В. В. Виноградов Очерки по истории русского литературного языка XVII-XIX веков издание третье допущено Министерством высшего и среднего специального образования СССР в качестве учебник

Вид материала

Учебник

Содержание Коль, ащ,е, точию На сорок двух столпах Что пишет ей свои стихи. (На смерть Бибикова, стихи 39

Подобный материал:

• Г. Г. Почепцов Теоретическая грамматика современного английского языка Допущено Министерством, 6142.76kb.
• В. Г. Атаманюк л. Г. Ширшев н. И. Акимов гражданская оборона под ред. Д. И. Михаилика, 5139.16kb.
• A. A. Sankin a course in modern english lexicology second edition revised and Enlarged, 3317.48kb.
• Автоматизация, 5864.91kb.
• А. М. Дымков расчет и конструирование трансформаторов допущено Министерством высшего, 3708.79kb.
• В. И. Кузищина издание третье, переработанное и дополненное рекомендовано Министерством, 5438.98kb.
• Н. Ф. Колесницкого Допущено Министерством просвещения СССР в качестве учебник, 9117.6kb.
• А. Б. Долгопольский пособие по устному переводу с испанского языка для институтов, 1733.75kb.
• В. К. Чернышева, Э. Я. Левина, Г. Г. Джанполадян,, 563.03kb.
• В. И. Королева Москва Магистр 2007 Допущено Министерством образования Российской Федерации, 4142.55kb.

477.

² Там же. с. 469—470.

³ Ср. рассуждения Дюлижа и Критициондиуса об этом слове в комедии Су­
марокова «Чудовищи», См.: Филиппов В. А. К вопросу об источниках комедий
А. П. Сумарокова.—ИРЯС. Л., 1928, т. 1, кн. 1, с. 210—211. Интересно, что
слово седалище остается в литературном языке второй половины XVIII в. толь­
ко со значением зад. Ср. у А. С, Болотова в статье «Современник, или запис­
ки для потомства»: «Их как маленьких ребяток выпороть гораздо, гораздо и так
розгами на козле, чтоб им неделю, другую на седалище сесть было не.чожно»*².

⁴ Цит. по: Сухомлинов М. И. История Российской академии, вып. 4, с. 315.
^s Сумароков А. П. Поли. собр. всех соч. в стихах и прозе, ч. 10, с. 15.

— 148 —

сие нарочно делает, подражая такому употреблению...»¹ Ср. примеры из языка трагедий Сумарокова: оаеры, достоинствы, воздыхании, бла-ты, железы, действии, посолъствы, правилы, правы и т. п. Но Сума­роков, апеллируя ко всему свету, защищал эти формы: «Мне кажет­ся все равно: права и правы, лета и леты» . Точно так же Сумароков в «красном слоге» по «вольности дворянства» употребляет простореч­ные формы род. пад. мн. ч. -ев, -иев в соответствии с им. пад. мн. ч. на -ии, -ы от имен существительных ср. р., например: подозре-ниев, следствиев, нещастиев, отсутствиев и т. п.^а О вторжении разго­ворной речи в сферу «высокого слога» свидетельствовало и употребле­ние -ье, -ья, -ъю и т. п. вместо -ие, -ил, -ию. «Слово подобьем, вместо подобием, так досадно нежному слуху, что невозможно ему никак стер­петь, равно как и имена в Гамлете Офелью, Полонья вместо Офелию, Полония»,— осуждает это употребление Тредиаковский. «Слово мол-нъя вместо молния есть развращенное»; «К престолу божьему за к пре­столу божиему по самой большой и по площадной вольности»; «Мно­гие он (Сумароков) речи составляет подлым употреблением, как-то: паденье за падение, отмщенье за отмщение, желанье за желание, вос­поминанье за воспоминание; так же: оружье, сомненье, понятье, без­умье, Офелью... и пр. премногие»⁴. Трансформируются применитель­но к среднему стилю в языке Сумарокова и деепричастия: «Настоя­щие деепричастия за прошедшие пишет по площадному, как то: пре-меня вместо пременив и премечивши, увидя за увидевши, усладясь за усладившись, уголя за утомивши и прочая»⁵.

Но Сумароков энергично протестовал против квалификации этих форм «подлыми»: «То употребляют все, лутче бы он (Тредиаковский)

¹ Тредиаковский В. К. Письмо, в котором содержится рассуждение о стихо­
творении, поныне на свет изданном от автора двух од, двух трагедий и двух
эпистол, писанное от приятеля к приятелю, с. 469—471, 476; ср.: Пекар­
ский П. П. История Академии наук в Петербурге, т. 2, с. 256.

² Сумароков А П. Поли. собр. всех соч. в стихах и прозе, ч. 10, с. 98.

³ Тредиаковский В. К. Письмо, в котором содержится рассуждение о стихо­
творении, поныне на свет изданном от автора двух од, двух трагедий и двух
эпистол, писанное от приятеля к приятелю, с. 476; ср. у Сумарокова защиту
этих форм: Сумароков А. П. Поли. собр. всех соч. в стихах и прозе, ч. 10,
с 97—98.

⁴ Тредиаковский В. К. Письмо, в котором содержится рассуждение о стихо­
творении, поныне на свет изданном от автора двух од, двух трагедий и двух
эпистол, писанное от приятеля к приятелю, с. 450, 459, 477; ср. у Ломоносова
защиту в стихотворении «Искусные певцы» (против Тредиаковского) конечного
-ь вопреки -и в высоком слоге:

...ищет иаш язык везде от и свободы

Или уж стало иль, коли уж стало коль;

Изволи иыне все везде твердят изволь.

За спиши спишь и спать мы говорим за спати,

На что же, Триссотин, к нам тянешь и не кстати?

Напрасно злобной сей ты предпрнял совет...

(Ломоносов М. В. Соч., т, 2, с. 132)

⁶ Тредиаковский В. К. Письмо, в котором содержится рассуждение о стихо» творении, поныне на свет изданном от автора двух од, двух трагедий и двух эпистол, писанное от приятеля к приятелю, с. 477.

— 149 —

говорил, что то неправильно, а не в подлом употреблении»¹. Пуристы, охранявшие ломоносовскую грамматику, указывали и другие отголос­ки просторечия в морфологии и синтаксисе сумароковского высокого слога: «В трагедиях его и склонение имен, в составе косвенных их падежей, есть новое и необыкновенное: пишет он часто любови за любви, заразов вместо зараз, глазми за глазами-» и др.² Ср. в фор­мах глаголов: «...услышилосъ за услышалось, слышмл за слышал, оставшей за оставшемся... иттитъ иэ градских стен за сходить с граф­ских стен или итти из-за градских стен; на чью он жизнь алкал; но на жизнь алкать сочинено весьма странно: ибо глагол алчу есть са­мостоятельный, и не правит никаким падежом, то есть, говорится про­сто: алчу. Пусть перечтет автор послания святого апостола Павла, то и увидит во многих местах... свою превеликую погрешность»³. Так процесс образования средних стилей литературного языка неизбежно вел к разрушению границ между высоким и простым слогом и к лом­ке традиций церковнославянского языка.

«Олитературивание» просторечия сопровождается у Сумарокова борьбой с лексическими варваризмами, с неумеренным преклонением перед иностранщиной.

Сумароков не был консерватором в словаре. Он сам вводил новые слова и значения. Он допускал необходимые иностранные заимство­вания. Но он возмущался галломанией в языке светских щеголей, пересыпавших свою речь французскими (а иногда немецкими) слова­ми, усматривая в этом макароническом жаргоне опасность утраты на­ционального своеобразия русского языка.

«Кроме того, язык петиметров — это был язык той придворной верхушки, с которой боролся Сумароков, так же как он боролся с языком подьячих, с его канцеляризмами, архаикой и своеобразной запутанностью» (Г у к о в с к и й)*³.

В статье «К несмысленным рифмотворцам» Сумароков писал: «Правописание наше подьячие и так уже совсем испортили. А что свойственно до порчи касается языка, немцы насыпали в него слов немецких, петиметры — французских, предки наши — татарских, пе­данты— латинских, переводчики Священного писания — греческих... Немцы склад наш по немецкой учредили грамматике. Но что еще больше портит язык наш? худые переводчики, худые писатели; а па­че всего худые стихотворцы».

В статьях «О истреблении чужих слов из русского языка» и <-К несмысленным рифмотворцам»⁴, Сумароков воюет за чистоту рус-

' Сумароков А. П. Поли. собр. всех соч. в стихах и прозе, ч. 10, с. 99.

² Т редиаковский В. К. Письмо, в котором содержится рассуждение о стихо­
творении, поныне на свет изданном от автора двух од, трех трагедий и двух
ьпистол, написанное от приятеля к приятелю, с. 481.

³ Там же, с. 477—478.

⁴ Сумароков А. П. Поли. собр. всех соч. в стихах и прозе, ч. 9, с. 244—247
и 276—279, ср. Сумарокова же «Эпистолу о русском языке» (Там же, ч. 1,
с. 331—335). Ср, в его сатире «О французском языке» (Там же, ч. 7, с. 368)
обличение «петиметра», щеголя: «французским словом ои в речь русскую плывет;
солому палъею, обжектом вид зовет...» Ср. язык щеголей и щеголих в комедиях

— 150 -

I

ского словаря. Это, конечно, нисколько не препятствовало Сумароко­ву менять значения русских слов применительно к французскому языку и создавать фразеологические снимки с французских выраже­ний. Но ведь здесь он оставался на почве живого употребления выс­ших слоев образованного общества '. Прав Н. Н. Булнч, утверждая, что язык Сумарокова приспособлен к «массе», что в художественном стиле у Сумарокова, «воспитанного не в школе, а в обществе... боль­ше жизни н движения, нежели у Ломоносова. Отрывистые и короткие фразы заменили здесь плиниевские тирады Ломоносова». В языке Сумарокова и сама «наука не завертывалась в жреческую мантию и не становилась на треножник, она говориал просто и ясно»². Харак­терным выражением этой тенденции к литературно-светскому преоб­разованию бытовой речи дворянской интеллигенции являлась борьба Сумарокова с приказным, канцелярским языком, влияние которого было особенно сильно в литературном обиходе, начиная с Петровской эпохи. «Что почтенняе, — язвительно спрашивает Сумароков в посвя­щении своих эклог «прекрасному российского народа женскому по-

Сумарокова. Особенно вооружался Сумароков против лексических дублетов, за­имствованных из чужих языков: фрукты вместо плоды, сервиз вместо столовый прибор, антишамбера вместо передняя комната, камера вместо комната, корреспон­денция (или каришпанденция) вместо переписка; гувернанта вместо мамка; нах-тиш и тоалет вместо уборной стол; пансив вместо задумчив; жени вместо остро­умие; деликатно вместо нежно; пассия вместо страсть и т. п. («О истреблении чужих слов из русского языка»).

Похлебка ли вкусняй, или вкусняе суп? Иль соус, просто сое, нам поливки вкусияе?

(Эпистола о русском языке).

¹ Ср. борьбу за «простой склад», без украшения, за национальные нормы русского литературного языка, с одной стороны, против церковиокиижных основ высокого слога, против его растянутых периодов и высокопарной перифрастиче­ской фразеологии и, с другой стороны, против варваризмов, против иноязычных заимствований в литературной деятельности придворного круга, связанного с именем Екатерины II. Так, в «Завещании», которым оканчивается текст «Былей и небылиц», Екатерина II излагает свои мысли о том, как надобно писать: «Крат­кие и ясные изражения предпочитать длинным и кругловатым. Кто писать будет, тому думать по-русски. Иностранные слова заменять русскими, а из иностранных языков не занимать слов; ибо наш язык и без того довольно богат... Слова класть ясные и, буде можно, самотеки... Ходулей не употреблять, где ноги могут служить, то есть надутых и высокопарных слов не употреблять, где пристойнее, пригоднее, приятнее и звучнее обыкновенные будут... Где инде коснется до нра­воучений. тут оные смешивать наипаче с приятными оборотами, кои бы отвраща­ли скуку... Глубокомыслие окутать ясностию, а полномыслие легкостью слога, дабы всем сносным учиниться» (Соч. СПб., 1907, т. 5, с. 104—105). Ср. описа­ние норм дворянских светских стилей русского литературного языка в следующей главе. О стилистических правилах Екатерины II см. в работе П. П. Пекарского «Материалы для истории журнальной и литературной деятельности Екатерины II» (Записки Академии наук, 1863, т. 3. Приложение, № 6, с. 1—87), в статьях: Грот Я. К. Сотрудничество Екатерины II в «Собеседнике» кн. Е. Дашковой.— о кн.: Сборник Русского исторического общества, 1877, т. 20, с. 525—542; так­же в кн.: Грот Я. К. Труды. СПб., 1901, т.'Ч с. 311—327; см. также: Грот Я. К. Примечания и приложения к биографии Г. Р. Державина.—-Державин Г. Р. Соч. СПб., 1883, т. 9, с. 103—108; письма и бумаги Екатерины II. Изд. А. Ф. Быч­кова. СПб., 1873 и Екатерина П. Соч. СПб., 1901 — 1907, т. 1—5, 7—12.

Булич Н. Н. Сумароков и современная ему критика. СПб., 1854, с. 170.

- 151 -

лу», — эклоги ли составлять, наполненные любовым жаром и пише-мые хорошим складом, или тяжебные ябедников письма, наполненные плутовством и складом писанные скаредным?»¹ «Подьячие... точек и запятых не ставят... для того, чтобы слог темнее был, ибо в мутной воде удобняе рыбу ловить»². «Несмысленные авторы, напуганные крючктоворцами, им сочинения свои отдают во полномочие»³. От этого портится литературный язык. «Подьячие... высокомерятся лю­бимыми своими словами: понеже, точию, якобы, имеет быть, не име­ется и прочими такими⁴. Ср. в «Эпистоле о русском языке» [1748. Соч., ч. 1, с. 335].

Коль, ащ,е, точию обычай истребил. Кто нудит, чтоб ты их опять в язык вводил.

Таким образом, Сумароков, ограничивая употребление церковно­славянизмов и. приспособляя их к разговорному языку образованного общества, решительно отрицая «подьяческий», канцелярски-бюрокра­тический язык, ориентируется на живую устную речь дворянской ин­теллигенции, в некоторых своих особенностях близкую к народному языку, например к языку крестьян. Но в самой речи высшего обще­ства не было единства и единообразия.

Подьяческому, приказному языку резче, всего противополагается стиль светского салона, иронически называемый в сатирическом жур­нале «нынешним щегольским женским наречием» (Живописец, 1772, ч. 1, с. 30). В пародическом письме, обращенном от имени писатель­ницы-женщины к издателю «Трутня», содержится жалоба: «А ином уж я и не говорю: что из женскава слога сделал ты подьяческай, на­ставил ни к чему: обаче, иначе, дондеже, паче. Мы едаких речей ни­чуть не пишем, у мущин они в употреблении, а у женщин нет» (Тру­тень, 1769, л. XIV). Язык «светской дамы», освобожденный от груза канцеляризмов и славянизмов и организованный по французскому образцу, претендует на светскую всеобщность. «Модное наречие пе­тербургских щеголих многим нашим девицам вскружило головы», — раздается в «Живописце» голос из Москвы. «Все такие модные слова, в «Живописце» напечатанные, они вытвердили наизусть и ввели во употребление; но при том чувствуют еще во оном наречии великий недостаток; почему хотят посылать нарочного поверенного, который будет стараться все слова, в модном наречии употребляемые, соби­рать и сообщать к нам в Москву» (1772, ч. 1, с. 157). Подчиняясь требованиям верхов столичного общества, часть писателей сумароков-ской школы стала приспособлять русский литературный язык к сти­лю светского салона.

Ограничение форм и функций церковнославянского и канцеляр-ско-бюрократического языков было связано и с синтаксической реор-

' Сумароков А. П. Поли собр. всех соч. в стихах и прозе, ч. 8, с. 4,

² Там же, ч. 6, с. 367.

³ Там же, ч. 10, с. 32.

⁴ Сумароков А. П. К типографским наборщикам. — Трудолюбивая пчела.
СПб., 1759, май, с. 266—267. Сумароков А. П. Поли. собр. всех соч. в стихах
и прозе, ч. 6, с. 315.

— 152 —

ганизацией литературного языка. Постепенно сокращается и исчезает употребление таких оборотов, как дат, самостоятельный, вин. с инфинитивом (ср. не считающую в мыслях его ничего; к ней почтительного быти)¹, именит, с инфинитивом [«Хотя день солнцем освещен, но мнит он быть средь темной ночи»—Покоющий-ся Трудолюбец, (1785, IV, с. 85) и др. под.²

Однако влияние нриказно-бюрократического стиля и церковно­славянского языка на литературные стили было еще очень сильно. Оно заметно даже в языке легкой поэзии, например в языке «Ду­шеньки» Богдановича. «Там из-за Душеньки выг\янет фигура подья­чего, здесь запахнет семинарией, в другом месте вместо купидона не­вольно мерещится фризовая шинель.

Здесь: ... Хор певиц протяжистым манером С приличным некаким размером Воспел стихи, возвысив тон, Толико медленно, толико слуху внятно и т. п.

Там: Царевна, вышедши из бани, наконец,

Со удовольствием раскидывала взгляды На пыбранны для ней и платья и наряды И некакон венец ³.

В самом деле, канцелярская струя в языке «Душеньки» очень за­метна. Например, в «Предисловии от сочинителя»: «Я же, не будучи из числа учрежденных писателей, чувствую, сколько обязан многих людей благодушию, которым они заменяют могущие встретиться в сочинениях моих погрешности».

В самом тексте «Душеньки»:

С улыбкою на всех кидая взор приятно, Сама рядила путь во остров свой обратно И для отличности такого торжества, Явила тут себя во славе божества... Богиня, учредив старинный свой парад... Письмо вручить... И службу надлежащим рядом Исправно совершить

(кн. III).

Легко могла судить царевна на досуге

О будущем супруге, Что он, как видно, был гораздо не убог (кн. I).

Так в русском литературном языке XVIII в. происходит посте­пенная деформация высокого и среднего стилей. Церковнославянские и канцелярские формы сокращаются, исключаются или стилистиче­ски преобразуются. Европеизация русского общества и распад фео­дальной культуры неизбежно приводят к крушению норм высокого слога, опиравшихся на традиции церковнокнижной риторики. Рус-

¹ Санкт-Петербургский Вестник, 1779, т. 4, с. 260.

См.: Будде Е. Ф. Очерк истории современного литературного русского язы­ка (XVII—XIX век).— В кн.: Энциклопедия славянской филологии. СПб., 1908, ⁸ып.₈12, с. 105—107.

Русский Вестник, 1856, т. 1 и 2.

- 153 -

ский разговорный язык заявляет права на расширение своих лите­ратурных функций.

Национально-демократические основы русского литературного языка крепнут и углубляются.

§ 12. ВНЕДРЕНИЕ ПРОСТОРЕЧИЯ В СРЕДНИЙ И ВЫСОКИЙ СЛОГ. ЯЗЫК ДЕРЖАВИНА

Проблема перераспределения функций между славянским высоким слогом и живой народной речью, иногда уклоняющейся в «простона­родность», т. е. в крестьянские диалекты, находит своеобразное раз­решение в стихотворном языке великого поэта конца XVIII в. Г. Р. Державина '. В языке Державина можно наметить несколько грамматических категорий, в пределах которых осуществляется явное «опрощение», «снижение» высокого слога, как бы приспособление его к нормам разговорного языка, далекого от утонченности светского дворянского салона.

1. Прежде всего, Державин часто употребляет в страдательном значении возвратную форму от таких глаголов, которые, по ломоно­совской инструкции, «сего отнюдь не терпят»². Ломоносов утверж­дал, что «славенские речения больше позволяют употребление воз­вратных вместо страдательных»'⁵, а Державин придавал страдатель­ное значение возвратным глаголам разговорного конкретно-бытового содержания:

Так свирепыми волнами

Сколько с нею ни делюсь (т. е. ни разделен)...

(Препятствие к свиданию с супругой, стих 17)

То ею в голове ищуся...

(Фелица, стих 105) Лель упорством рассердился...

(Бой, стих Л)

Красою мужество сражалось...

(Победа Красоты, стих 31)

2. Формы деепричастий русифицируются: просторечные формы на -ючи встречаются даже от слов высокого и среднего стилей вроде блистаючи, побеждаючи, зараждаючи, являючи. Характерно также широкое употребление деепричастий на -я, -а не только от приставоч­ных глаголов совершенного вида на -ить: возмостясь, настроя, нахму-

¹ См.: Грот Я. К. Замечания о языке Державина и словарь к его стихотво­
рениям.— В кн.: Державин Г. Р. Соч. СПб., 1883, т. 9.

² Ломоносов М. В. Российская грамматика, § 511.
⁸ Там же, § 512.

— 154 -

ря, распустя, соглася, сотворя и т. п., но и от глаголов других кате­горий, например: затея, причем безразлично — от русских и церков­нославянских: разлиясь, вержа, низвержасъ и др.

3. В категории причастий также происходит пестрое смешение форм разнообразной стилистической окраски. Наряду с архаическими церковнославянскими формами типа творяй, создавый, седящ, яду-щий, исшвенны и т. п. встречаются причастные образования от про­сторечных глаголов.
   
4. Симптоматичны частые формы просторечного склонения слов бремя, время, племя и т. п. по образцу поле и т. п. Например, сын, время, случая, судьбины [«Счастье»]; когда от бремя дел случится [«Благодарность Фелице», стих 55]; в водах и в пламе [«Осада Оча­кова»]; чтоб в прошлом време не жил я; жниц с знаменем идущих. Ср. также у И. И. Дмитриева: в дыму и в пламе [«Освобождение Москвы», 1795].
   

...Он всего собачья племя

Был истинный отец, блюститель и покров.

(Дмитриев И. И. Соч. СПб., т. 1, с. 205.)

5. Формы род. п. мн. ч. на -ов, -ее от слов ср. и жен. р. вроде зда-ииев, стихиев, кикиморов, фуриев, аналогичные муж. р. витиев и т. п. также свидетельствуют о расширяющемся влиянии просторечия.
   
6. Обращают внимание просторечные приемы грамматического употребления числительных имен: На сорок двух столпах [«Изобра­жение Фелицы»], ср. пребудут в тысящи веках [«На новый год»]¹.
   
7. В сфере союзов достаточно указать на разговорное применение что в причинном значении:
   

Он верно любит добродетель, Что пишет ей свои стихи.

(На смерть Бибикова, стихи 39—40)

Еще ярче и нагляднее в лексике Державина смешение церковно­славянских форм и выражений с просторечными. Я. К. Грот пишет: «Часто церковнославянское слово является у Державина в народной форме и, наоборот, народное облечено в форму церковнославянского» [Соч., т. 9, с. 337]. Вместе с тем в языке Державина резки переходы от церковнославянизмов к простонародным словам и выражениям. Например, в пьесе «Кружка» мы находим, между прочим, следующие выражения: .Ведь пьяньш по колено море; И жены с нами куликают; На карты нам плевать пора [Соч. СПб., 1864, т. 1, с. 47—48]. Но тут же встречаются и такие слова, как