Законодательная

Вид материалаЗакон

Содержание


Литература и примечания
Парламентаризм и предпринимательство
В региональном измерении
Xix – начало хх века)
Подобный материал:
1   ...   15   16   17   18   19   20   21   22   ...   27

Литература и примечания


1. Архив Центральной избирательной комиссии Республики Саха (Якутия) за 2001–2005 гг.

2. Большаков С.В. СМИ и выборы // Журнал о выборах. – 2001. – № 3.

3. Ведомости РФ.– 1992. – № 7.

4. Собрание законодательства РФ. – 2002. – № 24.

5. Архив Центральной избирательной комиссии Республики Саха (Якутия) за 2001–2005 гг.

6. Там же.

7. Там же.

8. Постановление Конституционного суда РФ от 30 октября 2003 г. № 15-П «По делу о проверке конституционности отдельных положений Федерального закона "Об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референдуме граждан Российской Федерации" в связи с запросом группы депутатов Государственной Думы и жалобами граждан С.А.Бунтмана, К.А.Катаняна, И.К.Рожкова». См.: Собрание законодательства РФ. – 2003. – № 44. – Ст. 4358.

9. Советников В. Злоупотребление правом в избирательном процессе // Журнал о выборах. – 2005. – №. 2.

10. Собрание законодательства РФ. – 2002. – № 1.

11. Архив Центральной избирательной комиссии Республики Саха (Якутия) за 2001–2005 гг.


С.В.Погорелов, А.А.Хацевич


ПАРЛАМЕНТАРИЗМ И ПРЕДПРИНИМАТЕЛЬСТВО

В РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ


Учитывая, что различные аспекты предпринимательской деятельности в рамках правового поля еще не урегулированы, то представляется актуальным научное изучение проблем взаимодействия предпринимательства и парламентаризма в современных условиях.

Особого научного внимания и нормативного регулирования требует внутрикорпоративная система. Существующий кодекс корпоративного поведения, не является общеобязательным и требует доработки. Также необходимо формировать в нашей стране полноценную систему административного судопроизводства, которая должна повысить уровень защищенности предпринимателей от произвола не только чиновников, но и простых граждан.

Кроме того, существует проблема лоббирования интересов предпринимателей во властных структурах. В российской реальности открытое и законное лоббирование интересов предпринимателей заменяется закрытым и незаконным, причем публикаций в прессе на эту тему достаточно и они далеко неоднозначны. Каждое такое сообщение, по нашему мнению, должно быть предметом рассмотрения комиссии по депутатской этике. Если факт коррупционного лоббирования подтверждается, то с депутата должна быть снята неприкосновенность и материалы дела должны быть переданы в прокуратуру. Если же выясняется, что сообщение не соответствует истине, то периодическое издание должно принести официальные извинения и возместить моральный ущерб. Данная процедура представляется реально выполнимой и отвечающей требованиям времени.

Говоря о парламентаризме и предпринимательстве, нельзя не затронуть вопрос возможного пересмотра приватизации 90-х гг. Мы убеждены, что в случае инициирования такого процесса законные интересы предпринимателей как собственников не должны быть затронуты. Здесь необходимо применить индивидуальный подход, поскольку приватизация тех или иных имущественных комплексов происходила при разных условиях, единой схемы не существовало. Законодательная власть в этом случае должна на законодательном уровне укрепить уверенность предпринимателей, приобретших собственность в процессе приватизации 90-х гг., на законных основаниях.

Тем не менее сегодня в нашей стране мы можем наблюдать несколько позитивных тенденций во взаимодействии парламента и предпринимательства:

– все чаще к экспертизе законопроектов социально-экономической направленности привлекается Торгово-промышленная палата РФ;

– в парламенте планируется уменьшение налоговой нагрузки на малый и средний бизнес;

– в Государственной Думе РФ находится на рассмотрении несколько законопроектов, направленных на усиление ответственности за оборот контрафактной, фальсифицированной и некачественной продукции, а также на повышение эффективности правовой охраны и защиты товарных знаков, знаков обслуживания, наименований мест происхождения товаров.

Однако ключевой проблемой остается противостояние двух процессов. Первый – это процесс законодательный, второй – это процесс формирования новых общественных отношений в сфере предпринимательства, которые изменяются достаточно стремительно. Проблема заключается в том, что порой новые общественные отношения в сфере предпринимательства вступают в противоречие с законодательством, не отвечающим требованиям времени. Например, участившиеся в последнее время в России так называемые «корпоративные захваты» можно осуществлять в рамках действующего законодательства, но при этом права физических или юридических лиц остаются незащищенными. Данные отношения требуют законодательного урегулирования, поскольку с точки зрения законодательства такого явления нет, но фактически оно существует. Другой пример: по закону не считается конфиденциальной информация, которая должна быть таковой, как-то: заработная плата, состав учредителей, доля в уставном капитале, реестр акционеров и т.д. Доступ к подобным данным, по нашему мнению, должен предоставляться только по запросу государственного органа, осуществляющего учет и регистрацию юридических лиц. Введение данного положения обеспечило бы должную защиту предпринимательства со стороны законодательства Российской Федерации.

Опыт зарубежных стран свидетельствует, что сотрудничество законодательной власти и предпринимательства может обеспечить успешное развитие и процветание страны в целом. В целях совершенствования взаимоотношений предпринимательства и парламента предлагается:

1) усовершенствовать внутрикорпоративное законодательство;

2) создать систему административного судопроизводства;

3) пересмотреть исчерпывающий список коммерческих юридических лиц, отраженных в Гражданском кодексе РФ;

4) обеспечить всем субъектам предпринимательской деятельности полную правовую защиту.

Конечно, мы не утверждаем, что данные предложения носят исчерпывающий характер, однако реализация вышеперечисленных мер могла бы позитивно повлиять на взаимодействие парламентаризма и предпринимательства, а главное – сгладить конфликт процесса законодательного и процесса формирования общественных отношений в сфере предпринимательства.


Секция 3

ПАРЛАМЕНТАРИЗМ

В РЕГИОНАЛЬНОМ ИЗМЕРЕНИИ


С.И.Боякова


НАРОДЫ СЕВЕРО-ВОСТОКА АЗИИ

В ПОЛИТИКО-ПРАВОВОМ ПРОСТРАНСТВЕ

РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ

(XIX – НАЧАЛО ХХ ВЕКА)


Современная российская и мировая действительность резко актуализировала исторический опыт Российской империи, как государства, отличавшегося на всем протяжении своего существования этническим, конфессиональным и культурным разнообразием. Феномен Российской империи оказался вновь востребован в современную эпоху, когда вырабатываются новые основы функционирования многонационального государства. Интерес отечественных и зарубежных историков как к этой теме в целом, так и к ее составным частям – имперскому управлению и взаимоотношениям имперского центра и регионов – столь велик, что можно говорить о вполне сложившемся самостоятельном научном направлении [1]. Вопросы политико-правового статуса, административных реформ и управления коренными народами Северо-Востока Азии изучены в гораздо меньшей степени. Внимание исследователей в основном было сосредоточено вокруг отдельных крупных народов, прежде всего якутов. С разных точек зрения рассмотрены их правовой статус [2], судебная система [3], административно-территориальное деление и низовое административное управление [4], эволюция правового положения в составе Российского государства [5]. В отношении других народов региона (эвенов, эвенков, юкагиров, чукчей и др.) специальные исследования пока отсутствуют. Не претендуя на полноту освещения всей многоплановости темы, в данной статье предпринята попытка проследить эволюцию государственной политики по отношению к народам Северо-Востока Азии на протяжении XIX – начала ХХ в., определить особенности их правового положения в Российской империи.

Правовой статус коренных народов Северо-Востока Азии долгое время определялся отдельными указами центрального правительства и местной сибирской администрации. Лишь в 1819–1820 гг. под руководством М.М.Сперанского был разработан и в 1822 г. введен в действие «Устав об управлении инородцев» – первый законодательный документ, в котором, по определение Н.Б.Вахтина, делалась попытка юридического определения положения коренного населения колонизируемой страны [6].

Согласно «Уставу», все обитающие в Сибири племена «по различной степени гражданского их образования и по постоянному образу жизни» делились на три разряда: оседлые, т.е. живущие в городах и селениях, кочевые, «занимающие определенные места по временам года переменяемые» и, наконец, бродячие или ловцы, «переходящие с одного места на другое по рекам и урочищам». К кочевым инородцам были отнесены якуты и эвенки; юкагиры, эвены и другие «низовые инородцы» Якутской области причислялись к бродячим. Бродячие инородцы, в отличие от кочевых, были освобождены от всех сборов, кроме ясака, и получили право беспрепятственного перехода из округа в округ для промысла.

Чукчи, в соответствии с § 5 гл. 1 «Устава», «поелику в образ их отношений к России разнствуют от всех прочих», составляли особый разряд. Как «несовершенно зависящие от правительства», они получили право платить ясак «по собственному их произволу, как в количестве, так и в качестве», а также управляться и судиться по собственным обычаям и законам. Кроме того, они могли «пользоваться покровительством и защитою России» во всех их внутренних делах лишь в том случае, «когда с просьбами... о том прибегать будут». Взамен на них возлагалась «непременная обязанность всех российских подданных, с ведома правительства следующих, или иноземцев, имеющих от России охранные листы, не только пропускать в свои земли, но и защищать от всяких на них покушений».

Оседлые инородцы управлялись и судились на основании общих узаконений наравне с другими подданными империи. Кочевые и бродячие инородцы управлялись «по законам и обычаям, каждому племени свойственным». Сохранялись родовые управления для «бродячих инородцев» и трехзвенная система управления для якутов. В качестве первичной административной единицы у последних оставались роды во главе со старшинами. На наслежном уровне предполагалось образовать родовые управления, куда входили староста и один или два его помощника. В улусах в свою очередь создавались инородные управы из улусного головы, двух выборных и письмоводителя. Все эти должностные лица выбирались на общих собраниях родовичей, они должны были утверждаться областным начальником. Областной начальник имел право досрочного освобождения от исполнения обязанностей любого из инородческих должностных лиц. Это происходило, как правило, в случае неудовлетворительного исполнения ими своих обязанностей, прежде всего по сбору податей и недоимок, а также за уголовные преступления и по просьбе большинства родовичей. Контроль за деятельностью родоначальников отныне осуществлялся окружными управлениями, которые также становились судами высшей инстанции для инородцев. Земские исправники, возглавлявшие округа, стали связующим звеном между органами местного самоуправления аборигенов и государственной (исполнительной) властью [7].

В «Уставе об управлении инородцев» впервые была законодательно закреплена патерналистская политика Российского государства по отношению к северным народам. Как отмечает А.Каппелер, теоретическая основа патернализма – европоцентризм, т.е. сознание культурного превосходства «просвещенный Европы» над «дикой Азией», получила официальное признание в России в XVIII в. В ходе колонизации Сибири кочевники стали основным объектом цивилизаторской активности России в этом направлении, причем культурной границей стала не столько религия, сколько образ жизни. Развитие человечества, по европоцентристским представлениям, носило линейный характер – от собирателей и охотников к земледельцам, через кочевой к оседлому образу жизни, и «в рамках такого рода представлений дикие, деструктивно организованные и в моральном плане также менее ценные кочевники должны были постепенно "подняться" до более высокого уровня европейской культуры» [8]. Реформа М.М.Сперанского в конечном счете также была нацелена на постепенный переход сибирских аборигенов к оседлому образу жизни, который мыслился, прежде всего, через занятие земледелием. Не случайно в «Учреждении для управления Сибирских губерний» одной из главных задач родовых управлений инородцев после раскладки ясака и повинностей определялось «размножение хлебопашества в местах, для сего способных» [9].

Провозглашенный патерналистский курс по отношению к народам Сибири предусматривал государственный протекционизм в вопросах защиты их хозяйственно-культурной самобытности, сохранения традиционных систем управления и судопроизводства, особых форм налогообложения; они были освобождены от воинской повинности. С другой стороны, низведение аборигенов в разряд опекаемых, в силу их «неполноценности и неспособности» самостоятельно определять приоритеты собственного развития, поставило в правовом отношении коренные народы Северо-Востока Азии, как и другие нерусские народы Сибири, на самые низкие ступени в статусной иерархии Российской империи. Даже по сравнению с другими имперскими подданными они были существенно ограничены в своих гражданских правах.

В связи с постановкой вопроса о политико-правовом статусе коренных народов Северо-Востока Азии хотелось бы остановиться и на таком малоисследованном аспекте проблемы, как взаимоотношения империи и нерусской региональной элиты. Уместно отметить, что прежняя однозначная оценка племенной верхушки народов Северо-Востока Азии, как полностью инкорпорированной в административную и политическую системы метрополии, требует пересмотра. Отношение к инородческой знати российских властей было неоднозначным и менялось в зависимости от геополитических и иных интересов империи в регионе.

На первоначальном этапе присоединения территории московские власти, стремясь укрепить пророссийские настроения аборигенной элиты, сохранили за ними их привилегии и владения. Лояльность родоплеменной верхушки была вознаграждена передачей им уже в конце XVII в. части фискальных и судебно-полицейских функций; по аналогии с российской знатью тойоны и старейшины получили титул князцов, некоторые из них – звания сыновей боярских и сибирских дворян. Охранительная политика сопровождалась постепенной инкорпорацией традиционных институтов общественного самоуправления в административные системы России. Власти старались не вмешиваться во внутренние дела аборигенов, довольствуясь регулярностью принесения ясака. Эта политика была признана наиболее приемлемой для большинства народов Северо-Востока Азии и сохранилась неизменной до 1820-х гг.

В то же время правительственный курс по отношению к крупным народам Сибири, включая якутов, обладавших более сложной структурой общественной организации, неоднократно подвергался коррекциям. Реформы 60–70-х гг. XVIII в. заметно пошатнули казавшиеся незыблемыми устои якутской родовой аристократии. С одной стороны, земельная и ясачная реформы подорвали внутренние основы власти родоначальников, с другой – введение выборности должностных лиц органов общественного самоуправления поставило под удар ее наследственный характер. Не случайно, что именно с этого времени якутские тойоны начали настойчиво добиваться предоставления им российского дворянства. Кроме определенных политических преимуществ, как справедливо подчеркивает О.Д.Максимова, принадлежность к дворянскому сословию обеспечивала право на наследственную земельную собственность [10], чего якутские тойоны были лишены в результате реформ 1766–1769-х гг. Притязания якутской знати в общем-то были не беспочвенны: достаточно вспомнить об известном эвенкийском роде Гантимуровых, которые получили не только общероссийское дворянство и княжеский титул, но и обширные земли под сенные покосы и выгоны для скота в наследственное владение [11]. Однако власти пока еще были вынуждены идти на некоторые уступки тойонам: должности улусных голов продолжали оставаться наследственными, что было подтверждено указом Иркутского губернского правления от 9 августа 1812 г. об избрании улусных голов «из поколения родоначальнического», срок замещения должностей оставался неограниченным [12].

Реформы М.М.Сперанского окончательно уравняли инородческую элиту в правовом отношении с остальными членами рода. Несмотря на гарантировавшееся сохранение привилегий, сводившихся в основном к дополнительному земельному наделу за исполнение общественных обязанностей, и введение скорее декоративного звания «почетного инородца», «Устав об управлении инородцев» однозначно продекларировал: «Инородцы не имеют дворянских прав в империи» [13]. Как указывалось выше, отныне все должности должны были замещаться на выборной основе, и хотя срок их исполнения в «Уставе» не ограничивался, последующим законодательством он был определен в 2–3 года. Органы общественного самоуправления были поставлены под жесткий контроль власти, для этого, собственно говоря, и вводилась окружная система управления.

Тенденция к ограничению власти родовой аристократии продолжилась и в последующих законодательных актах. Указ императора Николая I от 4 июня 1859 г. окончательно утвердил принцип выборности органов инородческого самоуправления, с этого времени в общественные учреждения мог быть избран любой член рода не моложе 21 года, имеющий собственное хозяйство и «не только не опороченный судом и не оглашенный в дурном поведении, но и не состоявший под судом и следствием» [14]. Таким образом, наследственный характер власти тойонов был ликвидирован. Отныне главным критерием обладания властью становилось не происхождение, а личные достоинства: лояльность, расторопность, организаторские способности, политическая благонадежность. Постепенно происходил процесс растворения прежней родовой аристократии среди разбогатевших сородичей. Не случайно, со второй половины XIX в. в петициях якутов исчезают требования о предоставлении тойонам дворянства.

Однако и в этом вопросе правительство проводило достаточно дифференцированную политику. И если царская администрация всячески стремилась ослабить влияние традиционной верхушки якутского общества, полагая опасным для себя её излишнюю политическую активность, то по отношению к знати других народов, особенно населявших приграничные районы, она проявляла гораздо большую лояльность и гибкость. Так, по «Уставу о сибирских киргизах», также утвержденному в 1822 г., казахская (киргизская) знать получила значительные привилегии. Исполнение управленческих обязанностей приравнивалось к государственной службе: старший султан соответствовал майору российского «Табеля о рангах», заседатели в окружном приказе – чиновнику 9-го класса, волостные султаны причислялись к 12-му классу. Старшие султаны, соответствовавшие примерно уровню якутских улусных голов, в случае исполнения своих обязанностей в течение трех сроков (избирались, как правило, на три года), получали право на российское дворянство [15].

В целом 20–30-е гг. XIX столетия характеризуются общим изменением направленности российской политики на Северо-Востоке Азии. В условиях усиления экспансии западноевропейских государств в северной части Тихого океана Россия предприняла решительные шаги для упрочения своего влияния в регионе. Следствием этого стали общий более жесткий правительственный курс по отношению к коренным народам региона и ускорение процессов их инкорпорации в политические и экономические системы империи. Уже «Устав об управлении инородцев» 1822 г., по справедливому замечанию А.В.Ремнева, «поставил на повестку дня вопрос о создании условий и формах будущего слияния инородцев с коренной Россией» [16]. Охранительные тенденции, характерные для двух предыдущих столетий и связанные с фискальными интересами российского самодержавия, в XIX в. начали ослабевать. Истощение промыслов и, следовательно, уменьшение внесенной «мягкой рухляди» диктовали необходимость поиска средств пополнения государственной казны иными видами податного обложения. Ясачная реформа 1827–1835 гг. узаконила денежный характер вносимого коренным населением Сибири ясака (правда, реформа по коммутации ясака не распространялась на основных плательщиков ясака шкурками ценных промысловых зверей – бродячих инородцев). На аборигенов был возложен ряд земских повинностей, ранее проводившихся за счет государства. Они были упорядочены в 1851 г. принятием «Правил нового устройства земских повинностей».

Наряду с усилением податного гнета, на протяжении XIX в. разрабатывались различные проекты изменения образа жизни и хозяйственной специализации аборигенов, сближения их с русским населением метрополии. Существовавшее многообразие традиционных социально-административных образований предполагалось постепенно унифицировать.

26 октября 1842 г. был принят специальный закон о поощрении перехода сибирских кочующих инородцев в оседлое состояние. Однако этот закон почти не действовал: аборигены не спешили менять привычный образ жизни и добровольно отказываться от преимуществ принадлежности к разрядам кочевых и бродячих инородцев [17]. Серьезная попытка реформирования правового положения коренных народов Сибири была предпринята II Сибирским комитетом, образованным 17 апреля 1852 г. «для предварительного рассмотрения всех вообще дел по управлению Сибирью» [18]. На заседании Комитета 11 декабря 1852 г. была обсуждена записка ревизовавшего Западную Сибирь генерал-адъютанта Н.Н.Анненкова об управлении инородцев, в которой подчеркивалась необходимость изменения правительственной политики по отношению к ним, поскольку «при настоящих средствах нельзя ни направить деятельности сих племен к устройству и пользе края, ни вполне защитить их самих от притеснений со стороны наших промышленников». Ознакомившись с отчетом Анненкова, Николай I не удовлетворился предложением Министерства юстиции об уменьшении размеров ясака, а предписал собрать дополнительные сведения: 1) «в принадлежности им (инородцам. – С.Б.) земель»; 2) «в облегчении способов к переходу в оседлое положение посредством надела их землею... из свободных или запасных земель»; 3) «в средствах возможного учреждения пособий на случай недостатка продовольствия во время зимы и болезней, господствующих в кочевьях», а также составить развернутую программу по улучшению положения инородцев Сибири, не забывая при этом о генеральной задаче – «прочном слиянии» региона с империей. При обсуждении задания императора на заседании Комитета генерал-губернатор Восточной Сибири Н.Н.Муравьев представил проект, в котором в дополнение к закону от 26 октября 1842 г. внес предложения, способные ускорить, на его взгляд, процесс оседания коренных народов. Этот проект предусматривал: разрешение инородцам переходить в «городское и сельское состояние» без согласия общества; наделение инородцев, переходящих на оседлость, землей из инородческих и казенных запасов, разрешение жить отдельными деревнями; освобождение их от уплаты податей и повинностей сроком на три года, а тех, кто принял православие – на шесть лет; по истечении указанного срока льгот (3–6 лет) до следующей ревизии обложение их податью в половинном размере, освобождение от неё несовершеннолетних в полном объеме; сложение с них всех недоимок, кроме ясачной; сохранение освобождения от рекрутской повинности. Предложения восточносибирского генерал-губернатора были поддержаны Министерством государственных имуществ, продлившего в свою очередь срок освобождения от уплаты податей и повинностей до шести лет (принявших православие – до 12 лет). Льготы от рекрутской повинности определялись в 25 лет, для принявших православие – в 50. Все недоимки с тех, кто переходил в крестьянское сословие, предлагалось сложить в полном объеме, включая задолженности по уплате ясака [19]. Однако проект Н.Н.Муравьева был отвергнут, поскольку царский двор предпринял очередную попытку реанимировать ясачную систему путем ужесточения контроля за продажей пушнины и введения государственной монополии на нее.

После Крестьянской реформы 1861 г. была учреждена особая комиссия по административному и поземельному устройству государственных крестьян (1873 г.), которая признала целесообразным распространить действие законов о поземельном устройстве этой категории крестьян на оседлые и кочующие народы Сибири. Для внедрения этих законов генерал-губернатором Восточной Сибири графом А.П.Игнатьевым была создана специальная комиссия, которая выработала проект «Положения о поземельном устройстве крестьян, инородцев и переселенцев Иркутской и Енисейской губерний». Из-за отсутствия данных о фактическом состоянии земель и землепользования проект также не был утвержден [20].

Последняя четверть XIX в. характеризуется реализацией «нового курса» Александра III, продолженного затем Николаем II и направленного на модернизацию экономики и укрепление имперского режима под лозунгом «единой и неделимой России». Гетерогенный характер Российского государства все больше вступал в противоречие с обозначившимися идеологическими и политическими предпочтениями правившей династии. Преодолеть это препятствие должна была политика «сближения или слияния инородцев с русскими». По мнению Е.И.Кэмпбелл (Воробьевой), эта политика, как и сам термин, были заимствованы из европейской практики колониального управления. Под слиянием понималось не столько поглощение или уничтожение различий в культурах, сколько установление тождества интересов в экономических, политических и социальных отношениях. Главная роль в этой политике отводилась «великорусской народности», которая должна была способствовать объединению империи. Распространение русских учреждений, русской культуры и, прежде всего, русского образования в сочетании с ограничительными мерами рассматривались самодержавием как важнейший фактор достижения государственного единства [21]. Таким образом, уже не православие и оседлый образ жизни, а русский язык становился показателем национальной интеграции. Знание русского языка было включено в перечень обязательных требований к кандидатам на различные выборные должности инородческого самоуправления. В 1892 г. якутский вице-губернатор П.П.Осташкин разослал циркуляр о желательности занятия родоначальнических должностей лицами, «знающими русский язык и русскую грамоту», а если их не хватает, «то, по крайней мере» лицами, знающими «разговорный русский язык» [22]. Усилилось и прямое вмешательство администрации в деятельность органов общественного самоуправления коренных народов. Центральную власть уже не удовлетворяло сохранение формальной лояльности инородцев. Основным вектором политики самодержавия стало стремление к культурной и административной унификации.

2 июня 1898 г. император Николай II утвердил «Временное положение о крестьянских начальниках в губерниях Сибири», по которому все административные, судебные, полицейские функции на местах сосредотачивались в руках выборных крестьянских начальников. Иркутскому генерал-губернатору было предписано «приблизить устройство инородцев к общему типу устройства и управления крестьян, подчинить инородцев крестьянским начальникам, способствовать ускорению естественного процесса обрусения их». Новый закон отражал определенные изменения в характере социально-экономического развития народов Сибири, связанные с развитием капиталистических отношений. В то же время эта административная реформа в конечном итоге была направлена на усиление полицейской опеки над коренными народами [23]. Несколькими днями позже, 8 июня 1898 г. Министерству внутренних дел было дано задание подготовить изменения «относящихся до инородцев законоположений в видах согласования оных с современными условиями быта сих народностей», а сибирским губернаторам предписывалось собрать подробные данные о бытовых и экономических условиях «всех обитающих в Сибири инородцев» и составить при участии инородческих управ предложения «по устройству быта и управления» этих народов. Форсируя события, с ходатайством о пересмотре действующего законодательства об управлении и поземельном устройстве инородцев в свою очередь обратился губернатор Якутской области В.Н.Скрипицын [24]. Пытаясь обосновать правовую базу проводившейся в области земельной реформы, он повторно отправил подобное ходатайство в 1902 г., после того как «Устав об управлении инородцев» был в 1901 г. упразднен в Бурятии [25]. Однако правительство решило пока ограничить этот процесс границами Западной и Восточной Сибири, не распространяя его на Крайний Северо-Восток. Остался без изменений и основной документ, регламентирующий правовой статус нерусских народов Сибири – «Устав об управлении инородцев». В 1892 г. он был издан в новой редакции под названием «Положение об инородцах». Сохранив неизменными основополагающие принципы «Устава» М.М.Сперанского, новая редакция включила в себя ряд статей, отразивших изменения, происшедшие в среде коренного населения Сибири к концу XIX в. Это коснулось вопросов прав землепользования аборигенов, которые, в связи с переселенческой политикой правительства, были значительно урезаны, а также правил торговли и передвижения, которые, наоборот, были несколько смягчены. Органы управления инородцами также остались без изменения, лишь срок их полномочий увеличился с двух до трех лет [26].

Незначительные уступки и некоторое смягчение национальной политики царизма, проявленные им в ответ на усиление национального движения в годы революции 1905–1907 гг. и выразившиеся, в частности, в разрешении преподавания на родном языке в первые два года обучения в начальных училищах, вскоре были прекращены [27]. Новый премьер-министр П.А.Столыпин, приверженец жестких мер по отношению ко всякого рода инакомыслию, взял курс на ускоренную ликвидацию особого политико-правового статуса народов Севера-Востока Азии.

Активным сторонником этой политической линии являлся якутский губернатор И.И.Крафт. Одним из первых его мероприятий по прибытии в Якутскую область стала деятельность по систематизации и реформированию законодательства, регулирующего правовое и экономическое положение коренных народов края. Опыт в этом направлении у Крафта имелся – еще в 1898 г., будучи старшим советником Тургайского областного правления, он составил ряд законов по управлению казахами (киргизами), подготовивших широкомасштабное переселение в эту область [28].

Ознакомившись с положением населения края, И.И.Крафт 16 декабря 1908 г. отправил письмо П.А.Столыпину, в котором предложил меры по реформированию правительственных отношений с чукчами. Для упрочения российского влияния в регионе он считал необходимым радикальным образом изменить административную карту Северо-Востока Азии, передав Колымский край Камчатской области, а по всему арктическому побережью, заселив его предварительно переселенцами из Архангельской губернии, создать сеть факторий по «эксплуатации морских и звериных промыслов». Что касается чукчей, то, по мнению Крафта, их правовое положение должно было быть установлено законом «твердо и определенно». Для этого следовало «теперь же издать хотя бы временные правила управления инородцев, состоящих в "особенных" разрядах, отменив все архаические правила о платежах ясака по желанию и т.д.». Крафт предпринял и конкретные шаги в этом направлении: посетив чукотские стойбища, он переписал всех их обитателей и принадлежащих им оленей, попытался собрать ясак, однако в этом вопросе чукчи проявили твердость, не удовлетворившись объяснением, что ясак платится в виде оброка «за пользование тундрами» [29]. Крафт настаивал и на общем пересмотре «Положения об инородцах». «Теперь, – писал он, – когда родовой строй инородцев распался, когда среди них наблюдается индивидуализация хозяйственных интересов, обнаруживаются резкие черты несоответствия действующего положения об инородцах» [30].

Проект И.И.Крафта был весьма активно поддержан П.А.Столыпиным. В 1909 г., по его инициативе, начался общий пересмотр законодательных актов, регламентирующих правовое положение «кочевых и бродячих инородцев» Восточной Сибири. В мае этого же года Министерство внутренних дел обязало иркутского генерал-губернатора А.Н.Селиванова причислить всех кочующих инородцев Восточной Сибири в разряд оседлых и распространить на них действие общего положения о крестьянском общественном устройстве и суде. В результате генерал-губернатором были подготовлены конкретные предложения по реформированию правового статуса коренных народов: все кочующие и часть бродячих инородцев в волевом порядке должны были быть причислены в разряд оседлых; у них должны были быть изъяты все излишки земли в колонизационный фонд, а сами инородцы получали земельные наделы; все инородческие органы самоуправления (родовые управления, инородные управы) и суды должны были быть ликвидированы; создавалась система крестьянского управления и суда; вводился институт крестьянских начальников [31].

По предписанию иркутского генерал-губернатора Л.М.Князева в марте 1910 г. колымский земский заседатель Мельников попытался ввести у оленных чукчей Большой тундры общественное управление и суд, собрав сход из прибывших на Пантелеихинскую ярмарку оленеводов. Однако эта попытка не увенчалась успехом, т.к. чукчи обнаружили, как докладывал заседатель, «полное непонимание начал внутреннего управления, вследствие крайнего невежества своего, а также недоверия к русским, вытекающего из беззастенчивой эксплуатации их русскими купцами». Донесение Мельникова, а также соответствующее сообщение миссионера Л.Г.Сенявина заставили иркутского генерал-губернатора сделать вывод о невозможности распространения в скором времени на чукчей общероссийских норм управления [32]. Более успешно подобные мероприятия были претворены в Приморской области в образованном в 1909 г. Чукотском уезде, где все эскимосы и береговые чукчи были переведены в разряд оседлых с созданием сельских обществ и заменой ясачной повинности земскими податями [33].

В апреле 1913 г. Министерство внутренних дел представило правительству окончательный проект закона о распространении и на Якутскую область «Закона о крестьянских начальниках», по которому округа переименовывались в уезды, а вся территория края делилась на 16 участков, возглавляемых крестьянскими начальниками [34]. Однако реализация всех этих законодательных актов так и не была завершена: вначале она была приостановлена в связи с гибелью их вдохновителя П.А.Столыпина, затем начавшаяся Первая мировая война отодвинула на неопределенное время решение многих социально-экономических проблем Сибири, в том числе касающихся административного реформирования политико-правового статуса коренных народов.