В. В. Виноградов Очерки по истории русского литературного языка XVII-XIX веков издание третье допущено Министерством высшего и среднего специального образования СССР в качестве учебник

Вид материала

Содержание

И скрещения в области лексики
Грозно соплешъ...
И процесс модернизации идеологического

Подобный материал:

1 ... 7 8 9 10 11 12 13 14 ... 40

76 —

форм на -ов, -ев, в род. пад. мн. ч. от существительных женск. рода на -а: старых азбуков («Письма и бумаги Петра Великого», т. с. 54); бомбов (там же, часто); люнетов (Первые русские «Ведомости», 73); субсидиев (Кантемир) и др. под; невеждов (Димитрий Ростовский. Розыск о брынской вере, л. 39 об., с. 326)'.

Севернорусские формы сравнительной степени на -яе.
Широко и свободно употребляются глагольные формы многократного вида на -ывать, -ивать и т. п.

Вообще смешение церковнославянских архаических и русских, нередко просторечно-диалектальных форм еще не сдерживается твердой грамматической регламентацией, подчиненной канону разных литературных стилей. Смутные отголоски старинной теории трех стилей, поддержанной юго-западными риторнками, заглушаются бурным брожением и резкими столкновениями двух разных стихий — стилей феодального церковнолитературного языка и свежих, но неупорядоченных волн общерусской деловой и разговорной речи.

§ 11. СТИЛИСТИЧЕСКАЯ ПЕСТРОТА И НЕОРГАНИЗОВАННОСТЬ В СФЕРЕ СИНТАКСИСА

Еще большая пестрота и неорганизованность господствовали в сфере синтаксических форм. Тут можно наблюдать и характерные для старого, примитивного письменно-делового языка «присоединительные» разговорные бессоюзные или связанные союзами и, а, да, но конструкции, которые иногда осложнялись однообразными формами подчинения при посредстве союзов: понеже, дабы, чтоб, для того, что и др. и относительных слов который, кой, где и т. п., в этих случаях нередко образуя цепь «механических» ассоциативных сцеплений. Тут царило смешение разговорных форм с церковнославянскими, книжно-архаическими. Логическое движение было не упорядочено; приемы сочинения и подчинения предложений не были дифференцированы. Союзы нагромождались один на другой, свидетельствуя о логической нерасчлененности речи. Формы канцелярского синтаксиса торжествовали. В. К. Тредиаковский осуждал в «Разговоре об орто-графии» такого типа синтаксические группы: «Ежели окончил и ему б перестать вместо ежели окончил, то ему б перестать; хотя сие и правда, то однако молчать надлежит, вместо хотя сие и правда, однако молчать надлежит»².

Однако сам Тредиаковский еще не освобождается от ассоциативной раздробленности речи, нередко даже как бы культивируя механическую, логически не упорядоченную сцепку синтагм. «Неумение или сознательное нежелание подлинно связывать отдельные части фразы одним сложным интонационным единством, искусственное присоединение их одна к другой сказываются в любимом приеме Тредиаков-ского... когда он отделяет один (или несколько) из второстепенных

См.: Аксаков К. С. Ломоносов в истории русской литературы и русского языка.—В кн.: Аксаков К. С. Собр. соч. М., 1875, т. 2, с. 280. ² Тредиаковский В. К. Соч. СПб., 1849, т. 3, с. 223—224.

- 77 -

членов предложения и присоединяет его в самом конце фразы при помощи слов к тому же, также и», — например:

Эрата смычком, ногами

Скачет, также и стихами...

Бледен зрак и суров, сверкающи очи

Те же и вттадши еще...'

В простейших конструкциях синтаксическим центром был глагол, обставленный немногими дополнениями или определенный одним-двумя наречиями.

Вот несколько примеров. Из «Записок» И. Желябужского*¹(1682—1709): «А морозы были великие, многие на дорогах помирали, также и снеги были глубокие, а вода была великая на Москве, под Каменный мост под окошки подходила и с берегов дворы сносила и с хоромами и с людьми, и многих людей потопила, также церкви многие потопила... вновь святили»².

Из «Записок» В. А. Нащокина "²:

«Онагожь (1716) года в Петербурге весьма было малолюдно, и полков, кроме гарнизона, ничего не было, а были все с государем в немецких краех, а прочего знатного в Петербурге ничего не происходило» .

«Когда оных пленных вели и, как выше явствует, сам государь, будучи в мундире гвардии, учреждал конвой, и как итить с пленными до крепости, а лейб-гвардии Семеновского полка капитан старшей Петр Иванов сын Вельяминов, в го учреждение своим представлением вмешался, которого государь при всей той оказии бил тростью»⁴.

Из «Ведомостей Московского государства» 1702 г.: «В верхотур-ском уезде из новообретенной железной руды много пушек налито, и железа велми много зделано; такова мяхкого и доброго железа из свецкия земли не привозили, а па Москве с провозом станет пуд по 12 алтын»⁵.

Из «Ведомостей» 1711 г.:

«Из Копенгагена сентября в 19 день. Пагуба еще нарочита обходит, в неделю еще 1000 человек умирает, все кладбища уже мертвыми наполнили, того ради огороды прикупили мертвых погребать»⁶.

Из письма Петра II к царице Евдокии Федоровне (1727):

«Мое желание, дабы вас дражайшую государыню бабушку видеть, не меньше есть, как ваше, и я надеюсь, что богу соизволяющу оное нынешней зимы исполнится»⁷.

Но рядом в начале XVIII в. жили и более сложные типы синтак-

Ьонди С. М. Тредиаковский, Ломоносов, Сумароков. — В кн.: Тредиакоа-
ский В. К. Стихотворения. Л., 1935, с. 65. ' '

² Желябужский И. Записки. СПб., 1840, с. 245.

³ Нащокин В. А. Записки. СПб., 1842, с. 2.

⁴ Там же, с. 8.

⁵ Цит. по: Харлампович К. В. Ведомости Московского государства 1702 го
да.-ИОРЯС. СПб., 1918, т. 23, кн. 1.

⁶ Цит. по: Погорелое В. Материалы и оригиналы «Ведомостей» 1702—
1727 гг. М., 1903, с. 94. Ср. также сборник документов: Реформы Петра I. M-,
1937.

⁷ Письма русских государей. М., 1862, с. 74.

— 78 —

си.ческого построения, носящие и в запутанной расстановке слов (с глаголом на конце), и в приемах сцепления предложений, и в отдельных оборотах отпечаток латино-польского или немецкого синтаксиса.

Например, из указа Петра I от 171 I г. 15 июля:

«Господа сенат! Хотя я николи б хотел к вам писать о такой материи, о которой ныне принужден есмь, однакож понеже так воля божия благоволила и грехи христианские не допустили. Ибо мы в 8-й день сего месяца с турками сошлись и с самого того дня, даже до 10 часов полудня в превеликом огне не точию дни, но и ночи были, и правда никогда, как и почал служить, в такой дисперации не были, понеже не имели конницы и провианту; однакож господь бог так наших людей ободрил, что хотя неприятели вяще 100000 числом нас превосходили, но однакож всегда отбиты были, так что принуждены сами закопаться и апрошами яко фортеционами единыя только рогатки добывать, и потом, когда оным зело надокучил наш трактамент, а нам вышереченное, то в вышереченной день учинено штильштанд, и потом подались и на совершенный мир, па котором положено все города у турков взятые отдать, а новопостроенные разорить, и так тот смертный пир сим кончился»¹.

Далее шли те «красные» формы выражения, которые в разных видах симметрического расположения слов и композиционных частей следовали правилам и ухищрениям юго-западпой (латиыо-польской) риторики.

Например, в «Рассуждении» П. Шафирова (1722).

«И тако аще обратимся к искусству его величества в политических делах, то усмотрим, что не токмо во оных в свете так многие явные и великие дела сам "показал, что может за лучшего политика почтен быти, но и многих из подданных своих (которые в том почитай не малого искусства не имели), привел в такое состояние, что могут равняться с министры других еуропейских народов, и в негоциа-циях политичных и чюжестранных дел с доброю славою должность свою за высоким его величества наставлением отправляют. Аще посмотрим на воинские дела на земли, то его величество во многих как благополучных, так и злополучных случаях, не токмо сам себя показал великим вождем и храбрым и неустрашимым и рассудительным воином, каковых из его равных едва ли кто в сии веки обрестися может, но и подданных своих, которые в регулярном воинстве никакого искусства ни знания не имели, в такое состояние и порядок привел, что ныне между лутчих войск в Еуропе почитаются»².

Крайнюю ступень занимали славяно-греческие конструкции, восходившие к тем литературным стилям XVII в., в которых «извитие словес» сопровождалось «высотой словес» (ср., например, предисловие к «Букварю» Ф. Поликарпова)*³.

¹ Собрание законов Российской империи, т. 4, № 2349, с. 716. Шафиров П. Рассуждение, какие законные причины, с. 9—10.

— 79 —

§ 12. ПРОЦЕССЫ СТИЛИСТИЧЕСКОГО СМЕШЕНИЯ

И СКРЕЩЕНИЯ В ОБЛАСТИ ЛЕКСИКИ

И ФРАЗЕОЛОГИИ ЛИТЕРАТУРНОГО ЯЗЫКА

Синтаксическая пестрота светско-деловых стилей литературного языка сочеталась с разнородностью их лексико-фразеологического состава, с широтой социально-диалектального их объема. Одним краем они уходили в разговорный язык города и в крестьянский язык, включая в себя и областные диалектизмы. В «просторечии» так же, как и в книжном языке, в области лексики и фразеологии не было устойчивых норм, и широко применялись синонимы, диалектологические дублеты обозначения. Интересны, например, такие параллели в «Книге лексикон или собрание речей по алфавиту, с российского на голанский язык» (1717)*': Постоялой двор, или нослежной двор; постройка, пристяжь, или веревка у шор, которыми лошади тянут; ширинка, или платок, его же пристегивают у малых робят под шею, чтобы платье нг заслинить; брюзга, или журливость (67); хижка, шалаш (69); пень, колода, чурбан, отсечек (195); сосудец, в него же плюют, сиречь плевок (158) и т. д.¹. В. Н. Татищев указывал в своем «Разговоре о пользе наук и училищ» на множество просторечных и деревенских слов, которые «до днесь употребляются» в дворянской среде: вот, чють, эво, это, пужаю, чорт, вместо се, едва, здесь, страшу, бес и пр. (с. 91), Ср. формы просторечия в сатирах Кантемира.

В сатире I (1729):

...Глупо он лепит горох в стену. Румяный трожды рыгнув Лука подпевает...

Когда все дружество, вся моя ватага

Будет чернило, перо, песок да бумага... Вот для чего я, уме, немее быть клуши советую. Плюнь ему в рожу; скажи, что врет околесну...

В сатире II:

Гнусна бабья рожа...

А благородство мое во мне унывает,

И не сильно принести мне ни какой полый.

Лесть, похлебство не люблю...

Спросить хоть у Нейбуша, таковы ли дрожжи

Любы, как пиво ему, отречется трожжи.

Грозно соплешъ...

Тянешься уж час—другой, нежишься ожидая

Пойла...

Часть (волос) над лоским лбом торчать будут сановиты..

Деревню взденешь потом, на себя ты целу.

Приложился сильный жар к поносному резу.

В сатире III:

Весь вечер Хрисипп без свеч, всю зиму колеег.

Тут-то уж без мелу, Без верви кроить обык, без аршина враки...

' Ср.: Пекарский П. П. Наука и литература при Петре Великом, т. 2, с. 384.

— 80 —

Глаза красны, весь распух, из уст смердит стервой... Когда примется за что, дрожат руки, ноги, Как под брюхатым дьяком однокольны дроги.

В сатире IV:

Кто всех бить нахалится, часто живет битый... Сколько ногти не грызу и тру лоб вспотелый, С трудом стишка два сплету, да и те не спелы. ... и в зубах вязнет твое слово.

В сатире V:

...И зубы с вином блюет изо уст смердящих. ...ты к работе угож; буде ты охоту Имеешь служить, я дам сносную работу.

Но те же светско-деловые стили другим краем глубоко врезывались в область церковнокнижного языка. Такова, например, в указе о предании проклятию бывшего гетмана Ивашки Мазепы, торжественная фразеология «славенского диалекта». «По внешнему образу был сосуд потребен, а потом явился сосуд диаволь. Он оставя свет возлюбил тьму, от нея же внутренния ослепоста ему зеницы» и т. п. Предисловие к «Грамматике» Ф. Поликарпова*² (1721) обнаруживает явный уклон к высокому «славенскому» стилю «еллинского» образца хотя бы в характеристике «богомудрых российских отроков»: «Мнози ныне различная государства пчелоподобно облетающе да от-туду соберут себе благовонныя различных учений цветы, из них же бы могли себе и прочим оных желателем сладкий на славенском диалекте сот преводом своим различных языков представити» и т. д. «Треязычный лексикой» Ф. Поликарпова (1704)¹ больше всего отражал систему «славенского диалекта», хотя нередко включал в себя дублеты, синонимы делового или разговорного языка и просторечные выражения, например: лоно, или пазуха (I, 163)²; извиняюся — вину приношу (I, 130); извнутряю, или потрошу (II, 130); яко же ре-щи— как наприклад сказать (II, 179); фальшивый, зри лживый (II, 148 об.); фортеца, зри твержа, или крепость (II, 149); франт — шут, скомрах (II, 149);-глот, емлет ся у россов за обидлива человека (I, 73); гомон, зри мятежь (I, 75 об.); драка, зри бой (I, 94); дуда, зри труба (I, 95); живот (vita, bios, zoe)—жизнь и животы, богатст-во (I, 106); жижа, уха (I, 106 об); забобоны — притворная вера (I, 112); зад главы, или затылок (I, 114); задорю, зри прогневляю; эадышка, зри одышка (I, 114); бабствую, бабю тож (1,5); бичъ, кнут (I, 14 об.); брак, или свадба (I, 32); варница, поварня (I, 39); витаю, гощу (I, 47); вожатый, зри вождь (I, 52); возглавие, подушка (I, 53); выкидок, зри изверг (I, 65 об.); захапляю, зри похищаю (I, 123 об.); конура, зри пещера; крадебница, воровка (I, 155); могу-та, зри сила (I, 171 об.); мешанина, смесь (I, 178); няня, зри дето-

¹ См.: Поликарпов Ф. Лексикон треязычный сиречь речений славенскнх, ел-линогреческих и латинских сокровище из различных древних и новых книг собранное и по славенскому алфавиту в чин расположенное. М., 1704. В скобках указаны тома и страницы лексикона.

4-1081

— 81 —

водница (I, 201 об.); пора, зри время (II, 23 об.); постройка, зри созидание (II, 27); притон, зри прибежище (II, 57); рожа, зри лиуе (II, 83); скус, зри екус (II, 97); смрад, вонь тоже (II, 102 об.); охаб-ка, зри объятие (II, 178); оковрач, очник, окулист (I, 203 об.) и мн. др.

В лексиконе Ф. Поликарпова иногда встречаются выражения живой народной речи и независимо от синонимического параллелизма с церковнославянизмами. Например, баклашка (I, 30); брюхатая жена (I, 34); возгри сморкаю (I, 58); вошливый (I, 6); гульба (I, 81); корец, ковш (I, 152 об.); обора, зри веревка (I, 203); помело, метла (II, 21); помывки, зри полюй (II, 22); придурь (II, 49 об.); пронюх-лый, зри провонялый (II, 62); прею, зри потею (II, 67 об.); протори, убыток (II, 66) и мн. др. Но, по-видимому, недостаточной полнотой охвата светско-деловой лексики, новых иностранных слов и бытовых выражений и пристрастием к церковнославянизмам, даже архаической окраски, «Треязычный лексикон» Поликарпова не удовлетворил Петра I. По крайней мере, в 1716 г. 2 января И. А. Мусин-Пушкин писал Ф. Поликарпову об оценке Петра: «История твоя и лексикон... не очень благоугодны были»¹. Петр I именно в светско-деловмх стилях видел основу новой «европеизованпой» системы русского литературного языка.

Таким образом, и в области лексики в эту переходную эпоху обнаруживается брожение и смешение разноязычных и разностильных элементов, сказывающееся в обилии недифференцированных синонимов. Понятно, что потребность стилистической дифференциации и нормализации языковых форм в новой системе русского литературного языка становится все более ощутимой и неотложной.

§ 13. ЯЗЫКОВАЯ ПОЛИТИКА ПРАВИТЕЛЬСТВА

И ПРОЦЕСС МОДЕРНИЗАЦИИ ИДЕОЛОГИЧЕСКОГО

ПРЕОБРАЗОВАНИЯ ЦЕРКОВНОКНИЖНОЙ РЕЧИ

Процесс образования новых литературных стилей посредством смешения элементов церковнокнижной речи с формами светско-дело-вого языка, живой разговорной русской речи с западноевропейскими заимствованиями ускоряется и регулируется правительственными инструкциями. Этот процесс был симптомом национализации русского литературного языка, отделения его от профессионально-церковных диалектов и сближения с общественно-бытовыми стилями устной речи. Тот строй литературного изложения, который культивировался Петром I и его сподвижниками, довольно ясно вырисовывается из инструкций переводчикам. И. А. Мусин-Пушкин, один из исполнителей литературно-переводческих предприятий Петра I, предлагал Ф. Поликарпову исправить «хорошенько» перевод «Географии», «не высокими словами, но простым русским языком, також и лексиконы»: «Со всем усердием трудися и высоких слов славепских класть не на-

¹ Цит. по: Браиловский С. Н. Ф. П. Поликарпов-Орлов, директор московской типографии.—ЖМНП, 1894, № 9—11.

- 82-

добеть, но посольского приказу употреби слова». Живая устная речь и формы выражения, выработанные переводчиками посольского приказа, т. е. публицистические, повествовательные, дипломатические, канцелярские и технические стили, отчасти опирающиеся иа то же бытовое просторечие, иа живой разговорный язык, на формы деловой речи и иа систему церковиокнижного языка, отчасти же обращенные к лексике, фразеологии и семантике западноевропейских языков, преимущественно латинского, польского, немецкого и французского,— вот та языковая сфера, откуда пополняется инвентарь «общего» национально-литературного языка.

Система церковнославянского языка объявлялась недостаточной для выражения идеологии реформирующегося общества. Сфера церковнославянизмов в литературно-светском употреблении от этого сужается. Некто Максимович, составивший лексикон латинский с русским толкованием (Рукопись Ленинградской Публичной библиотеки, Q. XVI, № 21), писал в предисловии (1723): «Власть духовная, ея же честь учения расширяти, долг нерушимый... о размножении иаук на языках политических не прилагала попечения. Несть дивно, зане духовных лиц прежних времен закоснелый бе обычай никаких кроме церковных, и то греческого чиноположения, с греческого на словенский язык преводиых книг и имети, и читати, и почитати; к иавыкиовению же и учению иностранных языков (кроме словенского и греческого) и малейшего не бысть усердия»¹.

Иллюстрацией к этой тенденции — ограничить сферу употребления «славенского диалекта» — и вместе с тем ярким свидетельством непонятности церковнославянизмов для широкой публики, симптомом разрыва между высокой «славенской» лексикой и формами «гражданского посредственного наречия» могут служить синонимические переводы церковнославянизмов на русский язык в сочинении Дм. Кантемира «Книга систима или состояние мухамеданския религии» (1722); хранилище — магазин или житница; ветрило — парус; клятва — божба; косный — нескорый; овн — баран; ковчег — сундук; скала — каменная гора и т. п.² Принцип национализации церковнославянского языка, сближения его с устной разговорной речью очень ярко и ясно выступает в грамматике иподиакона Федора Максимова (1723)³, где также широко применяется прием перевода церковнославянизмов на иационально-бытовой язык. Например: древле — давно; дондеже — на всякое время; присно — беспрестанно; искони — сначала; аде — здесь; горе— вверху, высоко; далече — далеко; добре — хорошо; зле — худо, неладно; сладце— сладко и т. п. Федор Максимов решительно призывает к литературной канонизации просторечия, к включению его в систему славянского языка, «ибо многая употребления

¹ Цит. по: Пекарский П. П. Наука и литература при Петре Великом, т. 1,
с. 193—194.

² Цит. по: Пекарский П. П. Наука и литература при Петре Великом, т. 2,
с 584.

^J См.: Грамматика слазенская в кратце собранная в Грекославенской школе "же в великом Нове Граде при доме Архиерейском. Лета от рождества Христова 1723.

обносима зрятся, а правил себе в славенстей грамматице не имеют. Например: «Давид роди Соломона от Уриииы». Се полагается едино имя прилагательное со отнятием существительного, еже прислыши-мо бывает (т. е. подразумевается) сие: жены; но и просте употребляется по сему правилу: яко же сие; держи обема, приразумевается существительное сне — рукама».

Упрощение строя литературного языка, приближение его грамматической, лексической и семантической структуры к пониманию широких кругов русского народа, удобопонятность языка — лозунг правительства и живая потребность самого общества. Переводчик Виниус писал Петру I ( 1709) о языке перевода книги по механике: «Униженно молю величество ваше, дабы прежде изволил еси тот трактат выслушать и свыше данным вам разумом рассудить, от неа кая польза людем будет ли? Понеже автор сего трактата писал зело сокращенно и прикрыто, ие толико зря на пользу людскую, елико на субтильность своего философского письма»¹. Относительно перевода книги Пуффендорфа Петр приказывал Гавриилу Бужинскому: «Прошу, дабы не по конец рук переведена была, но дабы внятно и хорошим штилем»². Феофан Прокопович в предисловии к переводной книге «Изображение христмано-политического властелина» обращался к Петру (1709), выражая опасение, что перевод не удовлетворит «желанию пресветлеишаго величества... отнюд бо невозможно есть... всю темность и стропотность прогнати во преведении па славенский язык киижицы сея»³. Ивана Зотова Петр убеждал в письме от 25 февраля 1709 г.: «Надлежит вам к той книжке, которую ныне переводите, остерегаться в том, дабы внятнее перевесть и не надлежит речь от речи хранить в переводе, но точию сенс выразумев, на свой язык уж так писать, как внятнее»⁴. Брюс, стараясь оправдать необычность некоторых терминов в переводе на российский язык голландской грамматики, писал Петру от 6 мая 1717 г.: «И хотя... сыщутся не мало слов, не сходных с простым наречием и со иными лексиконы, однако ж я принужден был следовгти лексикона автора тое грамматики, который ко мне прислан из Амстердама...»⁵. Характерно распоряжение Петра синоду (19 апреля 1724 г.) о составлении катехизиса, «...чтоб просто написать так, чтоб и поселянин зиал, или на две: поселяном простяе, а в городах покрасивее , для сладости слышащих, как вам удобнее покажется»⁵. Тут «славенский высокий диалект» и просторечие, простой слог русского «гражданского» языка, противопоставляются не только как разные стили литературного языка, но и как социально дифференцированные и эстетически ие равноценные типы словесного выражения.

'

Blog

Содержание