В. В. Виноградов Очерки по истории русского литературного языка XVII-XIX веков издание третье допущено Министерством высшего и среднего специального образования СССР в качестве учебник

Вид материала

Учебник

Содержание Терминологии (административной R. van der Meylen.

Подобный материал:

• Г. Г. Почепцов Теоретическая грамматика современного английского языка Допущено Министерством, 6142.76kb.
• В. Г. Атаманюк л. Г. Ширшев н. И. Акимов гражданская оборона под ред. Д. И. Михаилика, 5139.16kb.
• A. A. Sankin a course in modern english lexicology second edition revised and Enlarged, 3317.48kb.
• Автоматизация, 5864.91kb.
• А. М. Дымков расчет и конструирование трансформаторов допущено Министерством высшего, 3708.79kb.
• В. И. Кузищина издание третье, переработанное и дополненное рекомендовано Министерством, 5438.98kb.
• Н. Ф. Колесницкого Допущено Министерством просвещения СССР в качестве учебник, 9117.6kb.
• А. Б. Долгопольский пособие по устному переводу с испанского языка для институтов, 1733.75kb.
• В. К. Чернышева, Э. Я. Левина, Г. Г. Джанполадян,, 563.03kb.
• В. И. Королева Москва Магистр 2007 Допущено Министерством образования Российской Федерации, 4142.55kb.

- 54 -

ском произношении, при отсутствии резких особенностей провинци­ального консонатизма (вроде цоканья, шепелявости, диалектальных отличий в произношении вит. п.), продолжалось, главным образом, в области вокализма (а также и в морфологии), брожение северно­русских и южнорусских элементов. Так, проф. Е. Ф. Будде отметил, что «со времени приблизительно Алексея Михайловича» (т. е. с по­ловины XVII в.) устанавливается в московской письменности более частое правописание имен, вроде: Антоней, Александр, Афанасей, Андрей и т. д. через а, а не через о. Проф. Будде поставил эту гра­фическую черту в связь с более резким обнаружением диалектальных южнорусских особенностей в московском говоре этой эпохи '. Ср. яр­кое аканье в языке писем Алексея Михайловича к стольнику Матюш-кину²: сказавою; спроси о здоровья; звать Никулаю, утак и т. п.; в «Письмах и бумагах Петра Великого»: великое сумнения (1, 44); нижнея слова — им. ед. ч. (1, 5) и др.; денех (3) и т. п.; ср. отсутст­вие члена в языке Петра I при частом употреблении его в фамильяр­ном стиле у Алексея Михайловича и мн. др. ³

По верному замечанию Б. А. Ларина, «язык Москвы XVII в. был очень пестрым, разнородным... Там сосуществовали, то смешиваясь, скрещиваясь, то взаимно отталкиваясь, размежевываясь, разные феодальные диалекты (областные и городские — классовые) и многие разнородные языки восточных и западных народов»*¹.

Таким образом, произношение образованных слоев общества еще не было регламентировано, не было «олитературено». Твердых и обя­зательных норм общего «национально-разговорного» языка еще нет. Ярким выражением этой фонетической и орфографической ненорми­рованное™ городской устной, речи является изданный Алексеем Ми­хайловичем в 1675 г. указ, в котором объявлялось, что «будет кто в челобитье своем напишет в чьем имени или прозвище не зная право­писания, вместо о — а, или вместо а — о, или вместо ъ — ь, или вме­сто & — с, или вместо и — i, или вместо у—о, или вместо о — у, и иные в письмах наречия, подобные тем, по природе тех городов, где кто родился, и по обыклостям своим говорить и писать навык, того в бесчестье не ставить»⁴.

Таким образом, основными процессами истории русского литера­турного языка во второй половине XVII в. являются: 1) распад сис­темы церковнославянского языка; 2) рост юго-западного (украинско­го) и западноевропейского, преимущественно латинского и польского, влияния на русскую литературную речь и 3) расширение литератур­ных функций живой русской речи и письменно-делоБсго языка *².

' См.: Будде Е. Ф. Некоторые выводы из позднейших трудов по великорус­ской диалектологии.— В кн.: Юбилейный сборник в честь В. Ф. Миллера. М , 1900, с. 50.

² Собрание гшеем царя Алексея Михайловича. М., 1856.

³ Ср.: Боюродицкий В. А. Московское наречие двести лет назад. Казань.
1902.

⁴ Полное собрание законов Российской империи, т. 1, с. 1000, § 597. Цити­
рую по П. И. Житецкому: К истории литературной русской речи в XVIII в.,
с 13. Ср. также: Симони П. К. Русский язык в его говорах и наречиях. СПб.,
1899, вып. 1, с. 2.

— 55 —

И. Смешение стилей в русском

литературном языке до середины XVIII в.

Роль приказно-канцелярского

и профессионально-технических

языков в этом процессе. Образование

новых литературно-художественных

стилей повествования и лирического

выражения

§ 1. УСИЛЕНИЕ ЗАПАДНОЕВРОПЕЙСКИХ ВЛИЯНИЙ И НОВЫЕ ИСТОЧНИКИ ИХ

В русском литературном языке начала XVIII в. продолжают раз­виваться те тенденции, которые резко обозначились во второй поло­вине XVII в. Однако рядом с ними возникают новые явления, сви­детельствующие не только о борьбе с церковнокнижнои культурой во имя живой русской речи, во имя стилей официально-светской речи, канцелярского, приказно-юридического языка и специально-техниче­ских диалектов, но и о попытках создания новых форм национального русского выражения, сближенных с западноевропейскими языками и свидетельствующих о более широком влиянии европейской культуры и цивилизации. Польский язык еще сохраняет на некоторое время для высшего общества роль поставщика научных, юридических, ад­министративных, технических и светско-бытовых слов и понятий. Многие полонизмы являются отслоениями заимствований предшест­вующей эпохи. Польская культура продолжает быть посредницей, через которую идет в Россию багаж европейских понятий, груз фран­цузских и немецких слов. В предисловии к «Лексикону латинскому» Максимовича заявляется: «...сице со временем утвердися, яко за обы­чай и закон учити и учитися языку латино-польскому есть при-усвоено» '. Однако количество переводов с польского языка сократи­лось. «Существенная разница между допетровской и петровской эпо­хой,— писал акад. А. И. Соболевский, — заметна лишь в одном. До Петра переводы с польского, — обычное дело, многочисленны; при Петре их уже почти нет: увеличившееся знакомство с латинским и вообще с западноевропейскими языками позволило нам усилить пе­ревод прямо с оригиналов, минуя польское посредство»''. Польское влияние начинает уступать в силе влиянию немецкому. Польский и латинский языки, некоторыми своими формами уже довольно глубоко

¹ Цит. по: Пекарский П. П. Наука о литературе при Петре Великом. СПб.,
1862, т 1, с. 194.

² Соболевский А. И. Переводная литература Московской Руси XIV—
XVII вв. СПб., 1903, с. 81.

— 56 —

внедрившиеся в систему русской книжной и разговорной речи выс­ших классов, создают апперципирующий фон для дальнейшей евро­пеизации русского литературного языка, для развития абстрактных понятий в его семантической системе. Латинский язык сыграл гро­мадную роль в процессе выработки отвлеченной научно-политической, гражданской, философской терминологии XVIII в. Ср. в словаре В. К. Тредиаковского *' при «Слове о мудрости, благоразумии и доб­родетели»: естественность — essentia; чистый разум — purus intellectus; чувственность — sensatio: предлежащее — objectum; возносителъная— relative; естественное натечение — influxus physicus; искусство — ехре-rientia; право естественное — jus naturae; провидение — providentia; разумность — intelligentia; само зрительное — intuitivum; умозритель­ные— theoretica; деятельные—practice; вероятный — probabilis; су­щее— ens; философия умственная — rationalis; нравственная — moralis; естественная —naturalis; распростертие — extensio; очертания — figura; самостоятельные — absolute; оооюдужителъные — amphibia; общест­во— societas; и т. п. Ср. также в «Реестре памятствуемых речений», приложенном к сделанному Гавриилом Бужипским *² переводу книги Самуила Пуффендорфа «О должности человека и гражданина» (1726): самоволие — spontaneitas; средствия — media; приличное — decorum; обыкновение — consuetudo; вменение — imputatio; правило — norma; установление или узаконение — decretum; обязательство — ob-ligatio; закон естественный — lex naturalis; положительный — positive; нападатель, или наступатель, — agressor; винность — culpa; средствен-но или непосредственно — mediate vel immediate; неопределенно или определенно — indefinite vel definite; договоры — pacta; прилог — con-ditio; повеление, или вверение, — mandatum; страсть — affectus; при­рода— indoles; закон утвердительный — praeceptum affirmativum; от­рицательный— negativum и др. под.

§ 2. ЗНАЧЕНИЕ ПЕРЕВОДОВ В ПРОЦЕССЕ ЕВРОПЕИЗАЦИИ РУССКОГО ЛИТЕРАТУРНОГО ЯЗЫКА

Усиленная переводческая деятельность Петровской эпохи, на­правленная в сторону общественно-политической, научно-популярной и технической литературы, вела к сближению конструктивных' форм русского языка с системами западноевропейских языков.

Новый быт, расширяющееся техническое образование, смена идеологических вех — все это требовало новых форм выражения. Новые интеллектуальные запросы общества удовлетворялись с помо­щью перевода на русский язык понятий, выработанных западноевро­пейскими языками, или с помощью словарных заимствований.

Правда, в начале XVIII в. влияние западноевропейских языков на русский литературный язык было еще внешним, неглубоким: оно выражалось более в усвоении слов-названий, в заимствовании терми­нов и в замене русских слов иноязычными эквивалентами, чем в са­мостоятельном развитии европейской системы отвлеченных понятий.

Элементы того же словесного фетишизма, которые сохранились в отношении русского общества к церковнославянскому языку, пере-

— 57 —

носились на терминологию, лексику и фразеологию западноевропей­ских языков. Ф. Поликарпов в своих замечаниях переводчика к «Гео­графии генеральной» (1718) писал: «Речения... терминальная грече­ская и латинская оставлях не переведена ради лучшего в деле знания, а ина преведена объявлях, заключая в паранфеси (т. е. в скобки)... Многие же и пременно писах ради лучшего учащимся вра­зумления, яко же на приклад рещи: ангуль — угол; екватор — у рае-нмтель»¹. Таким образом, борются две тенденции: механическое за­имствование европейских терминов и их перевод на русский или цер­ковнославянский язык. При обучении «всяким художествам и веде­ниям», при освоении «математических и архитектурных, и городо-строительных, и всяких ратных и художественных книг» вопрос пере­вода европейских терминов и понятий был особенно затруднителен. Интересен рассказ Вебера о переводчике Волкове, который покончил жизнь самоубийством, отчаявшись перевести на русский язык фран­цузские технические выражения по садоводству (из «Le jardinage» de Quinliny)². Предписание Петра Великого было «остерегаться», «дабы внятнее перевесть, и не надлежит речь от речи хранить в пе­реводе, но точию сенс выразумев, на свой язык уж так писать, как внятнее»³. Перевод специальной технической и научной терминологии в ту эпоху был сопряжен с почти непреодолимыми трудностями, так как предполагал на\ичие внутренних смысловых соотношений и соот­ветствий между русским языком и западноевропейскими языками. «Ежели писать их (термины) просто, не изображая на наш язык, или по латинскому и немецкому слогу, то весьма будет затмение в де­ле»⁴,— писал переводчик Воейков. Отсюда, естественно, вытекали правительственные заботы о создании кадров переводчиков, знаю­щих иностранные языки и практически знакомых с какой-нибудь отраслью техники ⁵:

Но даже опытные переводчики не могли преодолеть сопротивле­ния языкового материала. В русском языке еще не хватало семанти­ческих форм для воплощения понятий, выработанных европейской наукой и техникой, европейской отвлеченной мыслью. Брюс *- писал о «Брауновой артиллерии»: «Творец тое книги такой стилус во оной книге положил, что зело трудно его мнение разуметь...»⁶ Тот же

¹ Цит. по: Пекарский П. П. Наука и литература при Петре Великом. СПб.,
1862, т. 2, с. 433.

² См. там же, т. 1, с. 226.

³ Там же, т. 1, с. 227 *'.

⁴ Цит. по: там же, т. 1, с. 233, ср. с. 298.

⁵ «Для переводу книг зело нужны переводчики, особливо для художествен­
ных, понеже никакой переводчик, не умея того художества, о котором переводит,
перевесть то не может; того ради заранее сие делать надобно таким образом: ко­
торые умеют языки, а художеств не умеют, тех отдать учиться художествам, а
которые умеют художества, а языку не умеют, тех послать учиться языкам...
Художества же следующие: математическое хотя до сферических триангулов, ме­
ханическое, хирургическое, архитектур цнвилис, анатомическое, ботаническое, ми-
литарис и прочие тому подобные» (Указ от 23 января 1724 г.).

⁶ Цит. по: Пекарский П. П. Наука и литература при Петре Великом, т. 1,
с. 293,

— 58 —

Брюс такими красками изображал трудности перевода «филозофо-математической» книги: «И понеже во оной из субтильнейших частей ума человеческого представляется, того ради, наипаче ж от зело спу­танного немецкого штиля, которым языком оная писана, невозможно было переводом оныя поспешить, понеже случалось иногда, что десять строк в день не мог внятно перевесть»¹. Политехнизация языка ос­ложняла и углубляла систему светско-деловой речи.

§ 3. ОСВОЕНИЕ ЗАПАДНОЕВРОПЕЙСКОЙ

ТЕРМИНОЛОГИИ (АДМИНИСТРАТИВНОЙ,

ОБЩЕСТВЕННО-ПОЛИТИЧЕСКОЙ, ВОЕННО-МОРСКОЙ,

ПРОИЗВОДСТВЕННО-ТЕХНИЧЕСКОЙ

И НАУЧНО-ДЕЛОВОЙ)

Язык Петровской эпохи характеризуется усилением значения офи­циально-правительственного, канцелярского языка, расширением сфе­ры его влияния. Процесс переустройства административной системы," реорганизация военно-морского дела, развитие торговли, фабрично-заводских предприятий — все эти исторические явления сопровожда­лись касаждением новой терминологии, вторжением потока слов, направляющихся из западноевропейских языков. «Европеизация» русского языка носила ярко выраженный отпечаток правительствен­ного режима. Так, меняются термины административные, которые шли по преимуществу из Германии (становившейся в то время во многом образцом полицейского государства). Оттуда взята табель о рангах. Оттуда двигаются такие слова, как ранг, ампт (ср. почтамт), патент, контракт, штраф, архив, формуляр, архивариус, нотариус, асессор, маклер, полицеймейстер, канцлер, президент, ордер, социе-тет, факультет и т. п. Эти административные термины, по подсчету Н. А. Смирнова², составляют почти четверть заимствованного в ту эпоху лексического инвентаря. «Появляются теперь администратор, актуариус, аудитор, бухгалтер, герольдмейстер, губернатор, инспек­тор, камергер, канцлер, ландгевдинг, министр, полицеймейстер, пре­зидент, префект, ратман и другие более или менее важные особы, во главе которых стоит сам император. Все эти персоны в своих ампте, архиве, гофгерихте, губернии, канцелярии, коллегиуме, комиссии, кон­торе, ратуше, сенате, синоде и в других административных учрежде­ниях, которые заменили недавние думы и приказы, адресуют, аккре­дитуют, апробуют, арестуют, баллотируют, конфискуют, корреспон-дуют, претендуют, секондируют, трактуют, экзавторуют, штрафуют и т. д. инкогнито в конвертах, пакетах разные акты, акциденции, ам­нистии, апелляции, аренды, векселя, облигации, ордера, проекты, рапорты, тарифы и т. п.»³ В этой административной терминологии,

¹ Цит. по: Пекарский П. П. Наука и литература при Петре Великом, т. 1,
с. 300.

² См.: Смионоз Н. А. Западное влияние на русский язык в Петровскую эпо­
ху.—В сб.: ОРЯС. СПб., 1910, т. 88, ки. 2, с. 5.

³ См. Там же, с. 4—5.

- 59 —

кроме чисто немецкой стихии сказывалось и сильное влияние латин­ского языка. Но путь, которым шли в Россию эти термины, иногда пролегал через Польшу. Так, по крайней мере, можно думать, судя по форме слов, их ударению, их словообразовательным суффиксам: «Существительное на -ия (в польском языке на ja), несомненно, поль­ского происхождения: акциденция, апелляция, апробация, ассигна­ция, аудиенция, вакансия, губерния, демонстрация, инквизация, ин­струкция, канцелярия, комиссия, конституция, конференция, конфир­мация, нация, облигация, полиция, принципия, провинция, церемония и т. п. Того же польского происхождения глаголы на -оватъ (в поль­ском -owac); авторизовать, адресовать, аккредитовать, апробоватъ, конфисковать, претендовать, трактовать, штрафовать¹.

Эти правительственно-административные термины, конечно, быст­ро распространялись в широких массах. Некоторые из них, подвер­гаясь «народной» этимологизации, меняли свою форму и свои значе­ния. Например, немецкое слово Profoss (так назывался в Петров­скую эпоху военный полицейский служитель, исполнявший обязанно­сти надзирателя и палача), изменилось в просторечии (через жаргон арестантов) в прохвост.

В тесной связи с административными терминами находится и довольно многочисленная группа заимствованных из Германии слов, относящихся к военному делу: юнкер, вахтер, ефрейтор, генералитет, лозунг, цейхгауз, гауптвахта, вахта, лагерь, штурм и т. п. Впрочем, в терминах военного дела заметно было и сильное французское влия­ние. Барьер, брешь, батальон, бастион, гарнизон, пароль, калибр², манеж, галоп, марш, мортира, лафет³ и т.п. вышли из Франции, где прежде всего было заведено постоянное войско. В терминах морского дела почти безраздельно господствовали заимствования из голланд­ского⁴ и английского языков. Например, голландские заимствования: гавань, рейд, фарватер, киль, шкипер, руль, рея, шлюпка, койка, верфь, док, кабель, каюта, рейс, трап, катер и т. п. Английские сло­ва: бот, шхуна, фут, бриг, мичман и нек. др.

Любопытно, что обозначение судов, построенных из металла, за­имствовано из голландского языка, напротив, терминология деревян­ных судов — английская.

¹ Смирнов Н. А. Западное влияние иа русский язык в Петровскую эпоху.—
В сб.: ОРЯС. СПб., 1910, т. 88, кн. 2, с. 5.

² Французское calibre из итальянского calibro (военный термин XVI в).

³ Немецкое Lafette из французского 1'affut—стойка, ложе.

⁴ Голландские слова начали проникать в русский язык с первой половины
XVII в., когда русское правительство стало вызывать «немцев», внакомых с во­
енным делом и смежными мастерствами. Так, уже в 1631 г. голландец Коэт уст­
раивает в Москве пушечный завод; в 1632 г. голландский купец Виниус получа­
ет концессию на устройство заводов близ Тулы для выделки чугуна и железа
и т. п. См.: Ключевский В. О. Курс русской истории. М., 1908, т. 3, с. 340—
344. О голландском влиянии на русский язык см. работы: R. van der Meylen.
De Hollandische Zee-en-Sceeps-termen in het Russisch. Amsterdam, 1909; Краузе
ван-дер-Коп А. А. К вопросу о голландских терминах по морскому делу в рус­
ском языке.— ИОРЯС. СПб., 1910, т. 15, ки. 4; ср. также: Сморгонский И. К.
Кораблестроительные и некоторые морские термины нерусского происхождения.—
Труды Института истории науки и техники АН СССР. М.—Л., 1936, сер. 2,
вып. 6.

— 60 —

Только небольшое количество морских терминов взято из немец­кого, французского и итальянского языков. Например, из француз­ского языка: флот, абордаж, алярм (тревога), десант. Из немецкого: бухта (но ср. голландское bocht), лавировать (ср. голландское lavee-ren) и т.п. Из итальянского: мол, авизо (небольшое военное судно), габара (плоскодонное морское судно) и др. Но и здесь скрещивались разные влияния, которые отражались на «смешанном», пестром обли­ке иностранных слов. Например, писали гафен (гавань), матроз — по немецкому выговору, но употребляли также формы гавен, матрос — по голландскому '.

Кроме варваризмов, связанных с реорганизацией государственного управления, военного и морского дела, проникает в русский язык начала XVIII в. множество технических слов, относящихся к инже­нерному и горному делу, к «градостроительному художеству», т. е. к архитектуре, к области заводской и фабричной промышленности, сельского хозяйства, к разным видам «мастерства», ремесел. И здесь также влияние распределяется преимущественно между польским и немецким языком. Меньше заимствований из английского и француз­ского. Некоторые архитектурные обозначения восходят к итальян­скому языку * .

Как в разных отраслях государственного управления, промыш­ленности и техники, так и в сфере науки стремительно протекает про­цесс европеизации, сопровождающийся усвоением иноязычной терми­нологии. Технические науки, «цифирь», счетные и экономические науки, «юриспруденция», изучение «гражданских дел», «политика», естественная история, география, анатомия и другие области знания пестрят заимствованными понятиями и названиями *². В. Н. Тати­щев в «Разговоре о пользе наук и училищ» (1733—1741) выражал точку зрения передового дворянства, санкционируя европеизмы: «Умножение нужное языка есть от приобретения наук и вещей, ко­торые мы от других народов приобрели и приобретаем». После заим­ствований, связанных с христианско-византийской культурой, Тати­щев считает самым мощным поток «европейских» слов, принесенных в начале XVIII в.: «Другие слова в язык наш умножены от других европских языков и купно с науками филозовскими и вещьми, от них получаемыми. Но сии двоякого состояния, яко одни такие, которые мы перевести не можем, разве новые имена делать, яко физика, ма-фематика, метафизика, навигация, фрегат, шнава (морское судно — о. В.), пистоль, кронверк, равелин, померанец и пр.: другие — такие, что хотя можно переменить, и прежде имели, да такие имена, кото­рые могли о других именах разуметься, яко бомбу именовали шеле-чая, фейерверк — потеха, канал — прорыв, капитан — сотник; иные же имян русских не имели или имели чужестранные да неправильно, яко мартир, шуфел (совок для сыпания пороха в пушечное дуло. — "• В), форма, флаг, вымпель и многие такие, которые тяжчее пере­менять, для того что ко оным привыкли. Посему можешь видеть, что

Соболевский А. И. Разбор сочинения Н. А. Смирнова «Западное влияние "а русский язык при Петре Великом».—В сб.: ОРЯС. СПб., 1905, т. 78, с. 8.

—