Geum.ru

В 1942 году закончил педагогическое училище и был мобилизован в армию. Сэтого года и до конца Великой Отечественной войны на фронте

Вид материалаЗакон
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   12
  • Та цэ ты Иван Кыслыця? Та ты такый же, як и був.
  • Та шо мэни зробыться? Ото ты, Константин, выбухав, як бугай.
  • А ще есть тут хлопци из Копанской?
  • А як же, он дывысь с красным нисом, тож Курыло Микола, ты ж з ным, кажиться, вмисти вчивсь. Тай Демченко Пытро, твий корыш, з нами. А ты сам дэ ото так довго був?
  • Та дэ мэнэ тико ны носило, а бильше у Слащева, боевой генерал, тико дуже злый.
  • Та чулы мы про его чудачества, даже ны вирыться, шо вин православный чоловик.
  • Та ни, вин ны всигда такый, ото бильше, як выпье.

Константина больше интересовали те казаки, кто недавно побывал в разведке, на кубанской земле. Он уже слышал, что разведчики, казаки станицы Брыньковской, доходили до Ясенской и Новодеревяновской. Значит, они не могли пройти мимо его родной станицы Копанской.

С одним из таких разведчиков встречался Курыло. Не был веселым его рассказ. Хотя массовых расстрелов не было, крупных бесчинств красные в станице не чинили, но для людей эта власть оставалась чужой. Все станицы, где им пришлось побывать, жили настороженно, в ожидании чего-то страшного.

Из полкового резерва Константин получил коня, впервые за все эти годы одел родную казацкую форму. Серая черкеска оказалась узковатой в плечах, но он теперь рассчитывал, что обязательно попадет домой и оденется во все свое. Главное было то, что он попал в родную стихию, везде все до боли привычное. Командиром сотни был подъесаул Папченко, казак станицы Каневской. При первой же встрече он обругал Константина за не подмытые ноги коня. Для Константина это прозвучало, как музыка, настолько он истосковался по родной казацкой среде, по грубой, но добродушной шутке, по род­ной кубанской песне. Ему нравились незлобивые покрикивания взвод­ного урядника, пожилых казаков. Все это было так знакомо, так дорого, та же черноморская балачка.

Казаки относились к нему с участием, на первых порах помога­ли, видя, что он от многого просто отвык. Но главная радость, он считал, у него была впереди, когда он станет на родную землю и, дай Бог, побывает в родной станице. В успехе десанта он, как и все дру­гие казаки, не сомневался. Он видел радостные лица станичников, старых, уже хорошо потрепанных казаков и молодых, неизвестно от­куда появившихся здесь, их всеобщую страсть вступить на родную землю и освободить дорогую Кубань.

Накануне высадки в сотнях был зачитан приказ уважаемого всеми казаками генерала Улагая.

Приказ

по группе особого назначения Русской армии

№ 4

20 июля 1920 года город Феодосия


Офицеры, казаки, солдаты!

Вам поручено великое дело - освобождение Кубани от коммунистов.

Кубанцы!

Развал армии Деникина совершился только исключительно благодаря грабежей и насилия войск над мирным населением. Все освобожда­емые Вами города встречали вас с радостью, а провожали с нена­вистью, так как своими грабежами войска показали, что они недалеко ушли от большевиков.

Для спасения Родины, для спасения Кубани надо идти к населению с чистыми руками и совестью, иначе мы вновь погубим то, что создали тяжелыми усилиями и потерями.

Для тех, кто слаб, кто с легкой душой готов посягнуть на чужую собственность, я отдаю следующий приказ:

За частями группы будут непосредственно следовать военно-судебные комиссии. Всякие грабежи, даже если будет взята курица, и ничтожнейшее насилие, будут караться расстрелом.

Никакой пощады, никаких с нисхождений ворам и насильникам не будет. Начальникам немедленно расплачиваться за ущерб, нанесе­нный грабителями.

Командир части или начальник, укрывший или не предавший суду виновного, сам подлежит суду, как за укрывательство. Ни родство, ни боевые заслуги, ни другие какие-либо заслуги или причины, совер­шенно не будут приняты во внимание.

Смерть всему, кто мешает очистить Кубань, спасти Россию.

Командующий группой генерал-лейтенант Улагай.

Начальник штаба Генерального штаба генерал-майор Драценко.


Разноречивые чувства возникали у казаков от этих простых и понятных слов. Казаки воспитывались на том, что не только в мирное время, но и на войне, чужое брать считалось великим позором, святотатством и такие слова были как бы созвучны с их мыслями. И вместе с тем возникало чувство горечи из-за недоверия им со сто­роны руководства, тем более угроза военно-полевыми комиссиями. Но сходились в одном, что симпатии и надежды кубанского населения к ним не должны омрачаться недобрыми их поступками.

Константин, насмотревшийся безобразий со стороны белых, крас­ных, махновцев, понимал необходимость такого напоминания, особен­но при освобождении родных станиц Кубани.

В полках царило повышенное настроение, поддерживался порядок и дисциплина. Даже большевики признавали, что политическая обработка войск дала крупные результаты.

Большевистские руководители и особенно Троцкий понимали, что казаки не примирятся с их грабительской властью. Это их вынуждало умерить репрессии в станицах, не допускать бесчинств, стара­ться как-то склонять на свою сторону казачество.

Ленин в центре создает при ЦИК РСФСР казачий отдел.

Однако казачье население было враждебно и поэтому на Дону, и на Кубани оставались значительные силы трех большевистских армий (9-й, 10-й и 13-й). Нельзя было не догадываться, что они ожи­дали высадки десантов и распространения гражданской войны на ка­зачьи области.

Для прикрытия со стороны Крыма руководство большевиков соз­дало два укрепленных района:

- Первый - Ейский, по линии от Ейского лимана, вдоль реки Еи, станицы Шкуринской, Каневской, Степной, хутора Бойко и до побережья Азовского моря.

- Второй - Екатеринодарский, по линии станиц Горькобалковской, Калниболотской, Новоджерелиевской, Старомышастовской, Ставрополь­ской, Имеретинской, Леонтьевской, Темиргоевской, Григорополисской, Егорлыкской, Новотроицкой.

Каждый район располагал значительными силами пехоты и артилле­рии. Вскоре большевикам стало известно о готовящемся десанте на Кубани.

Хотя замыслом операции большое внимание придавалось внезапности и скрытности, особенно места высадки и его времени, но вой­скам это выполнить не удалось. Дивизии стягивались в Керчь без необходимых мер скрытности. До этого мучительно долго переводи­лись в части, готовящиеся для десантирования уроженцы Кубани, много писалось об этом в открытой печати. Сама подготовка затянулась почти на месяц. В силу этих причин большевики были осведомлены о готовящейся операции и стали принимать спешные меры по отраже­нию десантов на побережье Азовского и Черного морей. В первую очередь расширилась борьба с повстанцами, в станицах усилились карательные меры, опять начались расстрелы, насилия.

Красные начали спешную перегруппировку сил. В станицу Варениковскую прибыла 22-я кавалерийская бригада, в Тимашевскую 14-я кавалерийская бригада, в Тихорецкую 2-я Донская стрелковая дивизия, участвующая в ликвидации десанта полковника Назарова. Все­го на Кубани было сосредоточено до 30 тысяч штыков, свыше 4 ты­сяч сабель, более 700 пулеметов, 157 орудий.

Большевики исходили из того, что высадка десанта наиболее вероятна в районах Анапы и Новороссийска. Такого предположения больше­вистские руководители придерживались даже тогда, когда войска де­санта появились в Приморско-Ахтарской.

Не в меньшей мере большевики были обеспокоены разрастающимся повстанческим движением почти по всей территории Кубани. В приазовских плавнях, в районе станиц Копанской, Привольной, Петровской, Гривенской, Староджерелиевской, активно действовали отряды полков­ника Сухенко, полковника Скакуна, полковника Цыганка, есаула Малько, полковника Поддубного, полковника Короленко.

Но приазовские плавни не представляли больших удобств для повстанцев. Они были открыты для наблюдения особенно с аэропла­нов. Поэтому потянулись казаки не только в камыши, но, главным образом, в горы, туда, где были леса, где можно было укрыться. Предгорья и горы Кавказа, покрытые могучими, девственными лесами изрезанные долинами и ущелиями, позволяли сосредоточить значи­тельные повстанческие силы.

Кубанская армия, не пропущенная в Грузию, частично сложила оружие и была пленена большевиками, а более значительной частью рассыпалась для того, чтобы собраться в горах и продолжить борь­бу на территории Кубани. Туда же ушли некоторые члены Краевой Рады. Уже вскоре распространился слух о геройских действиях от­ряда есаула Поперека. В paйоне станиц Псебайской, Сторожевой, Преградной, как призраки, возникали казаки и быстро исчезали в гус­тых лесах. В станице Бекешевской, Суворовской, Барсуковской поя­вился отряд полковника Менякова, бывшего атамана Пятигорского отдела. He побежал он в Грузию, как некоторые атаманы, остался в горах вместе с генералом Эрдели.

В районе станицы Баталпашинской укрепился многочисленный от­ряд есаула Кравченко, в станицах Исправной, Передовой, Удобной, Надежной действовал отряд войскового старшины Князева.

С появлением в этих местах генерала Фостикова, тяжело раненного в последних боях и оставленного в одном из горных селений, все эти отряды стали объединяться и действовать по единому плану. Создан­ная генералом на базе этих отрядов армия, стала внушительной силой и вскоре это почувствовали большевики. В боях под станицей Красногорской красные, не выдержав удара казаков, бежали, бросив

свои горные пушки, тачанки с пулеметами и другое снаряжение.

Немалые силы повстанцев сосредоточились в соседнем Майкопском отделе, между реками Белой и Лабой. Вначале отрядом в этих мес­тах командовал хорунжий Ющенко, потом его возглавил полковник Крыжановский. Крыжановский под своим началом создал повстанческий корпус, влив в него отряды полковников Посевина, Чаленко, Фатукова, есаула Иванова и другие. Полковник Крыжановский, высоко порядоч­ный казачий офицер, стремился поддерживать в отрядах порядок и дисциплину, не вмешивался в дела освобождаемых станиц, не объяв­лял всеобщую мобилизацию. Это еще больше увеличивало его авторитет, силы его корпуса росли. Корпусом полковника Крыжановского были освобождены станицы Кужорская, Ярославская, Махошевская, Костромская, Засовская, Губская, Баракаевская, Переправная, Беслинеевская, Андрюковская, Псебайская, Хамкетинская, Царская, Абадзехская, Туль­ская.

Полковник Крыжановский потомственный казак, не ставший самостийником, установил связь с генералом Врангелем и ждал от не­го указаний.

Армия Фостикова, созданная в предгорьях Кубани получила название « Армии освобождения России». Казакам-самостийникам такое название было не особенно по душе, но они вынуждены были мириться, ибо здравый смысл подсказывал, что в условиях острой нехватки вооружения, боеприпасов, без связи с внешним миром, повстанцам не удержаться. Не все казаки были довольны Фостиковым. С первых же дней он повел себя, как неограниченный диктатор. Он настолько оторвался от действительности, что пошел на создание своего собственного правительства, второго на Кубани, ввел туда случайных людей, объявил поголовную мобилизацию, за уклонение от которой грозил военно-полевым судом. Во главе правительства оказался быв­ший атаман Баталпашинского отдела полковник Васильев, главной за­дачей которого было держать в страхе «зеленые станицы». Bсe это вызывало недовольство в станицах и ослабляло повстанческое движе­ние в целом.

К моменту высадки десантов на Дону и на Кубани силы повстан­цев составляли более 15 тысяч штыков и сабель, до 60 пулеметов и свыше десятка орудий. Это были немалые силы, учитывая их высокую готовность и волю к борьбе с большевиками. Врангель надеялся, что эти силы во много возрастут, казачество забудет обиды и опять пойдет за ним. Поэтому он считал, что высадка произойдет беспрепятст­венно и в дальнейшем, двигаясь по родным местам среди сочувствующего населения, группировка Улагая будет усиливаться за счет многочисленных повстанческих отрядов, войска десанта смогут в кратчайшие сроки захватить Екатеринодар и очистить всю Кубань.

Из документов штаба Русской армии известно, что Врангель не располагал достаточными данными о силах красных в районах высадки де­сантов, а тем более на территории всего Северного Кавказа.

Вместе с тем Врангель и Улагай понимали, что главные силы де­санта включают недостаточно войск, всю надежду возлагали на их увеличение вливанием свежих сил по мере освобождения казачьих ста­ниц.

Главной причиной того, что Врангель не смог выделить в десант больших сил стало то, что к этому времени на основном фронте, в Северной Таврии, не очень удачно складывалась обстановка. Крас­ным все же удалось создать плацдарм у Каховки. На какое-то время положение было выправлено в результате успешных действий группы ге­нерала Барбовича в районе Серагоз. Стойко защищался на главном нап­равлении 1-й армейский корпус генерала Кутепова. Но время было упу­щено, красным удалось создать численное превосходство и они, все боль­ше пытались переходить к решительным действиям.

Создавшаяся обстановка не позволила выделить в состав десантов более значительные силы, в противном случае надо было идти на са­мое крайнее решение - на оставление Северной Таврии. Тем не менее, десант Улагая оставался последней надеждой, поэтому продолжалась спешная его подготовка. Пожар, который вспыхнет с первыми успехами де­сантных войск, разбудит казачество Кубани, загорится земля под ногами ненавистной власти большевиков. Уверенность Врангеля еще боль­ше возросла, когда он получил сведения о наличии незначительных сил красных в районе высадки десанта, в станицах Приморско- Ахтарской, Копанской, Ясенской, Камышеватской, Должанской.

Если взглянуть на карту, то видно, что вдоль берега Азовского моря тянется узкая равнинная полоса шириной от 15 до 30 километ­ров, прикрытая с севера Ханским озером, Бейсугским, Лебяжьим лима­нами и обширными плавнями. С юга эта полоса прикрывается Кирпильским лиманом и плавнями по нижнему течению реки Кирпилей.

Станицу Приморско-Ахтарскую с Екатеринодаром связывает Черноморско-Кубанская железная дорога на расстоянии до 140 верст. У ста­ницы Тимашевской она пересекается с главной железнодорожной маги­стралью этой же дороги. Грунтовые дороги тянутся к богатейшим, многолюдным станицам Ейского, Кавказского, Екатеринодарского и Таманского отделов.

В силу этих обстоятельств, Главком и штаб выбрали именно этот район для высадки главных сил десанта. Для отвлечения внимания красных от этого района были проведены высадки войск на второстепенных направлениях.

В последние дни подготовки десантных войск в Феодосию прибыли казаки из армии генерала Фостикова. Большинство из них изъявили желание принять участие в освобождении Кубани в составе десанта. Жалкий, измученный вид имели эти казаки. В изодранных черкесках, частью в гражданской одежде, с изможденными лицами, они, как бы верну­лись с того света.

Среди них Константин случайно встретил Бандурко Петра, казака станицы Привольной, которого знал еще с тех лет, когда с отцом прятались в камышах после неудавшегося восстания. Тяжелый путь прошел этот казак в составе 3-го Уманского полка. То, что рассказывал этот старый казак, у Константина вызывало горечь и обиду за род­ную Кубань, за казачество.

Еще осенью прошлого года, когда Кавказскую армию возглавил генерал Покровский, после неожиданного ухода генерала Врангеля, у казаков был окончательно подорван дух. Военное счастье покинуло казачьи полки. На всех фронтах Вооруженные силы Юга России отступали. Как никогда ранняя зима с сильными морозами, снежными бурями, бескормицей лю­дей и лошадей еще больше усиливали обстановку уныния и безнадежности. Сколько же тогда полегло казаков, бесследно исчезло? Мно­гих знакомых станичников называл Бандурко, которые остались лежать в степях под Царицыным, под Сальском, Пропал тогда муж сестры Кон­стантина, Казыдуб Иосиф, он кажется тогда был послан на поиск шта­ба дивизии генерала Бабиева, в которую входил и их полк. Так он тогда и не вернулся, видимо где-то пропал. А сколько потом было та­ких, как Казыдуб?

Горек был путь Кавказской армии, ставшей позже Кубанской. Нечеловеческие страдания обрушились на казаков. Голодные, обовшивевшие они брели бессонными ночами по родным кубанским полям. Было досад­но от того, что не могли защитить родные станицы, родные очаги, оставляли врагу своих родных, детей, жен, оставляли на поругание ве­ру предков, на разрушение Божьих храмов. Как же могло случиться та­кое, что вчерашние, бесстрашные сыны Кубани брели будто обреченные на казнь.

Шла жестокая война русских людей против русских, рекой лилась кровь. Армия Деникина, сопротивляясь из последних сил, продолжала катиться на юг. Уже пережили кубанские казаки убийство Рябовола, казнь Калабухова, которые удручающе подействовали на каждого из них, снизили боевой дух казачьих полков, зародили сомнение и жела­ние продолжать и дальше вести эту бессмысленную борьбу. Казаки болезненно следили за всем, что происходило в армии, в станицах, в верхах кубанских властей. Быстро менялись Войсковые Атаманы. После ненавистного Филимонова булава перешла как будто к своему казаку, генералу Успенскому. Но тот внезапно через месяц умер, заболев брюшным тифом. Атаманом Кубанского казачьего Войска избрали генера­ла Букретова. Не все его знали на Кубани, он не был потомственным казаком. На первых порах этот генерал был как будто лоялен к Глав­ному командованию, вместе с тем опасался противостояния высших на­чальников казачьих войск. Такая двойственность его поведения уси­ливала недоверие к нему и его действиям.

Шел март 1920 года. Распутица, бездорожье, непролазная грязь, без продовольствия, боеприпасов, колонны белых, в куче кони, люди, беженцы, женщины, дети шли в одну сторону - на юг. Смешались фронт и тыл, строевые и нестроевые части, шли, не отдавая отчета о своем страшном будущем. Бродили слухи о перемирии с большевиками. Но большинство казаков это не поддерживало, шли с надеждой на помощь Бога и союзников.

Главные силы Кубанской армии, где начальниками боевых частей были генералы Науменко, Бабиев, Шифнер-Маркевич, Шкуро, Муравьев и другие, отступали на Туапсе. Часть армии во главе с ее командующим генералом Улагаем, который недавно сменил Покровского, шла на Новороссийск. В районе Армавира сошлись дороги Кубанской армии и 4-го Донского конного корпуса, отходящего также на Туапсе.

Голые горы, все вокруг съедено до соломинки, пустые казачьи саквы, ни крошки хлеба. Уже прешли перевал Гойтх, позади осталась гора Индюк. Bсe для степного казака здесь враждебно - и эти горы, и наступающая по пятам конница красных. Из засад постреливают какие-то зе­леные, население станиц и горных селений провожало с явной недобро­желательностью. Казаки по дороге питались опавшими прологодними грушами, собирали гнилые орехи, лошади грызли сухие ветки деревьев, объедали хвосты и гривы друг у друга. Все чаще встреча­лись умирающие от голода люди, многие заражались трупным ядом. Вся надежда на Туапсе, там были склады, там можно было расчитывать на отдых. Но в Tyaпсe не было никаких запасов, никто о войсках заб­лаговременно не подумал. Ко всем бедам, добавились тиф и холера.

К тому времени в 3-м Уманском оставалось не более двух сотен казаков. Часть казаков разбрелась по своим станицам, другие ушли в горы. Оставшиеся, верные долгу и присяге, брели на свою гибель, не зная, что их ждет, отдавали за кусок хлеба лошадей, седла. Ни о ка­ком традиционном порядке и дисциплине разговора не могло быть. В порту их никто не ждал, не увидели они там обещанных кораблей. Ос­тавалось одно, катиться дальше вдоль побережья - на Сочи и Адлер.

Почти до последних дней 1-м Кубанским корпусом командовал генерал Науменко. Еще перед переходом на левый берег Кубани он факти­чески объявил о роспуске корпуса и прекращении всякой борьбы:

- « Мы идем в Грузию, где Кубанская армия будет реорганизована. А сейчас, казаки корпуса вольны идти туда с командным составом или оставаться в своих станицах. Притеснений им никто ни в чем чинить не будет...»

Остатки корпуса отходили под прикрытием частей генерала Бабиева и полковника Морозова. Когда Атаман Кубанского Войска отдал приказ оказать поддержку этим частям, генерал Науменко отказался его выполнить. Это было начало полного разложения Кубанской армии. Был слух, что Атаман Войска вел переговоры с Грузией о депорта­ции армии или о пропуске ее через ее территорию в сторону Трапезунда. Но среди грузин друзей не оказалось. Кубанская армия оказалась в замкнутом круге. Люди, как тени, им было все равно, Грузия или большевики. Без хлеба, фуража, без патронов на узкой дороге вдоль приморского побережья на расстоянии 22 километров растянулась практически неуправляемая, некогда грозная Кубанс­кая армия. Полки и дивизии возглавляли, вместо убывших в Крым ге­нералов, молодие офицеры, не имеющие ни опыта, ни воли. Все чего-то ждали, ждали указаний, ждали кораблей, ждали продовольствия, боеприпасов.

С последней надеждой на помощь в Крым отправляются Атаман Войка генерал Букретов и председатель правительства Иванис. А остав­шиеся, глазами искали дымок в море, откуда могли, в конце концов, появиться долгожданные морские транспорты.

Недавно боеспособная Кубанская армия численностью более 60 тысяч человек, вдруг стала беспомощной, как рыба, выброшенная на берег, по­корно ждала самоуничтожения. Возвратились Букретов и Иванис, но положение не изменилось, обещанного продовольствия и помощи со стороны Крыма не дождались. Офицеры, казаки бросали все и уходили в горы. С небольшим отрядом казаков ушел туда же генерал Фостиков, в надежде поднять Кубань на борьбу с большевиками.

И вот прозвучало самое странное для казаков - капитуляция. Позорная весть молниеносно разнеслась по полкам, дивизиям, ко всему бы­ли готовы кубанцы, но только не к этому. Всю армию пронизало немыслимое раннее слово «сдаваться».

Но видимо ничего другого не оставалось. Большевики продолжали теснить. Их командующий Егоров предложил генералу Морозову, приняшему под свое командование Кубанский корпус, переговоры и прекращение бесцельной бойни. Морозов для таких переговоров создает комиссию под своим началом, куда включает начальника штаба корпу­са генерала Дрейлинга, донского генерала Голубинцева и председа­теля правительства Иваниса.