Мудрость и одиночество. Загадка „Алсифрона

Вид материалаДокументы

Содержание


Глава 2. ПЕРВОБЫТНОЕ СОЗНАНИЕ И ЕГО ТВОРЦЫ. ВОЖДИ И ШАМАНЫ 1. О низших и высших предметах истории культуры и теории познания
2. Производство: принцип дополнения
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   20

Глава 2. ПЕРВОБЫТНОЕ СОЗНАНИЕ И ЕГО ТВОРЦЫ. ВОЖДИ И ШАМАНЫ




1. О низших и высших предметах истории культуры и теории познания


Историческая эпоха, с готовностью воспринявшая сообщение Дж. Кука, о котором мы упомянули в первой главе, переживала торжество научной механистической картины мира, совмещая убеждение в единообразии природы с открытием глубокой неоднородности человеческого общества. Именно тогда в Европе рождается и приобретает научный характер интерес к арабскому Востоку (на основе пуритански переведенных сказок «1001 ночи»), к средневековому Китаю, к индийской культуре. Во многом именно английская культура, столь монолитная и самодостаточная в своей островной замкнутости, поставила вопрос о единстве и многообразии культур. На этой почве и родились социальная и культурная антропология – науки об «иных культурах». В них парадоксальным образом объединились убеждение в рациональности и прогрессе человеческого духа с установкой на изучение не только высших его типов. Казалось бы, гегелевский тезис о диалектическом снятии, позволяющем в анатомии человека видеть ключ к анатомии обезьяны, позволял сосредоточить внимание лишь на анализе «понятия» – высшего типа человеческой духовности, т.е. на современной науке и философии. Однако протестантское Просвещение понимало разум более широко, чем современные рационалисты. Рациональность эмпирического исследования – достижение нововременной науки – позволила сделать своим предметом все многообразие мира, в котором нет нужды проводить средневековую демаркационную линию между высшими и низшими формами бытия и сознания. Подобно тому, как не только психиатрия и кардиология, но и урология и гинекология являются легальными медицинскими специальностями, так и в истории культуры исследования заслуживают не только европейские, рационалистические, научные, современные достижения, но и достижения иных стран и эпох, отличающиеся по своим стандартам рациональности от наукиiii.

Более того, те формы сознания и познания, которые предшествовали науке и были как бы вытеснены ею с магистрали культурного развития, вдруг обнаружили свою ценность и незаменимость. Сама наука XIX-XX вв., еще вчера резко размежевавшаяся с религией и мифом, потребовала своего обогащения от метафизики и натурфилософии, искусства и нравственности, стала искать рациональное зерно в древних учениях Востока. Оказалось, что мы не в состоянии понять общество и культуру, не проникая в ее самые удаленные истоки, в эпоху «неолитической революции», когда зарождались фундаментальные принципы всей человеческой цивилизации – отношение человека к природе, к социальным установлениям, баланс индивидуального творчества и коллективной традиции, профанного и сакрального, жизни и смерти.

Культурно-философское значение исследования первобытного сознания выросло в современном обществе настолько, что стало одним из главных источников социальных и культурных метафор, определяющих структуру мировоззрения. «Судьба нации», «харизматический лидер», «магия слова», «творческий экстаз» - лишь немногие из мифо-магических понятий, ставших выражениями обыденного языка. М. Элиаде даже считал, что "... основные проблемы метафизики могут быть пересмотрены путем познания архаической онтологии"iv. Элиаде утверждает принципиальное несходство архаического и современного человека, в частности, в их отношении к истории. Однако он указывает, что архаический человек, будучи погружен в природу, все же знает историю, пусть в образе божественного творения и деяний нечеловеческих существ и героев. Для него история запечатлена и явлена в мифах, которые сохраняют и передают парадигмы, в подражание которым человек строит всю свою сознательную и ответственную деятельность. Оттого, что источник этих парадигм и архетипов кроется в начале времен, ничего существенным образом не меняется. И сегодня господствует убеждение в конечности набора типов государственного устройства и исторического развития, незначительные модификации которых и образуют исторический процесс. И наши фундаментальные представления о мире, человеке, обществе, как они бытуют в коллективном повседневном сознании, производны от древних мифов, античной натурфилософии, архаических и традиционных религий, неопровержимых фактов обыденного опыта.

Вместе с тем в каждую историческую эпоху человек раздваивался между стремлением устанавливать и накапливать позитивные знания, с одной стороны, и возрождать, культивировать - либо в качестве альтернативы, либо в качестве дополнительных культурных ресурсов - забытые, опровергнутые, иррациональные, необычные представления - другой. Институциональным основанием таких стремлений выступало наличие в человеческом обществе двух типов лидеров; к одному типу принадлежали племенные вожди, военачальники, цари, столпы официальной церкви, президенты, к другому - племенные шаманы, жрецы, астрологи, алхимики, колдуны, психотерапевты, гении искусства и науки. О представителях этих двух общественных элит и будет идти речь в настоящей статье.

Главный тезис, который я намерен обосновать, состоит в следующем. На самой примитивной стадии развития общества уже можно наблюдать противоречие между его наличным состоянием (уровнем достигнутых знаний и умений, уровнем потребления, общественной и личной свободы и т.п., что фиксируется в системе основных и производных потребностей, которым удовлетворяет регулярная и легальная деятельность) и его возможным состоянием (перспективами развития, которые фиксируются в идеалах, фантазиях, мечтах, рискованных экспериментах, еретических взглядах, отклоняющемся поведении). Это, в сущности, диалектическое противоречие между положительным и отрицательным, консервативным и революционным, сохраняющим и разрушительным векторами, ответственное за развитие общества. Если наличное состояние начинает доминировать в силу достигнутого положительного баланса, то развитие прекращается, и со временем наступает стагнация. Если же, напротив, доминирует негативная тенденция, то обществу грозит уже немедленная гибель. Только потому, что негативные импульсы, как правило, захватывают значительно меньшую часть популяции, чем позитивные, они обладают более коротким периодом затухания и результат их действия примерно такой же, как у позитивных импульсов, область охвата которых шире, срок действия дольше, но результат сам по себе столь же негативен. У М. Мид мы находим описание самоанского племени, живущего безмятежной жизнью в удобной экологической нише и потому категорически противящемуся всякой рискованной новации. Геродот же повествует о том, как одно кочевое племя, измученное засухой, пошло войной на южный ветер и в полном составе было погребено самумом. Во всякой крайней ориентации велик элемент риска. Только сбалансированное влияние двух лидеров разного типа способны обеспечить то, что мы называем "прогрессивным развитием", т.е. регулярным переходом от одного состояния к другому в условиях обогащения предшествующего опыта систематически культивируемыми новациями. Тайна такого развития в немалой степени кроется в природе двух противостоящих друг другу лидеров.

2. Производство: принцип дополнения


Б. Малиновский в своем исследовании производственной деятельности тихоокеанской племенной цивилизации отчетливо зафиксировал методологическое различие, присущее типам производственной деятельности. Здесь проще обратиться к цитате.

"Например, ни один туземец не вскопает грядку батата или таро, не произнеся магических заклинаний, но в то же время выращивание кокосов, бананов, манго или хлебного дерева обходится без всяких магических обрядов. Рыбная ловля, имеющая подчиненное значение по сравнению с земледелием, только в некоторых своих формах связана с магией. Это, главным образом, ловля акул, рыбы калала и то-улам. Но столь же важные, хотя более легкие и доступные, способы рыбной ловли при помощи растительных ядов вовсе не сопровождаются магическими ритуалами. При постройке каноэ, в деле, связанном со значительными техническими трудностями, рискованном и требующем высокой организации труда, магический ритуал очень сложен, неразрывно связан с этим техническим процессом и считается абсолютно необходимым. Но постройка хижин, технически не менее сложная, чем сооружение каноэ, но не так зависящая от случайности, не подверженная такому риску и опасностям, не требующая столь значительной кооперации труда, не сопровождается никакими магическими обрядами. Резьба по дереву, имеющая промышленный смысл, которой обучаются с малолетства и которой заняты в некоторых деревнях чуть ли не все жители, не сопровождается магией, зато художественная скульптура из эбенового дерева, или железного дерева, которой занимаются только люди, обладающие незаурядными техническими и художественными способностями, содержит соответствующие магические обряды, считающиеся главным источником мастерства и вдохновения. Торговля кула, церемониальная форма обмена товарами имеет свой магический ритуал; однако, другие, более мелкие формы меновой торговли, имеющие чисто коммерческий характер, не связаны ни с какими магическими обрядами"v.

О чем свидетельствуют данные наблюдения? Налицо две ситуации. В первой из них цели деятельности определены, достижимы и хорошо контролируются рациональными методами и технологией. Во второй налицо элементы риска и опасности, отсутствует алгоритм действия, есть необходимость в прогнозировании и оперативном реагировании на отклонения от прогноза. Для деятельности в первой ситуации достаточно кумулятивно накопленного знания и навыков, которые закрепляются в племенной памяти и носителями которых выступают самые мудрые и опытные члены племени - вождь и старейшины. Они не хранят тайны, но собирают и распространяют повседневный опыт деятельности в стандартных ситуациях. И напротив, деятельность во второй ситуации не удовлетворяется рационально-стандартными схемами, отказывающими в условиях неопределенности и случайности. Высокая социальная значимость определенных сфер практики, где человек вместе с тем не в состоянии полностью контролировать ход событий, требует выхода за пределы наличного опыта в поисках средств организации труда и придания ему системного характера именно потому, что такие средства в обычном опыте отсутствуют. Здесь вождя сменяет другой персонаж первобытной жизни - племенной шаман.

Б. Малиновский обстоятельно описывает практику садовой магии жителей Тробриандских островов. Это целая система сложных и детально продуманных обрядов, каждый из которых сопровождается соответствующим заклинанием. Каждому виду садовых работ соответствует специальный обряд. "Прежде всего, существует общий для всех таких видов освящающий обряд, предшествующий всяким работам в саду и совершаемый на каждом садовом участке отдельно.

Другой обряд связан с расчисткой участка от диких зарослей. Сжигание срезанных и высушенных ветвей само по себе есть магическая церемония, которая включает в себя также и другие, подчиненные по смыслу обряды, растягиваясь иногда на четыре дня. Далее, обряды совершаются в то время, когда садовые растения начинают свой рост, и эти обряды также продолжаются в течение нескольких дней. Прополка, культивация почвы также сопровождаются магическим спектаклями. Все эти и другие обряды как бы образуют обязательную рамку, в которую помещается вся работа в саду. Маг устанавливает и периоды отдыха, которые должны строго соблюдаться, и те периоды, когда жители деревни должны выполнять все работы одновременно, так, чтобы никто из них не отставал и не выходил вперед по сравнению с другими. Роль мага исключительно высоко оценивается туземным обществом; почти невозможно представить какую-либо садовую работу, выполняемую без участия "товоси" (садового мага)"vi.

Поскольку распознать магический характер такого садоводства может только весьма проницательный наблюдатель, посвященный в тонкости туземного быта, это наилучшее свидетельство в пользу сугубо практической, организующей, отнюдь не мистической функции производственной магии. Маг не в состоянии секуляризировать садовую церемонию, поскольку ему самому не ясен ее механизм; он сам не знает истоков эффективности своего искусства и не может рисковать, передавая его в неумелые руки профанов. Короче говоря, слишком сложные и ответственные виды деятельности с необходимостью требуют той или иной (порой весьма незначительной) дозы магического оформления, дабы упрочить необходимость буквального повторения некоторой схемы и исключения всякой профанной инициативы. Здесь маг не конкурирует с вождем, но помогает ему в тех случаях, когда риск индивидуальной новации слишком высок, а коллективный опыт слишком примитивен. Производственный маг - носитель не коллективной памяти, а высокого искусства, источник и глубинный смысл утрачен раз и навсегда; задача его - не в культивировании творческих задатков безмятежных островитян (по-видимому, мало достижимая задача), а в запрете невежественной инициативы.

Магические элементы могут быть ярче выражены в тех типах промышленных обрядов, которые в большей мере связаны со смертельным риском (охота на слонов, ловля акул и т.п.). К необходимости четкой организации деятельности здесь добавляется создание соответствующего психологического настроя, активизирующего быстроту реакции, остроту внимания, готовность к

риску, резкое физическое напряжение. Проигрывание предстоящей охоты в обрядовом танце есть репетиция реальной деятельности, проверка готовности, активизация организма, внушение веры в успех предприятия. Тому служат отождествление себя с объектом охоты, взывание к поддержке богов, предков, тотемов, символическое воспроизводство соответствующих деяний мифических и эпических героев - вновь внеэмпирические, внерациональные процедуры.

Здесь вновь маг сотрудничает с вождем и дополняет его деятельность, но уже в рамках одной и той же ситуации. В то время как вождь руководит починкой инвентаря, выслеживанием животных и прочей практической подготовкой, маг сооружает маски, готовит опьяняющее зелье, возжигает костер - организует обряд, предназначенный для соединения всех практических элементов и наполнения их аффективным содержанием и символической оболочкой. Выражаясь фигурально, в практической магии работает принцип дополнительности вождя и шамана.