Академия протагора в. А. Ивашко принципы эволюции человека – человечества
Вид материала | Книга |
СодержаниеПроблема полицитов Эволюция эндосоматики Таким образом, гносеологически важно подчеркнуть, что для всего живого репродукция есть функция роста строго в соответствии с ис Экскретивная система |
- Происхождение человека, 109.18kb.
- Окружной методический центр восточного окружного управления образования лаборатория, 1613.77kb.
- Глобализация: понятие, этапы, противоречия, оценки, 325.76kb.
- Некоторые особенности сознания, 227.68kb.
- В. Н. учитель высшей категории, отличник просвещения РФ. 19 февраля 2010 года Задачи, 251.23kb.
- Методическое пособие к курсу "теория эволюции" Научный центр эволюции земли и человека, 4157.76kb.
- Методическое пособие к курсу "теория эволюции" Научный центр эволюции земли и человека, 4157.69kb.
- Эволюция человека, 22.68kb.
- Программы, залаженные в молекуле, 11344.58kb.
- Программы, залаженные в молекуле, 11345kb.
Ассоциоцитизм – это одна из форм адаптации организмов к условиям внешней среды. Уникальная геономическая стабильность вовсе не говорит о некоей неизменности среды обитания в разных точках Мирового океана. Несомненно в ряде точек были катастрофы, ведшие к полному вымиранию всего живого в данном эколокусе, который со временем вновь заселялся новыми пришельцами. Но чаще были (и есть, и будут) частичные изменения в среде обитания, носящее локальный характер.
Первыми уже известными ассоциоцитами были, видимо, сине-зеленые (цианофиты), отмеченные палеонтологами почти в 4 млрд. лет, т.е. едва миновав стадию протобионта, что лишний раз подтверждает, что социотип в нашей модели бионта вполне оправдан, ибо задан изначально. Смысл кооперации: добыл сам, поделись с другими. Ясно, что при обилии трофики кооперация не нужна, она возникает тогда, когда одиночка выжить не может. Но кооперация – не конгломерат, а система взаимоотношений взаимозависимого, взаимообусловливающего типа. Простейшие ассоциоциты совместно питались, но размножались строго индивидуально, т.е. имели общую пищепроводную и соответственно экскретивную системы. При размножении они распадались на автономные особи, но затем вновь создавали некоторую многоклеточную колонию, т.е. идентифицировали себя биохимически как единое целое. Такая жизнедеятельностная пульсация ассоциоцитов и породила удивительный феномен регенерации, т.е. самоорганизации путем самосборки, самовосстановления. Электробиохимические основания такого механизма изучены плохо (не мало, слабо, а именно плохо, не системно).
Одновременно с четким согласованием функций типа “гребцы на галере”, т.е. одинаковых, стала четко проступать нужда в специфических нуждах каждого члена ассоциоцита в зависимости от того места, которое он занимал в теле. Началась дифференциация моноцитов, которая все более и более связывала организм в единое целое за счет все большего лишения автономии каждого отдельного своего члена. Но это в филогенезе здесь все ясно, а не в онтогенезе, где миллиарды лет эволюции сжимаются в часы и дни. Может ли организм выпускть-порождать большое разнообразие клеток? Явно нет! Специализация происходит уже на месте, иначе как бы она добиралась до своего места назначения. Но если онтогенез в целом повторяет филогенез через эмбриогенез, то порождение клеток идет как бы по принципу болванки, которая уже на месте обретает те качества, которые необходимы именно в данном месте. Таким образом, и принцип стволовых клеток был изобретен на поздних стадиях эволюции ассоциоцитов.
Но это все касается физиотипа. А как дела у психотипа? Перцептивно-реактивная система развивается еще более бурно. Собственно, не будь ее, и сам ассоциоцит был бы невозможен, ибо это прежде всего согласование действий отдельных клеток в единоцельный механизм, реализующий тот же базовый принцип: →трофика→рост→редупликация→. Возникла проблема механизма передачи сигнала от клетки к клетке. Так как объединяла клетки только система пищепровода, то и сигнал мог передаваться только по этому каналу. Следовательно, задолго до нервной системы стала работать биохимическая, хемоцепторная, гуморальная.
Социотип ассоциоцита проявил себя на поздних стадиях корпоративизации ярче всего, но и трагичнее всего. В Модели бионта четко видно, что эволюционно социотип начинается с репродуктивно-сексуальной системы. Модель чисто теоретическая, создавалась исключительно по системно-логическим основаниям, тогда я и понятия не имел о том, что найду для иллюстрации его некоторой валидности подходящий пример. Но нашел его, спустя годы. Речь идет об одном из ассоциоцитов-аутотрофов: вольвоксе. Этот ассоциоцит вплотную подошел по степени корпоративизации к полицитам, ибо имел уже специализированные органы размножения, т.е. отдельные клетки выполняли функции половых. Но, когда молодая колония выходила в самостоятельную жизнь, родительская колония гибла. Таким образом, ассоциоцитизм породил феномен смены поколений, а вместе с ней и смерть. К сожалению мне так и не удалось найти данные о биохимической причине смерти родительской колонии. Такой феномен на уровне полицитов получил название монокарпии, т.е. одноразовой репродукции, характерной для многих растений, даже многолетних, и что еще более удивительно, у ряда рыб. Но и самый точный биохимический анализ, видимо не даст возможности сформулировать гносеологическую причину феномена смерти как родительской колонии вольвокса, так и последующих полицитов. Ведь формально базовый принцип “→трофика→рост→редупликация→” не нарушен, ибо жизнь породила жизнь, но не для со – а вместо существования (даже при поликарпии смерть неизбежна для любого полицита). Тогда подойдем к проблеме с другого конца и представим себе,что произошло бы при бесконечной поликарпии. Перенаселение со всеми вытекающими последствиями, т.е. самоуничтожение. Но тогда вновь шилом из мешка вылазит принцип телеологичности биосферы, что невозможно по определению. Видимо, это все-таки комплексный феномен в биосфере. Несомненна связь смерти и репродуктивности, т.е. утрата способности к продолжению рода является лишь началом собственно старения. А сама утрата записана быть не может, т.е. это функция гонад, их потенция. Нейрогуморальная связь “гонады-мозг” и выполняют главную функцию регуляции старения. Кстати, тот же самый гипофиз, с которым гонады непосредственно связаны в мозге нейрогуморальной связью, отвечает и за ростовые процессы. А ведь старение – это и есть процесс замедления обновления клеток, что и ведет к функциональному недовыполнению, остановке, разрушению, т.е. обычному биохимическому механизму. Дряхление и есть биохимический распад полицита. В таком случае трофика поддерживает лишь нормативы здорового в репродуктивно-возрастном отношении организма, но мало эффективна против дряхления.
III Проблема полицитов – это проблема абсолютизации ассоциацитизма. Если ассоциоциты прекрасно себя чувствуют и в настоящее время, то процесс окончательной корпоративизации ассоциоцитов в полициты имел явно локальный характер, т.е. в некоем эколокусе изменения внешней среды позволили выжить только цельнотельным многоклеточным полножизненного цикла.
Феномен абсолютизации здесь аналогичен обретению прочной оболочки у моноцитов, а значит и такой степени автономизации, которая не позволяла отдельной клетке, группе клеток произвольно покинуть тело и пожить какое-то время отдельно, а затем вернуться. Но главным была все-таки дифференциация клеток по функциям. Собственно, степень абсолютизации прямо пропорциональна степени функциональной дифференциации, т.е. взаимозависимости, взаимоподчиненности. Автономизация демонстрировала самодостаточность для выживания. Но это уже была далеко не та самодостаточность, которую демонстрируют моноциты. Едва ли не тотально самодостаточность полицитов – иллюзия внешних форм, а на деле это сложнейшая симбиотическая система, отдельный эколокус в рамках биоценоза. Полицитизм породил в гигантских масштабах паразитизм как одноклеточных, так и многоклеточных. Возникли эволюционно гигантски сложные цепочки биохимических зависимостей, которые крайне сложно классифицировать на взаимовыгодные или односторонне выгодные, выгодные особи или потомству, виду и т.д. Отсюда и главная сложность четкого определения нормы/патологии, результата терапии либо независимого самоизлечения. К сожалению, теоретическая терапия полицитов еще даже не оформилась, поэтому в фитотерапии, зоотерапии и медицине человеческой доминирует механицизм блочной отдельности, а не цельнотельный эколокусный подход. Отсюда доминация терапии/ремонта над профилактикой и непомерное возрастание роли хирургии. Но будущее все равно за индивидуальным цельнотельным эколокусным подходом хронотопного типа.
Формообразование полицитов следовало строго гносеологической цепочке: точка-линия-плоскость-объем. Степень мобильности предопределила две генеральные линии формообразования: радиальная симметрия для маломобильных и билатеральная симметрия для мобильных форм. Человек относится к мобильным формам, поэтому и все дальнейшее изложение будет зацентрировано на линии ведущей к человеку. А хорда это и есть струна-линия, ставшая стержнем, организующим вокруг себя все формообразование внешнее и морфологизацию внутреннюю, а значит и всю систему управления зообионтом.
Суть революции состоит в том, что перцептивно-реактивная система обрела внутреннюю опору, а вместе с ней и много большие перспективы развития не только в гидро – но и в иных сферах. Психотип стал главным над физиотипом во всех аспектах жизнедеятельности. Но в полную силу это проявилось только в процессе завоевания суши, а затем и воздуха. Конкурентами хордо-позвоночных в мировом океане были и остались много более развитые как физиотипически, так и психотипически головоногие моллюски (кальмары, осьминоги и т.д.). Имея гидростатический скелет и реактивный способ передвижения они стали самыми мобильными обитателями океана, достигая скорости более 200 км/час. Но этот пик адаптации к водной среде обитания закрыл им навсегда выход на сушу. Конкурентами хордо-позвоночных на суше и в воздухе были и остались членистоногие (ракообразные, паукообразные, насекомые). Их приоритет в освоении атмо – и литосфер не подлежит сомнению, более того без их пионерской работы на суше и в воздухе хордо-позвоночные просто не смогли бы освоить эти пространства, т.е. они пришли вслед, за счет и с помощью членистоногих, добившихся гигантских успехов освоении всех уголков суши и изобретших все возможные формы выживания на земле, вплоть до коллективного надорганизма (пчелы, муравьи и т.д.). Они смогли почти все, кроме увеличения массы тела особи из-за хитинового панциря, потомка цисты у моноцитов.
Циста как защитный элемент у моноцитов носила временный характер, однако у ряда полицитов обрела статус домика из углекислого кальция и органических веществ в виде раковин. На их образование уходит много сил, энергии и времени, габаритизация тела моллюска оказалась в полной зависимости от размеров раковины. Процесс эволюции резко замедлился, а в случае с двустворчатыми раковинами даже пошел вспять редуцированием головы. Предки головоногих моллюсков избавились от необходимости строить раковину явно не по своей воле, а в результате каких-то мутагенных факторов, заблокировавших биохимический механизм производства углекислого кальция. И это уродство заставило развиваться очень интенсивно перцептивно-реактивную систему. Не было бы счастья, да несчастье помогло: психотип стал доминировать над физиотипом, гидростатический скелет позволил развивать торпедный гидродинамический тип реактивного движения, щупальцы обретали поразительную для водных бионтов чувствительность при манипулировании (т.е. феномен манипулирования возник за миллионы лет до появления рук), а значит и познавательные возможности мозга резко возросли. Теоретически именно головоногие моллюски и должны быть не только хозяевами, но и интеллектуалами океана, ибо имеют не только орган накопления информации (большой мозг) но и органы познания путем манипулирования, т.е. потенциально и преобразования среды обитания. Но у них нет главного: необходимости, а значит и потребности в таком преобразовании, ибо все живое действует по принципу необходимости и достаточности (кроме ненасытного человека), а океан пока что для них вполне комфортен.
Иная картина наблюдается у членистоногих. Биохимическая основа защитного слоя (хитин) изначально была не сплошной, а фрагментарной и не сразу твердой а постепенно затвердевающей. Именно членистоногие первыми изобрели собственно ноги как шарнирные соединения из ряда элементов. Хитин был много легче раковин, даже кальцинированный хитин ракообразных, но и он сдерживал рост тела. Мы уже говорили о ритмике: трофика – рост и ее разбиении на два этапа: 1. Трофика-запасание и 2. запасы-рост-вегетация. Членистоногие довели это разделение до логического конца: они делали запасы, т.е. вели активный образ жизни в поисках трофики от линьки до линьки, а на период линьки прятались, сбрасывали хитиновые латы, срочно росли в габаритах, пока происходил процесс затвердевания новых покровов. Ясно, что всем заправляла трофическая и экскретивная системы на принципах автоматизма биохимических преобразований, а не перцептивно-реактивная, ибо во время оголения тела особь была фактически беззащитной. Видимо, с этим раздраем между физиотипом и психотипом связаны и поразительно нецелесообразные метаморфозы жизненного цикла у ряда насекомых. Биофизический анализ показывает, что при большом энергетическом потенциале (ряд насекомых легко тащит вес во много раз больший, чем свой собственный) габаритность не может превысить некоторые рамки исключительно из-за оков хитиновой брони. Понятно, что речь идет не только о летающих, а и о ходячих насекомых.
Хорда – это фактически такое же уродство как и неспособность предков головоногих моллюсков создавать раковину на себе. Но это уродство связано не с исчезновением видового признака, а наоборот с появлением нового, ибо хорда есть продукт неотении, в результате которого личинки придонных бионтов досрочно достигли половой зрелости в результате действия каких-то мутагенных факторов и хорда из переходной формы стала постоянной, развилась в позвоночник, а затем и внутренний скелет. Последовала глубокая коренная перестройка биохимической системы, ибо экскретивная система неизбежно должна была кальцинировать скелет уже путем инкреции. А это требовало перестройки и трофической системы, ее конвейеризации, а значит и система управления должна была следовать за пищеводом. Таким образом, стохастический отбор методом проб и ошибок привел к окончательной гармонизации организма у хордо-позвоночных путем наложения психитипа на физиотип, т.е. формально повторился путь, который уже прошли головоногие моллюски, но в водной среде они так и остались вторыми. Зато стали первыми на суше, хотя тоже не во временном плане (пионерами среди животных были членистоногие), а в габаритизации, которая стала возможна исключительно благодаря внутреннему скелету.
Физиотип хордо-позвоночных неизбежно унифицирован:
- системообразующий стержень всей конструкции– хорда/позвоночник, создающий всю вытянутость корпуса;
- параллельно позвоночнику на ту же длину (прямо или витиевато-сложно) располагается пищеварительный тракт с раздельным входом (рот) и выходом (анус);
- параллельно же позвоночнику тянется нервная струна, обеспечивающая управление всем корпусом;
- нервной струне подчинена скелетно-мышечная система, окружающая всю трофическую и другие жизнеобеспечивающие системы от внешних поражений;
- нервная струна подчинена перцептивной системе, специально сконцентрированной вокруг рта, ибо ее основное предназначение состоит в добывании пищи путем поисково-ориентированной деятельности, поэтому тут же находится и центр принятия решений в виде головного мозга (но гносеологически неправомерно увязывать цефализацию с эволюцией именно хордо-позвоночных, ибо это абсолютно разные во времени процессы);
- хвостовая часть концентрирует вокруг себя все, что подчинено экскретивной системе, кроме дыхания, сохранившего специфический мешочковый тип трофики.
- Сложился четкий билатеральный физиотип неизбежно вынужденный различать: лево-право; зад-перед; верх-низ, и себя (т.е. собственное тело) как точку отсчета при защите и жертву/врага (т.е. его тело) как точку отсчета при нападении в их сложнейшей стохастической координации.
Идеальный пример такого физиотипа – змея, но он оказался тупиковым, ибо двух конечностей (голова и хвост) оказалось недостаточно. Оптимальным вариантом эволюционно оказалось шестиконечное тело: голова, две передние конечности, две задние конечности и хвост (даже если от него остался только копчик). Средние конечности в основном выполняют опорно-локомоторные функции, но передняя пара конечностей (у птиц-задняя) помогает еще и рту в овладении пищей и борьбе с врагами, ибо трофика – основа основ самосохранения.
Трофическая система полицитов сохранила обе формы трофики известные у моноцитов: фагоцитоз и пиноцитоз. Но мешочковая технология фагоцитоза из-за ее слабой приспособленности к мобильности была быстро отвергнута, и заменена конвейерной, достигнув совершенства у позвоночных хищников. Формообразовательно это выразилось в создании сквозной пищепроводной трубки от рта до ануса вокруг которой и формируется собственно ассимилятивная часть тела, т.е. произошла псевдоинтерьеризация пищеварения, допускающая одновременно и мобильность бионта. Проблема псевдоинтерьеризации есть проблема адаптации экзосоматических процессов моноцитов к качественно иным условиям существования в системе полицитов. Несомненно, что изменилась и эндоструктура полицитов в сравнении с моноцитами. Но сохранился главный принцип: недопуск внешней среды к интимным процессам ассимиляции и роста путем сохранения барьера в виде пиноцитоза. В связи с тем, что перцептивно-реактивная система обретала все большую доминацию, произошло отделение дыхательно-окислительной системы от собственно трофической с сохранением самого принципа усвоения через пиноцитоз. А так как пиноцитоз работает исключительно с водными растворами питательных веществ, то и наличие необходимого для этого количества воды становится обязательным условием нормального существования – жизнедеятельности полицита. Таким образом сама собой установилась иерархия ритмики удовлетворения трофических потребностей полицита: воздух, вода, пища. Запасы же трофики эволюционно формировались в обратном порядке: пища, вода, воздух, т.е. возможности запасания воздуха у сухопутных оказались наименьшими и достигают у людей лишь нескольких минут, даже после длительных тренировок ныряльщиков за жемчугом (понятно, что при замирании организма можно достичь больших результатов). Любопытно, что переподчинение дыхательной системы под руководство перцептивно-реактивной произошло как бы не полностью, т.к. человек может и морить себя голодом и жаждой, но не может задушить себя путем задержки дыхания без посторонних предметов. Таким образом, сердечно-легочная система относительно автономна в витальном плане даже от всесильной перцептивно-реактивной. Именно поэтому она и стала главным объектом диагностики “живой - мертвый” и различных реанимационных манипуляций. Все остальные системы организма вторичны относительно сердечно-легочной, обеспечивающей энергетическое функционирование его, без чего не помогут и любые другие запасы. И даже жестокие эксперименты с отсечением головы позволяют телам существовать еще некоторое время, что лишний раз указывает на тот непреложный факт, что жизнь – это всего лишь сложнейшая цепочка биохимических и биофизических реакций в виде физиотипа, а психотип есть лишь надстройка, которую физиотип создал для выживания в условиях непостоянства среды обитания.
Отделение дыхательной системы от пищеварительной все равно потребовало ее псевдоинтерьеризации в виде легких аккурат рядом и по обе стороны сердца, с которым функционально едины.
Вода и пища в принципе тоже могут разъединиться (феномен слюнных желез), но генеральная линия развития этого не предусмотрела. Зато это предусмотрено оказалось при формировании экскретивной системы, которая тоже подверглась псевдоинтерьеризации. Любопытно, что и репродуктивная система сформировалось не на базе трофической как это можно было бы предположить, исходя из феномена конъюгации у моноцитов, а именно на экскретивной, правда, предполагающей обычно предварительную копуляцию.
Эффективность технологии псевдоинтерьеризации была успешно использована и в совершенно иной, перцептивной системе: глаза с веками и особенно ярко в раковинах ушей.
Таким образом, истинная площадь оболочки тела полицита, доступная (даже при наличии запорных элементов в виде сфинкеров, жомов и т.д.) прямому воздействию внешней среды, т.е. физическому проникновению-контакту, много больше, напоминая скомканную бумажку. Экстерьер + псевдоинтерьер = интерьеру, т.е. собственно эндосоматике, которая отделена оболочкой с мозаикой из разнотипных тканей от внешнего мира пиноцитозным барьером.
Эволюция эндосоматики проходила еще более сложно, запутанно, функциональная сущность многих органов раскрыта лишь в общих чертах, а их системно-логические связи без тщательнейших биофизическо-биохимических исследований и далее будут приводить к ложным заключениям о степени нужности их для полноценной жизнедеятельности (казусы со слепой кишкой, “гландами” и т.п.). Лизосомы моноцита породили иммунную систему полицита как стража эндосоматики, способного противостоять биохимически случайным пищевым отравлениям и привычным экто – и энтопаразитам. Но она неспособна противодействовать взрывным массированным атакам вирусного типа и рваным полостным ранам. Тем не менее ясно, что эколокус пантрофов много более разнообразен, их иммунная система много более развита и позволяет жить во много более широком ареале, чем другие зообионты. А так как иммунная система работает по принципу “стимул-реакция” биохимического типа, то искусственное ограничение эколокусного разнообразия (стерилизация внешней среды) неизбежно ведет к ослаблению эффективной деятельности иммунной системы. А так как мы пока что об иммунной системе знаем мало прежде всего в биохимическом плане (цепочке возможных биохимических трансформаций), то и говорить о том, помогаем мы ей медицински или, наоборот, мешаем, можно и нужно ли ее тренировать, пока что рано. Однако космонавтика (космическая биология, космическая медицина) уже требует ответов, а аллергология все более напоминает астрологию, чем медицинскую иммунологию.
Но все-таки биохимический тон задает не эколокусное разнообразие, а трофика в виде пищи. Фагоцитоз добавил к биофизике всасывания, сначала глотание целиком, а затем глотание по частям. Глотание целиком предполагает отсутствие зубов и без помощи боковых конечностей грозит казусом подавления пищей (как у змей, например). Разрывание на части, достаточные для свободного проглатывания уже требуют оценки количества оторванной массы. Перед травоядными такой проблемы нет, а перед хищниками она стоит во весь рост. И то, что они с ней прекрасно справляются, говорит о том, что их оценки обычно вполне точны. Эволюция зубочелюстной системы человека, даже если ее начинать с дриопитеков, достаточно четко указывает на пантрофический тип питания, что для нас очень важно в биохимическом отношении. И речь не только о восполнении дефицита 8 аминокислот из 20 незаменимых, обязательных (причины этого дефицита пока что темны), но и потенциальных возможностей формирования цепочек биохимических трансформаций для самовосстановления/самоизлечения организмов полицитов, ибо мелицинская помощь в зоомире построена не столько на симбиозе, сколько на интуитивном трофическом самолечении, включая и голодание. Все патологии можно четко разделить на эндосоматические и экзосоматические. Эндосоматические патологии возникают в результате проникновения в интерьер организма через пиноцитозный барьер, т.е. чисто биохимически (всасывание мимикрированных структур ядов и т.д.) или чисто механически (укус прокол, разъедание, растирание и т.д.). Поведение мимикрированных биохимических структур – объект и предмет исследования теории терапии, где уже справедливо генеральной линией принята теория тренировки малыми дозами для обучения идентификации ядовитого и срочной мобилизации при массированном нападении. И начинается это обучение уже с молоком матери. Но эта генеральная линия не включает проблему отравления газами через самое слабое звено самозащиты – дыхание (СО2 и т.п.). Механические проникновения четко делятся на внесосудные, мелкососудные и крупнососудные, отсюда и скорость генерализации интоксикации. Главный принцип самозащиты – запирание, локализация путем свертывания крови и обильного лимфоорошения. Но самозащиты от крупных рваных ран, повреждения крупных сосудов у животных практически нет, а истечение кровью неизбежно ведет к смерти. Именно поэтому в дикой природе лютая внутривидовая борьба за первенство в чем-либо практически никогда не ведет к поражению крупных сосудов, а последним аргументом покорности является подставление шеи, где проходят самые крупные сосуды. Принцип: борьба до первой крови, возник в зоомире задолго до человека. Но это прямо наоборот тому, что имеет место в трофической ситуации “хищник-жертва”, а у хищников еще и в ряде ситуаций отношения чужого взрослого к чужому детенышу (у тигров, например). Правда, известны случаи, когда истекающее кровью животное разрывается и поедается своими же, что указывает на сложность психотехнологической цепочки рефлекса на кровь, носящую биохимический хемоцепторный характер. Но пока что это зафиксировано только у стайных пантрофов. Если это действительно так, то тогда все легко объясняется острой нехваткой азота, которая заставляет даже травоядных оленей время от времени поедать мелких грызунов. Но темных мест в рефлексе крови все равно остается много. Однако ясно уже сейчас, что системно-логически разрыв крупного сосуда у теплокровных не подлежит регенерации.
Итак, мы вновь выходим на проблему роста, но уже на уровне полицитов, т.е. переходим с жизнецикловой фазы “трофика-запасание” на фазу собственно вегетации, т.е. той же репродукции только на клеточном уровне в цепочке: клетка-ткань-орган-организм.
Как уже отмечалось выше, мы разделяем рост-разбухание и рост-усложнение. К первому относится габаритизация за счет запасов (пищи, воды, воздуха, тепла). Ко второму относится:
рост – вегетация
рост – реставрация
рост – регенерация
Вегетация – это завершение половозрастной морфологизации.
Реставрация – это замена отработавших свой срок клеток на новые.
Регенерация – это заживление ран путем самовосстановления формы тела.
Формально все три вида роста – усложнения есть результат репродукции клеток, но управление ими осуществляется явно разными системами, различны по скорости и ритмике, т.е. включаются некоторые регуляторы: катализаторы и ингибиторы, наряду с нормоосцилляторами. Итак, каждый вид роста потенциально имеет три хронотопных варианта:
Изначальный ритм роста включается с момента оплодотворения яйцеклетки спермиями, когда образуется самостоятельная живая клетка с автоматизмом редупликации. Если копуляция есть этологическая биофизика, то, начиная с впрыскивания спермиев, мы имеем дело уже с чистой биохимией, т.е. биохимическим приятием-неприятием этой клетки организмом материи. И здесь имеем три варианта развития событий:
- приятие, но невозможность ведет к своеобразному инцистированию эмбриона до лучших времен;
- приятие и возможность ведет к подключению эмбриона к стенке матки, а значит и трофике от организма матери;
- неприятие и отторжение эмбриона посредством экскретивной системы.
Во вторых варианте возникает неизбежно полная зависимость вегетации эмбриона от трофики матери. Скорость вегетации имеет видовой характер сроков беременности. Но даже эта грубая антропоморфизированная схема ясна и понятна лишь на первый взгляд.
Гносеология требует не нарушать принципы системно-логического анализа, а значит выводить все следствия от исходного принципа →трофика→рост→редупликация→ который задан изначально биогенезом, начиная с протобионтов. Репродукция полицитов есть строго последовательно-параллельная цепочка редупликаций: 1,2,4,8,16,32… Но каждая редупликация строго исповедует принцип →трофика→рост→редупликация→, а это значит, что прежде всего должно быть достаточно трофики. Репродуктивная задача полицита и состоит в формировании такой зародышевой почки с достаточным количеством питательных веществ для морфогенеза до уровня зрелого бионта, способного к репродукции собственного потомства. Таким образом, репродукция есть функция роста. И только. Яркое доказательство тому – партеногенез. И даже на уровне человека мы (пусть и в витиеватой форме) наблюдаем это при рождении монозиготных близнецов, когда одна зигота (оплодотворенная одним сперматозоидом яйцеклетка) неожиданно делиться на две абсолютно идентичные. И функция роста реализуется именно в такой последовательности: возможность делать запасы и лишь затем процесс собственно обвального деления.
Таким образом, гносеологически важно подчеркнуть, что для всего живого репродукция есть функция роста строго в соответствии с исходным принципом биогенеза “→трофика→рост→редупликация→”. Сексуальный признак, обусловленный половым диморфизмом, есть всего лишь эволюционное наложение на редупликацию – репродукцию части биомира (от моноцитов до птиц могут доминировать как партеногенез, так и сексогенез у разных видов бионтов, и даже чередоваться поколенчески у одного вида). Видимо, только у млекопитающих половой диморфизм обрел абсолютный статус в естественных условиях (лабораторные эксперименты с яйцеклетками млекопитающих оставляем без рассмотрения, ибо партеногенезные потенции их итак гносеологически ясны). Морфологически партеногенез у животных четко увязан с яйцекладущими, но становится, видимо, невозможным у живородящих, что явно указывает на факт смены типа питания эмбриона в связи с его жесткой и неотрывной прикрепленностью к организму матери весь пренатальный период. Здесь следует заметить, что необходимо четко различать интрасоматический и экстрасоматический этапы в эмбриогенезе. В данном случае мы анализируем проблемы роста физиотипа и соответственно только интрасоматический этап. Экстрасоматический этап относится в соответствии с нвшей моделью бионта к репродуктивно-сексуальной системе, которая является строго системно-логически основой социотипа, накладывающегося на психотип, а через него и на физиотип.
Итак, первым пределом роста – вегетации является интрасоматика самки как при партеногенезе, так и при сексогенезе, т.е. чисто физические ограничения объема той части тела, где формируются яйцеклетки до некоторого уровня. Причем этот уровень обязан быть одинаковым, стандартным только морфологически перед переходом в экстрасоматическое состояние. Это жесткое условие естественной биоритмики вида, связанной с состоянием среды обитания, одинаково суровой для каждого новорожденного, а значит и каждый новорожденный должен быть готов к адекватному ее восприятию биофизически и биохимически. Роды снимают первый предел роста – вегетации бионта. Пакетные роды характерны для многих видов растений и рыб. Но для ряда таких растений и рыб роды и есть смерть самих родителей. Какими-то неведомыми пока эволюции путями у них сохранился феномен ассоциоцита вольвокса. Такой феномен в биологии называется монокарпией. Ему подчиняются бамбук, агава, угри, лососи и т.д. Следовательно рост таких одно – , двух – и многолетних полицитов четко определяется не собственно экстрасоматическими параметрами габаритизации, а только феноменом половозрелости (способности и возможности репродуктивной реализации). Абсолютно разные видовые биоритмики ведут к единому исходу, что указывает вроде бы на биохимические причины монокарпии. Но нечеткие оговорки о выживании ряда особей у монокарпических рыб требуют дополнительных исследований.
В противоположность монокарпии развилась поликарпия, но и здесь больше вопросов, чем ответов, ибо нет статистических критериев частоты и количества родов в полножизненном цикле вида. Даже в отношении человека таких данных крайне мало пока что для более-менее обоснованных оценок. Но именно поликарпия во весь рост ставит проблему предела роста особи-бионта. В океане эта проблема менее сложна в связи с тем, что колыбель жизни значительно нивелирует гравитационное влияние, поэтому и водоросли 150-200м длины (рекорд – 8км), и более чем 30 метровые киты до 150 тонн весом чувствуют себя вполне комфортно. Растения суши при их иммобильности тоже обусловлены в росте исключительно интрасоматической гидравликой: эвкалипты достигают более 150м высоты при диаметре, 11м, а некоторые лианы (т.е. иноопорные растения) достигают 600м. Предел роста в зоомире суши – слон: высота до 4м, длина до 5м +хобот до 2м, вес до 8т (палеонтологические рекорды оставляем в стороне). Крупнейшие хищники: лев достигает до 2,5м длины и до 300кг веса, медведь до 3м длины и до 1т веса. Уже внутривидовые колебания в росте и весе, т.е. в габаритизации говорят о явной доминации биофизических, а не биохимических факторов предела роста у каждого вида.
Гносеологическая цепочка: точка, линия, площадь, объем, в биофизике превращаются в рост, поверхность, объем и центр тяжести, которые в числовом выражении выглядит так:
Рис. 12
кубик дает:
сторона (рост) 1см 2см 3см
поверхность 6см2 24см2 54см2
объем 1см3 8см3 18см3
Тело животного вырабатывает количество тепла пропорционально его весу/объему, а интенсивнось теплообмена с окружающей средой пропорциональна поверхности тела. Габариты тела определяют и пропорции и качество скелета. Таким образом, человек при росте 5м дает вес 2000кг, но кости всего в 3 раза толще по диаметру и в 9 раз, больше по площади сечения, а нагрузка на них в 30 раз, тогда как мышцы увеличат силу всего в 9 раз, т.е. даже передвигаться такое тело просто не в состоянии. Да и пропорции человека были бы окончательно утеряны, а вместе с ними и базовые идентификационные признаки. Значит, спектр видовых колебаний роста задан как бы биофизикой пропорций.
Но ростовые колебания имеют место (у людей) даже у детей от одних и тех же родителей. Значит на персональном уровне включаются уже явно биохимические факторы. А так как фактуру тела организовывает скелет, то предел роста регулирует именно биохимия скелета, а именно осцилляторные реакции нормы, работающие на счетном принципе. Понятно, что мы не будем обсуждать здесь роль гипофиза в проблеме нанизма и гигантизма. Нам достаточно того, что оба явления есть отклонения от колеблющейся нормы на уровне биохимических осцилляторов. Но рост записывает только формы, значит все три проявления: нанизм, норма, гигантизм, могут быть как наследственными, так и персональными (ср. дефицит – изофицит - профицит).
Сколько-нибудь убедительных корреляций роста/массы у новорожденных и этих же взрослых особей в нашем распоряжении пока нет, но из вышесказанного следует, что таких корреляций и не может быть.
Как бы то ни было, но предел роста наступает обычно раньше или позже. В норме этот предел автоматически выключает программу собственно вегетации, но не одномоментно, а в течении нескольких лет (у людей) после завершения полной программы морфологизации. Идет процесс пропорционализации тела, окончательно сводящий процесс роста-вегетации на нет. Однако разноуровневое отмирание клеток и их замена на новые идет всю жизнь с разным циклом жизнедеятельности каждого из ~ 200 типов клеток. Реставрация каждого из типов клеток тела человека идет с разной скоростью, но нет пока что ни малейших оснований считать какие-то клетки пожизненными, как нет и строго системно-логического запрета на возможность существования таких клеток. Руководит ремонтом-реставрацией органов путем замены клеток память формы, хорошо известная у кристаллов и некоторых сплавов. Строгая поочередность – ритмика разновременной реставрации абсолютно не мешает полноценному функционированию органа как целого.
Регенерация только на первый взгляд, т.е. формально, подобна реставрации, а по сути здесь действует качественно иной механизм. Каузально регенерация есть посттравматическая процедура, нарушающая биоритм реставрации. И чем больше видов тканей задето травмой, тем сложнее идет заживление, ибо разница в биоритмах может быть велика. Чем выше бионт-полицит по эволюционной лестнице от ассоциоцитов, тем ниже его регенеративные способности. У полицитов регенеративные способности наиболее ярко проявляются на конечностях (клешня у рака, нога у тритона, хвост у ящерицы и т.д.). Такая регенерация целого органа затухает у хладнокровных, и у теплокровных уже не проявляется, ибо происходят коренные биохимические изменения. Для полносистемного восстановления ноги, клешни, хвоста требуется либо подключение генотипа-генома, либо способность разнотипных клеток к виртуозной последовательно-параллельной самоорганизации при реставрации. Какое отношение к этому имеет экскретивная система, регулирующая периодические линьки и замены (зубов, например), пока сказать трудно, ибо эти процессы записаны в программе и почти автоматичны. Травмы же неожиданны, стохастичны, поэтому мобилизатором всех сил организма на их появление может претендовать только боль, единственный нейрогуморальный фактор, автоматически включающий все системы, способные помочь в ремонте раны, травмы. Значит на первый план здесь выходит уже не сама ассимиляционно-релаксационная система, а перцептивно-реактивная как главный куратор самосохранения.
Но все виды роста происходят у полицитов только в некоторых температурных рамках, что лишний раз указывает на чисто физико-химическую основу всего живого. Оставляем в стороне проблему криофилов и термофилов, ибо она касается только моноцитов (хотя биофизика и биохимия их жизнедеятельности архилюбопытна и в гносеологическом плане). Известно, что скорость химических реакций зависит от температуры. В геономических условиях повышение температуры на 100С ведет к удвоению скорости едва ли не большинства химических реакций. Температура тела холоднокровных целиком и полностью зависит от температуры окружающей среды. Поэтому все растения и животные до птиц и млекопитающих вынуждены согласовывать свое предназначение “→трофика→рост→репродукция→” строго с температурным режимом внешней среды. Но каждый по своему это делает на разных этапах жизнедеятельности. Так кактус опунция начинает свой рост только при температуре тканей +56,50С, а тундровая ложеница даже в период цветения легко переносит внезапные заморозки до -400С. Однако оптимальная температура жизнедеятельности для подавляющего большинства наземных бионтов +250С воздуха как для холодно – , так и для теплокровных (точнее пойкилотермных и гомойотермных). Но для первых – это и температура собственного тела, а для вторых лишь уровень комфорта теплообмена. Понятно, что это лишь генеральная линия реализации принципа “→трофика→рост→репродукция→” и в разных эконишах выработались эволюционно разные механизмы термоадаптации. На Земле температурный размах воздуха составляет от +600С до -600С, но на поверхности суши картина меняется: нагрев может быть в 2 и более раз большим, а охлаждение никак не может превысить температуру воздуха при любом морозе. Однако эти режимы мало касаются активной жизнедеятельности пойкилотермных бионтов, ибо отклонения в 150С как в сторону понижения, так и в сторону повышения неизбежно ведут к оцепенению, т.е. резкому замедлению всех биохимических процессов в целях самосохранения. Этот механизм выживания эволюция подсказала еще бактериям путем инцистирования. Только у полицитов происходит не герметизация внутренней среды бионта, а ее специфическая биохимическая коллоидная перестройка (хотя и элементы герметизации тоже используются). Так, тритон легко может вмерзнуть в лед осенью, а весной, оттаяв, спокойно продолжить свои дела. Но это амфибия. Рептилиям приходится много сложнее, ибо многие уже утратили чувство комфорта водной среды обитания, а размеры тела несравнимы с сухопутными соседями – насекомыми. Если некоторые насекомые за счет глицериновой коллоидации легко переживают даже -400С, то рептилии гибнут уже при -100С, поэтому им нужны глубокие норы и поэтому они редки за полярным кругом, где царит вечная мерзлота. И поэтому же погибли все гигантские рептилии периода эпохи динозавров. Но именно рептилии породили класс теплокровных птероящеров размером с современную ворону, а главное – сам принцип теплокровности за счет непрерывного тремора всех мышц, научившихся от полетов (сравнение проводилось по аналогии с полетом насекомых) сокращаться 60-80 раз в секунду. На это потребовалось дополнительное питание (трофика у нас включает воздух, воду, пищу, тепло из внешнего мира), но зато предоставило неизмеримо большее – независимость бодрствования от температуры воздуха, т.е. активность оказалась полностью в руках перцептивно-реактивной системы. И уже от первых птиц – домоседок появились затем млекопитающие, ибо у самих млекопитающих не было ни малейших возможностей обрести теплокровность чисто каузально. Отсюда и постоянная температура у птиц +400С - +430С, а у млекопитающих +360С - +390С, что вполне сопоставимо с той температурой тела, которую во время полета достигают за счет махов крыльями некоторые бабочки. А биохимический механизм полета бионтов – это гигантское скопление митохондрий в клетках сократительных волокон. Разница только в том, как заводился этот механизм: с разогревом или сразу. Постоянный тремор мышц кардинально изменил всю систему адаптивности. Птицы и млекопитающие смогли заполнить экониши суши и стыка “суша-океан”суровых приполярных зон, уже завоеванных растениями и насекомыми. Правда, строго системно-логически получается иная картина, т.е. и птицы и млекопитающие возникли именно в приполярных зонах, и уже оттуда завоевывали более теплые края. Ведь первые теплокровные – птицы заняли нишу абсолютно свободную для бионтов такой габаритности, ибо насекомые в силу их малости были лишь кормом, но не конкурентами. Значит и вытеснять птиц было просто некому. Известно и то, что биохимия родины у всех животных отпечатана миллионами лет эволюции и при свободе передвижения зов рода требует репродукции строго в своих местах. Именно поэтому совершают поразительные миграции и рыбы, и птицы, и киты и т.д. Не трофика их гонит, а инстинкт рождения на их историческую родину. И уже совсем другой вопрос, что их погнало в теплые края.
Теплокровность неизбежно потребовала гигантской биохимической перестройки, но еще более биофизической перестройки. Ведь нагревание – остывание – это огромное число проблем с терморегуляцией как при охлаждении, так и при нагревании среды обитания. По биохимической глубине и значимости это была революция, сравнимая с обретением анаэробами аэробного типа дыхания, т.е. даже более кардинальная, чем выход бионтов на сушу.
Понятно, почему температура тела птиц есть граница теплового оцепенения холоднокровных: это постоянная срочная готовность к полету, которая у млекопитающих сохранись как наследство (а не самоизобретение), позволившее быть всегда реактивным, а значит и много более адаптивным к изменениям в среде обитания. Высокая температура неизбежно потянула за собой скорость метаболизма, и обмен веществ у птиц самый высокий (что и сделало курятину самым дешевым мясом в мире). При собственной высокой температуре теплокровным необходимо было изобрести механизм, нивелирующий как переохлаждение, так и перегрев. С первым теплокровные справились много лучше, что еще раз говорит об их приполярном происхождении. А вот с перегревом много хуже как у птиц, так и у млекопитающих. Но еще хуже у холоднокровных, денатурация белков которых начинается как раз с границы теплового оцепенения. Рекорд держит один из видов термальных мух, выдерживающих +550С. Других рекордов у зоополицитов не зафиксировано. Проблема денатурации белков от жары для всего живого оказалась много более сложной даже при инцистировании и их аналогов при споро – и семяобразовании. Вершиной приспособляемости у теплокровных является верблюд. При его габаритах он как вполне рабочее состояние переносит температуру своего тела в 410С в долгих маршах по безводной пустыне. Но это уникум. Для большинства животных проблема теплообмена – это проблема габаритов и покровов. О биофизике габаритов мы уже говорили, а биофизика покровов требует обратиться к анализу экскретивной системы физиотипа.
Экскретивная система полицита, как и трофическая, подвергалась псевдоинтерьеризации по принципу скомканной бумажки Но мембранная пиноцитарная модель “вход – выход” моноцитов сохранилась. Оболочка тела, его покрова оказались сложенными очень разными по качеству видами тканей. Наиболее грубым и сильным воздействиям внешней среды подвергаются внешние покровы, рот, нос, гортань, трахея и желудок, легкие. Биофизическая однотипность их построения очевидна: мешочкообразность моноцитов при фагоцитозе. Только желудок открыто встроен в конвейер, а легкие – скрыто. Но оба имеют биофизический механизм возврата трофики обратно, если она по каким-то параметрам не соответствует биохимическим требованиям организма данного индивида в виде выплевывания, отрыгивания и кашля-выдыхания. Мешочкообразность обоих органов крайне важна как склад для пищи, воздуха, пусть и временный. Но почему они совмещены? Ведь до выхода на сушу это были совершенно автономные органы, хотя и четко привязанные к голове. Оказалось, что хеморецепция гидробионтов вынуждена была на суше разделиться на вкус и обоняние. А так как это обеспечение прежде всего трофической системы, то у хордо-позвоночных они и совместились таким не очень, как нам кажется, удобным образом (специфику насекомых оставляем в стороне). Но еще более важно такое совмещение для теплокровных как один их важнейших механизмов теплообмена: дыхание через нос и дыхание через рот.
Теплокровность потянула за собой смену роговой чешуйчатости на пухо-перьевую и пухо-шерстяную, причем мышечно регулируемую. А так как воздух – прекрасный термоизолятор, то в сочетании с подкожным жиром образуется изумительный биотермостат, подчиняющийся перцептивно-реактивной системе. Наглость, с какой, чем эволюционно выше, тем больше, эта система прибирает все к своим рукам поражает, но биохимией все равно управляет пока что экскретивная система. Пусть тупо, слепо, но эволюционно, а не сиюминутно целесообразно. Все покровы на теле – ее продукция: от ворсинок псевдоинтерьеризировавшихся поверхностей до зубов-бивней, клювов-когтей, рогов-копыт, пуха-перьев, пуха-шерсти и т.д. Можно смело утверждать, что именно экскретивная система создает экстерьер полицита, как и экстерьер моноцита. Поразительна малоотходность индивидуальная и безотходность экологическая всех экскретивных систем. Переход с хитина на роговину не изменил сути роста-вегетации, роста-реставрации в виде линьки и смены зубов, рогов. Именно биохимическая индивидуальность каждой особи эксплицируется в биофизической (экстерьерной, идентификационной) индивидуальности ее, что только подтверждается феноменом монозиготных близнецов.
Итак, физиотипически человек есть:
- полицит (т.е. клетка-ткань-орган-организм);
- ходячий (т.е. животное которое перемещается по литосферной поверхности при помощи шарнирных конечностей);
- сухопутный (т.е. непрерывный пожизненно легочный тип дыхания);
- теплокровный (т.е. имеет постоянную температуру тела за счет специальной системы теплообмена)
- млекопитающее (т.е. рождается недоразвитым для самостоятельного жизнеобеспечения, а значит требует неизбежно постнатального воспитания).
Полицитность требует морфологической спецификации как в дифференциации, автономизации, так и консолидации единоначалия каждой особи. Особь неизбежно имеет как внешний, так и внутренний вид. Псевдоинтерьеризация породила третий тип внутренно-внешний имеющий контакт с внешним миром без нарушения тканевой целостности оболочки особи, т.е. оболочка полицита аналогична оболочке моноцита. Трофическая система моноцита разделилась на пищеварительную (пища, вода) и сердечно-легочную (воздух, тепло). Ассимиляционно-релаксационная сохранила базовый принцип клеточного деления. Экскретивная система стала главной в биохимической самозащите внутреннего мира, подчинив себе иммунную систему, родившуюся из лизосом моноцита. Перцептивно-реактивная система развилась в нейрогуморальную и костно-мышечную.
Ходячесть как тип локамоции изобрели еще бентосные членистоногие, т.е. это обязательно зообионт со складывающимися-расправляющимися попеременно или одновременно опорными конечностями, перпендикулярными относительно корпуса тела. Биомеханически это самый оптимальный тип преодоления неровных поверхностей, а оптимальное число таких опорно-двигательных конечностей, обеспечивающее как антигравитационную устоичивость так и собственно локомоцию оказалось равно четырем. В этом отношении ортогональная бипедия человека является несомненно биомеханическим уродством, ибо в природе нет другого двуногого животного с углом в 1800 относительно позвоночника. Вертикальность позвоночника потребовала множества изменений в анатомии и физиологии, но полностью нивелировать все недостатки так и не смогла. И поэтому именно вертикальность прямо или косвенно является причиной большинства эндосоматических заболеваний. А значит именно он должен быть поставлен в центр всей физкультурной деятельности и валеологического воспитания.
Гипотеза неотенического происхождения ортогональной бипедии легко опровергается фактами воспитания человеческих детенышей животными, ибо все они ходили на четырех конечностях, т.е. прямохождение является феноменом воспитания, тогда как неотения неизбежно анатомо-физиологична. Гипотеза литорально-океанического происхождения прямохождения как внешне организуемого защитного фактора каузально много более перспективна, но зацикленность современной антропологии на каменноорудийности от имплицитного принципа “труд создал человека” всячески игнорирует эту гипотезу.
Сухопутность как базовая среда обитания довела легочный тип дихания до такого уровня развития, который уже не позволял прервать дыхательный ритм “вдох-выдох” более чем на час при максимальной релаксации в стадии анабиоза, комы и т.п. В то же время сухопутность гигантски осложнила жизнедеятельность частыми, быстрыми и неожиданными включениями и исчезновениями множества факторов изменений среды обитания:
жара – холод (температура)
сухость – влажность (конденсатность)
штиль – ураган (мобильность)
воздух – земля (приземность)
воздух – вода (приводность)
вода – земля (подводность и т.д.)
в их разнообразных сочетаниях, что потребовало много большей сообразительности при самосохранении в виде некоторой автономизации, артефактизации среды (местонахождения), т.е. жилища, которое по сути есть трансформ цисты моноцитов, раковин моллюсков, норок бентосного населения. Вершиной изобретательности пионеров суши-членистоногих стали градозамки пчел, муравьев, термитов, ос. Но это уже были фактически роддома, только много более совершенные, чем у колюшки. Рептилии не внесли в этот процесс ничего нового, кроме коллективного зимования в ряде случаев у змей. Птицы повторили фактически на суше то, что делала колюшка – самец в море, т.е. создавали обычно временные роддома, ибо имели превосходную индивидуальную теплогидрозащиту и свободу миграции. Млекопитающие в свободе миграции были ограничены, им необходимо было приспосабливаться к более-менее постоянному месту обитания. Вершиной их строительного искусства несомненно являются плотины – поселения бобров. Защита от непогоды и врагов достаточно условна. Наименьшая защищенность у большинства сухопутных животных от холода и воды, тогда как у обитателей водной среды наоборот от жары и воздуха.
Теплокровность как внутренняя автономия биохимического и биофизического гомеостаза от наиболее частотных рамок колебаний температуры внешней среды позволило птицам и млекопитающим завершить заполнение сухопутных экологических ниш. Зима умеренных климатических зон – исключительно их царство, ибо все холоднокровные обездвижены холодовым оцепенением.
Млекопитание завершает пирамиду эволюции, биогенеза. Млекопитающие в отличие от птиц, которые делятся на птенцовых и выводковых, т.е. на неготовых и готовых к самостоятельному добыванию корма, рождают исключительно зависимых от матери – кормилицы детенышей, которые первое время могут питаться исключительно молоком матери – кормилицы. Такое экстракорпоральное дозревание потомства неизбежно потянуло за собой качественно иной тип социализации, окончательное формирование семейно – родственных связей с их сложнейшей социально-психологической иерархией, построенной на поразительной смеси цепочек безусловных и условных рефлексов с явной доминацией последних. Если теплокровность окончательно подчинила физиотип психотипу, то млекопитание окончательно подчинило психотип социотипу. Понятно, что “окончательно” здесь понимается не тотально, полностью, а доминантно. И у человека все это неимоверно усложнилось, ибо психотип и социотип в его жизнедеятельности стали играть стократ более важную роль, чем у любого самого умного животного.
И на этом мы завершаем анализ эволюции собственно физиотипа от протобионта до полицита включительно. Далее речь пойдет исключительно о социоцитах, а значит и все внимание будет сконцентрировано на психотипе и социотипе.