «коммерсантов», которые набили в башню столько всякого оборудования с антеннами и передатчиками, что оно, в конце концов, само от себя перегрелось и вспыхнуло. Оно бы и ничего страшного, но звонари по той же жадности успели продать противопожарное оборудование башни.

А в Цитадели пожар Звонницы вызвал настоящую панику. Ведь люди, которых вдруг перестали оглушать с утра до ночи, могли начать думать! Хуже этого в Цитадели ничего вообразить не могли. Тем более, что это и в самом деле тут же начало происходить. И потому на восстановление телевещания были брошены все силы. Передатчики и антенны в пожарном порядке ставили на самые высокие здания столицы, и уже через пару дней трезвон возобновился…

 

5.

 

Начало следующего года правления нового герцога Гросландского «ознамено- валось» уничтожением собственной орбитальной космической станции «Радуга».

Ни одна страна на планете, кроме Гросланда, не имела такой станции, созданной еще в былые, королевские времена. Ее год за годом совершенствовали, пристраивая все новые отсеки с уникальным оборудованием. Невесомость, в которой находилась парящая над планетой станция, делала ее идеальной лабораторией для научных экспериментов. А еще эта станция должна была стать орбитальным заводом для производства уникальных элементов для электронно-вычислительных машин, а также очень нужных многим людям лекарств, которые можно было изготавливать только в невесомости – делать их на Земле было просто невозможно даже на самом сложном оборудовании.

Все это страшно не нравилось Де Маликорнам. Как это так – Гросланд имеет что-то такое, что не могут ни превзойти, ни даже просто повторить их собственные ученые и инженеры?! Да еще это что-то создано в те времена, когда Де Мали- корны кричали на всех углах, что Гросланд – это Империя Зла, где все неправильно, все хуже, чем у них, просто по определению. И через своих купленных друзей в окружении герцога Гросландского они добились решения затопить станцию в океане.

Гросландские звонари тут же ударили во все колокола, крича о том, что иначе никак нельзя, потому что станция, мол, безнадежно устарела, поскольку много лет висит на орбите, и вообще в Гросланде нет денег на ее содержание. Но то и другое было ложью.

Да, станция была на орбите уже немало лет – но лишь центральный ее блок, который к тому же не раз ремонтировали и оснащали новым оборудованием. Остальные блоки станции пристыковывались к ней много позднее, а последние – так и вовсе недавно, и оборудованием, которое они несли, не успели даже ни разу воспользоваться.

А что касается денег, то их просто разворовывали герцогские чиновники и их друзья, которых на «новом языке» Гросланда называли теперь не ворами, а «предпринимателями». Бюджет государства эти новоявленные «господа» кроили так. Допустим, после разворовывания всего, что они могли разворовать, в казне страны остался миллион. «На эти деньги мы можем содержать сто солдат, двух учителей и одного врача. Надо жить по средствам!»

В результате такой «правильной финансовой политики» в огромной стране не оставалось уже и десяти боеспособных дивизий, а школы и больницы влачили нищенское существование. Самым поразительным при этом было количество рядовых обитателей Гросланда, которые только вздыхали и говорили: «Ну, что поделаешь, ведь денег нет…» Хотя, на самом деле, деньги были, и каждый нормальный человек понимал, где их надо искать. Впрочем, и сама «власть» знала это не хуже простого народа, но ведь получить эти деньги можно было, только отобрав их у тех, кто их украл. В том числе и у герцогских министров. Но в таком случае – для чего же были проведены все «великие реформы»?! Не для «гарантирования» же «свободы мысли», в самом деле!

Но звонари продолжали талдычить свое, а голоса тех, кто пытался сказать правду, тонули в поднятом гвалте. И, что самое горькое, в итоге многие люди, невзирая на собственный горький опыт, снова начали думать, что звонари говорят правду. В конце концов, думать так было гораздо спокойнее, гораздо удобней. И они предпочитали обсуждать еще одну запущенную з вонарями мысль – что «старая, плохо управляемая» станция может кого-нибудь убить при падении неизвестно куда. Из-за этой, якобы, неопределенности, все никак не могли сообщить точную дату уничтожения станции. А тем временем, группа богатеев, жаждущих зрелищ, зафрахтовала самолет, чтобы наблюдать гибель станции «из первого ряда»…

И вот этот день наступил. Те, кто заказал убийство «Радуги», даже дату выбрали не случайно – это было незадолго до сорокалетия того дня, когда Королевство отправило в Космос первого в мире космонавта. Всего через шестнадцать лет после победы в Великой Войне, в которой армии Де Маликорнов нанесли стране такой урон, что, казалось, нужны были десятилетия, чтобы хотя бы просто снова встать на ноги.

Но страна не просто поднялась – она устремилась к звездам. И когда радио разнесло по стране весть о Первом Космонавте планеты, в столице люди хлынули на Площадь перед Цитаделью и ликовали там так же, как в тот день, когда узнали о Победе в Великой Войне. Их никто не звал и не собирал, – они устремились на площадь сами, чтобы радоваться вместе в этот день. Они понимали – не только их страна, а все Человечество шагнуло сегодня к звездам, и в этом шаге была частичка труда каждого из них, и подвиг их отцов, солдат-победителей…

И вот, сорок лет спустя… Каспар не помнил, какая погода была в этот день. Помнил только, что небо было черным. Таким же черным, как в тот день, когда на всех каналах телевидения и радио ликовала победившая мразь – захватившие власть в Королевстве ворье, торгаши и предатели.

Таким же черным, как в той зимой, когда, растоптав волю народа, три мерзавца росчерком пера уничтожили страну, созданную величайшими трудами и жертвами десятков поколений тружеников и воинов, когда развевавшееся над Цитаделью Знамя великой страны было ночью, по-воровски, сорвано и заменено флагом изменников и торгашей.

Таким же черным, как в тот день, когда танки изменивших Родине и Присяге дивизий расстреливали последних защитников Белого Замка.


Инженер не хотел видеть этот огненный дождь на черном небе. Потому что видение его и без того преследовало Каспара. Потому что он ничего не мог сделать. Было ясно, кем заказано и оплачено это убийство. Было ясно, что не помогут ни обращения к посаженному в Цитадель ничтожеству, ни пикеты. Лишь одно могло помочь – вылившийся на улицу гнев миллионов людей. Но, как и все эти годы, тех, кто готов был выйти на улицу, было слишком мало…

Хотелось ничего не видеть и не слышать вокруг, но в отдел, где работал Каспар, конструкторский отдел гибнущего авиационного КБ, вошел один из сотрудников и начал рассказывать, как он смотрел ЭТО по телевизору. Многие обступили его, и невыносимо было слышать, как об убийстве говорили так, словно это был фейерверк. А потом они стали шумно радоваться тому, что никто не погиб под обломками…

Никто?! И тогда Каспар поднялся.

- Вы… - он задыхался, ему трудно было сдерживать ярость и гнев. – Чему вы

радуетесь?! Неужели вы не поняли, что сегодня всех нас опустили,

ударили с размаху лицом об стол и с наслаждением возят по кровавой

луже?! Чему вы радуетесь?! Что якобы «никто не погиб»?!

- А что, лучше было бы, если б кого-то придавило? – возмущенно ответили ему.

- Как знать, - горько усмехнулся Инженер. – Может, хоть это заставило бы

вас задуматься о том, что сегодня на самом деле произошло…

- Так что ж нам теперь, рыдать что ли? – последовал недовольный ответ.

- А вы что, считаете, что тут нечего оплакивать тому, кто понимает, что

произошло? Вы и впрямь считаете, что сегодня никто не погиб? А люди,

которые отдали свои жизни ради Космоса, те, для кого он был Мечтой и

Смыслом их жизни? Разве они не погибли сегодня? А те миллионы,

которые еще поплатятся своими жизнями за утрату нами Космоса?…


Но они не хотели слышать. Они берегли свой удобный душевный покой, выставив глухой барьер против беспокоящих слов. И когда по радио передали, что за границей кто-то заявил, что это убийство – крупное достижение инженерно-космической мысли (ведь «никого не придавило!»), которое прибавляет Гросланду авторитет за границей, - они засмеялись: вот, мол, какую чушь он сказал. Они даже не поняли, что этот иностранец просто поиздевался над ними, плюнул в лицо, сказавши: вашими достижениями были Первый Космонавт и первые автоматические станции, ушедшие к Луне, Венере, Марсу, орбитальные станции и невиданные технологии, а теперь ваши «достижения» – утопить за деньги плоды труда миллионов людей. Вот вам, умойтесь!

А они слушали его слова и смеялись…

«Так что ж нам теперь, рыдать что ли?»


За две недели до убийства, создававшие «Радугу» люди пикетировали Космический Центр Управления, протестуя против готовящегося убийства. Так выходившие из КЦУ сотрудники полезли в снег и грязь по колено – лишь бы обойти пикет. К чему себя беспокоить? «Не людей – железо топим!»

«Железо»?!

Сто двадцать лет тому назад Революционер, приговоренный к смерти, в последние дни перед казнью разрабатывал схему ракетного корабля. Вместе с «Радугой» его казнили вторично.

А потом Школьный Учитель из провинциального городка, окруженный презрительным смехом обывателей, разрабатывал идеи космических кораблей и орбитальных станций. Он умирал счастливым человеком, видя, что после Великой Революции в Королевстве его Мечту решили сделать явью. Но его убили вместе с «Радугой».

Многие тысячи других – ученых и конструкторов, инженеров и рабочих, для которых Космос был Мечтою и Смыслом Жизни – всех их тоже убили в этот день. И вместе с ними – великий труд миллионов людей.

Первый Космонавт, и все погибшие на космодромах и в небе, ракетчики, испытатели и космонавты – всех их снова убили в этот день.

И всех тех, кто никогда уже не получит уникальных лекарств, которые можно было изготовить только в невесомости орбитальной станции – их, сегодня еще живых, всех убили в тот день вместе с «Радугой»…

«Так что ж нам теперь, рыдать что ли?!» Матерь Божья, да что же за люди…

Но все же есть и другие.


Когда Каспар пришел домой, позвонил Эдвин. Видавший виды человек, мало склонный к эмоциям. Бывший сержант Стратегических Ракетных Войск, в дни восстания не боявшийся ни рукопашных, ни пуль, летевших в лицо, не плакавший при виде гибели товарищей, - он сказал, что не смог сдержать хлынувших слез, когда увидел этот огненный дождь в черном небе. А его дочь, студентка, и смотреть не стала – не смогла, потому что знала, что разрыдается.

Нет, Каспар не хотел ЭТО видеть. И все же увидел – случайно, когда переключил канал, чтобы не видеть идиотскую рекламу. Лишь миг он видел это огненный дождь – потому что тут же снова переключил канал, но и этого мига ему хватило, чтобы понять еще одну деталь преступления.

Станция падала прямо перед телекамерами!

Она была исправна и управляема до конца. И сроки убийства переносились с одной единственной целью – чтобы она упала перед телекамерами на ожидающих кораблях, чтобы те, кто заказал и оплатил убийство, могли насладиться его зрелищем. Как наслаждались прямым телерепортажем о расстреле Белого Замка.

Она была исправна и управляема до конца. Иначе не было бы того самолета с мразью, жаждущей зрелища ее убийства – они просто не знали бы, куда надо для этого лететь.

«Слава богу, что никого не убило!».

Да ведь эта погань специально запустила это кудахтанье на всех каналах – «Убьет - не убьет?» - чтобы люди думали не о том, что совершают у них на глазах, а о выдуманной пустышке! И даже радовались во время убийства, что «никого не убило». Так ловят на пластмассовых мух глупую рыбу…


Сняв телефонную трубку, Каспар набрал номер…

Аналитик на другом конце провода говорил с трудом – похоже, у него перехватывало горло.

- Да, ты прав, все так и было… Управляемость до конца, минимальное

отклонение от расчетной точки в кольце кораблей с телекамерами… и

«пластмассовая муха» для идиотов…

 

- Знаешь, Полкан, тех, кто у нас на глазах раз за разом предает нашу Родину,

часто называют иудами. Разве это правильное сравнение? Библейский

Иуда раскаялся в содеянном, вернул тридцать серебряников «заказчикам»

и повесился. Наши предатели сами ни за что не повесятся. Приговорить их

и привести приговор в исполнение можем только мы…