Geum.ru

Сгга годы великой отечественной войны

Вид материалаДокументы

Содержание


Ефим Степанович Ковалев
Семен Данилович Гаркавенко
2.2. Геодезисты на авиатрассе Аляска – Сибирь. Секретный «второй фронт»
Иван Васильевич Зубрицкий
Подобный материал:
  1   2   3

История НИИГАиК — к 75-летию СГГА


2. ГОДЫ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ

2.1. Неизвестная война. Топографическая катастрофа

Начавшаяся Великая Отечественная война застала Новосибирский институт инженеров геодезии, аэрофотосъемки и картографии в стадии становления и прервала его динамичное развитие. Были призваны в армию и ушли на фронт директор института А.И. Агроскин, преподаватели Д.Я. Лучук, П.И. Иванов, А.И. Болотин, Г.И. Знаменщиков, И.П. Посошников, А.Н. Гридчин, М.В. Захаров, С.Я. Белых, С.А. Лукьянов, М.А. Митников и др. В Красную армию была призвана большая часть студентов.

В июле 1941 г. Новосибирский горсовет оба здания передал военному заводу № 617, без всякой компенсации. В течение нескольких суток помещение НИИГАиК были полностью очищено от принадлежащего институту оборудования, имущества и инвентаря. При передаче здания института заводу были переданы также материалы, оборудование радиоузла на сумму 1 268 руб., запасы угля и другие материальные ценности. Всего – на сумму 21 247 руб. Коллектив НИИГАиК фактически оказался на улице. И хотя институт осуществил прием студентов в 1941 г., жить и учиться им оказалось негде. В июле 1941 г. было произведено значительное сокращение административных работников и преподавательских кадров. К концу 1941 г., например, остался один декан.

Война бушевала в западной части страны, а в Сибири ее дыхание стало ощущаться значительно позже. На партийном собрании 17 июля 1941г. в докладе директора института, профессора И.Н. Язева «О результатах учебного года и подготовке к новому учебному году» были проанализированы итоги работы коллектива непосредственно перед войной. Отмечалось, что в весеннем семестре 1940/41 уч. г. успеваемость была значительно выше, чем в осеннем семестре. По геодезическому факультету число неудовлетворительных оценок снизилось с 8 до 4,4 %. По аэрофаку – с 8,9 до 6,5 %, по картфаку – осталась прежней. В целом по НИИГАиК число неудовлетворительных оценок снизилось с 9,6 до 6,9 %. Вместе с тем в работе кафедр марксизма-ленинизма, фотограмметрии, составления и редактирования карт, иностранных языков были существенные недостатки в учебно-методической работе. А также отмечались недостатки в организации учебной практики. К середине июля из 17 дипломников защитилось 14. Отметим, что научная работа студентов находилась на низком уровне, научно-технические кружки были организованы и работали только при кафедре астрономии и высшей геодезии. Другие выпускные кафедры, в частности картографии и фотограмметрии, их не организовали. Студенты несвоевременно сдавали лабораторные и практические задания. Те не менее, академическая практика в пределах города Новосибирска на 1–4-х курсах была проведена полностью. Производственная практика основной части студентов проводилась в соответствии с директивами ГУГК и по соглашению с предприятиями. Серьезные недостатки в организации производственной практики наблюдались в Кемерове, Топках и Анжерке. Для выполнения геодезических и картографических практических работ в интересах производства часть студентов 4-го курса была направлена на практику на восток страны и в Казахстан. Перед коллективом института была поставлена задача восполнения руководящего и преподавательского состава кафедр в связи с уходом части из них в Рабоче-Крестьянскую Красную Армию (РККА). Особенно это относилось к кафедре общественных наук, где из 11 штатных преподавателей остался лишь один. На 1-й курс было подано 92 заявления вместо 150 по плану. Предлагалось активизировать агитационную работу по новому набору. В связи с отсутствием учебных площадей занятия были перенесены в общежитие и по договоренности с Новосибирским институтом военных инженеров транспорта (НИВИТ – впоследствии НИИЖТ) в частично свободные его аудитории1.

Важнейшим аспектом жизни коллектива НИИГАиК стало проведение оборонной работы. На одном из собраний летом 1942 г. в выступлении ответственного за оборонно-спортивную работу Харитонова сообщалось, что осуществлены мероприятия по противопожарной безопасности, создан штаб по оборонной работе. В резолюции о состоянии оборонной работы в институте отмечалось, что военным обучением охвачено 160 человек из числа преподавателей и сотрудников института; занятия ведутся по 4 часа в неделю, по их окончании «все проходят испытания», также организована группа самозащиты, которая обеспечена боевым имуществом на 100 %. Для работы на участке местной противовоздушной обороны (МПВО) создан штаб во главе с Козловым, начальником штаба Марксоном, начальником связи Соколовым, начальником разведки и наблюдения Лисичанским. Регулярно проводятся занятия по противопожарной безопасности. В то же время отмечалось, что оборонная работа в коллективе нуждается в улучшении2.

В конце июля 1941 г. в Новосибирск в массовом порядке стали прибывать эвакуированные из районов, которым угрожала фашистская оккупация. Именно тогда новосибирцы в полной мере ощутили военную обстановку. В институте 28 июля 1941 г. прошло открытое партийное собрание по итогам состоявшегося 20 июля Новосибирского партактива. В резолюции собрания указывалось, что основной задачей является охрана института, «борьба с паникерами и болтунами» в коллективе. Руководители НИИГАиК столкнулись с тем, что в связи с неясностью – будет работать вуз или нет, – возникла паника среди профессорско-преподавательского состава. Люди собирались группами и обсуждали этот вопрос. Такие разговоры были расценены как деморализующие со всеми вытекающими отсюда последствиями3.

РККА терпела тяжелые поражения в значительной степени из-за неудовлетворительной подготовки к боевым действиям в условиях современной войны. Особенно тяжелым было положение в топографо-геодезическом обеспечении западного театра военных действий (ТВД). В силу ряда причин у РККА не оказалось топографических карт на этот ТВД внутри страны. Это обстоятельство сыграло роковую роль, поскольку уже в начале ХХ в. полевая артиллерия передовых в военном отношении государств освоила стрельбу за горизонт по целям, которые с огневых позиций видеть невозможно. Это позволяло прятать артиллерийские батареи за складками местности, за строениями, за деревьями, в естественных и искусственных укрытиях или просто за линией горизонта. «Живучесть» батарей резко возросла, их стало трудно находить и уничтожать.

Многим нашим читателям нелегко понять особенности применения топографо-геодезических данных для артиллерийской стрельбы с закрытых позиций. Поэтому обратимся к простым примерам.

При стрельбе с закрытых позиций значение топографических карт резко возрастает, поскольку наводчики целей не видят, а команды им отдаются командирами, которые, в свою очередь, получают координаты 1 целей наподобие названия квадратиков в детской игре «Морской бой». Причем точные карты должны быть у всех участников стрельб, включая тех, кто организует доставку боеприпасов. И если для организации огня батареи требуется несколько карт, то для стрельбы дивизионом или полком счет идет на десятки топокарт.

Для управления огнем двух–трех батарей командир дивизиона должен иметь карту, и его заместитель, и начальник штаба, а в их подчинении – собственная батарея управления с взводом артиллерийской разведки. А стрельбой дивизионов руководит командир артиллерийского полка.

Накануне и в начале войны тысячи военных эшелонов от Дальнего Востока до самого фронта заполнили железнодорожную сеть страны, затрудняя все остальное движение. Ночами дивизии, корпуса и армии тайно выгружались. Командиры пока плохо знали, что им предстоит совершить. Каждый видел только свои подразделение и части, но не представлял всей глубины и размаха замысла командования, поскольку войска не располагали картами и планами военных действий. Приведем стандартную картину на 22 июня 1941 г. Переброшенной с Урала в белорусские леса 22-й армии поставили задачу: готовить оборону и контрудары. Командир 186-й стрелковой дивизии 62-го стрелкового корпуса 22-й армии Н.И. Бирюков вспоминал позднее: «Единственный экземпляр карты, который мне удалось выпросить у начальника штаба 21-го механизированного корпуса, забрал у меня командир нашего корпуса генерал-майор И.П. Карманов»4. 186-я дивизия генерала Бирюкова укомплектована почти полностью. В дивизии – 13 000 солдат, сержантов и офицеров, 144 орудия, 154 миномета, 558 пулеметов, 13 бронемашин, 16 плавающих танков, 99 тракторов, 558 автомобилей, 3 000 лошадей и... ни одного комплекта карт. Одну карту генерал Бирюков выпросил у соседей, но вышестоящий командир ее отобрал. Не в лучшем положении был и вышестоящей командир, который карту отнял: он во главе 62-го стрелкового корпуса, а это три дивизии (153, 174 и 186-я), два отдельных артиллерийских полка, зенитно-артиллерийский дивизион, батальон связи и саперный батальон, авиационный отряд. Стрелковый корпус – 50 000 солдат и офицеров. Всего в корпусе 17 полков, из которых 8 артиллерийских. В корпусе 966 орудий и минометов. Сколько же комплектов карт надо иметь на одной батарее? В стрелковом корпусе не одна батарея, а 173 артиллерийских и минометных батарей (включая батареи управления). В каждом стрелковом корпусе для корректировки артиллерийского огня имелась собственная авиация. Могли бы самолеты полететь без карт и корректировать огонь батарей? Причем карты нужны и пехоте, и саперам, и тыловикам. Аналогичное положение было и в 21-м механизированном корпусе, которым командовал генерал-майор Дмитрий Данилович Лелюшенко.

Для достижения победы в бою необходима взаимовыручка – это главный принцип войскового товарищества. В ходе войны генерал Д.Д. Лелюшенко был одним из самых ревностных приверженцев этого принципа. Он завершил войну генерал-полковником, командующим 4-й гвардейской танковой армией. На всех постах, во всех ситуациях Лелюшенко поддерживал своих соседей огнем, смелой атакой, стремительным маневром. И если в начале войны генерал Бирюков вынужден выпрашивать у генерала Лелюшенко карты и получать один лист, то, ясно, что и в 21-м мехкорпусе карт не хватало. Фактически весь второй стратегический эшелон РККА в составе семи армий и многих отдельных корпусов остался без карт. Карт не было и в первом стратегическом эшелоне (пятнадцать армий и десятки отдельных корпусов и дивизий), в развертывавшихся третьем и четвертом эшелонах.

О положении в первом стратегическом эшелоне можно судить по воспоминаниям генерал-майора Д.И. Осадчего. В начале войны он, в звании старшего лейтенанта, был командиром танковой роты в 3-м танковом полку 2-й танковой дивизии 3-го механизированного корпуса 11-й армии Северо-Западного фронта в Литве. За несколько часов до войны дивизию подняли по боевой тревоге, выдвинули в приграничные леса. Танки КВ-2 загрузили снарядами и приготовили к бою, а у командиров не оказалось топографических карт.5.

Из материалов того времени следует, что не только во 2-й танковой дивизии не было карт, но и во всех других танковых дивизиях. 5 августа 1941 г. помощник командующего бронетанковыми войсками Красной Армии генерал-майор танковых войск В.Т. Вольский направил заместителю Наркома обороны генерал-лейтенанту танковых войск Я.Н. Федоренко доклад об использовании советских танковых войск в первые дни войны, среди выводов которого читаем: «Командный состав карт не имел, что приводило к тому, что не только отдельные танки, но и целые подразделения блуждали».

Приведем свидетельство Ф.И. Голикова, который перед войной был начальником Главного разведывательного управления Генштаба, а в конце войны – заместителем Наркома обороны. В ноябре 1941 г. Голиков был генерал-лейтенантом, командовал 10-й армией. Кадровая Красная Армия уже погибла. У самой Москвы противника сдерживают остатки Третьего стратегического эшелона Красной Армии, а Сталин тайно сформировал десять армий из резервистов и готовил контрнаступление. Но проблема осталась: «Имелось лишь два экземпляра карты. Один находился у меня, другой – у начальника штаба армии»6. 10-я армия Голикова в ноябре 1941 г. имела более 100 000 солдат и... два листа карты. Положение такое, как и в 62-м стрелковом корпусе 22-й армии: один лист на пятьдесят тысяч бойцов и командиров. Из свидетельства маршала следовало, что оперативный отдел штаба 10-й армии (отдел занимался планированием боевых действий) не имел ни одной карты, также отсутствовали карты в разведывательном отделе штаба 10-й армии. Карт не имел командующий артиллерией армии, начальник тыла. А ведь это не штаб дивизии и не штаб корпуса. Это штаб армии. Можно ли было воевать, если начальнику оперативного отдела план операции приходилось рисовать не на карте, а на листочке? Это примерно то же, что хирургу делать операцию не хирургическим инструментом, а вилкой или столовым ножом.

Допустим, план кое-как изобразили на листочке. Как его довести до нижестоящих командиров? На пальцах ситуацию объяснить? У нижестоящих генералов и их штабов карт и вовсе нет. А как артиллерии стрелять? В 10-й армии, как в любой другой, артиллерийских и минометных батарей – сотни. Как управлять их огнем? Никак. Невозможно. Как снабжать дивизии, если тыловикам расположение дивизий на карте показать невозможно? Как организовать взаимодействие с авиацией? Как организовать разведку? Получили сведения от партизан о положении противника, что с этими сведениями делать? На листочек записать?

Отсутствие карт в подразделениях, частях, соединениях и объединениях Красной Армии привело к катастрофической ситуации. Управлять войсками без карт было невозможно. Все тяжелое вооружение оказывалось беспомощьным – войска теряли управление. Неуправляемая артиллерия и не поддержанная артиллерией пехота отходила, оголяя фронт. Оставляя свои позиции, пехота отдавала противнику и командные пункты, и стратегические запасы, и приграничные аэродромы, и артиллерию, которая без пехотного прикрытия беззащитна. А танки без карт блуждали... Такое положение означало конец кадровой армии.

Тотальное засекречивание картографической информации сыграло свою роль. Даже не очень точные топографические карты были доступны лишь узкому кругу специалистов. В то же время германские вооруженные силы располагали полными комплектами топографических карт на западную часть территории СССР. Задолго до войны германскими топографо-картографическими службами различными путями были составлены точные карты предполагаемого ТВД посредством тайной установки на рейсовых пассажирских самолетах компании «Люфтганза», курсировавших в Москву и другие города СССР, специальной аппаратуры для аэрофотосъемки. Поэтому, когда красноармейцам удавалось захватить немецкие карты, наши командиры использовали их в полной мере.

Подготовка началась еще с 1920-х гг. Готовились к войне и советские военные топографы. Топографическая служба подготовила карты в огромных количествах. Но все они были сосредоточены в приграничных районах СССР, и там их пришлось уничтожать при отходе. Факт истребления сотен и тысяч тонн топографических карт подтвержден многими германскими источниками. В первые дни войны РККА потеряла огромные запасы военных топографических карт. Так, было уничтожено огромное хранилище карт в Тирасполе, Шяуляе.

Карты были вывезены в приграничные районы страны и там потеряны или преднамеренно уничтожены при вынужденном отходе. Генерал-лейтенант А.И. Лосев объяснил причины нехватки топографических карт: «Склады топографических карт, неоправданно расположенные вплотную к границе, были либо захвачены противником, либо уничтожены противником во время первых бомбежек. В итоге войска лишились 100 млн. карт»7. Следовательно, карты имелись, но все пропали на границе в первые дни войны.

Главный военный топограф генерал-лейтенант Кудрявцев свидетельствовал, что в первые дни войны только в Прибалтийском, Западном и Киевском округах советскими войсками было уничтожено около 200 вагонов топографических карт8, а самый малый вагон – 20 т. Если предположить, что использовались только малые вагоны, то и тогда получим 4 000 т уничтоженных карт. М.К. Кудрявцев привел и другую оценку количества истребленных карт: в среднем в каждом вагоне было по 1 033 000 экземпляров. Двести вагонов – это 200 млн. карт. Об остроте ситуации можно судить и по тому, что во всех вузах, где готовили географов, были введены дисциплины «Военная топография и картография», «Аэрофотосъемка»9. Еще более востребованны были специалисты геодезического профиля.

В августе месяце 1941 г. коллектив НИИГАиК, несмотря на все трудности, включился в выполнение директив по военно-хозяйственному плану на IV квартал 1941 г. и на 1942 г. по районам Поволжья, Урала, Западной Сибири, Казахстана и Средней Азии10. Так, производственная практика студентов на строительстве предприятий в Кузбассе и Новосибирске была тесно увязана с задачами выполнения этого военно-хозяйственного плана.

К августу 1941 г. в Новосибирске, который был глубоким тылом, обострилось положение с продовольствием и всеми другими видами жизнеобеспечения. В этой связи 25 августа 1941 г. состоялось партийно-комсомольское собрание, на котором была заслушана информация о введении карточной системы на хлеб, сахар и кондитерские изделия с 1 сентября 1941 г. В начале сентября директивные органы приняли решение о сборе среди населения теплых вещей и белья для Красной Армии11. В решении партийно-комсомольского собрания, состоявшегося 27 сентября указывалось, что сбор теплых вещей в коллективе НИИГАиК проходил неудовлетворительно. Сдали теплые вещи лишь 16 человек. Было принято решение завершить эту акцию в течение 2–3 дней12.

Но главной задачей, которая стояла перед топографами, геодезистами и картографами, было восполнение утраты картографического материала и создания карт на театр военных действий, а также на новые стратегические коммуникации в восточный районах страны. Требовалось в кратчайшие сроки ликвидировать катастрофические последствия утраты картографического материала и любой ценой восстановить топографо-картографическое обеспечение всего театра военных действий. В такой обстановке подготовка кадров геодезистов и картографов приобрела особое значение. Осенью 1941 г. почти весь мужской состав двух групп геодезической и картографической специальностей был откомандирован в Военно-инженерную академию в Москве.

Несмотря на большие трудности, вызванные войной, занятия в вузах не прекращались, но по сравнению с предыдущим годом прием в вузы в 1941 г. (без заочников) сократился на 41 % и составил 94,6 тыс. человек13. Военная обстановка потребовала увеличить подготовку кадров топографов, картографов и геодезистов непосредственно на местах, особенно в районах, неуязвимых для фашистской агрессии. Поэтому к просьбам руководства НИИГАиК в адрес центральных инстанций по проблемам подготовки кадров, насколько позволяли условия войны, относились с вниманием.

Осенью 1941 г. руководство НИИГАиК обратилось в головное ведомство и местные инстанции с просьбой оказать помощь коллективу института в сохранении подготовки кадров. Главное управление геодезии и картографии, рассмотрев это обращение, приняло меры для продолжения работы института. В приказе по ГУГК от 12 ноября 1941 г., направленному директору НИИГАиК, говорилось: «в связи с решением областных организаций г. Новосибирска об изъятии для специальных целей производственных и учебных площадей НИВИТ, где размещался НИИГАиК, передаче площадей НИИГАиК и НИВИТ оборонным предприятиям города... студентам 1 и 2-х курсов предоставить годичный отпуск и направить на заводы по разнарядке комиссии облисполкома. Сохранить 3, 4 и 5-е курсы, обеспечив нормальный ход учебного процесса в помещении Новосибирского аэрогеодезического предприятия». Начальнику Новосибирского аэрофотогеодезического предприятия (НАГП) Каусману этим же приказом поручалось «предоставить в распоряжение дирекции НИИГАиК четыре комнаты для учебных занятий во вторую смену, т. е. с 7 часов вечера, и постоянную комнату для размещения дирекции». Таким образом, руководство страны отчетливо понимало особую важность подготовки для вооруженных сил и народного хозяйства специалистов топографо-геодезического профиля.

Война внесла кардинальные изменения в деятельность вуза. Начало учебного года было перенесено на ноябрь месяц. На открытом партсобрании 13 октября 1941 г. с докладом о готовности института к началу учебного года и развитии социалистического соревнования выступил директор Е.С. Ковалев. Было отмечено, что, хотя первоначально намечалось принять 150 человек, было принято решение увеличить прием до 300, фактически принято на 1-й курс 282 человека. Серьезные проблемы возникли из-за неукомплектованности преподавательскими кадрами, ввиду ухода их в РККА. Так, на кафедре геодезии из 8 штатных преподавателей и 7 совместителей осталось 5 и 3 соответственно, фотограмметрии вместо 5 остался один преподаватель. Поскольку в ноябре 1941 г. Было принято Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) о мобилизации коммунистов на политическую работу в РККА14, то на кафедре марксизма-ленинизма из 11 преподавателей остался только один. Для проведения занятий требовалось еще, как минимум, три комнаты. Завод, который занял помещения НИИГАиК, несмотря на вмешательство обкома ВКП(б), не возвращал имущество и инвентарь института. Общественное питание было не налажено, столовая медицинского института отказала студентам НИИГАиК в пропусках. Много времени у студентов занимали шефство над госпиталями, «воскресники» на строительстве оборонных заводов. Тем не менее, коллектив продолжал работу, проводились исследования по 14 темам оборонного значения15. Была осуществлена перестройка работы вуза применительно к условиям военного времени. Путем перевода из Москвы и других районов страны профессорско-преподавательский коллектив НИИГАиК пополнился 6 эвакуированными работниками. Это Е.С. Ковалев, В.В. Попов, А.И. Шершень, Шимбаров, Т.Г. Гурари, Шеин. Таким образом, несмотря на все трудности, подготовка к началу учебного года продолжалась


Ефим Степанович Ковалев

Е.С. Ковалев родился 27 декабря1902 г. в Гомельской области Белоруссии в семье крестьянина. В 1924 г. призывается в ряды Красной Армии. После демобилизации в 1926 г. поступил в Белорусскую сельскохозяйственную академию (г. Горки) на геодезическое отделение, которое закончил в 1931 г. и был оставлен в аспирантуре на кафедре геодезии. В 1933 г. Е.С. Ковалев был откомандирован в Белорусское геодезическое управление (г. Минск) в Госгеонадзор. В начале 1941 г. он защитил кандидатскую диссертацию. В июне он эвакуируется из Минска в Москву и поступает в распоряжение ГУГК (г. Москва). Затем его командируют в Новосибирск и назначают директором НИИГАиК. К началу войны у института были построены учебный корпус и общежитие, однако зимой 1941 г. помещения были переданы военному заводу № 617. В связи с этим занятия на 1–2-х курсах были отменены. Решением РК ВКП(б) 26.06.1942 Е.С. Ковалев был снят с должности директора в связи «с необеспечением должного руководства по учебной и воспитательной работе в институте». В последующие годы Е.С. Ковалев работал в НИИГАиК на кафедре высшей геодезии.


Война внесла существенные коррективы в организацию учебного процесса. Перестройка учебно-воспитательного процесса была продиктована призывом в армию значительной части контингента обучавшихся, а также тем, что подавляющее большинство оставшихся студентов было привлечено к сельскохозяйственным работам, а также командировано на выполнение других срочных заданий. В стране 150 тыс. студентов совмещали учебу с постоянной работой на производстве, помогая промышленности. Эта практика совмещения учебы с работой сохранялась в течение всей войны.

В соответствии с условиями военной обстановки были пересмотрены учебные планы и программы с таким расчетом, чтобы быстрее обеспечить специалистами различные отрасли народного хозяйства и в первую очередь оборонную промышленность. Был изменен также режим работы высших учебных заведений. Новые учебные планы предусматривали сокращение сроков обучения при сохранении установленного объема материала; была введена 42-часовая рабочая неделя студентов вузе и 48-часовая неделя в период практических и лабораторных занятий, сокращены сроки каникул и период экзаменационных сессий (все эти мероприятия имели временный характер и вскоре были отменены).

Для организации учебного процесса в вузах стало характерным объединение более значительного числа студенческих групп в потоки. По некоторым дисциплинам были впервые составлены общефакультетские расписания. В малочисленных группах выпускных курсов на лекции отводился минимум времени; студентам указывали материал для интенсивной самостоятельной работы по первоисточникам. Нуждам фронта была подчинена и работа производственных баз вузов. Проходя учебную практику, студенты выполняли оборонные заказы.

С учетом того, что многие студенты совмещали учебу с работой на предприятиях, руководителям вузов было предоставлено право освобождать таких студентов от обязательного посещения лекций и семинаров. Практические и лабораторные занятия оставались для всех обязательными. Планами предусматривалось обучение студентов и всего профессорско-преподавательского состава военному делу, противопожарной и противохимической защите16.

В ноябре 1941 г. обстановка в институте осложнилась, учебные занятия на 1-м и 2-м курсах в связи с переводом студентов на оборонные заводы пришлось прекратить. В институте осталось 80 студентов на 5 аудиторий. Встал вопрос о сокращении персонала и увольнении части преподавателей и сотрудников. С оставшимися студентами занятия было решено проводить на базе аэрофотогеодезического предприятия с 19 ч и до утра. Требовалось решить вопрос о работе буфета, поскольку студенты без стакана чаю и бутерброда не могли заниматься в ночную смену17.

В середине ноября 1941 г., несмотря на все трудности военного времени, НИИГАиК начал учебный год. Серьезные проблемы возникли с размещением имущества, которое находилось в 10 местах города. Частично оно было расхищено, утрачено, испорчено. Требовалось организовать питание коллектива. Для студентов было получено 160 пропусков в столовую медицинского института, но до конца вопрос об организации питания решен не был. Местные органы к работе НИИГАиК отнеслись без должного внимания. Более того, секретарь Новосибирского горкома ВКП(б) И.Д. Яковлев в беседе с директором института Е.С. Ковалевым рекомендовал часть имущества НИИГАиК продать, часть передать госпиталям, а вуз –ликвидировать18.

Руководству НИИГАиК с помощью находившегося в Новосибирске заместителя начальника ГУГК при СНК СССР Зубалова удалось отстоять свое существование. Но положение вуза было крайне тяжелым: в его распоряжении к началу 1942 г. оставалось две комнаты для учебных занятий. Студенты 1 и 2-го курсов, несмотря на их желание продолжить учиться, не могли этого делать, поскольку все были заняты на оборонных заводах. Зимняя сессия 1941/42 уч. г. оказалась фактически сорванной, число неудовлетворительных оценок составило 29,1 %. Было решено добиваться начало занятий на 1-м и 2-м курсах, обратиться в обком ВКП(б) с предложением выделить НИИГАиК дополнительные помещения или перевести институт в другое место, а в случае невозможности решения этих вопросов – закрыть вуз19.

Но преодолевая трудности, НИИГАиК продолжал готовить кадры. Стабилизации работы коллектива способствовало специальное правительственное постановление от 5 мая 1942 г. о плане приема в вузы в 1942 г. и мероприятиях по укреплению вузов. Облегчался порядок поступления в высшие учебные заведения, расширялся круг стипендиатов, создавались специальные столовые, подсобные хозяйства вузов и т. д. Постановление способствовало улучшению материального положения студентов, условий для работы профессорско-преподавательского состава, стабилизации контингента, обеспечению материальной базы вузов. В соответствии с этим решением были утверждены новые правила приема в вузы, по которым в вузы зачислялись без экзаменов «отличники» и лица, окончившие среднюю школу с отметками «хорошо» и «отлично» по всем предметам. При наличии свободных мест принимались без экзаменов юноши и девушки, окончившие среднюю школу с положительными оценками20.

Руководящие инстанции, несмотря на то, что к 1942 г. в институте осталось 60 студентов, приняли решение продолжить подготовку квалифицированных кадров геодезистов и картографов21. В новом 1941/42 уч. г. планировалось выпустить 18 человек, фактически выпущено было 16, из 37 человек профессорско-преподавательского состава на конец 1942 г. осталось 27 человек.

Студенты, преподаватели и сотрудники НИИГАиК зимой 1941–1942 гг. оказались в трудном положении. Особенно остро ощущалось нехватка продуктов питания. Приходилось заниматься самообеспечением, большим подспорьем для многих стало огородничество. В соответствии с решением директивных органов весной 1942 г. вуз прикрепили к сельскохозяйственному предприятию и ему была выделена земля под огороды для преподавателей и сотрудников22.

Деятельность НИИГАиК до середины 1942 г. осуществлялась по временной схеме, поскольку институт не имел своих помещений. Использовались помещения НАГП, школы № 54. О значении, которое придавалось подготовке специалистов топографо-геодезического профиля говорит тот факт, что в самый тяжелый период войны, когда была крайне высока потребность в летном составе, распоряжением СНК СССР № 18195-р от 22 сентября 1942 г. институту было передано временно в аренду бывшее здание аэроклуба по ул. Крылова, 24, часть которого стала использоваться под общежитие (на 80 чел.), а 4 комнаты были выделены преподавателям.

Если на 13 октября 1941 г. в институте функционировало 11 кафедр: геодезии, высшей геодезии, астрономии, фотограмметрии, картографии, географии, основ марксизма-ленинизма, высшей математики, иностранного языка, химии и физики, военной физкультуры, то к концу года осталось 4 кафедры. Но уже в 1942/43 уч. г. число кафедр возросло до 12. Ректором был назначен С.Д. Гаркавенко.