Geum.ru

Эта книга для всех тех людей, кто встал на Путь, данный Богом, и кто нуждается в Слове Учителя Слове Истины

Вид материалаКнига

Содержание


Учитель народа
Инвалид первой группы по воле врачей
Подобный материал:
1   ...   7   8   9   10   11   12   13   14   ...   33
Глава 9

Г О Н Е Н И Я


1. Где я уже за свое дело не бывал?! А сейчас стоит вопрос в жизни с моей одеждой. Сам председатель комиссии сказал: «А что нам даст эта одежда? Она мертва: ни вашим, ни нашим - был бы он».

2. Все это Богачев наделал, он подорвал его мнение: «Как он быстро сбросил одежду, которая заставила всю комиссию молчать. Кто же виноват? - Он. Мы должны его обвинить, из-за него мы ничего не делаем.»

3. Выступил со своей речью юрист, сказал: «Он найдется, из ума он не вышел, где-нибудь его придержат без костюма, это же невозможно так жить. Работник он честный, его сбила с толку наука».

4. Говорит Богачев: «Я его прямой начальник, ездил к нему лично в Тихорецк. Везде и всюду народ его одобряет, многие считают, что работу он свою знает и старается ее выполнить. Но я же - хозяйственник, должен интерес организации защищать: если не будет Иванова - что же мы поумираем?!» Все сидевшие засмеялись.

5. Тогда встает один член комиссии, рабочий, говорит: «Он нам даром сбросил свою одежду, так надо передать ее на хранение во второе отделение милиции, пусть они ей занимаются, пока не появится этой одежды хозяин. А когда его найдут, то пусть психиатр, доктор Покровский, его проверит».

6. Сроду такого не бывало: арестовывай одежду, а человека ищи по одежде, - так рассуждает начальник милиции и приказывает дежурному взять одежду под арест, а человека искать по всем отделениям: найдем - хорошо, а не найдем - пусть погибает. Такое решение приняла комиссия.

7. А я с юга наступаю на одежду, уже кричу во весь голос - зарабатываю перед законом, чтобы он меня осудил. Ростов не знает меня, но будет знать. Я говорю о том, что советская власть хороша, а люди есть плохие. Ко мне сейчас же прибежал районный милиционер - ему сказали, что появился какой-то контрреволюционер и нужно его убрать.

8. Дежурный по телефону вызвал машину и взяли «контру», и меня, действительно, как преступника, забирают, - очень строгое указание было дано. Сели в машину и поехали по Социалистической улице, на Буденновском проспекте находилось первое отделение милиции, проехали мимо редакции газеты «Молот». Люди по улицам ходят везде, смотрят на меня, на такого.

9. Привезли к дежурному первого отделения милиции, я вошел, поздоровался как следует с дежурным. И ту же со мною стали заниматься, как с нехорошим человеком. Я думал: «попал со своим словом, как будто, плохого не говорил. Ведут наверх к начальнику, я иду и все думаю про Природу: «зачем она меня такими качествами вознаградила, чтобы я лазил по этим вот порожкам?» Если бы этого не было бы в жизни, то не было бы истории.

10. Появляется начальник ОГПУ Попов, телосложения солидного говорит: «Давайте его мне». Меня сейчас же поворачивают обратно, ведут вниз. Что же я сделал? Это же преступление мое, что я хожу в трусиках? Я же не приглашаю всех идти за собою! А зимою я хожу разувшись, без всякого такого закаляюсь в пользу своего здоровья, иду поближе к Природе, я ее не боюсь. А человека нужно бояться, особенно таких вот начальников ОГПУ.

11. Попов везет меня к себе в управление на полуторке,в сопровождении двух милиционеров, а сам следом катит на своей легковой машине. Он кричит, чтобы меня пригнули к полу, а то, мол, прохожие на него смотрят. Я и на это пошел.

12. Разве контрреволюционер сюда Я ему рисую картину за такого больного, как у нас вот лежит. Он мне отвечает: <Пока борьба будет с Природою, то и будет этот больной>. А по-моему скоро будет пробуждение.


Глава 10

В Р О С Т О В С К О Й П С И Х Б О Л Ь Н И Ц Е.


1. Договорились с краевым управлением куда меня деть, дают провожатого милиционера. Вдвоем с ним мы в десять часов утра пошли до станции Хопров на киевский поезд, который ходит до Ростова. По дороге слышны были жаворонки да людские голоса в поле. По своему наблюдению я вывел, что в Ростове нас встретит дождь: я сулил спустить дождь для того, чтобы ростовчане знали, что я опять приехал.

2. На станции Хопры буфетчик хотел меня покормить - я от этого отказался, говорю ему: «Ты берешь социалистическую копейку». Мне хотела одна гражданка подать рубль, я ей сказал: «Мало даешь». Она спрашивает: «А сколько надо?» Я ей отвечаю: - ты Иисуса Христа знаешь? Так пожелай другому то, чего сама хочешь; а то что же ты даешь рубль мне, а у себя сотню оставляешь?

3. В это время как раз появился корреспондент газеты <Молот>, он тоже ехал этим поездом. Я с ним поговорил о том, чтобы про новое написать в газету. И про дождик я ему сказал, что если будет надо, то в один момент все создастся. Так оно и получилось: мы не доехали до главного Ростовского вокзала, как пошел сильный дождь да еще и с грозой.

4. Милиционеру надо мокнуть по дождю, а я сложил одежду в портфель - и айда по дождю, мне одна прелесть. Природа хотела подтвердить, что я прав в этом деле: для того, чтобы попасть в психические условия, надо заставить блюстителя порядка вмешаться в тебя, как истец вашего тела.

5. Мне не верят, что со мной не получится катастрофа. Везут меня в психбольницу по Пушкинской улице в Парамоновы дома, - так их величали; там находится народ весь больной, его изолировали - вечные хроники. А что же у меня за болезнь такая есть? Я говорю: - это моя практика в Природе, я на себе доказываю, а меня за это сажают в психбольницу, которой распоряжается доктор Артемов, он заставил меня таким в Природе остаться.

6. Меня привезли к дежурному врачу, кто обязан мое здоровие проверить. Я знал, что все это напрасно делается, но раз попал в воронье стадо то уже каркай по-ихнему. По бокам у меня два санитара стоят, как телохранители моего здоровия, - тоже просят меня у них полежать. Я не отказался от их просьбы, но все это будет напрасно.

7. Природа посылает, Природа показывает какое устройство все, сделанное человеком для человека. Такое на решетках, такое в условиях на замках. Мне отворили двери в большой безлюдный совсем зал. Здесь стоял стол большого размера. Это была, для спокойных столовая. За ним сидели больные, инструментом что-то дрынчали. Я с ними поздоровался, низко голову приклонил, говорю им: - Здравствуйте, больные. Я им только один сказал, - больные никто не имел свою сознательность представить.

8. Так или иначе, мне приходилось подняться на второй этаж, меня искупали, надели на меня белье и пустили в ту семью, от которой нужно было бежать. Мне санитары показали на непостланную кровать с пружинами. Я долго не ложился из-за такого народа, а ходил взад и вперед.

9. Никто в палате не спал, кто чем занимался: кто сидел согнувшись, кто разговаривал с соседом, кто свистел, кто песни пел, а кто на стене разглядывал видения - рай или ад. Тут были и командующие, и бароны. Всеми управляли санитары, одетые в белые халаты. Я вначале было испугался такого окружения, но потом разобрался, что эти люди ценность, - они не могут сделать хуже, чем они бывают сейчас.

10. Санитары кормили больных, у них отбирали, ели сами; спать укладывали как детей, они разбредались как овцы, кто где спят. Их поодиночке берут и укладывают в постель. Кто этому не подчинялся, - давали ему под бока, а он, бедняга, смотрел и молчал. Вот какой уход за больными.

11. Я боялся этого режима, старался все сделать, лишь бы эти кулаки не применялись ко мне. Об этом нельзя даже слова сказать, ты же числишься ненормален по заключению врача: это же нужно додуматься в степи бегать чистым телом.

12. Меня держат в буйном отделении, я сижу, жду к себе врача. Санитар мне подсказал, чтобы я попросился у своего врача в спокойное отделение. Я не боялся и не брезговал больными даже старался им помогать, но они же считали меня таким же больным, как и они.

13. А врача к себе больной вызывает через санитара, такой у них порядок. Ему уже сказано обо мне, что я хочу с врачом говорить; ко мне была прикрепленная врач Елена Сергеевна, тонкая блондинка с такими крашеными губами. Она подходит ко мне, как к больному, спрашивает: <Что вы хотели от меня, больной?> Я удивился, что она еще не разговаривала со мной, она не знает моей цели, а уже применила ко мне болезнь. Значит, лишь бы попасть сюда, а уходить отсюда будет очень трудно; за мои разговоры врачи меня скоро не выпустят.

14. Я ей, как своему лечащему врачу, говорю: - Что же вы этакие люди, делаете с такими больными? Вбросили в это условие как какого-то ягненка между овцами. Сейчас же меня переводят отсюда в спокойную палатку. Тут все держится на санитарах, - если бы не санитар, то и врач не придет.

15. Я попал в спокойное отделение, чтобы оттуда скорей выписаться. В спокойной палате лежал сын Воронцова - Дашкина. Я с ним не дружил, старался уйти от этого. Был там молодой человек, кто называл себя Ленин, догматически все рассчитывал.

В свое время врачи идут на обход, а больные в это время во всю просятся домой, но врач его держит, он был нужен больнице.

16. Персонал делал, что хотел: это была их воля. Они имели у себя кухню, готовили пищу по своему вкусу, - причем тут больной, если он сегодня отказался есть? Этот обед съест нянечка. Такая штука проходит между врачами и больными; как на базаре цыгане со своими кнутами над лошадьми.

17. У врачей есть сознание подойти к больному и спросить у него то, чего захочет сам врач. Он психику больного знает, с тем он разговаривает, на ком его болезнь, - она может каждого накрыть. Это делает сама Природа, а в Природе - человек, он сам осоздал эту болезнь. Он ее не может выдыхать из-за своего незнания. Он лежит как в клетке, ждет помощи от врача, а врач ждет, когда больной сам себя поднимет.

18. Дело больного одно - капризничать окружающим поступком, он не хочет того, что для него строится, это его нехотение. Такое наше воспитание. Прежде чем родить человека, чтобы он жил хорошо, нужно заслужить внимание, - огородить себя счастьем.

19. Почему же меня с начала поступления в эту больницу не побеспокоила никакая психика? И не повлияла атмосфера для меня? Больница есть закон, которому нужно служить и верить, что он мне поможет. Так оно и получилось, что я в процессе своей жизни сам себя воспитал в духе вежливости.

20. Артемов изучал меня своими силами, сейчас они меня испытывают в моем методе. Он даже слова не сказал за мою болезнь такую, тут-то я сказал: - нужно еще больше добиваться и сильным быть своим телом, чтобы не попадать, как есть лежат здесь бессрочно, - это же мука человеческой жизни! - быть утомленным, а не пробужденным, чтобы никогда не болеть.

21. Никто из людей не собирался жить плохо, а все старались только хорошо жить и ловко. Поэтому они надеялись на <авось> - без всякой предупредительной вещи, с которой нужно над собой работать. Мы не работаем, не ухаживаем, а заставляем сами себя постепенно отмирать путем одной хвалы.

22. Если бы все побывали там, где я лежал без всякой болезни, а только за то, что меня поймали в степи. За то и пошел на это, чтобы у нас наш закон Природы изменился, чтобы наша Природа не была такая, а полегче держала наших людей в условиях.

23. Я не побоялся сюда попасть, где люди все сумасшедшие; я этого не скажу - все люди здесь богатые, наказанные Природой; они для нас есть первый источник, от которого не нужно никому отворачиваться. Когда я стал возле них вращаться, они меня признали тоже, посчитали: между ними есть Христос. Я этого не хотел, чтобы на меня слова говорили, но моя способность была такая подойти к больному и у него спросить как он здесь поживает. Он не хочет здесь лежать в этой вечно умирающей койке.

24. Меня сюда привезла милиция, а раз милиция, раз блюститель привез, то для врачей это уже закон. Ну, меня пусть милиция привезла, я заработал перед ними, а ведь есть такие люди, которых привезли свои близкие родные. К ним равнодушно отнесся персонал, подошел я к человеку тому, кто все время лежит, не встает; молчит - он на всех нас обиду имеет - отказался со мной разговаривать. Нет, мои силы заставили со мною разговаривать. Подходил и к еврею, он тоже не против моего пребывания.

25. Я им говорю: - это вас положили те люди, которым вы не понравились; я их тело расцеловал бы и выпустил на ту свободу, где им бы пришлось так гулять, как они бы не гуляли. Это же человек - ценность во всем, а мы здоровые люди не хотим им помогать; позакрывали в палатки на железные ключи и держали их там.

26. Я любовь к этим людям заимел; я с ним лег, полежал, - он меня обгладил, не ударил. К человеку нужен подход, а мы сами не научились и не учим других. Какая благодать с этим народом жить, который также со мной ходит в мастерскую работать, им дают кружку какао да белого хлеба кусок. Я знаю этого больного, с кем жил радушно. Это же человек, которому мы не дали жизни, а засадили его навеки в могилу.

27. Я сюда даром не попал, а пишу точный анализ строго пострадавших от санитара больных, - они от санитара переживают. Как захочет санитар поступить, так и поступит, - не даст тебе за что-либо кушать, и кому пожалуешься, - маме, папе, если врач верит санитару? А санитар служит врачу, не защищает больного, а идут все против больного, это не место и не лечение. Не помогают болезни, капризничают болезни.

28. У нас прогрессирующая койка. Ее на сегодня нужно упразднить, т. е. чтобы эта койка не держала этого безвинного человека, кого мы держим неправильно.

29. Мы же этого человека у себя зародили. Он себя между нами показал за наше не равнодушие. За то нас природа и наказывает другими болезнями, чтобы мы знали.

30. Этому больному, который здесь годами лежит хроник, - ему только стена может помочь, если он об нее ударится и разобьется совсем головой. Но он не хочет умирать, он десятками годов лежит и думает от этого избежать. Но никто ему, кроме меня одного не пошел на такую мысль. Я заступился за этого человека и сейчас все для этого делаю.

31. Хочу сказать, что есть в Природе. Это я буду тот человек, кто полюбил все особенные болезни. И оне есть на человеке. Я их не имею уже, хочу сказать: их не будет иметь и каждый человек больной, лишь бы пути были. Ему нету развития, чтобы получить от Природы самолечение.

32. Мы не видели и не слышали его мучение, он гнил в койке, он здесь тает, беззаветный. Я ему свидетель. Он с мною разговаривал не нормально, но я его понимал как больного человека: ему даю дорогу вежливости. Он с мною живет мирно.

33. За что его держут здесь, если он лежит в этих условиях, а сам недовольствует врачу? Вы же его не можете заставить, чтобы он любил врача. А врач больного заставит капризно подчиняться. У него есть режим для больного, для него есть изолятор. Он в нем, как больной, сидит. Это ли удовольствие для жизни человека, кто там годами томится?!

34. Это хорошо, что меня эта система сделала автором. Я вижу этот источник, но не могу замолчать.

35. Я профессора один раз видел, хотел с ним поразговаривать. Дак что же? Он, думаете, обратил внимание на мою радость к нему? - Он отвернулся, как от больного. Больше я этого Артемова не видел. Я бы ему пропел ласточкины слова в песнях. Он мое написанное прочитал и узнает свое обращение.

36. Ты же - врач своего больного. Почему же ты его обманываешь? И после его исследования моешь свои руки? Ты же им брезгуешь. Какое же твое тело, если ты завтра тоже попадешь сюда? Не ты, так твой коллега.

37. Условие незаменяемое для всех одно - медицина. Она эти замки и модели построила по своему хотению. Встречает тебя, как больного, говорит: ты знал, куда попал? Чуть не в исцеление, а больной думает это правда.

38. Санитар показывает на мое тело, за которое он не мог сказать и подумать, для чего я сюда попал,- в эту маленькую психиатрическую больницу, которую возглавлял врач Иван Григорьевич, - невысокого росту, худощавый белый мужик. Он часто встречался с мною, как с больным по его делу. А по моему делу он не знает, с кем разговаривает.

39. Я его беспокоил своими вопросами, у него спрашиваю: - скажи мне, пожалуйста, а когда этого не будет? Он у меня спрашивает: <Чего не будет?> Я ему рисую картину за такого больного, как у нас вот лежит. Он мне отвечает: «Пока борьба будет с Природою, то и будет этот больной». А по-моему скоро будет пробуждение.

40. Он уходит от меня и долго с мною не говорит. А лечащий врач вообще не говорит. Я у нее спрашиваю: - почему это больной ищет себе врача, а не врач ищет больного?

41. Я у них такой больной - не по их вкусу. Им не интересно такого больного держать, кто сам хочет естественно быть врачом. Поэтому они поговаривают, чтобы такого больного убрать вон, чтобы он здесь не лежал.

42. Мне уже можно выписываться, а на работу поступать нельзя: должен ВТЭК у тебя быть над твоим здоровием, - так говорит врач. У меня I группа инвалидности. Я об этом не знал ни чуточки, - надо было лежать вечно. Но мои слова не дают им покоя, чтобы жить. Они нервничают, уходят.

43. Приходит брат Илюшка и зять Мишка. Меня им представляют как спокойного больного - шизофреника - вечно не выздоравливающего хроника.

44. Я отказаться от воли не смог. Все делает закон: сюда ввел и отсюда выведет. Мое дело двигаться да говорить с братом Ильею да с Мишкой. Оне даже не понимают истории, которая делается врачами. Это три человека большого опыта: один профессор да два доктора. Что оне предприняли? - да ничего, кроме как меня бросили в Природу. Она же меня встретила эволюционно.

45. А теперь мне делают помощь - чтобы я был на учете сумасшедших. Я с этим делом не согласен. Я сказал сам себе лично: - прежде чем быть умным, как это все люди мыслят - а по-моему не так: надо побывать дураком, а потом сделаться умным. На это дело приходится поработать над собою, чтобы от своего дела не отступить.

46. На меня набрели специалисты-психиатры, без ничего ты не поделаешь. Моя будет зависимая жизнь вся от них, оне моему здоровию анализаторы. Я с ними не в такте - не соглашаюсь, свое провожу под кличкой ненормальности, которая меня представила к первой группе инвалидности.

47. Но моя болезнь - эта Идея. Она со своими силами выступает на горизонт, говорит: <Все преступления на человеке держат деньги>.

48. Теперь я буду ненормален. А ненормальному только в это время жить да свое намеченное не бросать


40. Он уходит от меня и долго с мною не говорит. А лечащий врач вообще не говорит. Я у нее спрашиваю: - почему это больной ищет себе врача, а не врач ищет больного?

41. Я у них такой больной - не по их вкусу. Им не интересно такого больного держать, кто сам хочет естественно быть врачом. Поэтому они поговаривают, чтобы такого больного убрать вон, чтобы он здесь не лежал.

42. Мне уже можно выписываться, а на работу поступать нельзя: должен ВТЭК у тебя быть над твоим здоровием, - так говорит врач. У меня I группа инвалидности. Я об этом не знал ни чуточки, - надо было лежать вечно. Но мои слова не дают им покоя, чтобы жить. Они нервничают, уходят.

43. Приходит брат Илюшка и зять Мишка. Меня им представляют как спокойного больного - шизофреника - вечно не выздоравливающего хроника.

44. Я отказаться от воли не смог. Все делает закон: сюда ввел и отсюда выведет. Мое дело двигаться да говорить с братом Ильею да с Мишкой. Оне даже не понимают истории, которая делается врачами. Это три человека большого опыта: один профессор да два доктора. Что оне предприняли? - да ничего, кроме как меня бросили в Природу. Она же меня встретила эволюционно.

45. А теперь мне делают помощь - чтобы я был на учете сумасшедших. Я с этим делом не согласен. Я сказал сам себе лично: - прежде чем быть умным, как это все люди мыслят - а по-моему не так: надо побывать дураком, а потом сделаться умным. На это дело приходится поработать над собою, чтобы от своего дела не отступить.

46. На меня набрели специалисты-психиатры, без ничего ты не поделаешь. Моя будет зависимая жизнь вся от них, оне моему здоровию анализаторы. Я с ними не в такте - не соглашаюсь, свое провожу под кличкой ненормальности, которая меня представила к первой группе инвалидности.

47. Но моя болезнь - эта Идея. Она со своими силами выступает на горизонт, говорит: «Все преступления на человеке держат деньги».

48. Теперь я буду ненормален. А ненормальному только в это время жить да свое намеченное не бросать.

Книга вторая

УЧИТЕЛЬ НАРОДА

Часть пятая


«Надо учиться жить по-новому, по-Боговому, чтобы человеку было плохо и холодно — БЕЗ одежды и БЕЗ пищи, и жилого дома. Вот чего должен добиться человек — жизни, но не смерти. Веха для этого есть в Боге, но не в человеке».

Учитель.


Глава 1

ИНВАЛИД ПЕРВОЙ ГРУППЫ ПО ВОЛЕ ВРАЧЕЙ


1. Я начал эту историю проводить, с того времени, когда шапку снял. Уже я знал и уверенно делал сам. Я мог кушать и мог совсем не кушать, особенно зимою кушать совсем не требуется в Природе.

2. Приходится верить практике. Она себя учит без природного продукта жить, который мы получачаем через труд. Если бы мы попробывали хоть один день остаться без еды и пищи, и воды да одежды и жилого дома... какое для человека одно из всех лучшее для здоровия. Это твое в Жизни продолжение.

3. На арене всей деятельности видно, что когда человек не был зависим ни от труда, ни от природного богатства — у него клетки все были здоровые, но не больные.

4. Время полазит к тому, чтобы встретить осень — последнее время года. А начнется 1936 год — он бросит назади все то, что делалось ВТЭКом.

5. Комиссия ВТЭК была при Ростовском вокзале, давал мне группу врач Солнцев. Он меня заставил вечно быть больным. Я из-под его рук остался с тем своим телом работать, перестал смело носить свою обувь, как все и всегда ее носят. Мне было приятно оставаться без головного убора и обуви. А одежду я, хоть рубашку с брюками, носил.

6. Мне выплачивала железная дорога им. Ворошилова пенсию в просфсоюзе. Я от этого не пострадал, а заставил сам себя двигаться по Донбассу, по шахтам и шахткомам. Я к ним приходил, представлял, как больной, документ.

Председатель слова не мог на меня сказать, чтобы не выписать сколько-нибудь денег.

7. Я этим сам себя и свою семью поддерживал. Даром не ходил от шахты до шахты только из-за того, чтобы там получить по заявлению деньги.

8. Мне приходилось обращаться к проводникам поездов, чтобы они меня как безбилетного взяли. Я вежливо представлялся, на мне чистенькая одежда, как у пассажира. Я понял, что мне можно будет ехать в вагоне, пока обнаружит контролер — тогда уж сам выходи из этого положения.

9. Мое перед мною дело исторически подсказывает научиться разговаривать с человеком на его тему, чтобы он меня знал как дельца своей работы.

10. Ко мне обращается блюститель порядка, он обнаружил на мне беспорядок, хотел своим законом предвратить. Он меня останавливает, он даже перед мною извиняется. Я вижу на нем такую вежливость, я не должен от такого человека отказаться лишь потому, что он меня заставил служить своею вежливостью. Она мне была по душе, я его слушался.

11. Он меня спросил, откуда я есть? Я в это время был уже ненорималени: имел инвалидное удостоверение, как железнодорожник. Я его спросил: — зачем вам? А милиционер хотел над мною поучиться: в первый раз как приводного привести в отделение милиции и сказать своему начальнику, что он, мол, меня поймал на дороге; он, мол, бежал.

12. Я шел спокойно, но я был уже в трусиках — в портфеле была моя одежда. Милиционер не проверил у меня документы — скорей в камеру приводных. Я смело туда зашел лишь потому, что это строилось на мне также, как и психиатрами. Они мне крепко помогли, чтобы я через свою работу (закалку) считался больным. Какая радость перед мною раскрылась в своей жизни.

13. Я иду в эту камеру смело знаю что это люди мои, я только за них заступаюсь, хочу чтобы они здесь не сидели. Ну что ты поделаешь с нашим та кие народом, кто много делает всяких безобразий в законе, но не умеют сами себя хранить.

14. Я тоже, когда это делал до этого времени, нелегально сам себя сохрани и хотел жить так, как живут все эти люди, которые сюда попадают. они со своею нелегальностью попались, их обнаружил сам закон — это блюститель порядка. Он обязан умением предупредить, как человек закона.

15. Есть и такие люди что тоже между нами бывают: за что-либо такое смотришь и привели, посадили — сидит вместе с нами. Не только сидит милиционер — садятся и министры всех дел.

16. А вот уж меня напрасно, я считаю, сюда привели. Я ведь не больной человек, но меня за это дело врачи признали больным. Я людям помощь даю, чтобы люди прекратили делать старое, бросили гнилые привычки, тогда-то не будет этого привода. Я по части этого дела развиваю на себе.

17. Блюститель порядка, человек закона, если он захочет жить, чтобы не простуживаться и не болеть, этого он не будет больше делать. Надо заиметь честную любовь в Природе, чтобы Природа не создала его мысль вне закона.

18. Человек будет в Мои пути учиться, он уже не будет этого делать. Его развитие будет в том, чтобы научиться за счет самого себя пожить — без чужого.

19. Блюститель меня не знал, поэтому он меня и посадил. Я ведь не испугался. Здесь всеми особенностями сохраняют человека: два раза, утром и вечером считают — боятся, берегут, чтобы задержанный не ушел.

20. Я сюда зашел самый последний из всех. Сижу, рассказываю им комические дела жизни той, которая у нас в деревне происходила; я жил очень бедно, но богатого по жизни разорял. Нам, как бедным, это прощалось.

21. А вот богатые ребята сошлись выпить. Они знали, что у вдовы Матрены есть гуси, оне пошли их заорали. Мы услышали про это — отомстили им.

22. Во время моего рассказа прокричали: кто зашел последний в камеру, тот выходи. Я сижу себе спокойно, никому ни слова не говорю, продолжаю свой рассказ.

23. Ко мне подбегает староста, говорит: «Что же ты делаешь? В нашем законе ты должен подчиняться, это наше такое теперь честное общество, выходи», — он меня заставляет.

24. Я ни слова ему не сказал: сам поднялся и пошел. Иду по дороге, всем говорю: беда моя! На воле сам себе мешаю и тут непригоден — где же быть?! Хоть крылья заимей и лети в высоту. Очень тяжело приходится жить. Это мое первое знакомство с милициею Ростовского вокзала. Они меня проверили, что я за человек.

25. Задумал я побывать в Сочах да покупаться в море. Поставил перед собою задачу: проехать до Армавира, а там пересесть. Словом, тяжелая была дорога — для меня она строилась без билета. А билет покупать нужны деньги, а мне деньги сама организация дает, помогает моему здоровию. Я не зря беру эти деньги, а для того, чтобы семье помогать.

26. Работа моя была не такая, какую я делал когда-то в своей жизни. Теперь я не думаю, чего думал раньше и не делал я теперь. Моя практическая задача — приготовить себя в чистеньком одеянии. Люди привыкли смотреть на чистоту, которая им показывала. На мне была рубашка серенькая, брюки шевиотовые в полосочку под утюг.

27. В поезд надо заходить без всякой запасной вещи. Я уже научился как сам собою жить, не так как все люди из-за одного запаса живут. Я этим не нуждался и не хочу, чтобы кто этим делом занимался, нес с собою мешки. Это показатель.

28. Я вместе с пассажирами проходил в вагон. Меня не знал проводник, он не мог меня завернуть, чтобы я не лез в его вагон: он меня считал своим. Я также по первости заставлял себя обслуживать транспорт: он меня как истца пропускал без всяких оплат, я был для него неизвестен. Только я начинал это делать для того, чтобы меня знал сам транспорт.


«Уважаемая редакция «Гудок»! Пишет вам бывший Главный кондуктор грузовых поездов Световцов Николай Григорьевич, кондукторского резерва ст. Каменоломни Ростовского отделения С.К.Ж.Д...

В начале 50-х годов я вел поезд из Лихой. На станции 3верево была проверка докуентов о грузе. Документы на поезд находились у меня, как и было положено в те времена. Моей обязан ностью было зайти в контору для проверки коммерческих документов, что я и сделал. Мне вручили путевую записку на отправление, я ее передал машинисту паровоза и пошел на тормозную площадку. Вижу, стоит человек в черных трусах богатырского телосложения. Дело было зимой, я в валенках, тулупе, да и температура где-то под 40°С мороза, а он на тормозной площадке был в одних трусах и босиком — только бесконечно перетаптывается. Только я взялся за поручни, чтобы влезть на тормозную площадку, как слышу голос: «Здравствуй, Главный. Только ты меня не боись». Я его не боялся поскольку слухи о нем ходили. Вот так мы и ехали с ним на тормозной площадке от ст. Зверево до ст. Красный Сулин, где он жил. Беседовали на все актуальные и географические темы. Он любил «киш-миш» и всегда ходил с кулечком и неоднократно предлагал мне. Почему-то он всегда шел к Главному вот в этих пригородных поездах, как их тогда называли «коломашки». А ведь он всегда был с билетом, который был в кармашке под резинкой трусов. Не узнать его было нельзя: ведь он с кульком «киш-миш» и с улыбкой на устах. Впоследствии у меня появилась догадка, почему он садился к Главному. Ведь в те времена даже в этих «коломашках» у Главного было отдельное купе. Вот Иванов и прибегал к Главному, чтобы избавиться от дотошной публики.

На ст. Новочеркасск была остановка на 10 минут. Я пригласил Иванова пойти со мной к дежурному по станции. Я там представил моего клиента. Дежурный очень обрадовался и пригласил всех сотрудников своих повидать этого чудо-Человека.

Это был момент! Работники станции остались очень довольны, что им посчастливилось увидеть этого человека, вокруг которого ходило так много легенд. Представьте себе, его щупали как какую-то неизведанную зверушку, а он только возмущался и дергал меня за китель говоря: «Главный, поехали». Милиция часто его забирала за то, что в то время ходить по городу в одних трусах не разрешалось, и даже врачи-психиатры обследовали его. Это я пишу его слова из разговора на тормозной площадке, где мы ехали, и когда я был одет и обут, а он в одних трусах и босиком, только бесконечно перетаптывался.

Он попросил тормознуть против его дома, который находился около завода. А от станции идти далеко и снегу полметра. И вот перегон Черевново — Красный Сулин, одиннадцатитысячный уклон; подъезжаем к условленному месту — машинист выполняет просьбу Иванова. Иванов прыгает в глубокий снег, подымает руки над головой, сжимая их в крепкий кулак, благодаря паровозную бригаду. А те в свою очередь, вывалившись в правое окно, удостоверились, что все обошлось благополучно и замахали ему в ответ».

(Письмо в газету «Гудок», апрель 1988 г., Световцов Н. Г., Ростовская обл., хутор Апаринский).


29. Я садился со станции Сулин, а ехать будет нужно через Ростов, Батайск и Крытловскую. Я это все проехал замечательно, меня проводник как с билетом вез. И вот, на меня набрасываются два контролера, как какие-то изыскатели.

30. Я стою перед ними и думаю: то ли им отвечать, или молчать? Подумал промолчать, сделать свое дело за счет ненормального поступка. Они сказали: он, мол, немой. А раз немой, они от меня отошли на одно время, пока поезд пришел на станцию Крыловскую.

31. Там контролер обращается к милиционеру. Он его, как знакомого железнодорожника, старался выслушать. Контролер говорит, что во втором вагоне есть безбилетный, его нужно снять. Тут как тут подходит второй милиционер, тоже слышит эту вещь. Как блюстители порядка они долж ны принять меры.

32. Идут двое они в тот вагон, в котором я их не ожидал. Они пришли, взяли меня под руки и спокойно повели меня. Я иду между двумя один, а на меня, на такого чудака. смотрят все пассажиры, их это удивляло.

33. Я не утерпел сказать контролерам: — а сколько вы меня будете водить. Они видят на мне мое притворство — стали законом наказывать физически. Я им говорю: — знаете что, Я вам не тот, о ком вы подумали, а Тот, про кого вы узнаете после.

34. Дело блюстителя порядка — выполнение закона, а мое депо — доказывать свою правоту, свой долг, который на мне развивался.

35. Я был своему начатому делу не доволен, потому что это все проходило в большом труде и переживании.

36. Обо Мне, о таком, люди ничуть не знают. И кто им за это все намеченное расскажет, если все специалисты — научные люди они не согласились с Моим приходом на земную кору. Она ведь порассадила по белому свету всех людей не одинакового порядка.

37. Больные люди мучаются многие годы с развитою болезнию, которая их держит в койке и не дает им возможности оттуда выпутаться. Они просили от Природы, чтобы им на это она прислала человека, кто бы помог им.

38. Это буду я лично со своим здоровием, со своим развитием. Я это нашел и заставил себя быть самородком. Мало того, что меня заставила ходить в такой форме — она меня заставила быть для этого отшельником.

З9. Я попробивал все щели для этого дела, не посчитался ни с чем, выступил против закона в Природе. Она меня встретила так, Как мне захотелось получить.

40. Я свою любовь раскрыл перед нею, она меня за это полюбила и заставила двигаться по Природе. Она ведь мне открыла глаза для того, чтобы видеть прямо и далеко. Мои глаза увидели тот курганчик, на котором приходилось прогнать злую маленькую змею.

41. Это ведь Природа меня сейчас поставила перед этими блюстителями порядка. Они у меня спросили, куда я ехал. Я без извинения с ними не начинал говорить. Я им сказал: — я еду в Сочи, как больной человек со своим здоровием, без всяких денег в Природе покупаться в Черном море.

42. Я много им о своем не рассказывал, а ждал от них свободы, чтобы ехать дальше от моего города. Они позво нили в Ростов-на-Дону. Я заставил блюстителя порядка с моим поступком согласиться, и на второй поезд, Ленинградский меня садит сама милиция.

43. Дальше Тихорецка я не поехал — нет за чем было ехать: мое дело видуизменяется во всех условиях, в которые я попал. Эти служаки этого порядка, кто руководит этим делом на транспорте, мое дело для них было ненормально. Оне посадили меня на обратный поезд № 19, и я на нем доехал до станции Сулин — до своего дома.