Geum.ru

Ю. П. Гармаев, доктор юридических наук

Вид материалаДокументы

Содержание


Институт условно-досрочного освобождения в рф и кнр: сравнительно-правовое исследование
Меньше мифов – больше сотрудничества.
Станович Ю.М.
Подобный материал:
1   ...   26   27   28   29   30   31   32   33   ...   40

ИНСТИТУТ УСЛОВНО-ДОСРОЧНОГО ОСВОБОЖДЕНИЯ В РФ И КНР: СРАВНИТЕЛЬНО-ПРАВОВОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ

Буянтуева С. Р.

Россия, г. Гусиноозерск


Что может власть, когда на благодати,

а не на казнях зиждется она!

А. К. Толстой


Особенности законотворчества и правоприменения в странах АТР представляет серьезный научный и практический интерес, в том числе в плане сравнительного правоведения. Сравнительное право дает возможность лучше узнать национальное право и совершенствовать его [2].

Условно-досрочное освобождение от отбывания наказания (далее - УДО) как правовой институт в КНР и РФ обладает многими общими чертами. Основной задачей данного исследования является выявление тех элементов, которые будут способствовать совершенствованию законодательства обеих стран, и эта задача весьма актуальна, злободневна и важна.

На второй сессии Всекитайского собрания народных представителей седьмого созыва 14 марта 2004 г. была принята поправка к Конституции КНР, в которую впервые включена формулировка «права человека» [14]. Так, согласно ст. 33 Конституции КНР предусмотрено, что государство уважает и гарантирует права человека. Принятие этой поправки имеет существенное значение для осуществления прав человека, в частности прав осужденного на УДО. Тем самым в китайском законодательстве обращено внимание на обеспечение прав человека, что коррелирует с принципами, изложенными в Уголовно-исполнительном кодексе РФ: «…Уголовно-исполнительное законодательство должно основываться на принципах гуманизма, демократизма, законности, равенстве всех перед законом…» (ст. 8 УИК РФ) [7].

Условно-досрочное освобождение представляет собой освобождение от уголовного наказания в виде лишения свободы или содержания в дисциплинарной воинской части, суть которого состоит в досрочном прекращении реального исполнения наказания в случаях, когда дальнейшее его исполнение становится нецелесообразным [11]; это один из самых эффективных и действенных способов предупреждения повторного совершения преступлений, способствующих возвращению в общество заключенного путем его планомерной и контролируемой ресоциализации [15].

Вопрос об условно-досрочном освобождении рассматривается судом в порядке исполнения приговоров и является одной из его стадий. Согласно п. 4 ст. 397 УПК РФ данный вопрос разрешается судом по месту отбывания наказания осужденным [8]. Согласно Закону КНР «О тюрьмах» предложение в народный суд об условно-досрочном освобождении вносится тюрьмой по итогам проверки заключенного, народный суд обязан в течение месяца (в исключительных случаях срок может быть продлен на 1 месяц) рассмотреть его и вынести решение [12]. Инициировать УДО, исходя из нормы закона, имеет право тюрьма. Однако неясно вправе ли осужденный или его адвокат (законный представитель) обращаться в суд с ходатайством об УДО от отбывания наказания? В процессуальных нормах китайского законодательства нет четкого ответа на данный вопрос, как это регламентировано ч. 1 ст. 175 УИК РФ [7].

Анализируя нормы порядка и условий условно-досрочного освобождения, содержащихся в законодательстве КНР и РФ, можно выделить немало сходств и различий, недостатков и совершенств. В законодательстве КНР условно-досрочное освобождение в отличие от российского законодательства возможно при отбытии половины и более срока наказания при срочном лишении свободы, при бессрочном лишении свободы на 10 и более лет наказания. При этом согласно законодательству КНР учитывается соблюдение следующих условий, равно как и в российском законодательстве: раскаяние и исправление осужденных. В свою очередь, ч. 3 ст. 79 УК РФ более конкретизировано регламентирует условия применения условно-досрочного освобождения, нежели УК КНР [5].


Категории преступления
Срок фактического отбытия наказания

Небольшой и средней тяжести
1/3

Тяжкое
½

Особо тяжкое
2/3


Согласно ст. 81 УК КНР осужденный может быть условно освобожден от отбывания наказания в случае, когда такое освобождение «не представляет опасности для общества» [6]. При решении вопроса о доказанности исправления осужденного суд учитывает: характер совершенного им преступления; причины и мотивы этого преступления; роль осужденного в совершении преступления; состояние здоровья; личность осужденного (в ходе процесса отбытия наказания изменения личности осужденного должны быть устойчивы, стабильны, необратимы). Необходимо принимать во внимание наряду с положительным поведением осужденного за время пребывания в местах лишения свободы свойства его личности, достоверность факта исправления, обстоятельства жизни до осуждения, а также вид и характер совершенного преступления.


В законодательстве КНР лишение свободы классифицируется на срочное и бессрочное. Так, из ст. 81 УК КНР следует, что «к осужденным рецидивистам, а также осужденным за преступления, приведшие к смерти людей, взрыву, ограблению, изнасилованию, похищению людей, и за другие насильственные преступления либо осужденным к срочному лишению свободы на срок более 10 лет, бессрочному лишению свободы, — условно-досрочное освобождение не применяется». Полагаю, что вышеуказанная классификация сроков лишения свободы является размытой и обобщенной, поскольку нет четкой категоризации преступлений исходя из чего, можно было бы исходить при назначении или отмене условно-досрочного освобождения от наказания.

На мой взгляд, данный подход оправдан, в виду того, что принятие решения об УДО обусловлено наличием сведений, свидетельствующих о том, что осужденный исправился и, будучи условно-досрочно освобожденным, не совершит нового преступления. Проверка преступников включает проверку восприятия идейного перевоспитания; проверку полученных политических, культурных и научно-технических знаний; проверку соблюдения заключенным тюремного распорядка; проверку хода перевоспитания трудом. В данном случае необходимо обеспечить строго индивидуальный подход к каждому осужденному [4].

Если осужденный показывает искреннее раскаяние или совершает достойный награды поступок во время отбывания наказания по приговору, за что он, согласно закону, должен получить смягчение приговора или условно досрочное освобождение, то исполнительный орган должен послать письменную рекомендацию в Народный Суд. Последний проводит проверку и отдает распоряжение (ст. 221 УПК КНР) [16]. Здесь процедура на УДО схожа с законодательством РФ. УПК КНР под понятием «исполнительный орган» имеет в виду органы, осуществляющие исполнение наказания, однако из норм статьи неясно каким образом Народный суд проводит проверку: основываясь на материалах дела, представленными исполнительным органом, либо проверяя реальное положение дела, к примеру, назначая выездное судебное заседание. Кроме того, приводят к волоките установленные УПК КНР процессуальные сроки на обжалование распоряжения суда об УДО: в течение 20 дней с момента получения копии письменного приказа, прокуратура должна отправить письменные рекомендации в Народный Суд, если считает его «неправильным». Следует отметить, что в случае обжалования распоряжения суда, его рассматривает тот же суд в течение месяца, формируя новую коллегию для рассмотрения дела и выдачи окончательного распоряжения (ст. 222 УПК КНР). Здесь следует отметить, что согласно Федеральному закону Российской Федерации от 30.04.2010 г. № 68-ФЗ «О компенсации за нарушение права на судопроизводство в разумный срок или права на исполнение судебного акта в разумный срок» на требования о присуждении компенсации за нарушение сроков рассмотрения вопросов, связанных с исполнением приговора, не распространяется правило о компенсации [9].

По своему смыслу ст. 83 УК КНР очень схожа с п. 9 ст. 86 УК РФ. Из смысла нормы ст. 83 УК КНР под испытательным сроком условного освобождения раскрывается понятие погашения судимости: «Испытательный срок условного освобождения для лиц, осужденных к срочному лишению свободы, устанавливается до окончания общего срока наказания; испытательный срок условного освобождения для лиц, осужденных к бессрочному лишению свободы, устанавливается в 10 лет. Испытательный срок условного освобождения исчисляется со дня условного освобождения». В то время как п. 9 ст. 86 УК РФ гласит: «если осужденный будет освобожден от наказания досрочно срок погашения судимости должен исчисляться исходя из фактически отбытого наказания с момента освобождения от отбывания наказания». Например, лицу назначалось наказание за преступление средней тяжести (три года лишения свободы), освободилось оно 15 декабря 2003 г. условно-досрочно на один год. Течение срока погашения судимости начинается с 16 декабря 2003 г. и заканчивается 15 декабря 2006 г. (три года после отбытия наказания со дня фактического освобождения) [3].

Уголовный кодекс обеих стран предусматривает возможность возложения на осужденного исполнения определенных обязанностей. Однако УК РФ не ограничивает обязанности имеющимся перечнем, в то время как в УК КНР перечень обязанностей ограничен (ст. 84 УК КНР): «1) соблюдать законы, административные правила, правила надзора; 2) в соответствии с правилами контролирующего органа докладывать о своей деятельности; 3)соблюдать правила контролирующего органа относительно приема гостей; 4) покидать уезд, город постоянного жительства или менять место жительства только с санкции контролирующего органа». Считаю, что для достижения цели наказания, а именно исправления осужденного необходимо возлагать такие обязанности, которые бы способствовали реальному его исправлению с учетом особенностей личности, его места жительства и др., либо дополнять ранее возложенные обязанности.

Безусловно, поведение лица, освобожденного условно-досрочно, должно контролироваться определенными органами. В КНР данная обязанность возложена на органы общественной безопасности (ст. 217 УПК КНР), в РФ – на уполномоченные на то специализированные государственные органы, а в отношении военнослужащих – командование воинских частей и учреждений. Очень схожи между собой по смыслу нормы, регламентирующие случаи нарушения порядка условно-досрочного освобождения и последствий его нарушения. Это касается нарушения общественного порядка, совершения нового преступления, что влечет за собой отмену условного осуждения и исполнения оставшейся не отбытой части наказания (по закону КНР – вводится в действие правило множественного преступления). Суд каждый раз решает этот вопрос строго индивидуально, с учетом всех имеющихся данных и личности самого осужденного, и вправе не отменять УДО [10].

Таким образом, проводя сравнительно-правовой анализ норм об условно-досрочном освобождении от отбывания наказания в РФ и КНР, можно прийти к выводу о значительном логическом сходстве в порядке и условиях условно-досрочного освобождения. В настоящее время в национальном законодательстве заметна тенденция по демократизации и гуманизации уголовного законодательства. Несмотря на это, имеют место нарушения прав осужденного: часты случаи необоснованного наложения взыскания на момент подачи заявления на условно-досрочное освобождение (12 % обращений), ненадлежащая подготовка администрацией исправительного учреждения материалов на условно-досрочное освобождение (13 % обращений), вынесение судом решения, не основанного на материалах дела (24 % обращений) [12]. Практика УДО характеризуется отсутствием единообразного подхода к признанию осужденного не нуждающимся в дальнейшем отбывании наказания. Пробелы в законодательном регулировании снижают эффективность этого института уголовного права. Сейчас в России условно-досрочно освобождается 48% осужденных, т.е. фактически каждый второй. Однако уровень рецидива условно-досрочно освобожденных практически сопоставим с теми, кто освобождается по отбытию срока наказания. Это значит, что функцию исправления осужденных институт УДО не выполняет. Предлагаю направить усилия на повышение социальной значимости данного правового института, недопущения превращения его из средства инициации исправления в способ уклонения от отбывания справедливого наказания и условия для возникновения коррупции среди должностных лиц администрации мест отбытия наказаний и органов правосудия. Как говорил Ч. Беккариа, прощению и милосердию не должно быть места в совершенном законодательстве, где наказания умеренны, а суд праведен и скор [1].


Литература:

  1. Конституция КНР 1982 г. [Принята на 5-ой сессии Всекитайского Собрания Народных Представителей Пятого созыва в 1982 г.] [Электронный ресурс] // Режим доступа: ссылка скрыта. Дата обращения: 14.02.2011.
  2. Рекомендация Rec (2003) 22 Комитета министров Совета Европы «Об условно-досрочном освобождении»: [Принята 24.09.2003 на 853-ем заседании представителей министров] // .] [Электронный ресурс] СПС «Консультант Плюс». Дата обращения: 14.02.2011.
  3. Уголовно-процессуальный кодекс КНР [Принят на 2-й сессии Всекитайского собрания народных представителей пятого созыва 1 июля 1979 года, с поправками, внесенными Постановлением, принятым на 4-й сессии Всекитайского собрания народных представителей восьмого созыва 17 марта 1996 года «О внесении изменений в «Уголовно-процессуальный кодекс КНР Китайской Народной Республики»] [Электронный ресурс] // Режим доступа: ссылка скрыта. Дата обращения: 14.02.2011.
  4. Закон КНР о тюрьмах [Принят на 11-м заседании ПК ВСНП восьмого созыва 29 декабря 1994 г.] [Электронный ресурс] // Режим доступа: ofollow" href=" " onclick="return false">ссылка скрыта › ссылка скрыта. Дата обращения: 24.02.2011.
  5. Уголовный кодекс Китайской Народной Республики: [Принят на 5-й сессии Всекитайского собрания народных представителей шестого созыва 14 марта 1997 года] / ред. А. И. Коробеева, пер. с китайского Д. В. Вичикова. - СПб.: Юридический центр Пресс, 2001. - 303 с.
  6. Уголовный кодекс Российской Федерации // Собрание законодательства РФ. – 1996. - № 25. Ст. 2954. С. 5.
  7. Уголовно - исполнительный кодекс Российской Федерации // Собрание законодательства РФ. - 1997. - № 2. Ст. 198. С. 9
  8. Уголовно - процессуальный кодекс Российской Федерации // Собрание законодательства РФ.- 2001.- № 52 (ч. I). Ст. 4921. С. 9
  9. Федеральный закон от 30.04.2010 г. № 68-ФЗ «О компенсации за нарушение права на судопроизводство в разумный срок или права на исполнение судебного акта в разумный срок» // Собрание законодательства РФ. - № 18. Ст. 2144. С. 9.
  10. Постановление Пленума Верховного суда Российской Федерации от 21.04.2009 г. № 8 г. Москва «О судебной практике условно-досрочного освобождения осужденных от наказания и замены неотбытой части наказания более мягким» //Российская газета. - 2009. - № 75. С. 9.
  11. Александров Ю. Условно-досрочное освобождение от отбывания наказания / Ю.Александров // Альманах. - 2005. - № 2. - С. 10.
  12. Беккариа Ч. О преступлениях и наказаниях / Ч. Беккариа. – М.: Стелс, 1995. – 303 с 9.
  13. Воронин В.В. Соответствие условно-досрочного освобождения основным принципам и целям наказания / В. Воронин // Назначение и исполнение наказания. – 2005. - № 4.- С. 9.
  14. Давид Р., Жоффре-Спинози К. Основные правовые системы современности: Пер. с фр. В.А.Туманова / Р. Давид, К. Жоффре-Спинози. – М.: Междунар. отношения, 1997. – 400 с. С. 10
  15. Зимбовский А. Нарушения прав осужденных, пытающихся воспользоваться правом на условно-досрочное освобождение [Электронный ресурс] / А.Зимбовский // Российский тюремный журнал. – Москва, 2009. – № 2. – Режим доступа: ссылка скрыта. Дата обращения: 14.04.2011.
  16. Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации / ред. Ю. И. Скуратова, В. М. Лебедева. - 3-е изд., изм. и доп. - М.: Инфра-М-Норма, 2000. - 381 с.



МЕНЬШЕ МИФОВ – БОЛЬШЕ СОТРУДНИЧЕСТВА.

ЗАМЕЧАНИЯ ПО ПОВОДУ ПОЗИЦИИ ИЗВЕСТНЫХ АВСТРАЛИЙСКИХ ИССЛЕДОВАТЕЛЕЙ, ВЫСКАЗАННЫХ В 2010 Г. НА 2-М МЕЖДУНАРОДНОМ СИМПОЗИУМЕ ПО ВОПРОСАМ КИБЕРПРЕСТУПНОСТИ ОТНОСИТЕЛЬНО ЕЕ СОСТОЯНИЯ В МИРЕ, АЗИИ, ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЕ, РОССИИ И УКРАИНЕ

Станович Ю.М.,

Украина, г. Киев


Угрозы киберпреступности увеличиваются с развитием информационно-коммуникационных технологий, принося все более ощутимые потери[22]. Это особенно актуально для стран Азиатско-Тихоокеанского региона, где эти тенденции усиливаются экономическим ростом[26].. Поэтому ситуация с киберпреступностью в этом регионе становится все чаще предметом исследований ведущих научных и аналитических центров мира. Активизировались исследования и в Китае, Австралии, Индии, Японии, Корее и других странах, здесь происходят международные и региональные научные мероприятия, в том числе и под эгидой Интерпола, формируются исследовательские группы при университетах для исследования актуальных научно-исследовательских проблем киберпреступности, имеющие большую теоретическую и практическую значимость. Поскольку киберпреступность нередко является частью других, более сложных преступлений международного характера (терроризм, отмывание денег, торговля людьми и др.), то она рассматривается также в рамках научного исследования этих проблем. Такая ситуация характерна и для Австралии, которая принимает кардинальные меры, чтобы противостоять терроризму. Эта страна еще несколько лет назад была в списке самых подверженных киберпреступности, а после предпринятых решительных шагов показала очень высокие результаты в этом плане. Часть заслуги в этом - ученых, которые работают в специализированных исследовательских группах и центрах при университетах, разрабатывая стратегию и тактику противостоянию киберпреступности, активно исследуя ситуацию в контексте глобальном и Азиатско-Тихоокеанском. В мире известны работы австралийских киберкриминологов Р. Бродхерста, Г.Смита, П. Грабовски, Г. Демпси, Гр. Урбасы [19], специалиста по вопросам криптографии, защиты информации и методам противостояния киберпреступности Дж.Пепшика и др. Именно последний вместе со своими младшими коллегами С. Маккомби та П.Ваттерсом подготовили материал о состоянии киберпреступности в Австралии, Азиатско-Тихоокеанском регионе и мире в связи с угрозами, которые исходят из России, Украины и других стран Восточной Европы. Свои публикации и презентации они представили в рамках 7-й Австралийской конференции по компьютерным расследованиям (2009 г.) [12] и 2-го международного симпозиума по вопросам киберпреступности (2010 г.) [13] а также разместили презентационные материалы на эту тему в сети Интернет[14]

Анализ компьютерной преступности австралийские исследователи начинают с негативных дореволюционных времен, когда в России правил царь. Продолжая свой экскурс, цитируют работы, где речь идет об очень плохих ворах в законе, о преступных группировках Советского Союза, когда еще компьютеров и в помине не было[9]. Такие рассуждения были бы очень смешны, если бы не ложились на благодатную почву мифов и стереотипов, которые бытуют на Западе и подогреваются сенсационными публикациями в средствах массовой информации [9]. Эти мифы не раз опровергались как учеными постсоветских стран, так и рядом известных во всем мире практиков в сфере компьютерной безопасности (Евгений Касперский и др). Они далеки от корректного понимания региональной и страноведческой специфики. Говорить о строго выверенной научной объективности, всесторонности и глубине анализа не приходится. Наоборот, поиск корней киберпреступности в далеком историческом прошлом с негативным оттенком влечет за собой недоразумения и разногласия; разрушается главное, что можно противопоставить транснациональной киберпреступности – взаимное понимание и доверие, на основе которого и возможно эффективное сотрудничество. Следует признать, что к исследованиям австралийских ученых надо отнестись серьезно не только потому, что они идут в русле публикаций, которые наносят вред имиджу России и других постсоветских и постсоциалистических стран. Они подтверждают тенденцию, которая определена в результате исследований компанией Powerscourt (Великобритания, Лондон) по заказу Российской ассоциации электронных коммуникаций (РАЭК) [3]. Проанализировав изображение российской ИТ- и интернет-индустрии в контексте киберконфликтов в ведущих западных изданиях за последнее десятилетие —с начала 2000 года до конца марта 2010 года, аналитики пришли к выводу, что за последние годы образ нашей страны в сфере IT изменился в негативную сторону. Россию изображают, как родину опасных киберпреступников и одного из главных врагов США и Европы, способного вести противостояние на виртуальном поле битвы [3]. Это подтвердил контент-анализ всех крупнейших газет и журналов США (The Wall Street Journal, New York Times, Washington Post, USA Today, Time, Newsweek, The Economist, Fortune, Business Week, а также ведущих городских газет всех крупнейших американских мегаполисов, газет Великобритании, Германии, Франции, Италии и Испании. Канады, Ирландии, Южной Африки, Объединенных Арабских Эмиратов а также стран Азиатско-Тихоокеанского региона - Австралии, Новой Зеландии, Сингапура, Гонконга и др. Западный мир до сих пор воспринимает Россию, как страну дикой киберпреступности, угрозу для цивилизованного мира в сфере высоких технологий[17].

Принимая как факт наличие стереотипов и мифов, важной политической составляющей в их формировании и поддержании, все же стоит со всей серьезностью подойти к анализу того фактического материала, на котором выстраиваются умозаключения, формирующие негативный имидж России и постсоциалистических стран. Так же и в материалах австралийских ученых приводятся серьезные факты и аргументы , которые должны понуждать к более активному противостоянию компьютерной преступности как в постсоциалистических, так и в западных странах, поиску взаимопонимания и эффективных путей международного сотрудничества, на что обратим особое внимание[12].Тем более, что учеными и тех и других стран акцентируется внимание на плодотворности именно такого подхода. В современном мире важны усилия всего международного сообщества по противостоянию киберугрозам, что и подтверждено позицией, высказанной в рамках рабочего документа ООН к Двенадцатому Конгрессу Организации Объединенных Наций по предупреждению преступности и уголовному правосудию [9]. Необходимы адекватные ответы на современные вызовы, выработка эффективных шагов, методов и механизмов противостояния киберпреступности [16].Эту работу следует вести в нескольких главных направлениях. Во-первых – в политическом плане, формируя определенную современную политику. Во-вторых, очень важным есть формирование правового массива норм и правил, особенно – на международном уровне [21; 24]. В третьих – необходимо создавать и усовершенствовать надлежащее институциональное обеспечение, что и даст возможность проводить результативную оперативную и следственную работу[19; 25]. Для России, Украины, и других стран бывшего СССР это очень важно в связи с проблемами в законодательной сфере, недостаточностью опыта в плане противостояния киберпреступности, а также в связи с тем, что разные правовые режимы стран дают возможность уйти от уголовного преследования и наказания.

Понимая международное сотрудничество в противостоянии киберпреступности в широком смысле не только как те или иные мероприятия и действия органов одного государства по соответствующему запросу другого государства, регламентируемые соответствующими международными документами в данной сфере, обратим внимание на важность в этой связи гармонизации законодательных подходов с ориентацией на положения Европейской конвенции о киберпреступности, которую Украина, как и страны Прибалтики, Грузия, Азербайджан уже подписали. Учеными России, других стран бывшего СССР ставятся вопросы о насущной необходимости такого шага для повышения эффективности борьбы с транснациональной преступностью вообще и таким ее подвидом как киберпреступность в частности [2; 4].

Уголовное законодательство России, Украины и ряда других постсоветских стран требует усовершенствования в плане введения уголовной ответственности за ряд преступлений, которые четко определены в Конвенции. Речь идет, прежде всего, об умышленных действиях относительно цифровых данных – их изменении, уничтожении, сокрытии (ст. 7,8 Конвенции), незаконный перехват данных (ст. 3 Конвенции). Юридической наукой постсоветских стран все более настойчиво ставится вопрос о необходимости процессуальных нововведений относительно цифровых доказательств и всего комплекса вопросов их поиска, сохранения, использования в уголовном процессе[2; 10]. Ст. 16 и 17 Конвенции требуют процессуально закрепить полномочия органов дознания и следствия относительно срочного раскрытия компьютерных данных с целью раскрытия преступления и формирования надлежащей доказательственной базы. Также Конвенция предполагает необходимость введения в уголовно-процессуальное законодательстве положений относительно комплекса оперативно-следственных мероприятий по срочному розыску и установлению пользователей, подозреваемых в совершении киберпреступлений с возможностью работы с конкретными компьютерными системами и их базами данных, их обыска и изъятия. Проблемой не только для стран бывшего СССР, но и многих других стран актуальным остается вопрос сохранения информации о действиях пользователей в сети интернет с целью эффективности проведения расследований киберпреступности и получения доказательств. Этот вопрос очень деликатный с точки зрения прав человека и защиты персональных данных, но все настойчивее западными политиками, учеными и практиками ставиться вопрос о необходимости подобных действий, хотя это и требует значительных ресурсов[14, р.25]. На постсоветском пространстве речь идет о необходимости согласно требованиям Конвенции сохранения провайдерами информации о трафике на протяжении определенного времени, что требует определенных затрат и поэтому, как правило, не делается – таким образом уничтожается поисковая и доказательственная база.

Говоря о необходимости расширения международного сотрудничества в борьбе с киберпреступностью, многими учеными отмечается существующая ограниченность в связи с неиспользованием возможностей ведомственного взаимодействия[5].Особенно это важно в регионах, которые соседствуют с Азиатско-Тихоокеанскими странами. Представляется целесообразным установления действенных непосредственных связей правоохранительных органов – эта форма работы в плане противодействия киберпреступности доказала свою высокую эффективность в большинстве развитых стран Запада, в частности, в плане результативных оперативных взаимодействий национальных контактных пунктов противодействия кибепреступности. Заключение межведомственных и приграничных соглашений создаст новые возможности сотрудничества, которые будут способствовать налаживанию информационных и оперативных связей при расследовании преступлений[10]. В связи с этим следует отметить, что именно результативность международного сотрудничества правоохранительных органов разных стран по линии Интерпола тоже обусловлена возможностями, потенциалом и конкретной действенной работой полицейских органов государств [6]. Также необходимо законодательно закрепить как основание для осуществления информационного обмена и оказания правовой помощи принцип взаимности, уже успешно применяющийся в ряде постсоветских стран[7].

Развитие новых технологий дает возможности широкого трансграничного использования видеоконференцсвязи при дистанционном производстве следственных действий (допрос свидетелей, потерпевших, обвиняемых или подозреваемых и т.п.), что необходимо полно закрепить в процессуальном законодательстве постсоветских стран - это соответствует требованию Конвенции о защите прав человека и основных свобод о непосредственности уголовного расследования. Вышеизложенное свидетельствует о том, что глобальные тенденции развития информационно-коммуникационных технологий, необходимость адекватных ответов на современные угрозы вынуждают значительно активизировать международное сотрудничество в плане борьбы с киберпреступностью, обогатить его новыми направлениями и формами. При этом, следует иметь ввиду, что на восприятие России, постсоветских и постсоциалистических стран существенное влияние оказывают политические мифы и стереотипы о присущей населению этих стран агрессивности и коррумпированности[1]. Относительно Китая формируется стереотип закрытости и недемократичности. [26].  А образ и имидж страны в мире влияет на внешнюю политику, восприятие процессов, которые происходят внутри государства, является важным ресурсом его развития и консолидации общества[8]. Сгущения же негативных акцентов, ведет к трансформациям в направлении образа врага и возрождение мифов и стереотипов времен «холодной войны», что противоречит демократизму сетевой организации информационного общества.

Учитывая стремительный рост пользователей Интернета в России и других постсоветских странах, государствах Азиатско-Тихоокеанского региона, пугающий имидж российской и китайской кибепреступности, необходимо принимать меры по недопущению фактов, используя которые и конструируется негативный образ стран, обществ, народов. Негативный контекст в мировых СМИ и англоязычном контенте Интернет по поводу неподписания Китаем и Россией Европейской конвенции по борьбе с киберпреступностью не находит противодействия обычным обьяснением причин этого шага с сильной аргументацией, основанной на документах ООН 2010 г. [9]. Поэтому России, Украине, другим странам СНГ и Азиатско-Тихоокеанского региона важно более, активно доносить свою точку зрения мировой общественности, прежде всего через англоязычный сегмент традиционных и новых коммуникаций, включая и такую важную сферу как научная. Наполняемость англоязычного научного контента публикациями с обьективным анализом, фактами, аргументами и позициями – в условиях информационного общества играют очень важную роль.


Литература:
  1. Бондарева Л. В. Динамика политического имиджа России в качественной прессе США : автореф. дис. ... канд. полит. наук: 23.00.02. - М., 2007.- 18 c.
  2. Волеводз А.Г. Правовые основы новых направлений международного сотрудничества в сфере уголовного процесса: автореф. дис. ... д-ра юрид. наук : 12.00.09 . - М., 2002. – 41 с.
  3. Изображение России в западной прессе в связи с киберконфликтами последнего десятилетия /Исследование Powerscourt, London,специально для НП «РАЭК»,Москва., май 2010 [Електронный ресурс] // Режим доступа:ссылка скрыта . Дата обращения:-1.04.2011.
  4. Калюжний Р., Розенфельд Н. Використання модельних норм Конвенції Ради Європи "Про кіберзлочинність" (2001 р.) та Додаткового протоколу до неї (2003 р.) у нормотворчому процесі в Україні: практичні проблеми реалізації // Право України. - 2007. - N9. С. 90-93.
  5. Цыренжапов З.О. Информационно-коммуникативный потенциал имиджа Российского государства : автореф. дис. ... канд. полит. наук: 10.01.10 ,- М., 2008 - 24 с.
  6. Климова А.А. Правовые основы полицейского и судебного сотрудничества по уголовным делам в праве Европейского Союза : автореф. дис. ... канд. юрид. наук: 12.00.08, М., 2011. - 32 с.
  7. Лазутин Л.А. Правовая помощь по уголовным делам как комплексное формирование в международном уголовном и уголовно-процессуальном праве: автореф. дис. ... докт. юр. наук : 12.00.10, M., 2009.- 41 с.
  8. Петкова О. В. Політичні імперативи позиціонування України в міжнародному інформаційному просторі: автореф. дис. ... канд. політ. наук : 23.00.04 / Ін-т світ. екон. і міжнар. відносин НАН УКраїни. — К., 2010. - 20 с.
  9. Последние тенденции в использовании научно-технических достижений правонарушителями и компетентными органами, ведущими борьбу с преступностью, в том числе применительно к киберпреступности /Рабочий документ, подготовленный Секретариатом /Двенадцатый Конгресс Организации Объединенных Наций по предупреждению преступности и уголовному правосудию (Сальвадор, Бразилия, 12-19 апреля 2010 года) [Електронный ресурс] // Режим доступа: ссылка скрыта обращения:-1.04.2011.
  10. Шемшученко Ю.С., Мурашин Г.О. Прокуратура Українив системі міжнародного співробітництва // Вісник Національної академії прокуратури. України. – 2009. – № 1, С.23-28.
  11. Owen Matthews Breaking the Law. Why Russia fetes its criminals.//Newsweek October 15, 2010.
  12. Stephen McCombie, Josef Pieprzyk, Paul Watters,  ссылка скрыта, , Edith Cowan University, Perth Western Australia, December 3rd 2009, рр. 41-51.
  13. Stephen McCombie, Josef Pieprzyk, Winning the Phishing War: A Strategy for Australia, In 2010 Second Cybercrime and Trustworthy Computing Workshop (CTC), Ballarat, Victoria Australia, July 19-July 20, Istitute of Electrical and Electronics Engineer,IEEE Computer Society Conference Publishing Services (CPS), Los Alamitos, CA,Piscataway, , NJ, Washington,DC,Tokyo, JP, pp. 79-86.
  14. Stephen McCombie, Josef Pieprzyk,ссылка скрыта, In Presentation Centre for Policing Intelligence and Counter Terrorism (PICT) and Department of Computing, Macquarie University, Sydney, Australia. [Електронный ресурс] // Режим доступа:ссылка скрыта . Дата обращения:-1.04.2011.
  15. Comparative Law in a Global Context. Publisher: Cambridge University Press | 2006, 694 p.
  16. Digital Forensics and Cyber Crime Second International ICST Conference on Digital Forensics and Cyber Crime, ICDF2C 2010, held October 4-6, 2010 in Abu Dhabi, United Arab Emirates 1st Edition. edition (April 12, 2011).
  17. Andrew E. Kramer,Hacker’s Arrest Offers Peek Into Crime in Russia// The New York Times, august 23, 2010.
  18. Octopus Interface 2007 »Cooperation against Cybercrime«, 11-12 June 2007, Palais de l’Europe, Strasbourg, France. ) [Електронный ресурс] // Режим доступа:nt/t/e/legal_affairs/legal_co-operation/combating_economic_crime/3_technical_cooperation/CYBER/Octopus_if_2007.asp#TopOfPage. Дата обращения:-1.04.2011.
  19. Russell G. Smith, Peter Grabosky, Gregor Urbas. Cyber Criminals on Trial Cambridge University Press 2004.
  20. M. Yar, Cybercrime and Society, Sage, London, 2006.
  21. K. Jaishankar, Bangkok International Summit (2007) Declaration on Policing Cyberspace- International Journal of Cyber Criminology January-June 2008, Vol 2 (1): 256–270.
  22. Jonathan Clough, The principles of cybercrime (Cambridge University Press, 2010. S. 19.
  23. D.L. Shinder., E. Tittel, Scene of the Cybercrime: Computer forensics Handbook. Rocklan: Syngress, 2002.
  24. S. Сhjolberg & A.M. Hubbard, Harmonizing National Legal Approaches in Cybercrime, 10 June 2005, International Telecommunication Union, WSIS Thematic Meeting on Cybersecurity, Geneva, 28 June-1 July.
  25. D. S. Wall (Ed.), Crime and the Internet, Routledge, 2001.
  26. Jiang Yu, ссылка скрыта, China's Highway of Information and Communication Technology, Palgrave Macmillan 2010. S. 257.