Плутишкина сказка
| Вид материала | Сказка |
- Финист Ясный Сокол», «Снегурочка» Сборник русских народных сказок, пословиц и поговорок,, 9.97kb.
- Викторина рассчитана на знание учащимися сказок: «Сказка о попе и работнике его Балде», 216.37kb.
- Викторина рассчитана на знание детей сказок: «Сказка о попе и работнике его Балде», 50.98kb.
- «Это не сказка, а присказка, сказка будет впереди», 155.09kb.
- Сказки, 599.59kb.
- Сказки, 769.86kb.
- Сценарий часа общения для учащихся 1-2 классов «Сказка ложь, да в ней намек, добрым, 211.98kb.
- 1. Сказка о хлебобулочном изделии > Сказка о пенсионере, зарабатывающем на жизнь рыбным, 8.47kb.
- Программа развития доу «Сказка», 706.12kb.
- План: Что такое литературная сказка? Фольклорная и литературная сказка: сходства, 16.74kb.
4.
Инженер Каспар был бы, конечно, польщен мнением Мудрого Ворона о его персоне - хотя бы потому, что сам себя к особо выдающимся инженерам не причислял. И о Мосте, к которому они с Плутишкой приближались, думал скорее, как офицер о предстоящем бое, чем как инженер о технической проблеме.
Выехав по тропе из Дубовой Рощи, всадники увидели непроницаемую стену серого холодного тумана. Тропа уходила в этот туман.
Кони, перейдя с рыси на шаг, стали приближаться к серой стене. И по мере того, как они к ней приближались, стена эта приподнималась перед ними над землей, словно край гигантского полога. Чем дальше продвигались кони, тем дальше приподнимался перед ними этот полог.
Плутишка взглянула вверх - над их головами тумана не было, по небу плыли серые осенние тучи. Она обернулась назад - и увидела вдали Дубовую Рощу, скрывающуюся в какой-то белесой дымке.
- Вот он... - раздался в этот миг голос Каспара.
Плутишка взглянула вперед и увидела уходящий в туман Мост. Оба коня остановились сами.
Инженер некоторое время молча смотрел на Мост, а потом покачал головою:
- Однако!...
Плутишка тоже готова была присягнуть, что Мост перед нею был очень странный.
В первый момент она увидела каменный мост с изумительной красоты статуями из белого мрамора и гирляндами цветов вдоль перил. Но потом по Мосту словно прошла невидимая волна, и он стал деревянным - дощатый настил и перила из брусьев, а под Мостом на тихой темной воде стали видны желтые кувшинки.
Плутишка не успела, как следует удивиться, а по Мосту уже словно прошла другая волна и...
- Боже мой... - прошептала Плутишка, глядя на выщербленные пулями бетонные перила. - Это же Торнский мост!...
Но прошло еще несколько мгновений - и перед нею оказались стальные фермы какого-то другого, незнакомого ей моста...
- Ну-ну... тихо сказал Каспар и, сняв с предохранителя свой взятый в подземелье карабин, дослал в ствол первый патрон. - Поехали?
Плутишка несколько мгновений молчала, глядя на похожий на мираж Мост, а потом решительно захлопнула забрало шлема.
- Едем!...
Кони ступили на Мост, и копыта их начали выбивать дробь - то глухую, то звонкую - потому что Мост продолжал изменяться и под копытами коней то и дело чередовались камень и дерево, бетон и железо.
Плутишка сквозь прорези забрала все время осторожно осматривалась по сторонам, ожидая ежесекундно каких-нибудь ужасов. Ведь Мудрый Ворон сказал, что тут можно встретить даже Смерть...
Плутишка временами прислушивалась - но стук копыт Коня Бледного, коня Госпожи Черной Долины, пока еще не был слышен.
Слышался порою только плеск воды под Мостом. Вода эта была то тихой, темной и медленной, то быстрой и мутной, крутящей полосы пены в водоворотах. То вдруг она делалась чистой, прозрачной, пронизанной солнечными лучами, хотя все небо было затянуто тучами и никакого солнца не было видно, то вдруг вскипала бешеными волнами и ударяла в быки моста так, что фонтаны с пенными султанами взлетали выше перил и обрушивались на Мост.
И все время впереди стояла стена тумана, в которой скрывалось из виду продолжение Моста.
Постепенно Плутишка начала успокаиваться. Может быть, старый Ворон просто пугал их нарочно, чтобы испытать их храбрость? Вот едут они и едут, и ничего вроде бы особенно страшного не...
Додумать "не происходит" Плутишка не успела. Потому что из тумана впереди вдруг ударило пламя, раздался грохот и треск, а потом вокруг засвистели трассирующие пули. В следующий момент впереди справа вдребезги разлетелись перила и часть настила Моста, который в этот миг был железным, встала дыбом, а из тумана впереди донесся такой вой, рев и визг, что Плутишка, забыв слова Ворона о том, что по Мосту нельзя возвращаться, повернула Глазастика вспять.
Ее белый конь встал на дыбы, и Плутишка, прильнув к его шее, и чудом удержавшись в седле, увидела, что Моста позади них - нет. Покинутый ими берег был скрыт в белой дымке, а из воды торчали лишь отдельные куски железных ферм, сосновых брусьев, и мраморные статуи. И, что страшнее всего, Мост продолжал рушиться прямо на глазах и обвал этот приближался к Плутишке!
- Вперед!!! - прогремел у нее над ухом голос Каспара.
Инженер схватил Глазастика под уздцы и, увлекая его за собою, дал шпоры своему вороному коню.
Плутишка, накрывшись разом двумя щитами, приникла к шее Глазастика и закрыла глаза. Хорошо было бы еще заткнуть уши, чтобы ничего не слышать, но сделать это, когда обе руки заняты щитами, а голова находится в рыцарском шлеме, было невозможно.
Плутишка слышала стук копыт бешено мчащихся коней, треск, вой, грохот, рев и свист впереди, сзади и по сторонам, и думала только об одном - кончится все это когда-нибудь или нет. Она даже не думала о том, чем, собственно, все это может кончиться, ей хотелось только одного - чтобы все это прекратилось как можно скорее.
Ужасное, однако, все никак не кончалось. Где-то совсем рядом раздавались крики, звон стали и выстрелы, временами что-то с грохотом ударяло по ее щитам, а в шлем лез запах гари.
Голова у Плутишки гудела и шла кругом. В какой-то момент ей показалось, что Глазастик уже не скачет по Мосту, а летит. Она открыла глаза и тут же снова в ужасе зажмурилась - потому что увидела сквозь прорези забрала мелькнувший внизу водоворот - Глазастик прыгал через провал...
Потом все внезапно стихло. Вместо гари запахло цветами и зазвучала музыка - прекрасная, вдохновенная, ликующая. Плутишка решила, что все позади, и хотела сказать "Уф!". Но не успела, потому что непонятно откуда на нее обрушилось вдруг не меньше бочки холодной воды, так что даже шлем на несколько секунд превратился в аквариум, где пускала пузыри Плутишка. Из-за этого ей не удалось крикнуть "Мама!".
В следующий момент вода схлынула, и стало вдруг немыслимо жарко – словно, кто-то решил Плутишку зажарить или сварить. От ее мокрой одежды столбом повалил пар, в шлеме стало, как в бане. Однако свариться она, к счастью, не успела. Навстречу подул теплый ласковый ветер, в полминуты высушивший всю плутишкину одежду.
Но не успела она этому обрадоваться, как по спине у нее побежали мурашки - потому что она услышала звук, который, услышав однажды, не могла уже спутать ни с каким другим. Это был топот Коня Бледного! Мудрый Ворон не обманул их...
Глазастик продолжал мчаться стрелой. Вокруг снова засвистело, зазвенело, загрохотало, совсем рядом раздался вскрик и чей-то стон, потом остался только свист ветра, а потом все вокруг вдруг разом стихло, и конь Плутишки остановился.
С трудом разжав веки, Плутишка открыла глаза и, выпрямившись в седле, осторожно подняла забрало шлема.
Прямо перед собою она увидела горный склон в лучах заходящего солнца, по которому кое-где стелились невысокие кусты и карликовые деревца - наверное, какая-то разновидность горной сосны.
Плутишка обернулась. Позади нее плескалось горное озеро, дальний берег которого скрывала дымка, и торчали из воды у самого берега какие-то медленно погружающиеся обломки - все, что осталось от Моста...
Но где же Каспар?
Плутишка обернулась в другую сторону и увидела его.
Вороной конь Инженера стоял, опустив голову. Каспар сидел в седле тоже со склоненной на грудь головой, стиснув зубы и судорожно вцепившись левой рукой в переднюю луку седла. В опущенной правой руке он держал карабин. Меча у него не было. Валяющийся у ног коня щит был весь перекорежен и утыкан стрелами, и, что самое страшное, стрелы торчали в груди и спине самого Каспара, куртка его была в крови.
Плутишка пришла в ужас. Ведь он же умрет сейчас, и она останется здесь совсем одна. И где - здесь?... Что же она тогда будет делать?
Плутишка поспешно бросила свои два щита - они тоже оказались изуродованы и утыканы стрелами. Соскочив с седла, она скинула также третий щит и тяжелый шлем, и на негнущихся от напряжения ногах двинулась к Инженеру.
- Каспар... - негромко позвала она, беря его коня за повод.
Он не отозвался, продолжая сидеть, вцепившись в луку седла, стиснув зубы и закрыв глаза.
- Каспар!...
- Сейчас... - отозвался он глухим голосом сквозь стиснутые зубы.
Плутишка взглянула на вонзившиеся в него стрелы, и что-то странное почудилось ей в них. Они были полупрозрачными! И - таяли у нее на глазах вместе с каплями крови.
Через пару минут они растаяли совсем - словно их никогда и не было. Каспар открыл глаза, помотал головой и взглянул на Плутишку.
- Однако... - медленно выговорил он. На его пересохших губах виднелись четкие отпечатки зубов. - Вот это Мост... Несколько раз я думал, что нам уже крышка. Но Ворон был прав: главное - не сдаваться! Так что пришлось немного подраться...
- Но что же все это было? - спросила Плутишка.
- Неужели ты не заметила, на что все это было так похоже?
- Похоже?
- Да. Мост, по которому нельзя вернуться. Мост, на котором нельзя
остановиться. Мост, по которому можно идти только вперед, что бы там ни
повстречалось. Мост, который каждый миг уже не тот, что был минуту
назад. Этот Мост...
- Жизнь... - выдохнула Плутишка.
- Да. И каждый проходит его по-своему. Наши кони мчались рядом, но мы,
наверное, видели разные Мосты. И прошли их по-разному. Тебе, впрочем,
тоже досталось, как я заметил...
Плутишка обернулась, ища взглядом свое снаряжение, и увидела, как оно тает на глазах, как те стрелы, что пронзили на Мосту Каспара.
- Да, - усмехнулся Инженер, глядя, как исчезает и его собственный щит. –
Если бы точно так же таяли и шрамы, полученные на этом Мосту...
Однако, смотри - а карабин-то и патроны остались. Видно, могут еще
пригодиться...
- Не хотела бы я снова на этот Мост, - вздохнула Плутишка.
- Но ведь ты сам сказала, что это - Жизнь. Мост - только ее символ. Так что
никому из нас не дано сойти с него, покуда мы живы.
- Да... - снова вздохнула Плутишка. - И куда же он привел нас сегодня? Где
мы? Что это за горы?
Каспар внимательно огляделся по сторонам.
- Думаю, что это - горы Техады. Ведь Ворон обещал нам назавтра встречу с
Альтерэго, если мы сумеем пройти по Мосту. Мы сумели...
- Да! - сказал Глазастик. - Это горы Техады. Смотри!
И голубоглазый конь Плутишки ударил передним копытом в край каменной осыпи. Что-то золотистое блеснуло в лучах заходящего солнца и зазвенело в камнях.
Каспар соскочил с седла и, подойдя к осыпи, присел. Посмотрев, он поднял это золотистое и звонкое, и протянул на ладони Плутишке.
Это были стреляные гильзы.
5.
Ночевать они устроились в небольшой пещере, которую отыскал Каспар. Плутишка сначала хотела развести костер прямо на берегу озера, поскольку там было красиво "и вообще романтично", но Инженер в ответ усмехнулся:
- Хотел бы я знать, какие еще "романтики" заглянут к нам на огонек в этих
горах.
Плутишка взглянула на россыпь стреляных гильз, вспомнила рассказ Каспара о том, кто затеял войну в этих краях, и опустила голову - Инженер был прав.
После недолгих поисков ему удалось найти небольшую сухую пещеру. Осмотрев ее, Каспар остался доволен.
- Тут можно развести огонь, - сказал он. - Вход достаточно извилист, и
снаружи ничего не будет видно, а вверху - большие сквозные трещины,
через которые будет хорошо выходить дым.
Пока не стемнело, они набрали хвороста для костра. В седельных сумках обоих коней обнаружилось кое-какое лагерное снаряжение и немного продуктов. Воды Каспар набрал котелком в озере.
- А теперь разведем костер! - воскликнула Плутишка.
- Рано, - ответил Инженер. - Пусть стемнеет.
- Но почему?...
- Потому что снаружи может быть виден дым.
Остаток вечера Плутишка провела, сидя на камне у входа в пещеру и глядя на закат. Каспар неподалеку чистил свой карабин, используя вместо оружейного стола большую плоскую глыбу гранита. Оба коня неторопливо бродили вокруг, отыскивая себе корм и внимательно поглядывая по сторонам.
Как только солнце скрылось за зубчатой стеною горного хребта, очень быстро стемнело, и в небе появилась густая россыпь больших ярких звезд. Одновременно начало заметно холодать.
- Вот теперь можно и костер развести, - сказал Инженер.
Вдвоем с Плутишкой он направился в пещеру, светя себе под ноги фонариком. Глазастик с ними в пещеру не полез, а сказал, что вместе с вороным конем на всякий случай останется на страже.
Вскоре в пещере уже горел костер и над ним висел котелок, в котором грелась вода для чая, а Плутишка с удовольствием наблюдала за тем, как Инженер открывает ножом консервные банки. Наконец-то, она сможет подзаправиться! Ведь ела она в последний раз еще дома. Меню у них будет, конечно, не то, что в замке Герцога Бульонского и Паштетского - тушенка, сгущенка и хлеб, о кузиных пирожках можно только мечтать - но и это - целый пир для любой Плутишки Проголодавшейся. Особенно сгущенка!
Когда расправа над тушенкой и сгущенкой завершилась, Плутишка пришла в умиротворенное состояние и решила, что теперь самое время пообщаться.
Сначала ей захотелось заняться с Каспаром психологическими упражнениями. Но тут ей вспомнился Радужный Кот...
Однажды она тоже предложила ему одно упражнение, которое начиналось с того, что надо было вспомнить все хорошее и особенно - плохое, что было с вами за последний год.
- Для чего? - спросил Кот и посмотрел на нее мрачным взглядом.
- Ну... чтобы проанализировать ситуацию и поработать над собой, чтобы в
будущем хорошего было больше, а плохого - меньше.
- Хорошее упражнение, - печально усмехнулся Кот. - Для тех, у кого и плохое,
и хорошее - маленькие, да и по ним они предпочитают скользить по
поверхности, защищая себя от того, что может глубоко ранить.
Ну а если плохое - это гибель друзей, которых ты не мог спасти, потому что
тебя не было рядом? Или - предательство тех, кто был тебе самым
близким, и кому ты верил, как себе самому? Если вспомнить все это –
значит вновь пробудить в себе всю ту боль, которая не давала уснуть
много дней и ночей?...
И вспомнить все это - "для упражнения", много дней спустя после того, как
ты сумел справиться с болью и понял, в чем твоя вина и ошибка, если она
– твоя? Нет. Извини - мне не нравится это "упражнение"...
Плутишка вздохнула и подумала, что действительно не стоит, пожалуй, заниматься этим с Каспаром. Ведь она его почти совсем не знает. А все, что она о нем знает - это, пожалуй, то, что он совсем не такой, как она сама.
То ли дело один Плутиш, с которым она познакомилась на занятиях по психологии! Просто замечательный Плутиш - знает много умных, ученых слов, ни на какие войны и битвы не уезжает, и при всем при том, имеет замечательную бороду.
Умный и бородатый Плутиш - мечта любой Плутишки. И если Мама Плутишкина не перестанет донимать ее своими указаниями, то она, Плутишка, переберется к умному Плутишу и останется там насовсем, тем более, что Плутиш неоднократно говорил, что она - Плутишка, Выдающаяся во всех отношениях. И смотрел на нее при этом влюбленными глазами.
Плутиш, однако, был сейчас далеко, а в пещере был только Каспар. Без бороды, но с карабином. Придется общаться с ним.
- Послушайте, Каспар, - сказала она, глядя в огонь, - вам было страшно там,
на Мосту?
- Страшно? - Инженер на некоторое время задумался, потом пожал плечами.
- Черт его знает... Может быть. Там было как-то не до размышлений на эту
тему - надо было действовать.
- А мне было страшно...
- Естественно! Ты же ничего не делала, только пряталась от всего.
- Знаете, я читала в одной очень умной книжке, что чем человек
образованнее, чем больше он знает - тем страшнее ему может быть при
большой, особенно смертельной, опасности. Потому что он лучше
представляет себе, что может с ним случиться, чем человек попроще... Там,
в книжке, даже было написано, что для такого очень умного человека не
испугаться смерти - это целый подвиг.
- Хотел бы я посмотреть на автора этой книжки, - усмехнулся Каспар. –
Конечно, с одной стороны, тому, кто наделен умом, знанием и
воображением, легче представить себе всякие ужасы того, что ему
угрожает. Но ведь с другой стороны, чем человек примитивнее, тем
большую власть могут иметь над ним самые простые, животные инстинкты,
особенно - инстинкт самосохранения. В минуту опасности этот инстинкт,
если человеку нечего ему противопоставить, может подавить все
человеческое, и превратить человека в трусливо удирающее животное,
которое думает лишь о собственном спасении.
Ну а те, кто, как сказано в той твоей книжке, должны, вроде бы, испытывать
больший страх - их ум, знание, воображение дают им и то, что они могут
противопоставить страху, то, чем его можно подавить и отбросить. Как
можно струсить и побежать, если знаешь, если можешь представить себе,
чем поплатятся за твою трусость твои товарищи и что будет с Делом, за
которое ты сражаешься?
Там, на Мосту, было много всего, но я думал только об одном - о том, что
меня ждут, и о том Деле, ради которого я отправился на этот Мост.
- Вам хорошо... - вздохнула Плутишка.
- Знаешь, я, конечно, не все умные книжки читал, но я и без тех книжек кое-
что видел и знаю. Человек, который только сам для себя, сам себе - пуп
земли, - ему всегда плохо живется. Ведь что бы с ним ни случилось, для
него это - всемирная катастрофа, поскольку для него весь мир - это он сам.
Ну а те, кто живет ради какого-то Смысла, который много больше, чем они
сами - они знают, что такое - счастье, хотя жизнь их часто нелегка, и со
стороны, может порою, казаться ужасной.
Даже если ты погибаешь, мысль о том, что Дело, ради которого ты принял
бой, не погибнет вместе с тобою, потому что его продолжат другие,
помогает преодолеть страдания и страх. И если это Дело - Великое Дело,
то в нем и твое бессмертие, ибо ты был его частью и останешься ею
навсегда.
Когда мы после того, как изменники герцоги разорвали на части нашу
Родину, подняли первое восстание против герцога Гросландского,
большинство восставших составили как раз те, кто, согласно той твоей
умной книжке, должен был бы испытывать наибольший страх перед болью
и смертью. И хотел бы я послушать, что сказал бы этот писатель, если б он
видел, с каким спокойным мужеством эти люди шли на дубинки и водометы,
пулеметы и колючую проволоку. С одним автоматом на сто бойцов!
Большинство из них вовсе не были профессиональными военными. Наш
взвод, например, весь состоял из инженеров и учителей, ученых и
студентов. Но они были бойцами, которые сделали бы честь любой армии.
Когда мы попытались пробиться к Звоннице, чтобы освободить Большой
Колокол Гросланда, нас встретили пулеметным огнем отборные части
герцогской гвардии. И безоружные люди шли на пулеметы, толкая перед
собою грузовики вместо щитов. Я был среди тех, кто толкал один из
грузовиков, и видел лица тех, кто был рядом со мною. Все они были молоды,
все - впервые под огнем, но страха не было на их лицах, лишь спокойная
решимость идти до конца.
Безоружные, мы три часа продержались под огнем пулеметов и снайперов,
отступив только тогда, когда был получен приказ на отход - потому что
армия, на помощь которой мы надеялись, предала народ, который столько
лет ничего не жалел для нее...
До сих пор неизвестно, скольких мы потеряли тогда - люди герцога умели
прятать концы, а торфяные болота Гросланда умеют хранить тайны...
- И чего вы добились тогда, потерявши столь многих и потерпев
поражение?... - тихо спросила Плутишка.
- Не так мало, как кажется. Мы заставили всех врагов показать, кто они есть,
на самом деле - кровь погибших смыла гримы и маски со всех, и навсегда
осталась на руках палачей и на лбу у всех, кто им аплодировал.
Стало меньше тех, кто лгал самому себе, что все происходящее в
Гросланде не так страшно, и все, в конце концов, образуется, ибо после
случившегося верить в это стало намного труднее.
А наши мертвые... Они стали примером для живых. Ты ведь видела их в
наших рядах при штурме Белого Замка...
Плутишка вздрогнула, вспомнив, как ушла в пустоту ее рука, когда она попыталась коснуться плеча одного из них...
- Они всегда с нами, - продолжал Каспар. - Когда мы по ночам писали наши
лозунги на стенах и клеили листовки, случалось, что в спину стреляли те
преступники и мерзавцы, которых герцог расплодил в Гросланде во
множестве, ибо они были его опорой. Но если становилось страшно - я
говорил сам себе: "Как ты смеешь испытывать страх, если твои братья не
побоялись отдать свои жизни?"
Да, они навсегда остались с нами. Живые сложили о них песню:
Кто сказал, что вы погибли?
Вместе с нами вы в сраженьях.
Вы в крови живете нашей,
Как ручьи, что живы в реках,
Как живет в сердцах надежда,
Как над Родиною солнце...
Они спасли честь нашей земли, нашего народа. Потому что ценой своей жизни показали, что даже тогда, когда, кажется, уже весь народ лишен достоинства и обращен в бессловесное стадо - все равно найдутся те, пусть немногие, но с достоинством многих людей, для кого судьба страны и народа значит много больше, чем их собственные жизни.
В конце прошлого века, в одной далекой стране, человек, которого его народ называет Апостолом и Учителем, сказал: "Настоящий человек не ищет, где лучше живется - он ищет, где его Долг. И это, единственно, практичный человек, чья сегодняшняя мечта завтра станет законом, ибо тот, кто заглянул в самые глубины вселенной и увидел бурлящие народы, сгорающие и истекающие кровью в огненной мастерской веков - тот знает, что будущее - и здесь не может быть исключений – на стороне тех, кто знает свой Долг".
И мы, живые, сделали законом то, о чем мечтали наши мертвые.
- Любите вы все высокие слова, - вздохнула Плутишка. - И вы, и Альтерэго. И
Кот Радужный тоже любил...
- Радужный Кот? - Каспар взглянул ей в глаза. - Ты его знала?
- Да...
- В дни восстания он был с нами.
- И погиб...
- Да, погиб. Как и многие другие. Капитан Альтерэго сказал, что сумел найти
и вывезти его тело с поля боя.
- И где его похоронили?...
- У него нет могилы. Его тело сожгли, и пепел рассеяли над Гросландом. Так
хотел он сам - стать частью земли, за которую он сражался. То, что для
тебя всего лишь "высокие слова" - для него было смыслом его жизни.
А Капитан Альтерэго? Разве его жизнь расходится с его словами?
- Нет. Да и у вас, наверное, тоже. В Движении БУХ! это называется
"когерентность".
- Когерентность? Это что-то из физики. Есть другое хорошее слово:
цельность. Когда едины мысли, слова и дела. Но важно, конечно, и то, на
что все это обращено. Вот ты, например - как ты считаешь, для чего
должен жить человек?
- По-моему, самое главное, - убежденно сказала Плутишка, - это
самовыражение!
- Самовыражение? - Каспар печально усмехнулся. - Ты знаешь, я видел
изрядное количество людей, которые занимались черт знает чем и все –
только для себя, зачастую презирая тех, за счет чьего труда они были
одеты и сыты - и все это они называли самовыражением. Их любимым
занятием было - "бросать вызов обществу".
Мне всегда было жаль их. Разве может конечной целью быть
самовыражение?
- А что же? - недовольно спросила Плутишка.
- Самореализация. Сделать все, что ты можешь, для всех, раскрыть в этом
все свои способности и таланты - вот это дело. И самовыражение, кстати,
при этом произойдет само собою - делами, а не нарочно проделанными
дырками в штанах.
Хорош бы я был в моей работе, если бы считал, что главное - это
самовыражение. И разве о нем думает, принимая бой, Капитан Альтерэго?
- Все бы вам сражаться, - проворчала Плутишка. - У вас есть семья?
- Нет...
- Вот! Потому вы и лезете вечно во всякие битвы - и вы, и Альтерэго, и Кот
был таким же. Если б у вас были семьи, вы бы совсем о другом думали!
- У меня была семья, - тихо сказал Инженер, глядя в глаза Плутишке. - И
однажды мне пришлось выбирать, с кем я - с теми, вместе с кем сражаюсь
против врагов моей Родины, или с женщиной, которая считает, что я
должен быть только ее собственностью, "быть как все" - те "все", которые
думают только о себе, только о "своих". Вот с тех пор у меня и нет семьи.
- Но ведь это же страшно... - прошептала Плутишка.
- Да. Но если бы мне вновь пришлось делать этот выбор, я бы снова решил
точно так же...
И напрасно ты думаешь, что одиноким солдатам легче. Если есть дом, где
тебя любят и ждут... Это как последняя линия обороны, куда ты можешь
отойти, если будешь разбит. И это те, за кого ты идешь в бой, о ком
думаешь в минуты затишья...
У большинства тех, кто сражался во время первого восстания в Гросланде,
семьи были. И в бой мы шли, среди прочего - и за них, за тех, кого любил
каждый из нас. От скольких я слышал в те дни: "Да, я, быть может, погибну.
Но моим детям не будет стыдно за отца, и никогда они не спросят: а где
был ты, когда другие сражались за нас?".
Хотя умирать, думая о тех, кто их любит, им, наверное, было горше...
- И все же они сражались... Почему? Что их вело, скажите...
- Что их вело? Тот, кого называют Апостолом и Учителем, говорил: "Человек,
который соглашается повиноваться несправедливым законам, и допускает,
чтобы по земле, на которой он родился, ходили люди, оскорбляющие ее –
это нечестный человек".
Что их вело? Честь и совесть - две стороны медали, имя которой –
Достоинство Человека.
Да, нас было мало в те дни. Да, мы были почти безоружны. Да, среди тех,
кто нами руководил, оказалось немало предателей. Но мы все равно не
сделали бы другого выбора. Ибо мы сражались не за наших командиров,
цену многим из коих знали достаточно хорошо и не обольщались - нет, мы
сражались за другое. За нашу Родину, за наш народ, за их право на жизнь
и Достоинство.
- За Родину... - задумчиво повторила Плутишка. - А что это такое для вас?
Неужели, место, где вы родились, вам дороже любого другого - лишь
потому, что вы родились именно там?
- Родиться можно где угодно, ты права, но ведь дело вовсе не в этом. Что
для меня - Родина? Это тот край, где проливали свой пот и кровь
поколения моих предков, где они строили и сеяли хлеб, любили и
сражались.
Гросланд часто называют страною берез. Да, березы растут и во многих
других странах, но это под березами Гросланда спят вечным сном те, кто
отдал свои жизни в боях за то, чтобы на свете жили ты и я. И дубы - они
тоже растут во многих краях, но это у Звонницы Гросланда та дубовая
роща, где мы, безоружные, три часа продержались под пулями, теряя
товарищей. Вот все это и есть - Родина.
- А народ? - спросила Плутишка. - Вы сражались тогда за него, но ведь
большинство людей остались дома, им не нужна была ваша жертва. И даже
ваши собственные командиры предавали вас - вы же сами сказали об этом.
Вот вам и народ...
- Народ... - тихо повторил Каспар. - "Скажи - что есть народ?".
Народ - это сброд,
Когда за тираном покорно идет,
Но если поднялся на праведный бой
За честь и свободу - тогда он Герой!
Это было сказано тысячелетие назад, но от этого не перестало быть правдой. Да, бывают дни, когда народ кажется недостойным того, чтобы за него сражались. Но другого народа у нас нет и не будет, и поэтому даже в самые черные дни надо сражаться за него - чтобы вернуть ему Достоинство.
А что до предательства командиров... Что ж, мы знали, что для некоторых из них все происходящее - это Большая Игра. Но все равно мы приняли бой. И все, сделанное тогда нами и нашими мертвыми - нами, а не теми, кто нас предавал! - стало Историей.
Если бы нас было больше в те дни! Мы бы даже и этих предателей развернули за шиворот туда, куда следовало. Потому что они нас боялись.
- Но вас было мало... - промолвила Плутишка. - Таких, как Альтерэго и вы –
наверное, всегда мало....
- Да, - усмехнулся Каспар, - очень многие предпочитают "жить, как все". "Как
все"...
Когда я слышу фразу "Жить, как все" -
Клинок, звеня, из ножен вылетает,
Рука коня вздымает на дыбы
И шпор удар вперед его бросает.
И пусть встает фонтанами земля
И пули поражают в грудь и в спину,
Но лучше мертвым лечь - самим собой,
Чем жить - самим собой наполовину.
Что значит -"как все"? Как все надо быть тогда, когда все трудятся или сражаются. Но и при этом можно и нужно оставаться самим собой - ведь у всякого настоящего Мастера и Солдата в любом деле - свой, неповторимый почерк - не так ли?
- Пожалуй, - согласилась Плутишка.
- "Жить, как все"... - повторил Каспар. - По-моему, это стремление тех, кто,
более всего на свете, не желая себя чем-либо утруждать, хочет быть
никаким, "одним из". С одной стороны - таких людей мне чертовски жаль –
они никогда не пробовали, что такое настоящая Жизнь, когда отдаешь себя
целиком, без остатка. Потому что, если бы они хоть раз испытали это –
ихнее "жить, как все" стало бы для них, как астма, после нормального
дыхания.
Но, с другой стороны - это страшные люди. Потому что они зачастую
ненавидят тех, кто живет иначе - полнее и счастливее, чем они. Ненавидят,
потому что, глядя на них, в глубине души сознают, чего сами себя лишили.
Им ненавистен этот источник беспокойства, ибо он мешает им уверить
себя, что сами они живут очень правильно и иначе жить невозможно. И
очень любят они приводить всех к общему знаменателю, выискивая в тех,
кто чем-то лучше их, что-либо скверное, чтобы можно было
удовлетворенно сказать самим себе: "Все такие!".
Они не читают стихов великих поэтов, но всегда готовы обсуждать, сколько
у тех было жен.
Дай им волю - они бы весь мир, всю жизнь затянули бы, как ряска болото.
Мой знакомый поэт написал о них однажды:
Как вам хотелось бы меня сломать,
На свой привычный лад переиначить,
Чтоб, как и вы, я научился лгать
И за слова и жесты душу прятать.
Чтоб, как и вы, я маску нацепил
И сердца моего гасил порывы,
На боль и на любовь, не тратя сил,
В спокойствии и сытости - счастливый.
Чтоб я не беспокоил вас ничем,
Не пробуждал неясную тревогу,
Не бунтовал среди холодных стен
И поровнее выбирал дорогу.
Я вашим словом осужден и взглядом.
Ужель так страшно вам со мною рядом?
- Ну уж вам-то с Черным Рыцарем беспокоиться не о чем, - промолвила Плутишка. - Вы-то уж явно не как все. Вот и Кот был таким же...
- Да, - печально усмехнулся Каспар. - В дни восстания оказалось, что в
Городе таких, как мы - один на тысячу. Но я бы не сказал, что это была
приятная уникальность...
А те, кто "как все"... Я знаю мать убитого парня, в которого у Белого Замка
стрелял его одноклассник, служивший в герцогской гвардии. А один из нас,
уцелевший после того, как солдаты герцога захватили Замок, узнал в
командире карателей, расстреливавших безоружных пленных, своего
брата. И брата у него больше нет...
- Он убил его?! - с ужасом спросила Плутишка.
- Нет. Но брат для него - мертв. Как мертв для меня мой собственный брат,
кричавший "ура!" тем, кто убивал моих товарищей. И это они, мертвые, а не
он, теперь для меня братья...
- Но ведь все это ужасно... - промолвила Плутишка.
- Это - Жизнь, - сказал Каспар, глядя в пламя. - Иногда она бывает и такою. И
тогда каждому приходится решать - кто он, с кем он, во имя чего живет.
Недаром еще две тысячи лет назад было сказано: "Не думайте, что Я
пришел принести мир на землю, не мир пришел Я принести, но меч, ибо Я
пришел разделить человека с отцом его и дочь с матерью ее... Кто любит
отца или мать более, нежели Меня, тот не достоен Меня, и кто любит сына
или дочь более Меня, тот не достоен Меня, и кто не берет креста своего и
не следует за Мною, тот не достоен Меня"...
- Вы верите в Бога? - удивилась Плутишка. - Вот бы не подумала, глядя на
вас.
- Бог? Причем тут Бог... В данном случае это - лишь символ того, чему
человек присягнул служить всей своей жизнью. "И кто не берет креста
своего"... Знаешь песню о том, как Апостол Андрей просил Христа научить
его ходить по воде и что Христос ему на это ответил?
- Нет...
- Видишь, там, на горе
возвышается крест,
под ним - десяток солдат.
Повиси-ка на нем,
а когда надоест -
возвращайся назад
гулять по воде,
гулять по воде,
гулять по воде со Мной!
В этой песне все слишком как в жизни.
Но Учитель - на касках блистают рога,
черный ворон кружит над крестом!
Расскажи мне сейчас, пожалей дурака,
а распятье оставь на потом!
Всем охота ходить по воде, но слишком мало готовых для этого шагнуть к
Кресту.
Бог? Однажды, когда мы у Белого Замка ждали штурма, глядя, как
выстраиваются против нас солдаты герцога Гросландского, нас пришел
благословить священник. Все мы были закоренелые атеисты, но стояли
перед ним по стойке "смирно", сняв каски, и никто не сказал ему "Уходи!"
Потому что каждый в тот миг вспомнил слова "Не в силе Бог, а в Правде" - и,
значит, все было правильно. Он погиб, тот священник, и многие из тех, кто
стоял рядом со мною в тот день - тоже. И тот Крест, что стоит на Заставе у
Замка - это их Крест.
Видишь: там, на горе,
возвышается Крест,
под ним - десяток солдат.
Повиси-ка на нем,
а когда надоест -
возвращайся назад
гулять по воде,
гулять по воде,
гулять по воде со Мной!...
Каспар замолчал, глядя в пламя, отблески которого играли на стволе карабина, лежащего у него на коленях.
Плутишка тоже замолчала, размышляя о Кресте Заставы, который однажды видела, и о тех, кто к нему шагнул.
Потом глаза ее начали слипаться, и скоро она уже спала, завернувшись в одеяло.