Geum.ru

Николай хапланов распа д роман

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   5   6   7   8   9   10   11   12   ...   18
  • Что ж, поздравляю. А сюда зачем пришел?
  • А куда же еще? - развел руками Сашка.
  • А это твое дело. Здесь тебе делать нечего. Мы ведь уже не жена и муж, так что извини-подвинься, освободите помещение.

Сашка в задумчивости присел на подвернувшийся стул, внимательно всмотрелся в лицо Зиночки. Черт возьми, она по прежнему была безумно красива. Огромные черные глаза, длинные, чуть изогнутые брови, темная волна густых волос и эта осиная талия притягивали Сашку также, как и в первые дни знакомства. Когда-то он говорил ей, что морские приливы и отливы происходят не от луны, а от волшебного взгляда ее глаз, а она серьезно отвечала ему: «Я знаю». Она, в самом деле, обладала каким-то гипнозом, которому ее обучили, наверное, старые соплеменницы, еще появляющиеся на улицах города и предлагающие прохожим погадать. А может это у нее от рождения. Пойди пойми. Старые цыганки могут научить гадать, а такие глаза, такой пронизывающий взгляд можно получить лишь от предков с генами. Она даже иногда демонстрировала Сашке свои гипнотические способности.
  • Хочешь, остановлю вон ту машину? – спрашивала она.
  • Давай, - смеялся Сашка.
  • Ну, смотри, вон у того дерева остановится.

Машина, в самом деле, останавливалась у названного дерева.
  • А теперь, - говорила Зиночка, - водитель пойдет вон к тому киоску и купит сигареты.

Именно так и случалось. Зиночка хохотала. Хохотал и он. И им было очень интересно так бродить вечерами по городу, потом, после женитьбы, жить вместе. Она работала в магазине, он на стройке каменщиком. Вечерами, когда он возвращался, она с визгом бросалась ему на шею. Потом случилась та злополучная драка на работе, и он причинил тяжкие увечья своему прорабу. Ударил его за оскорбление монтировкой. И получил срок. Теперь вот вернулся, а Зиночка не бросилась, как раньше, ему на шею. Правда, через год его сидения она оформила с ним развод, но он был уверен, что после его возвращения их отношения снова наладятся, все будет нормально. А она вот как встретила.

«Побить ее, что ли?» – подумал он, но тут же вспомнил, что именно за драку и попал когда-то за колючую проволоку, вздохнул и решил продолжить мирные переговоры.
  • Значит я чужой на этом празднике жизни? - произнес он слышанную где-то, понравившуюся ему фразу.

- Совсем чужой, - подтвердила Зиночка, - нам теперь не по пути.

- А любовь? - поинтересовался Сашка, - ее совсем не осталось?

- Ни капельки, - развела руками она, - нисколечко.
  • Так не бывает. Я же до сих пор люблю тебя. И ты ведь любила. Или нет?
  • Что было, то сплыло и быльем поросло. Прошлого не вернешь.
  • Ну что ж…

А что теперь ему делать? Родителей у него нет уже много лет, умерли, когда ему было еще восемь лет, братьев и сестер не было отродясь, друзья его уже позабыли, а просто знакомые запросто покажут от ворот поворот. Остается лишь Зиночка, тем более, что квартиру эту когда-то получал он, а теперь, получается, что его выгоняют и отсюда.

- Но я законный хозяин квартиры, - напомнил он Зиночке, - ты забыла об этом? Это ж не ты меня, а я тебя привел сюда когда-то. И имею право здесь жить.

- И как ты это представляешь? – поинтересовалась Зиночка.

- Очень просто, каждому по комнате, а потом, если уж на то пошло, разменяем.

Разговор был долгий, нудный и ни к чему не привел. Зиночка ни в какую не хотела жить под одной крышей с бывшим мужем и, как он понял, в дальнейшем и размениваться. Он ей здесь абсолютно не был нужен. Не хватало ей еще разных скандалов с ним при появлении Федора. Правда, Федор в последнее время приходит очень редко, да и уходить к ней от жены, как она понимает, не собирается. Ну и ладно, побаловались и хватит. Есть кроме Федора и Михаил. Он и помоложе и побогаче Федора, начальником снабжения на заводе работает, из командировок подарки привозит, а к ней приходит всегда с разными деликатесами и армянским коньяком. И сапожки недавно ей подарил. Не чета Федору Афанасьевичу, который каждый раз на часы поглядывает, чтобы домой вовремя уйти. А еще у нее есть Славка. Такой же цыган, как и она, и по возрасту ей почти ровесник. И если с Федором она закрутила любовь, откровенно говоря, от скуки, с Михаилом из-за его щедрости, то от Славки ей ничего, кроме сладостных ночей, не нужно. К нему она тянется всей душой, всем телом, всеми мыслями и чувствами. А вдруг именно сегодня кто-то из троих ее возлюбленных появится на горизонте? Сашка, хоть и не цыган, но кровь у него горячая, от того и сел, что не стерпел оскорбления от прораба, сломал ему руку. А в лагере, наверное, еще больше озлобился. Вон как сидит и глазами сверкает, убить готов. Прямо желваки по скулам ходят. Да нет, ни в коем случае нельзя его оставлять.

Но Сашка решительно встал, отшвырнул ногой стул и направился в другую комнату. Открыл дверь, осмотрел и бросил свой лагерный рюкзачок на диван.

- Хочешь или нет, а эта комната будет моя. Тем более, что она не проходная, тебе мешать не буду. Можешь возражать, но это не поможет. Правда, поселюсь я не надолго. Разменяемся. Все, решено. А теперь извини, мне нужно отдохнуть, устал с дороги. Полотенце для меня, надеюсь, найдется? Впрочем, что я спрашиваю? Я ведь тут хозяин, и все это тоже я покупал.

Опешившая от его наступления Зиночка мгновенно потеряла свой пыл, сникла и нашлась сказать лишь одно:

- Г-горячей воды давно нет, холодной мыться придется.

- Не привыкать, - спокойно пояснил Сашка, - в лагере нас саунами не баловали.

Он, в самом деле, с удовольствием мылся, фыркая и напевая, под холодным душем, и вообще вел себя так, словно никогда никуда из этой квартиры не выбывал. Из ванной вышел раскрасневшийся, голый по пояс, побритый и красивый, как в первый год их знакомства. Бросил ей под ноги снятую одежду, по-хозяйски раскрыл шифоньер, достал ожидавший его костюм, одел его и показал рукой на снятые лагерные наряды:
  • А эти шмотки брось в мусор.
  • Сам бросай, - попробовала она перечить, но Сашка хмуро глянул на нее и повторил:
  • Брось в мусор! Или не слышала?

И она покорно подобрала брошенную одежду и понесла на площадку к мусоропроводу. От одежды шел неприятный запах то ли пота, то ли курева, она морщилась, отворачивалась, но несла.

- Вот так то, - одобрительно кивнул он, когда она вернулась и направилась в ванную помыть руки, - а теперь давай побыстрей накрывай стол. Я сегодня ничего не жрал.

- С какой стати? - снова попыталась она посопротивляться, но он мгновенно осадил ее воинственный порыв:

- Готовь жрать, иначе вышвырну из квартиры, как котенка. Ишь ты! Нам не по пути, уходи и прочее. Я тебе дам уходи!

Все, что она выложила перед ним из холодильника, он не ел, а жадно поглощал, почти проглатывал, с удовольствием откусывая от целого куска ветчины, не намазывая на хлеб, как она привыкла, а черпая ложкой паюсную икру, впивался зубами не в нарезанный, а целый помидор, то и дело наливал в граненый стакан тот самый, принесенный Михаилом, армянский коньяк. Наконец, насытившись, сладко потянулся, расправил плечи так, что хрустнули косточки, посмотрел на притихшую Зиночку, кивнул на стол:
  • Хорошо живешь. Откуда такая роскошь?
  • Не где-то работаю, - пояснила она, - а в гастрономе.
  • Воруешь, значит? Может, туда захотела, откуда я прибыл?
  • Не ворую. На зарплату покупаю.
  • Ну-ну… А коньячок для кого держишь? Или меня ждала?
  • И не думала ждать. Нужен ты мне!
  • Нужен не нужен, а я вот он. Ну ладно, устал я, спать пойду.

Коньяк сделал свое дело. Сашка, не раздеваясь, завалился на диван и через минуту провалился в сон, даже не подумав покуситься на ласки бывшей жены. Лишь успел пробормотать:
  • Остальное потом, завтра…

А Зиночка спать не могла. Надо же! Свалился, как снег, на голову. Спасибо, господин президент, удружил со своей дурацкой амнистией. Теперь мучайся с этим нахалом, который, и в самом деле, имеет право жить в своей квартире. А еще проблема будет с кем-нибудь из троих, если появятся, ничего не зная.

Телефон стоял в той комнате, где похрапывал Сашка, идти туда Зиночке не хотелось. Достала из сумочки мобильник. Квартира Красиловых отозвалась мгновенно, там постоянно ждали звонка из Москвы, куда уехал Валерий.

- Да-да, я слушаю! - не просто ответила, а закричала в трубку Анна Семеновна.

Ну не могла же Зиночка через нее предупреждать Федора. Это было бы уже сверхнахальством. Молча отключилась и набрала номер Михаила, рассказала ему о возвращении Сашки, с радостью согласилась на его предложение встретиться, как он выразился, «на запасном аэродроме». А как быть со Славкой? У него нет ни домашнего телефона, ни мобильника. Э, была не была! Придет, там будет видно. Правда, морды друг другу могут набить. Конечно, Сашке лезть в драку невыгодно, сразу опять попадет на нары. Он тоже это, должно быть, понимает. А вот Славка… Горячая цыганская кровь. Тот может…

Так и не додумав, махнула рукой, разделась, бросилась в постель. Но страх перед возможной встречей бывшего мужа и нынешнего возлюбленного еще долго не давал ей уснуть. И все же заснула.

Снились ей, конечно же, не Федор и не Михаил, а статный, кудрявый, белозубый Славка, который торгует на Красном базаре кожаными курточками и фирменными джинсами, так зажигательно поет под гитару, а обнимает так, что у нее закипает и готова порвать вены кровь. Славка сидит у ее постели, сжимает ладонью ее тугую, волнующуюся грудь, берет губами налившиеся соски, называет ее пушкинской Земфирой и сбрасывает с нее одеяло. Она обхватывает шею Славки руками, просыпается и… вскрикивает. Перед ней в одних трусах, с одеялом в руке, нагло улыбаясь, стоит Сашка.

- Ты что? Ты что? - испуганно шепчет она, хватает подушку и пытается ею укрыться. Но Сашка вырывает подушку, отбрасывает в сторону, лезет к ней в постель и бессвязно бормочет:

- Иди сюда… Не каменный же я… Истосковался… Слышишь? Иди, иди ко мне…

- Уйди! Не хочу! Отстань! Проклятый… Не люблю… ненавижу! - она села в постели, прижалась спиной к стене, словно надеялась проникнуть через нее в соседнюю квартиру, где живет знаменитый начальник участка на шахте дядя Жора, который поможет, спасет ее от ненавистных объятий бывшего мужа. Но стена не раздвигалась, дядя Жора спокойно спал в своей квартире, а Зиночку уже схватили, мяли, комкали, вдавливали в постель ненасытные руки давно чужого для нее человека.

- Не хочу! - уже задыхаясь, стонала она, понимая, что спастись из этих рук, этих объятий ей не удастся, не суждено, - уйди, постылый… Уйди, уй…

Сашка жадными, жесткими губами хищно впился в ее, еще вчера целованные Славкой губы, на полуслове прервав ее последнее слово. Он грубо, обидно, как рабыней, как заложницей, овладел ею, совсем не так, как было когда-то, не нежно и ласково, а по - скотски, не ожидая от нее ответного порыва, не замечая ее отвращения и ненависти. И когда она в отчаянии впилась зубами в его плечо, зло утихомирил ее, ударив кулаком в скулу.

Он завершил свое дело, встал, достал сигарету и задымил, сидя рядом с ней на краешке кровати. Несколько минут молчал, потом с насмешкой проговорил:

- Слышала шутку? Если вас насилуют и сопротивляться бесполезно, то расслабьтесь и получите хотя бы удовольствие…

- Скотина… - простонала Зиночка.

- Ничего, с тебя не убудет, - засмеялся он, - ты думала, что я почти три года отсидев на голодном пайке, так и не трону тебя?
  • Ничего я не думала.

О, загадочная женская душа! Полежав так какое-то время, повздыхав и еще пару раз назвав его скотиной, Зиночка вдруг положила ладонь на Сашкино колено и тихо попросила:
  • Поцелуй меня…

Тут уже опешил Сашка. Чего угодно мог он ожидать от своей бывшей суженной, но не этого. Могла бы проклинать, угрожать милицией… А тут такой поворот. Ну и ну! Что у бабы на уме, одному Богу известно. А скорее всего - сатане.

Остальная ночь у них прошла, как первая брачная. Были и ласки, и нежные слова, и опьяняющие обоих объятия. Утром он, умывшись и позавтракав, спросил:

- Так значит мир? О разводе забудем?

- Нет, это была наша прощальная ночь. Больше этого не будет. Давай разменивать квартиру.

Фу ты! Опять двадцать пять. Точно от сатаны эти бабы. Чего ж тогда ночью совсем другой была? Ничего, сладится, слюбится.

Молча оделся, взял у нее запасные ключи и ушел в милицию становится на учет и решать дела с получением паспорта. А Зиночка поспешила на Красный базар предупреждать Славку. Хорошо еще, что в этот день не работала. Но его там не застала.

- Уехал за товаром, - сообщила ей его сестра Галя, помогавшая иногда брату.
  • Когда будет?
  • Может к вечеру, а может завтра.

Что же теперь делать? Если приедет вечером, то обязательно заглянет к ней и столкнется с Сашкой. И тогда может случиться Куликовская битва. Оба горячие, оба не смогут сдержаться.

Сашка вернулся поздно, когда уже темнело. Где он был целый день – неизвестно, да это Зиночку и не интересовало. Его жизнь ее не касается. Чужой навсегда и нечего об этом думать. А то, что случилось ночью, она постарается забыть, как страшный сон. И этого больше никогда не будет, пусть и не надеется. В этот раз она сумеет сдержаться, будет порешительней и проявит силу воли. Хам какой! Набрался там, в своей зоне, звериных повадок. Заявить бы на него, ведь минувшей ночью он фактически изнасиловал ее. Да ладно, в самом деле, не убудет, как он сказал. Подлец!

- Пожрать найдется чего-нибудь? - как ни в чем не бывало, спросил Сашка. От него пахло спиртным, но уж точно не вчерашним коньяком, который он вылакал до дна. Знал бы, кто принес его ей. Что бы, интересно, сказал?

- Слушай, чего это я тебя должна кормить? Живи в своей комнате и меня не трогай. Понял? Я не фонд помощи амнистированным зекам.
  • Я твой муж.
  • Бывший. Запомни навсегда – бывший!
  • Ну, лярва! - Сашка плюнул под ноги, сам открыл холодильник и вытащил все, что там нашел. Стал лениво, не так жадно, как вчера, жевать. Зиночка ничего на это не сказала, молча гладила белье, высохшее еще дня три назад. Пусть жрет, с завтрашнего дня она вообще никаких продуктов не будет покупать, в кафе станет ходить специально. Пусть ищет в пустом холодильнике. Посмотрим, как ты запоешь. Иди, устраивайся на работу и сам себе готовь.
  • Значит, кранты? - вдруг спросил Сашка, - зад об зад окончательно?
  • А ты как хотел? - она даже не глянула в его сторону, продолжала гладить.
  • Ну это… Я думал, что забудем все… Сначала начнем. Я работать буду. Заживем.
  • Вот и забывай. Ничего не будет больше.
  • А ночью я подумал, что…
  • Ночью ничего не было. Тебе приснилось.
  • Как это?
  • Очень просто. У меня уже есть другой человек. Не тебе чета.
  • Да я догадывался… И кто же это?

Ответить она не успела. Раздался звонок в дверь. Кажется, отвечать и не придется, другой человек пришел сам. Сейчас решится многое. Она открыла. Так и есть – Славка. С ходу обнял ее, залоскотал шелковистыми усами:

- Привет, Земфира! Приехал, а Галка говорит, что ты меня искала. Соскучилась?

И тут взгляд его поймал спокойно жующего за столом, делающего вид, что не заметил вошедшего, незнакомца. Тот перестал жевать, старательно вытер салфеткой губы, вытащил из кармана сигареты.
  • Жена, подай-ка мне спички.

Спички, вернее, зажигалка, была у него в кармане, но он специально громко произнес эту фразу, чтобы вошедший фрайер услышал вот это, все ставящее на место, слово «жена». Что там между ними до этого было, его не интересует, ясно, что эти три года Зиночка ангелом не была. Но теперь хана, в дом вернулся хозяин.
  • Это кто такой? - поинтересовался Славка и, заложив руки в карманы брюк, обошел вокруг сидящего Сашки, - что за экспонат такой?

- Бум знакомы, - привставая, протянул тот руку, - законный супруг вот этой дамы Александр Супрун.

- Никакой он мне не супруг, - уточнила Зиночка, - мы с ним уже два года в разводе. А теперь вот вернулся и права качает. Он тут хозяин, понимаешь ли!

- А, так это ты, тот самый Супрун, который прорабов калечит? Слабак, наверное, был тот прораб, иначе как такая шмакодявка, как ты, могла бы с ним справиться?

- Ну-ну, осторожней на поворотах, - предупредил Сашка, - а то я быстро.

- Что быстро? - Славка осторожно взял его за шиворот, притянул к себе, - что быстро? Угрожаешь да? Кому? Мне, цыгану Славке Ракитину?

Было сразу видно, что у двух соперников явно разные весовые категории. По жесткой пятерне Славки понял это и его противник. Но сдаваться на милость победителя сразу ему не хотелось. И он попробовал снова заговорить грозным голосом:

- Убери лапы! Последний раз говорю.

Славка легко отбросил его к противоположной стенке и показал на другую комнату:

- Вот там и сиди, пока не разрешат выйти. А на поиск другого жилья даю тебе ровно три дня.

- Это почему я должен искать? - не сдавался Сашка, - это моя квартира. Я ее получал.

- Неважно. Три дня и не больше. Я сказал! Живи, где хочешь. А обмен тебе никто не запрещает. Обменивайся. А пока дуй в свою комнату!

- Ну, это уже нахальство, - стал объяснять Сашка, но Славка не дал ему договорить, схватил за шиворот и затолкал в другую комнату:

- Не высовывайся! - и повернулся к Зиночке, - не боись, Земфира, все будет в ажуре. Вон я пакет принес, там есть и выпить и закусить. Так что, давай, распаковывай и будем пировать. А тот пусть сидит, ему не привыкать.

Через пятнадцать минут пир у них шел уже горой. Зиночка сперва с опаской поглядывала на Сашкину дверь, потом, поняв, что он высовываться не собирается, осмелела, даже включила магнитофон и начала подпевать сидящей в нем Алле Пугачевой:

- То ли еще будет… То ли еще будет… ой-ё-ёй…

Посидев с часок, даже побренчав на гитаре, Славка засобирался уходить.

- Эх, Земфирочка, постель сегодня отменяется. Не такой уж жалкий я пропойца, как сказал Сережа Есенин, чтобы доводить того типа до инфаркта. - И обернулся к двери, за которой скрипел зубами и обливался от обиды и оскорбления горькими слезами его несчастный соперник, - слышишь ты, хозяин квартиры? Я ухожу, но не дай Бог тебе хоть на минутку выйти до утра из своего бомбоубежища. И чтобы даже голоса не подавал! Узнаю, что нарушил мой приказ, шкуру с живого спущу. А ты, Земфира, позванивай мне по этому вот номеру. Это мой мобильник, вчера купил. Ну, пока, хорошая моя.

Обнял Зиночку, прижал к груди, погладил ее буйные волосы, снова повторил:
  • Не боись.

Тихо приоткрылась дверь, выглянул Сашка, увидел эту лирическую сценку, поспешно объяснил:
  • Я на балкон. Воздухом подышать.
  • Я сказал – сиди в комнате! Открой окно и дыши сколько угодно. Ты что, в лагере так разнежился? Там что, воздух лучше, чем в твоей комнате, был?

Сашка яростно посмотрел на обидчика, желваки на его скулах заходили, но он ничего не ответил, скрылся в своей комнате, зло хлопнув дверью.

- Ничего, пусть побесится, - успокоил Зиночку Славка, - это у него пройдет. Вылечим. Ну пока. Звони, если что.

Такой настороженной тишины в своей квартире Зиночка не знала еще никогда. Даже когда оставалась в ней одна долгими вечерами и ночами, тишина не была такой страшной, жуткой и отдающейся звоном в ушах. Сашка из своей комнаты не выходил то ли напуганный словами Славки, то ли смирившись со своей участью отверженного. Зиночка стояла у окна, всматриваясь в вечернюю темноту, хотя ничего там увидеть было невозможно. Лишь за спинами ближайших девятиэтажек, там, где ожидали пассажиров маршрутки, мелькали блики их фар и слышались непонятные визги тормозов. Оглянулась на недоглаженную кучу белья, и тут же равнодушно отвернулась. Не до нее сейчас. Тут нужно с Сашкой решать. Не может же вечно так продолжаться. Даже те три дня, что назначил Славка, выдержать будет трудно и ей, и Сашке. Любой разговор с ним может довести до конфликта, до беды. А он выйдет, не будет же сидеть там все трое суток. Ладно, что поделаешь, как сложилось, так и будет.

Дверь потихонечку скрипнула, раскрылась, он, все же, выглянул. Хмурый, злой, настороженный.
  • Ушел?
  • Кто? – словно не поняла, о ком речь.
  • Да этот, твой…

Не ответила, демонстративно села в кресло, развернула какой-то журнал. Весь ее вид говорил: нам не о чем вести речь, тебя для меня нет, и голоса твоего я не слышу.

Сашка сел напротив. Расстегнул и снова застегнул ворот рубашки, тщательно растер пальцем небольшой шрам на кисти руки, взял со стола газету, хотел тоже демонстративно развернуть, но сразу отшвырнул ее.
  • Слушай, цыганочка…

Зиночка молчала, хотя слов в развернутом журнале абсолютно не понимала. Словно их никогда не учила, не знала, как ее давние таборные предки.
  • Давай поговорим, Зин…

Она снова не слышала. Ее так увлекла статья в журнале, что ей было не до голоса бывшего мужа. Сашка, наконец, вышел из себя, вырвал из ее рук и отшвырнул журнал.

- Я сказал, давай поговорим.

Она подняла и снова развернула свой журнал мод. «Натали» - автоматически прочитал его название Сашка, опять вырвал и выбросил в открытую форточку.
  • И все-таки мы поговорим…

Зиночка фыркнула, встала, включила утюг и принялась выравнивать на гладильной доске какое-то цветастое платье. Она его так долго расправляла ладошками, что не заметила, как раскалившийся утюг стал выпускать из-под себя легкий дымок.