Эта книга для всех тех людей, кто встал на Путь, данный Богом, и кто нуждается в Слове Учителя Слове Истины

Вид материалаКнига

Содержание


Живые факты практики на людях
Подобный материал:
1   ...   6   7   8   9   10   11   12   13   ...   33

Глава 8


ЖИВЫЕ ФАКТЫ ПРАКТИКИ НА ЛЮДЯХ

1. Вскоре после этого меня вызывают в Ростов. Я са­жусь в Киевский поезд, вагон № 5 и еду в купе, где сидел молодой человек в военной форме, врач. Он представил себя: Данилов, главврач железнодорожной больницы. Мы стали разговаривать и из моих слов он понял, что я кустарь-одиночка со своим методом, а не лекарь. Я с ним солидарен.

2. После длительных разговоров он приглашает меня в свое хозяйство для того, чтобы я у него в изоляторе излечил больных женщин — медицина оказалась беспомощна. Од­на женщина год не ходила ногами, другая — с дизентери­ей, а у третьей — паралич. Данилов дал слово заплатить мне командировочные и написать в журнал «Медработ­ник». Я дал слово ему заглазно излечить их. Он мне пове­рил. Случайно и стихийно мне встретился врач.

3. Он сделал пересадку в Кропоткине на Краснодар, а я ехал в Ростов без пересадки. Приехал я в свой Орс в управление с Богачевым, он меня уважает как трезвого ра­ботника; бухгалтерия все проверяет да считает мне мою работу — и вот, мы идем в столовую обедать. Я думал, что моя продукция рабочим идет, а оно получилось — нет. Они питались в конторе — то, чего я присылал; дело было в обмане, меня обманывали.

4. Мне дает указание ехать в Пятигорск, сдать свое де­ло в отдел заготовок. Мне выпало ехать через Минераль­ные воды, где эта больница железнодорожная находилась. Я беру командировку и еду по делам, сам помню про обещание заехать к Данилову. Все свои силы я сосредо­точил, чтобы не провалиться там перед больными.

5. Приезжаю в Минеральные воды, выхожу: недалеко от вокзала расположена больница. Я туда защел. нянечки у меня спрашивают: « Что вам нужно? » Я им сказал: — Мне нужен главврач, товарищ Данилов. Он был во дворе со своими подчиненными, я к нему подхожу, улыбаясь; ни слова не говоря, жмем друг другу руки с приветствием. Потом он говорит: «Это кустарь-одиночка». Он все бросает, и мы идем в больницу.

6. В больнице Данилов знакомит меня с дежурным вра­чом, со всем дневным персоналом больницы, рассказывает про мои способности. Меня ставят врачом, надевают мне белый халат и ведут в изолятор к больным женщинам; изо­лятор был самый крайний от железной дороги.

7. Я беру на себя инициативу за час поставить этих женщин на ноги. Они говорят: «А что, если это правда? что же будут тогда делать наши врачи?» Данилов дал мне в помощь нянечку; я иду с ней в изолятор, захожу — вижу: лежат неподнимающиеся трупы. Я им, как больным, ска­зал вежливо с улыбкою и целью «здравствуйте». Двое мне ответили, а третья, которая с параличом, даже не посмотре­ла на меня и ни слова не сказала.

8. Эти двое согласились заниматься моим методом. А та, которая молчала, так и молчит. У нее диагноз: ревма­тизм, я этому диагнозу не верю; беру всего человека. По­просил нянечку принести в тазике холодной воды из-под крана; сейчас же ей вымыл ноги по колени, после чего положил на койку спиной, взялся левой рукой за лоб, а правой я соединил пальцы большие и держал сколько было нужно, пока она мои пальцы услышала в ногах. Я тоже стал чувствовать биение пульсации по телу, значит будет ходить с трудом. Я пошел на воздух, чтобы там набрать­ся сил, и больную заставил тянуть во внутрь воздух. Открыл все окна для дезинфекции, чтобы легче делалось зонтом, когда больная тянула воздух вовнутрь и появи­лась у нее охота встать на ноги.

9. С трудом моих рук она встала на ноги и ждет моей команды; я ее просил поднять ногу и бросить, куда она упадет. Наша больная заставила сама себя ходить по палате; а это видят, это дело — правда. А другая больная сразу бьет свою дезинтерийную болезнь; ее очень трудно удалить. Я ее заставил на это ощущение посмотреть своими глазами для того, чтобы обнаружить врага, т. е. болезнь, и дать воздуха — до отказа тянуть во внутрь. Наша больная дала отпор врагу, вызвала аппетит: попросила кружку мо­лока, она не имела права этого делать из-за болезни. При­шлось послать нянечку в столовую на кухню за молоком, чтобы больная покушала.

10. Сестры и нянечки в больнице узнали про мое лече­ние, а также и больные про это услышали, стали меня тре­бовать к себе от врача Кузнецова. Он видит неустойку от больных, скорее вызывает Данилова, чтобы он убрал ме­ня из больницы. Я узнал о ропоте больных к врачам, согласился оставить больницу без всякой претензии. Изви­нился и ушел на вокзал, чтобы отправиться в Пятигорск. Это было днем.

11. На вокзале ко мне подошла врач, больная язвой — тоже хотела получить здоровие. Я ей сказал:— мой совет для тебя будет тяжелый. Она говорит: «Выполню, чего ты скажешь». Велел ей отдать уборщице свою меховую шубу, она пырхнула и ушла вон подальше.

12. Я распростился с Овечкиным. Мне наделили район и Тихорецке, в самом городе, и все причитающиеся ста­ницы. Мне надо было заключить договора с колхозами на получение с колхоза продукции, а самое главное, надо было покупать по государственной цене у колхозника жи-нотное.

13. Я ходил тоже в волосе, обросший; мне пришлось очень много поработать над собою в Тихорецке, а самое главное — писать о живом естественном человеке, кому я строил преждевременную историю: как он должен быть при Природе, как он должен победить Природу и заставить ее служить пользой на человеческое здоровье. Я это делал на себе лично, я шел по тому пути, по которому должен пойти тот человек, кого все люди ждали,— он им принесет легкую жизнь.

14. Я писал то, что и делал вначале этот человек. Я брал лично самого себя и выводил итог, что он будет делать: ему будет нужно бросить все старые, гнилые при-иычки путем своего сознания. Он сначала проживет 35 лет моей жизни, а потом постепенно и осторожно сбросит одеж­ду, вплоть до трусов.

15. За это сознание Природа не будет ему делать ни­какого ущерба, т. е. заболевания. Он получит в себе хоро­шее, он перед этим не остановится, пойдет прямо по наме­ченному пути, он добьется от Природы, все болезни будет излечивать. Его признает весь народ за его такие качества, (а такое мгновенное и безвредное самолечение, которое лю­бому и каждому человеку будет нужно. Учение мое в Природе у самого в себе человека.

16. А Богачсв приехал, увидел мою писанину, он обратил свое внимание на нее. Меня вызывают в Ростов, я пришел на станцию, ко мне подходит уполномоченный, приглашает меня пойти с ним. Он привел меня в НКВД, к!м меня задержали — за что, про что, сам не знаю. Ночь я провел там, а утром я написал начальнику свое одобрение. (>м меня приставил к железнодорожной милиции, где меня хотели постричь — за это меня и задержали. Директор кухни Постоялкин эту проделку провел на мне, чтобы за счет кухни привели меня в порядок: постригли и побри­ли; Я сам дал согласие тем, что меня просили.

17. Я жил на частной квартире. У меня была печать, которой я отчитывался за каждый шаг своей работы. По станицам я ходил пешком, меня носили мои ноги, хотя мне надлежало иметь свою лошадь и кучера, и все содержа­ние. Я ходил по станицам, агитировал, что мы должны сделать в 1935 году между транспортом и колхозом: транс­порт будет давать необходимое колхозу, а колхоз будет да­вать транспорту продукт по рыночной цене.

18. По любой погоде я ходил уже босой, все равно зима или лето — я быстрее пробегу от станицы до стани­цы, чем ехать на лошади. Я не делал никаких расходов, кроме как только расходовал законно государственные деньги. Я получал всего 200 рублей, в то время было труд­но жить. Я заключал договора с колхозами и проводил эту компанию; с оборота я получал проценты, в чем и выра­жалась моя жизнь.

19. Я даром не сидел ни в Тихорецке, ни в станице; я писал очень много об одном Человеке, выводил итог, когда он в Природе должен сделаться хозяин.

А сейчас он подчинился: сказал «постричься»; ты, говорят, в коллективе — ничего не поделаешь, попал в воронье стадо, то по-вороньему каркай. Я не ворона, чтобы рот разевать и сыр терять. Я ничего не терял, а шел прямо не сворачивая.

20. Я поставил свою практику в колхозах великолепно на больных стонущих людях, я никогда не забывал свой найденный долг перед каждым больным человеком.

Я приехал в станицу Терновую как уполномоченный по децентрализованному порядку заготовок; мне рас­сказали, сколько и какие есть колхозы, говорят колхоз «Красноармеец»— богатый и председатель там неплохой. Я пошел туда пешком, босиком — так легко бегать из одно­го колхоза в другой.

21. Не дошел до правления, вижу — вышел молодой че­ловек 25 лет, я вижу на нем дефект, он без руки; Беда у него напала сибирка. Он руку завязал, повесил на шею, не иначе как приготовился умирать. Я у него спросил, он мне рассказал про свое горечко: весна в разгаре, рабочей силы не хватает, а его Природа уловила — наказала каким-то нарывом, а у самого на глазах слезы, ему не дают они разговаривать.

22. Я ему говорю:— а ну-ка, пойдем со мной в управ­ление; я тоже хочу похвалиться перед колхозниками, что я не даром сюда попал, меня Природа прислала. Входим в управление, а председатель в степи, только служащие там свою работу производили. Я этому конюху большой палец развязал, он у него чуть не лопается, от нарыва блес­тит.

23. Что наши врачи делали бы?— ножом резали. Я го­ворю:— зачем болезни капризничать? К ней нужно умело подходить и осторожно, чтобы не зацепиться за нее, а то может перескочить на тебя. Это враг, которому не научи­лись дать отпор; а он есть и был в Природе, только он дале­ко от нас находится в высоте, а набрасывается на нашу землю и делает предупреждение, как вот этому конюху.

24. Я его палец массирую спокойно и легко, так что наш палец моментально сменил свою форму. А конюх по­смотрел на свой палец вовнутрь своими глазами и мнением ощупал и потянул воздуха вовнутрь в себя. А я не бро­саю подходить к действительности; наш палец за какую-то минуту оказался тряпка: тут надо на все умение. Конюх без всякого разговора берет меня за руку и ведет к себе домой и жарит сало с яичницей.

25. Вот какие дела проходили меж мною и конюхом. Он говорит, ты, мол, Господь. А сколько таких страдаль­цев бедных поумирало без всякого знания! А теперь мы подходим к этому делу, начинаем ворачивать свое прежнее здоровне назад. Это только начало, а конца не видать та­кому.

26. В станице Фастовой молодая женщина, которой работать бы в колхозе в политотделе без всякой усталости, лежала в постеле больная, лихорадка у нее. Я ее спраши­ваю:— ты желаешь работать в степи? Она отвечает: «Как же, только и заработать трудодни». Тогда-то я ее от лихо­радки излечил, она сейчас же брызнула в степь. У ней проявилась охота не лежать — вот какие мои пробуждения.

27. Я стал перед здравотделом ходатайствовать, чтобы в больнице мне поставить на ноги больного. Я его не знал, сами врачи представили мне подоплеку: я провалился на нем через то, что ему всю жидкость выбрали из позвоноч­ника, он ногами не ходил, поэтому я ничего не сделал в этом деле: я когда узнал про выкачку, сейчас же отказался от этого больного.

28. На это дело надо способности иметь, это одно. А по­том надо уметь попросить больного, чтобы он сделал то, че­го следует. Может быть, я и восстановил бы того боль­ного, но в больнице в таких условиях, в которых он лежал, я бы не посоветовал любому врачу туда попадать, хотя и с ним такое случается, они помирают также, как и другие бедные.

29. С этим больным я крепко подкачал, обо мне за­говорило радио — я не мог оправдать себя перед народом, ошибся там без всякой подготовки, на «авось» надеялся. Теперь не обдурят меня, я врачам не поверил и мне в больницу идти незачем — это ведь вечная могила.

30. Эта больница устроена с условиями тому, кто не знает что нужно над собою делать, он туда едет умирать. Это хорошо, что он вернется назад — еще поживет. Боль­ной верит прислугам.

31. Врачи прокричали по всему Тихорецку, что я не уполномоченный, а лекарь, кому не нужно верить. Раз та­кое дело прокричало по всей местности, то тогда моя орга­низация отзывает меня уже после всей подготовленной мной работы. Я не знал, что делать: вся моя работа пропала, весь мой труд остался позади.

32. Я рассчитываюсь с бухгалтерией, получать надо до­кументы — и лети дальше по пути. Я задержал свой рас­чет: неправильно оформлены на 375 рублей документы. Что и заставило подать в Контрольную комиссию Азово-Черноморского края, чтобы разобрались с таким непра­вильным сокращением. Я имел право лошадь нанимать за любую цену, лишь бы был счет заверенный. А я в это время, где невозможно по грязи ничем добираться, ходил пешком.

Стало известно и прокурору: как же деньги? А деньги расходовались по назначению, правильно. Только непра­вильная печать домоуправления: сам расходовал на дорогу и оплачивал за то, что разумши совершил этот труд, не приняли сознательно. Я же сам признался после того, как бухгалтерия уже приняла отчет. Я вижу, что неправда меня гонит с дороги.

33. Я был тогда силен бороться против такого по­ступка: хотели административно сократить. Но ничего тут не поделаешь, надо разобраться в Контрольной комиссии. Я их своею просьбою попросил, чтобы в лице моего хозяина Богачева моего начальника по снабжению и юриста ра­зобрался сам председатель Комиссии Чернов. А Богачев сказал, что я ничего не делал у них, кроме как о каком-то человеке писал. Да о самом себе я писал, что я этого делал и сделаю то, о чем не перестанут всегда обо мне говорить ученые. Богачев интересовался моею наукою, но чтобы поддержать — он меня не поддержал, а заставил сам себя на комиссии — я снял всю одежду и ушел из Ростова для истории в степь, чтобы люди знали за мои дела. А в людях была вся сила, не во мне, они меня встречали и про­вожали. Вот какие дела наши перед законом всей Матери-Природы, она нас всех ведет туда, где человек никогда не бывал.

34. Мое дело такое — бить по всем швам. Раз напал на след, отступать от своего найденного нельзя никак, только нужно подсучить рукава и ими гнать от себя всех. Я про­шел по городу Ростову, по Нахичеваню — ни один блюсти­тель не встретил. А одежда моя попала во второе отделение милиции, в угрозыск. Одежда моя дорога, а человек зачем нужен такой? Тебе дорога одна: если не умрешь, так пропа­дешь. Нужно так научиться, чтобы одежда и человек были живы оба. Так оно и получилось со мною в пути.

35. Пришел я к одному хозяйству, нашел директора, к нему обратился в такой форме, чтобы он принял в свое хозяйство переночевать. Он меня послал к фельдшеру, говорит: «Там перебудешь ночку». Прихожу к фельдшеру, представился, стал ему всю правду рассказывать. Он меня долго-долго слушал со вниманием.

36. Он хотел работать в этой системе, но всему этому не верит, что враг любого человека есть болезнь, а помощник этому делу я. Ему стал свои жизненные факты пока­зывать:— вот из-за чего я иду, только из-за этого; это моя наука заставила в этом деле конаться. Меня выгнали люди, пойду «куда глаза глядят», пусть умру на веки веков. Я ему это все сказал, мне фельдшер не нашел что сказать.

37. Всю эту ночь я продумывал на кушеточке у фельд­шера: буду идти до тех пор, до того времени, пока кто-либо встретится и приберет руками — я должен попасть к ним.

Ничто меня не ждало, только это в Природе мое все бо­гатство то, которое я видел и на него надеялся как на какую-то гору.

38. Встаю рано, чуть свет, на зорьке; а мой хозяин заставил жену готовить для меня завтрак. Он для меня не нужен, я поблагодарил, с извинением его оставил. А сам держусь запада. Мне надо было подниматься на курганчик, я к нему быстро побежал, это была моему сердцу великая радость на пользу моего здоровья, я его заставил быть метеором.

39. Я взошел на этот курганчик, глянул в белый свет, увидел вдали человека на моем пути. Я к нему подо­шел быстрыми шагами со своею смелостью — он вяжет ру­ками в пучки дерезу. Судьба заставила его это делать. Он прошлый хозяин-индивидуалист. Я ему сказал:—это не слава твоя в жизни. Он мне ничего не сказал.

40. Я двинулся дальше по направлению солнышка. ' Я выбрал такое место, чтобы постоять да пропечься своим бронзовым телом. Местность была недалеко от дороги в Ростов, по которой шли машины с сеном; я их видел, встре­чал и провожал, передавал привет, чтобы про меня такого истца не забывали.

41. Раз я ничего не сделал на своей возложенной работе, то пусть спокойно хранят мою мертвую одежонку в порядке. Значит, я не человек для Богачева, а он ведь видел и понимал о чем я пишу, но только до его головы не доходило. Зачем обижаться, если надо идти.

42. Приходится идти, не жалея ног. Люди везде и всюду поймут меня, что я за такой человек в жизни. Я самородок, новатор этому делу, только это новатор­ство никто не хочет поддерживать: нужно подражание ко­му-либо из видных людей, а что это за такое мое дело? — вот, стою в степи и никому себя не показываю.

43. Я научился полезное творить, теперь нужны па­циенты, а их мало на мою науку — еще не верят, что она такая есть мгновенная, легкая, полезная и безвредная.

44. Я долго не задерживался, старался дальше пройти по этому пути. Поднимаюсь в самое жаркое обеденное время, когда все прятались от солнца; потом спускаюсь в балочку, где был ставок для овец. Я тоже был для При­роды овца бесхозяйственная, и идущая по условиям - по­чему не ввалиться в воду и там полежать?— это пре­лесть!

45. Искупался, полежал и полез на бугорок, взял на­правление на Кошкпно в Несветан село, где /кили нацме­ны — армяне. Это уже Новочеркасская земля, Ростовская область сбоку. Я шел по колючкам; набрел на овечье стадо с пастухом. Овцы при виде меня окружили своего хозяина и стоят, а пастух не видит меня, он был слепой, по ощупу своих ног стадо пас. Я говорю:— здесь есть и человек. Он повернулся ко мне лицом и говорит: «Да без хозяина и товар плачет». Я в свою очередь свои слова говорю ему:— а хозяин Природы подходит? Он отвечает: «Если вы хозяин Природы, то помогите моему зрению, чтобы так я смотрел, как до этого».

46. Я пролез к нему через овечье стадо, спрашиваю у него:— что ты за человек? Он обижено был раскулачен в человеческой жизни. Я взял под свои руки своего мозга, через его руки своими руками и устными словами открыл физические его глаза; он смотрит. Как,он был рад после этого, что я над ним проделал. От радости он мне свой кусок зачерствелого хлеба дал. Я эти дары заработал. Больше всего просьбою просил, умолял, заставлял, чтобы он тянул в себя воздух до отказа.

47. Я был над ним Учитель, учил хорошему намере­нию: забудь навсегда ненависть за хорошую сторону свою, а хорошее другому, и сейчас восстанови и делай в лице мое­го суда — больше не будешь никогда судим.

48. Село Кошкино Несветай такого еще в жизни своей не видало и не встречало. Мне приходилось по колючкам пробираться до села, а само село было впереди на косо­горе. Я шел и старался человека встретить, чтобы с ним по­говорить, но его не было видно. И вот, по дороге идут три девочки, убраны по национальному обряду: на них их платки развеваются, а тела преют от пота.

49. У них явилось желание со мною говорить, я тоже не отказался отвечать на их вопрос: они интересовались узнать о моей тайне. Я им ее не раскрыл, а вежливо с ними разговариваю, спрашиваю есть ли у них на хуторе кто-либо больной? Где их нет — везде и всюду они есть.

50. Тут же одна из них вспоминает про свою бли­зкую тетку, у которой на глазах веки не открывались, а глаза здоровые. И девочка просит меня зайти к тетке. Я по­шел в ее двор, как какой-то лекарь. Это меня сама Природа послала, чтобы я оставлял следы истории, а история уже следом идет, хочет себя показать на таких тетках, как перед мною стояла.

51. Я на нее посмотрел по всей внешности, ринулся внутрь ее тела, порылся в ее мозге, а потом в мозжечок перебрался и полез по хребту по нитям до самых ног и до пальцев конечностей. Там я все пролазил, вернулся назад — до самых рук, а потом полез в грудную клетку, побывал в сердце, в легких, а потом добрался до живота, до желудка основного и прошел по всем кишкам. Моя эта вся работа первая: попасть в рот, а выйти в задний проход. Это самолечение с теоретической стороны.

52. А практически своими пальцами я держал только ее глаза, пока тетечка сказала, что слышит мой палец. Я спро­сил ее, а какой она свет видит в глазах? Она ответила: черный свет, серый, синий свет — глаза были верные. А я тогда своим мозгом пробирался по той местности, по ко­торой приходилось самому умирать. После всего этого открылись ее глаза.

53. Я в этом хочу себя прославить. Они посчитали меня святым человеком. Я им не признавался, кто я таков, но знал, что когда я был в их хуторе еще при царе, они жили нехорошо. А сейчас советская власть заставила отдать пло­хое для того, чтобы жить хорошо. Поэтому я их оставил в покое, а сам брызнул через балку на русское село. Армянам свое впечатление оставил.

54. А за мной погоню устроили те люди, которые хотели меня прибрать к рукам закона; они посчитали меня за бес­призорника. Я ушел через реку к Генеральному селу. Про­брался на хуторок; люди мое тело обнаружили, стали сме­яться. Я переживал, не кушал, не пил воды, все испытывал силы свои.

55. Я остановился на кургане, на независимом месте, стал думать про свое дело. Ко мне три тракториста черных в мазуте подошли и на расстоянии стали у меня спрашивать, что я за человек такой? Я им стал правду рассказывать как раз перед заходом солнца. Они меня слушали, хотели мне помочь, пригласили к себе в будку.

56. Я долго не соглашался, а потом согласился пойти. На стене в будке висел портрет Сталина. Я умел говорить, умел отвечать. За мое хорошее они меня покормили своею полевою пшенной кашею; Я тут же сдался — после еды у меня образовался сон. Я заснул. Меня трактористы на свою сторону переманили, за мой рассказ сделали зависимым человеком ПРОИГРАЛ Я СИЛЫ ВОЛИ НЕЗАВИ­СИМОСТИ.

57. А тогда проводилась кампания: всех нетрудоспо­собных попрошаек, пьяниц убирали с дороги. II я попал. Слышу голос говорит в мой адрес: «Кто вам давал такое право в бригаду советскую приглашать незнакомого че­ловека?».

58. Я тогда поднимаюсь и говорю:— Я человек совет­ский. Знаю хорошо, что мой поступок правильный. Если вам не угодно, чтобы я здесь находился, то разрешите вас оставить. Сам ринулся в темноту ночи. Мне делают преду­преждение, за мной бежит сам председатель, ловят рукой мою руку и говорят: «Ты нам будешь нужен, мы таких лю­дей подбираем». Ну что ж, я от этого не отказался.

59. Неужели мое народу помешало? Я не бунтовщик этому делу, а самосохранитель. Меня усаживают в задок линейки, и мы поехали,— куда я не знал. По дороге секре­тарь парторганизации спрашивает сквозь зубы: ты, мол, спаситель? Я ему ответил:— и даже тебе не желаю, чтобы ты был спасителем. Он попросил меня, чтобы я рассказал то, чего я не знаю. Он слушает, а я ему рисую картину: что делается не на небесах, а на земле. Он выслушал, что у нас в нашем социалистическом хозяйстве творится. Говорю ему:— А меня не беспокойте по вашей дороге идти.

60. Ничего ты не поделаешь с судьбою. Зря меня не забрали, а с каким-то намерением. Луна освещала дорогу, я вижу что везут в Генеральное село. Оно должно хотело в истории быть. А люди рыдали, говорили: повезли сами не знаем кого. Привезли меня в бригаду конюхов, велели им стеречь. Я зашел, увидел на стене ружье, вежливо попросил убрать его от стены.

61. Тут были люди постарше — кучер, председатель; а помоложе — секретарь колхозной ячейки, комсомолец. Люди всю ночь меня слушали, я им рассказывал, как мы будем в Природе все до одного хозяева: учение мое незави­симое, легкое — холодное и плохое, которое нам впослед­ствии откроет хорошее. Умная мудрость прорвется и цель свою найдет, за это сумашедшего получит, но своего добьется.

62. Договорились с директором МТС, чтобы он порань­ше отвез меня в милицию к участковому за 12 км. На восходе солнца я холодной водой искупался во дворе, тело свое от утомления пробудил, хожу взад и вперед — жду. Вот, быстро ко мне полуторка-автомашина подъехала, оста­навливается; из нее выходит директор МТС — толстого сложения человек. Он приехал за мной, чтобы отвезти. Я у него спрашиваю:—а вы меня знаете, кто я таков есть? Я таких командиров, как ты, пятьдесят человек убил. Он, не говоря ни слова, сел в машину и уехал.

63. А я остался на своей дороге не движимый с места. Я показываю людям тучечку на небе, я ею доказываю: если мое учение между людями будет, то эта тучка на гла­зах наших исчезнет. Мы туда все свои умы направили — время быстро убрало тучку. Я в это время эту историю раскрыл.

64. Подходит в это время ко мне 3-х летний маль­чик, несет пышку в сметане и старается подойти ко мне и дать мне этот дар. Я его поблагодарил, спасибо сказал, но пышку не взял, а попросил его тому человеку ее отдать, кто это задумал сделать. А я и без этого не умру.

65. Председатель сельсовета свою линейку представил, запряженную нарой лошадок, хотят меня как преступ­ника отвезти. Мне подносят веревку, чтобы я ехал связан­ный; я мог это допустить, но не захотел. Сели на линейку и покатили. Меня везет комсомолец, он мой телохрани­тель, он не виноват — это такое время. Я нарочно устроил побег, а за мною погоня вслед; я остановился и больше не убегал.

66. Комсомолец очень спешил от меня отвязаться, ста­рался доставить меня к участковому, эта его задача за­ставила всех обо мне знать. Мы приехали к участковому, которому доложили, что поймали голого человека в степи. Милиционер сейчас же принял меня к себе в кабинет, как услышал, что я голый.

67. Он позволил мне зайти в кабинет и тут же взялся меня за мой поступок наказывать: побить по голове, что я по колхозной земле хожу. Он меня со всех сторон сек своими словами, он на меня нападал: «Сейчас все люди работают, а ты чего шляешься?» Я молчал, он просчи­тался. В Природе два раза никто не отвечает — обижен, а обязательно раз. Я узнал, что Природа служит пользой живому человеку.

68. Участковый крепко ошибся на мне, но пусть немно­го потешится; он таких людей не встречал. Он воспитывает в духе своего грубого дела да с нецензурным ругатель­ством — участковому не хвала. Долго он свои слова перед мной развивал в пользу свою. Я стою, ни слова не говорю: кто кого переборет. Прежде чем быть умным человеком, надо побывать дураком. Наконец, он устал. Пришла моя очередь говорить с первой буквы «а» и до последней «я».

69. Я с извинением спросил у него:— как, начитался? Он молчит. Я ему стал говорить за тот народ, который надо будет своим сердцем любить, а ты заставляешь,— я ему говорю, чтобы тебя боялись. Я ведь не из таких, как ты. Надо научиться не мешать человеку, а обязательно помо­гать, милый мой начальник; я искал и ищу для будущего. Я ведь слуга.

70. Я говорю:— недалеко от вас хозяйство Ростовского района: оно возглавляется Алимовым и Борецким, я у них есть уполномоченный. Участковый сейчас же сменил свое действие, звонит по телефону туда, выясняет есть ли у них такой-то? А прокурор требует сактировать меня, как непригодного человека. Участковому отвечают: «Это наш работник, называют по имени-отчеству».

71. Мы с ним сейчас же собираемся и идем по лугу вдвоем по Природе, разговариваем, слушаем жаворонков. Участковый говорит: «Я видел очень много странностей». Он старался перед мною отчитаться, как будто он считал, что за мною сила. Мы с ним поднялись на косогор, а там нас встречало хозяйство.

72. Я переночевал ночь в помещении, где были за­ключенные, они работали в этом хозяйстве. Утром рано я собрался ехать вместе с машиной сена в Ростов. Меня провожают, хотят чтоб я вернулся в контору. Я больше там не числился, но делать нечего. Я потребовал от агронома, что­бы он дал мне справку такую, и я мог бы благополучно доехать до Ростова.

73. Шофер доставил меня до конторы. Я возле нее выступил против нехороших людей — и меня посчитали за это контреволюционером. А в Ростове одежда меня ждет и хотят с мною разобраться, как с человеком одним, кто эту систему хочет перестроить.