Geum.ru

Александр Бачурин

Вид материалаДокументы

Содержание


Полно вам, снежочки, на талой земле лежать
Забывай, казаки, отца, мать, жену
Есть у нас, казаченьки, мука и крупа
Казаки, казаки, вы не бойтесь ничего!
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   12
Глава 12. Как Муравьёв-Амурский
завершил ревизию земель Сибирских


Вот эта подъёмная сила супротив земных невзгод и хмари небесной, способная поднять к видению российских горизонтов, как орлана-белохвоста восходящие потоки небесной лазури, приближала его к заветной цели, к сроку предсказанно-выстраданного. Казалось, позади главное - добыча золота, торговля, «Амурский вопрос», нет же, главное - впереди: «Весьма натурально для России - господствовать на всём Азиатском побережье Восточного океана!» И два года Муравьёв-Амурский вёл морскую экспедицию вдоль побережья Уссурийского края. Походный штаб и флаг генерал-губернатора Восточной Сибири находился на «Америке».

- Пароходо-корвет «Америка» вооружён и к походу ныне обстоит во всякой готовности, Ваше сиятельство Николай Николаевич! - командир корабля Болтин почтительно провозгласил встречу генерал-губернатору в Де-Кастри.

Болтин – морской офицер из «настоящей академии муравьёвского времени», озорист, завидно красив, счастливцем со всех сторон вышел. И эх, у Муравьёва счастливцы – оборотисты, сметливы, по судьбе своей при громах да на крыльях летали; ох и ах, несчастливцы – не поспевали за волей генерал-губернатора, вся жизнь у них в препонах, даже «амурская» стихия, окаянная, им не покорялась. Он не жаловал Сухомлинова, командира парохода «Лена», более осторожного, более уступчивого, чем позволяли обстоятельства. В глаза бы не видел капитана Бурачека, затруднившего сплав пятьдесят седьмого года неудачной построек барок. В морских вояжах его «бесили» чины морские, часто распекал моряков, менял их командиров, буде на них наводился тяжкий сон птицы Сирин. Однако не застывали, не переводились и те, кого ангелы пасли, у кого все дары судьбы проявлены. Не диво ли, Муравьёв вывел на российский небосклон и зажёг адмиральскую звезду Петра Казакевича – и поделом: открыл судоходность и фарватер Невельского, заложил в Сретенске первую судоверфь, и в морских походах прославлен, будучи первым военным губернатором Приморской области.

На Восток Болтин прилетел на парусах «Паллады». Кругосветное путешествие считывало ему приятнейшие вести, и вскоре капитаном парохода «Амур» успешничал в навигациях. Как же, не убоялся сбиться со стрежи, гонять судно по ночам, обремизиться, не в пример Сухомлинову. Право, в Уссурийской протоке сел на мель, вода убывала и принужден зимовать. А чтобы пароход не раздавило весенним паводком, вбил вокруг него сваи. Но какова жизнь в Уссурийской протоке? Болтин бросил судно и бежал в Иркутск с безумной целью – жениться! И что же, чрез неделю по прибытии в Иркутск сделал предложение первой губернской красавице m-lle Геблер, а чрез две недели – женился. Свадьбу и медовый месяц ассигновал богатый холостяк, золотопромышленник Соловьёв, и молодая пара блистала на иркутских балах. Восхищённый морской офицер ангажировал, всё происходило bon ton, по-амурски!.. Чрез год Болтин ходил по морям на «Америке».

- С Богом, господин капитан-лейтенант! Соразмерим силу и дорогу, - говорил Муравьёв-Амурский. - Будем держать курс на Японское государство. В Хакодате соберём русские военно-морские силы, затем экспедицией последуем вдоль побережья Уссурийского залива. Позвольте карты побережья... Иноземные имена! Да будто новый порт Кале намерены заложить у нас под носом. Адмирал Риго захватил Сайгон, эскадра вице-адмирала Сеймура бомбардировала Кантон, а лорд Элгин ультиматум предъявил Пекину. Английский и французский посланники Брюс и Бурбулон открывают войну с Китаем, призывая весь мир защитить его России. Наполеон III похваляется тем, что превратит Поднебесную во «вторую Индию». Президент Северо-Американских штатов Бьюкенен одобрил вторжение сиих стран. Однако, господа офицеры, поспешаем и мы с описанием земель замежёванных...

- Позвольте Вашему сиятельству преподнести «Карту генеральную Российской империи, северных и восточных берегов, прилегающих к Северному Ледовитому и Восточному океанам, с частью вновь найденных чрез морское плавание, западных американских и островов Япона».

Муравьёв-Амурский вострепетал душою и перекрестился, ибо судеб многих мореходов карта вобрала:

- Карта экспедиций командора Беринга, ею составленная. «Остров Япона»... В тамошней стране имел честь пребывать Шпанберг, отчаянный соратник Беринга. Сей капитан Шпанберг проложил морской путь в Японию, в своих «сказках» поведал, что страна сия богата золотом, жемчугом, виноградом и рисом. Век с четвертью миновал, мы построили новые торжища, подобные Архангельску, в Астрахани, Одессе, Тобольске, Даурии, уж, сколько судов перебывало в Японии, но не последовало ни приобретения в сведениях географических, ни познания свойств соседских, ни распространения торговли, как будто российско-японским путём нам заказано проходить. Увы, странно, сколь и неразумно... Петр I завещал командору Берингу «плыть возле земли, каковая идёт на норд». Благополучно царствующий Государь император повелевает нам идти на зюйд, зюйд-ост... Положим, господа офицеры, на карту неведомые до селе мысы, косы, лиманы, бухты, проливы и заливы, непременно с русскими именами - весь наш берег, омытый Японским морем, весь Уссурийский край, возвративший нас к Восточному океану!

А и великому князю Константину писал: «Главнейшие предметы плавания моего будут: предъявить в Хакодате моё уполномочие на переговоры по Сахалину; в Суйфунском заливе встретить обер-квартирмейстера Будогосского, занятого тем, что пролагает сухопутную границу между вершинами реки Уссури и морем; свезти карты наших новых границ в Пекин».

Будогосскому послал корвет «Новик»...

Губернатор Хакодате Хори принял полномочия посла России и, торопясь прославиться, вступил в переговоры о государственной границе по Сахалину. Русский посланник Гошкевич и генерал-губернатор Восточной Сибири Муравьёв-Амурский с приёмом столь незавидным по «оповестительному листу» в Японской стране не согласились, настаивали на переговоры с правительством бакуфу в священной столице Эдо, с подобающими обрядом и церемонией, нарочитым перечислением Государевых титлов, и чести, и чина, и звания его же послов.

Русские корабли, подняв паруса и выбрав якоря, покинули Японию и взяли курс к берегам Уссурийского края. Пароходо-корвет «Америка», клиперы «Джигит» и «Воевода», транспорты «Манджур» и «Японец» ушли в синь июня, и тут море с небом сомкнулось, чайки и альбатросы серебряными крыльями касались парусов и блещущего моря, подгоняя лёгкую пробежку шипуче-озорующих волн, торопя экспедицию к русским берегам.

Вахтенный подпоручик корпуса флотских штурманов Красильников всякое событие в журнал заносил: «Ветер умеренный, облачно, дождь... В 6 часов утра снялись с якоря, и пошли к осмотру берега, заметили к юго-западу углубление и открыли бухту... По приказу его сиятельства бухту назвали Находкой».

В честь открытия бухты Находка пили еловое пиво - здоровое и приятное питие, нашим соотчичам поставляемое Российско-Американской компанией. Ну и ну, во Франции пили вино, в Германии - пиво, а в Восточной Сибири - еловое пиво!*

Ветер брамселевый, с Охотского моря притянулись туман и морось... Ветер мал, сделали дрейф, бросили лот и ста двадцати саженей не достали... Погода менялась, прочищалось небо. Увидели землю, кричали «ура», приветствовали и обнимали друг друга, ибо Божиим изволением и муравьёвским рвением шли к венцу забот о присоединённых землях. Прекратили пары, убрали паруса... Положили якоря... Вытравили канаты...

Николай Николаевич в зрительную трубу да в адмиральскую берега обозревал. Познав набор терминов морской команды, поражался искусству вождения судном у самых берегов. Пароходо-корвет тяжёлым колёсом воду наворачивал, трубой угольной попыхивал. Описывали открытия и наблюдения экспедиции с воздыханием:

- Помилуйте, Робинзон Крузо с туземцами обживает сии экзотические палестины...

- Не-ет, Робинзону невозможно обитать: слишком непробудна дикая чащоба в царственных джунглях со свирепыми тиграми, барсами, медведями...

- Тропические леса - дубы в сажень толщиной!

- Ах-ха, лесов благоухание, и сколько же цветов в них радужных! - восторгался репортёр «Санкт-Петербургских ведомостей». - Образцы гигантской растительности словно занесены с лесных бассейнов Амазонки и Конго. Миддендорф, Шренк, Радле, Маак и иные путешествующие натуралисты непременно обнаружат здесь редчайшие и совершеннейшие творения природы. Только представьте себе, господа: всемирную известность составят коллекции флоры и фауны Уссурийского края!


Оле, уссурийская тайга собирает обильную дань удивления и очарования. Сколько природного творчества затрачено на обряжение царя джунглей, пятнистой лани, фазаньего петушка, широкорота, бабочки махаона, ползучего гада, светлячка, красоднева, чемерицы в ситцевой косынке, плетущихся лиан винограда, диморфанта, тиса или пробкового дерева! Во всём она выражает дивную, гигантскую энергию, обилие внутренних сил, какой-то необъяснимый убор. Странствование по Уссурийскому краю не тщетно было: учёные мужи пополнили экспонатами музеумы департамента Адмиралтейства, Академии Наук, Эрмитажа, столиц европейских государств.

Муравьёв вскидывал к глазу трубу зрительную, приговаривал:

- Растут пальмы вроде австралийских, пихта до сажени в отрубе, превосходного качества орех, годный для отделки судов. Климат благорастворенный. Прекрасны гавани, удивителен лабиринт бухт и заливов!

- Ваше превосходительство! - воскликнул капитан Болтин, - прошу почтительнейше обратить внимание: залив Петра Великого лежит в одной широте с Лионским заливом Франции!

- Господа! Друзья! Соратники мои! - откликнулся с торжествующим взором Муравьёв-Амурский. - Мы, осенённые благословением Государя и великими мореплавателями, выходим к последней точке географических открытий России. Здесь и только здесь, на Восточном, то есть Тихом океане, видится мне колыбель Российского флота. Знаменитые Севастопольская Гавань и «Золотой Рог» в Босфоре должны уступить первенство здешним бухтам и гаваням, столь привлекательными для нашей морской державы. А вот каковы торговые пути мира нам открываются: Калифорния, Япония, Китай, Батавия, Манила, Ява, Ост-Индия…

Генерал-губернатор будто с аспидной доски стирал кое-какие имена на карте английской, но вписывал своеземные: заливы Петра Великого**, Амурский, Уссурийский, Америка, острова - Путятина, Аскольд, Русский, Попова, проливы Босфор Восточный и Стрелок, бухта Золотой Рог, полуостров Муравьёв-Амурский. Гидрограф Бабкин поспешал с представлением проекта производства морской описи всего побережья Уссурийского залива.

Пушечкой вестовой пароход «Америка» подавал сигналы береговым экспедициям, постам матросским да солдатским с Российскими флагами. Счастлив был Муравьёв-Амурский, очертив русскими именами юго-восточное побережье Восточной Сибири.

И настал день, когда пароход «Америка» часа в два пополудни вошёл в пролив Босфор Восточный. А часа в три при выходе из пролива встретил шлюпку с корвета «Новик». Будогосский ушёл в Посьет, к устью реки Тумень-Улы, откуда начиналась западная граница с Китайским царством. Партию топографов взяли на буксир, поплыли в залив Амурский.

Собрав совет сподвижников на палубе и, простирая руку на живописную панораму горно-лесистой местности, Муравьёв-Амурский вдохновенно-твёрдо говорил:

- Отличные бухты и заливы, незапёртые пушками Зунда, Гибралтара и Дарданелл. Вся эта группа гаваней и заливов лежит приблизительно в одной широте с Владикавказом и Сухум-Кале. Мне довелось с казаками вести военную кампанию в тамошних местах. Государыней Екатериной Великой крепость Владикавказ поставлена для охраны Военно-Грузинской дороги и утверждения русских владений на Кавказе. Владей Кавказом... Петра I завещания мы исполнили, венец российским приобретениям от Чукотского Носа до устьев Тумень-Улы Уссурийского края достоин уважения, славы и нашего владения Востоком. Вижу в том промысел Божий: здесь мы утвердимся гаванью с русским именем Владивосток! Я нахожу: гавань Владивосток, где все дары природы сосредоточены в одну группу, способные развить сильную колонизацию и сильное торговое движение, да по сравнительной близости к Амуру, по удобству сообщения, по правилам морской науки, должна быть главной по своим морским учреждениям. Российское Отечество, спеши прославить своих мореплавателей и землепроходцев!

Офицеры и матросы собрались на шканцы, отслужили Божественную литургию с благодарственным молебном. Николай Николаевич поздравил команду с открытием и описанием новых земель. На обеде пил за здравие Его Императорское Величество, провозгласив троекратно: «Да здравствует император Александр II!» Приказал устроить праздничное угощение нижним чинам. При поднятом военном флаге произвели стрельбу из всех пушек. Команда изъявила удовольствие огласить сии первобытные местности песнями, а бархатным, сиреневым вечером дали волю воспоминаниям о родине.

Граф Муравьёв-Амурский не видел безоблачных дней в страдном путешествии по Японскому морю, курсируя между Уссурийским заливом, Японией и Китаем. Русская эскадра так и не смогла собраться для демонстрации «морских сил». Правительства иноземных государств не торопились идти навстречу скорым дипломатическим шагам генерал-губернатора Восточной Сибири, ссылаясь на вековечные традиции и церемонии. Михаилу Корсакову изливал с долей горечи: «Вообще нынешнее плавание моё в море, кажется, не на радость, но, по свойству своему, не унываю; бьюсь, как рыба об лёд, а конец дело венчает... Надо было ждать корветов в Хакодате... 15-го июля вышел из Хакодате и опять опередил всю эскадру в бухте Посьета, куда пришёл 19-го, а 20-го соединился с Будогосским, который ждал меня три дня...»

Пароход «Америка» с Муравьёвым-Амурским и Будогосским пришёл к устью Пейхо. Квартирмейстер убыл в Пекин для передачи топографических карт посланнику Игнатьеву. Из Печилийского залива граф вышел в Хакодате, где его ожидали русские корабли. Но мысль о границе с Китаем и Кореей нудила, предвосхищая события будущего:

- Бухту Посьета мы отмежёвываем себе и границу проведём до устьев Тумень-Улы (Оле! какую выгоду, какое преимущество получат россияне пред соседями!) ... В бухте Посьета есть прекрасная гавань, и англичане непременно её захватят. При устье реки Суй-Фуна - северо-восточнее бухты Посьета, множество прекрасных заливов. Вообще это пространство морского берега, от Посьета до Поворотного мыса, вёрст на 200, изобилует прекрасными заливами и гаванями... англичане всё захватят, тем более что в 1855, они все эти места видели, описали и даже карты издали. Для нас местность эта представляет как возможность учреждения поселений мореплавателей, к чему мы и должны стремиться...

«Земель прибавил на две Франции», - писал жёнушке Катрин.

Ревизия необъятных Сибирских земель, задуманная царём Петром, счастливо завершена графом Муравьёвым-Амурским. Отныне его взор обращён к Эдо...

____________________________________________________________________________________________

* Российско-Американская компания вообще-то снабжала экспедиции мореплавателей кругосветных путешественников эссенцией для елового пива со времён главного правителя русских поселений в Америке А.А. Баранова.

** Залив Петра Великого описан участниками экспедиции фрегата «Паллада» под флагом адмирала Е.В.Путятина (1854 г.).


Глава 13. Начало сказаний
об уссурийских казаках


Начертал Муравьёв-Амурский капитану линейного батальона Дьяченко да казачьи посёлки ставить на Уссури, да тех казаков уссурийских обстроить, накосить им сена и приготовить озимые посевы, а место штаба батальона поименовать станицей Хабаровкой, а вверх по Уссури первым посельям дать имена Корсакова, Казакевича, Невельского, Дьяченки, Киселёва, Будогосского и Венюкова. Подались казачушки с Амура в Уссурийский край, как пошли наши казаки расселяться да хлебопашествовать, беречь границу государеву, казаковать на степных ханкайских просторах. Только один казак - не домосед, не малютка, а как бы укряжистый атаманец - покачивался, в поход не собирался.

- Ты зачем больно пьян напиваешься? - осерчал на казака Муравьёв-Амурский. - Аль по пьяной дорожке кто из седла тебя выладил?

- Не сам-то я пьян напиваюся, превосходительство твоё, напоили меня князцы монгольские тремя пойлицами, тремя переменами: первое пойлице - сабля острая, второе пойлице - ружьё огненное, третье пойлице - стрела калёная. От этих пойлиц не сесть мне в седло, ни в поход собраться, ни под икону встать, ни за столом украситься.

- Да как же твоё имя, казак? Как тебя угораздило не ко времени на якорь сесть? Как будто твой правый глаз привык из ружья целиться, как будто твой указательный палец курок привык дёргать? Ответь мне пристрастно.

- Имя своё забыл. Токмач да токмач. А Токмача вся казацкая Шилка-река знает, и Байкал-море знает, и Амур-батюшка прознал. У самого Гантимура был. В Даурии вольничал, в Мунку-Сордык и Ургу ходил с ватагою станишников, к Великой стене китайской подбирался, все реки сибирские прошёл, плотбища гонял, коней степных объезжал, птицу соколиную бурятам ловил, умного зверя - соболя след распутывал, свинца-пороха вдосталь напробовался, в полон маньчжурами забирался, страстей-ужасов нахватался, в боях-трудах изведался, пол-пьяна напивался, спол-сыра наедался. А в земле монгольской поприметили да засаду учинили, бился я долго, бился я много, зверем бы затравили, да станишники отбили. Воронам нескоро скормлюся, ещё на девице-казачке оженюся!

- Убористо сказываешь, казак, да не мне тебя судить! Господь за все долги земные спросит. А такого удальца в уссурийские казаки поверстаю! А и будешь зваться Токмаковым, по имени Николай, если в Николин-день свиделись, оженим на казачке, и роспись положу на довольствие. В добре худа нет, а в худе добра нет, - говорят казаки сибирские. По чести, по совести живи, Николай Токмаков, Отчизне - в память!

Военный казаченько в службу поверстан.

- Любо!

Военный казаченько в поле плуг повёл.

- Любо!

Военный казаченько детей нажил.

- Любо!

Казак плугом, шашкой и топором осваивал-обрусевал край Уссурийский, он - охотник, плотник и кузнец, самоукой до всего доходил. Казак из пригоршни напьётся, на ладони пообедает. А в походе казак таков: где просторно, там и спать ложись. Едут казаки-уссурийцы по ханкайской степи и песню поют:

Полно вам, снежочки, на талой земле лежать,

Полно вам, казаченьки, горе горевать.

С девками, с молодками полно вам гулять,

Перины, подушечки пора нам забывать.

Забывай, казаки, отца, мать, жену -

Привыкай, казаки, к ружью и коню.

С отцом, матерью, женой не видеться нам,

С ружьём, шашкою, конём - скончаться нам.

Есть у нас, казаченьки, мука и крупа:

Кашицы наварим, мягких хлебов напечём.

Скинемся по денежке - пошлём за винцом,

Выпьем мы по чарочке - позавтракаем,

Выпьем по другой - разговоры заведём.

Выпьем мы по третьей - с горя песню заведём.

Казаки, казаки, вы не бойтесь ничего!

Казачье бытье - оно лучше всего.


Уссури - река богатая: бережки серебряные, донышко позолоченное, камушки жемчужные. Плывёт по Уссури с трубою дымной кораблик «Амур» и казакам весточки подаёт. Вестовая пушечка выпаливает: первый зарядец - чистым серебром, другой зарядец - чистым золотом, а третий зарядец - чистым жемчугом.

- Казаки чуют сребро иль злато лучше горного инженера, отчего, казаки, не богаты, отчего головы повесили? - спрашивал Муравьёв-Амурский с кораблика скорого.

Отвечали казаки-уссурийцы с крутого бережка:

- Мы пропилися, промоталися, и в карточки, и в косточки проигралися, мы выбирали себе атаманушку да к маньчжурам за дуваном подалися, а маньчжуры, по прозвищу хунхузы тож к нам собиралися и прежде нам крепко досадили, есаулушку мы потеряли, атаманушку схоронили. Немного их насеяно, да много уродилося.

- А где же ваш атаман Токмаков, по имени Николай?

- Горе-гореванное! потопила его слава молодецкая, лежит он в сырой земле, на чужой стороне, без креста, без поминанья, как нерадошен-печален стал месяц - казацкое солнышко...

Дымкой серой покрылись глаза казака на мирной, не завоёванной земле, интерес укоренения не вырвал клик восхищения набитым сокровищами Уссурийским краем, мнилось родное Забайкалье, владение казачьего войска, безрядное, укладистое, своевольное. Но какой закон своеобычия держать казаку, если в груди ничего не тлело, не ярилось, не вскипало?.. Край сей накрепко замкнуть, ключ вон, пущай мужик полосует черноземицу уссуро-ханкайскую, а казаку несговорная сила велит объять заманчивую волю, дарованную самим Господом.

Спрашивал Муравьёв-Амурский:

- Что главное для казака?

- Главное для казака - слава, добытая в поединщичестве! - взгаркнули забедовавшие казаки. - В казаке ток крови славянской, тюркской, кавказской и сибирской, приливающей подвигами ратоборства, земле-проходчества, приращения земель с её ухожеством да порубежной охраны.

Муравьёв-то взгляд метал ущупливый, без начальственного строя. Смотрел каждому в очи смятенные, искал злополучный «момент истины», выговаривал, что не одними поединщичествами сослужил казак в Отечестве своём, напомнил, что Государь Николай Павлович был духа великого, крепкой нравственной силы, с отрочества спал под суровым одеялом на походной кровати, пестовал наследников Романовых, с младых ногтей приучая к служению Августейшими Атаманами всех казачьих войск России, а всё для того, чтобы всякой вражде и неприятелю заступить дорогу. По-домашнему попенял искателей приключений:

- Не честь вам, не хвала, молодецкие казаки! Что беда свалилась на вас неминуемая - то горе себе нагребли, а на Руси тати да подорожники не славились, не были в чести. О чём сетуете, о чём плачете? У вас земля не разорена, куреня-хаты не опустошены, из чего у вас в голове засмеркалось? Ночь - не более того, как изъятие света, варначество - не более того, как колесница Фортуны, имевшей обыкновение насеять бед казаку. Спородили вас Сибирь-матушка да Амур-батюшка, взрастили сабля острая да винтовочка, взлелеяла волюшка вольная, провели свою молодость на добром коне, росли для красы и крепости богатырской. Мы пришли не завоёвывать, не требовать покорности и служения себе, а богатеть и степениться, сторожить богоданный Уссурийский край. А и с богдыханом я писал договоры великие: не затевать брани-усобицы веки вечные, не падать завистью на земли соседские, а жить в обоюдном мире и согласии, открывать торговые пути беспошлинные!

Поклонились казаки и покаялись, а чем покаяние на душу принять, не взяли в толк. А и в пометочку им присказал генерал-губернатор:

- До восхода зари, до пробудки солнышка примитесь за дела божьи, начните рубить часовенку-обыденку Богородичную с колоколом звончатым, прикажите монахам-скорописцам киренским писать иконы святительские-почитаемые, призовите преосвященного Иннокентия, чтобы возносил молитвы за новый удел Богоматери - Уссурийский край.

Посреди полей войска, в посёлке Муравьёво-Амурском, поставили-изрядили казаки Богородичную часовенку, как ударил колокол звончатый, как призвал он в край Уссурийский казаков с Донского, Оренбургского, Кубанского, Терского, Уральского и прочих войск, как населились вдоль граничных поприщ и сослужили они народу и Царю службу верную. И была слава и честь казакам Гленовского, Донского, Полтавского да Гродековского станичных округов, наказным атаманам Уссурийского казачьего войска, Приамурских казачьих войск, державным Атаманам государства Российского.