Николай хапланов распа д роман

Вид материала

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 18

И часто их провозят здесь?
Не грубите, - предупредил второй таможенник.

Валерий успокаивающе положил руку на плечо краснеющего от злости парня.

- Да мы все тут, дорогой, Советские люди, - улыбнулся, подавая свой паспорт, Степан Михайлович.

- Уже давно не Советские, - поправил его первый таможенник, - по паспорту вы теперь гражданин Украины.

- По паспорту да, а вот в душе… Впрочем, не будем об этом, уважаемый.

Таможенник его слова пропустил мимо ушей, словно и не слышал их. Показал на увешанный наградами пиджак Степана Михайловича, висящий на вешалке:

- Ваш? Документы на награды имеются?

- Вы что, молодой человек? Оскорбить меня хотите? Если к паспорту претензий у вас нет, то до свидания.

- Покажите документы на ордена и медали, - потребовал таможенник, - иначе я вас могу высадить.

- Безобразие! - Степан Михайлович достал из чемодана пакет бумаг, швырнул его на стол, - нате, читайте. Может, вам еще и за что мне их дали рассказать?

Наверное, долго пришлось бы слушать такой рассказ этим сытым парням. На пиджаке старого солдата и горняка сверкали медью и серебром орден Славы, две Красные Звезды, орден Отечественной войны, две медали «За отвагу» и три знака, то есть полный комплект «Шахтерской славы», многочисленные юбилейные медали. Но слушать они не собирались. Просмотрев наградные документы ветерана, они вернули их ему и, буркнув одно лишь слово «Ладно», направились в следующую секцию.

- Куда же вы? – остановил их Степан Михайлович, - вы же еще не осмотрели мои шрамы от ран. Показать? Их у меня целых четыре.

- Раны не смотрим, - невозмутимо сообщил один из них, намереваясь идти дальше, но Степан Михайлович их снова остановил:

А извиняться вас кто-нибудь учил, молодые люди?

Те снова не услышали, направились в соседнюю секцию, где сидел молчаливый, не проронивший за всю дорогу ни слова, сын далекой африканской страны.

- А мои документы даже не потребовали, - удивился Валерий, - неужели моя физиономия у них такое доверие вызвала?

В соседней секции таможенники дружно насели на молодого негра, пытающегося им что-то втолковать. Но те были невозмутимы. В кудрявом африканце они то ли увидели агента иностранной разведки, то ли пытались уличить его в попытке захватить этот поезд рейсом «Мариуполь – Москва». Они по очереди брали в руки документ негра, смотрели его на свет, вчитывались. А один из них даже понюхал:

Это не паспорт, - говорил один.
Только ксерокопия, - объяснял второй, - а где оригинал?
Я есть студент политехнический университет, - оправдывался негр, - паспорт находиться в посольство Гвинея, а нам на время учеб дается ксерокопия.
Придется вас высаживать, - грозно предупредил таможенник, - по ксерокопии через границу у нас не ездиют.
Я много раз уже поехал с этим документ в Москва. Всегда был правильно, а теперь нет да?
Значит, вас раньше плохо проверяли. Собирайте свои вещи и выходите. Поедете обратно в Донецк.
Не можно мне обратно Донецк. На Москве ждать меня земляки из Гвиней.
Ничего не знаю, и знать не хочу. Собирайтесь на выход.

Негр долго молчал, потом, видимо, вспомнив разговоры об украинской таможне и наставления знакомых, как себя с ними вести, что-то зашептал на ухо одному из своих мучителей. Валерий не слышал его слов, но догадался о результатах переговоров по тому, как один из таможенников довольно хлопнул негра по плечу и сказал:

- Вот это другое дело. Претензий к тебе нет. Можешь ехать дальше.

Соседей у негра в секции не было. Он ехал в ней один, поэтому таможенникам разговаривать с ним было совершенно удобно. Некая купюра, видимо, перекочевала к ним из кармана кудрявого гвинейца. Это было ясно, как дважды два.

Довольные стражи украинской таможни направились было к следующей секции, но Валерий так, чтобы его слышали во всем вагоне, крикнул им вслед:

- Скажите, ко мне у вас претензий нет? Мои документы в порядке?

- У вас все в ажуре, - весело сообщил один из них.

- Тогда скажите, сколько вам заплатил вот этот чернявый пассажир?

Кому, нам? Вы что гражданин, с ума сошли?
Да я же сам видел, - соврал Валерий, и обратился к растерянному негру, - скажи, дорогой, сколько ты им дал?
Сто доллар, - признался тот, видимо, не зная, что лучше – признаваться или скрывать.

Таможенников из вагона сдуло, как ветром. Других пассажиров они проверять не стали. Правда, и негру его сотенную не вернули. Расставаться с такой добычей для них было невыносимо. Валерий выглянул в окно. У вагона стояла небольшая тележка с какой-то кладью. Рядом с ней – те самые и другие таможенники.

- Ого, ничего себе оброк собрали!

Неужели так в открытую и берут? - засомневался Степан Михайлович.
Не в открытую, а в наглую. Ну что ж, посмотрим, как будут шерстить пассажиров на российской границе.

Поезд, словно нехотя, медленно покидал загадочную Казачью Лопань.

- Помаши на прощанье своим друзьям, - предложил сыну Африки Валерий.

Тот послушно помахал, но таможенники его жест доброй воли не заметили. Негр обижаться не стал, молча развернул какой-то журнал и углубился в его изучение.

Тебя как зовут? - обратился к нему Валерий.
Патрик.
На каком курсе учишься?
На двое курс.
Второй курс, значит? Ну и как, нравится в Украине?
Не нравится. Зачем паспорт неправильно называют? Оригинал нам будут выдать из посольства после диплом. Всем так.
Ничего, Патрик, еще не то узнаешь в нашей матинке-Украине.

На российской таможне ни к Патрику, ни к другим пассажирам никто претензий не предъявлял. Хотя сами таможенники выглядели так же сыто и откормленно, и были так же неприветливы, как и украинские. Словно их родила одна мать или они закончили одну и ту же школу, где об этике поведения им никто не говорил.

Валерий уступил нижнюю полку молодой женщине и с удовольствием улегся на верхнюю. Вскоре все позасыпали, а к нему, хотя он и чувствовал адскую усталость, скорее нервную, а не физическую, сон никак не шел. Где, на каких бесчисленных, больших и малых рынках Москвы искать Наташку? Что за азеры предъявляют к ней претензии? Почему она им задолжала? Удастся ли освободить ее из их рук? Никто на свете не сможет ответить ему на все эти вопросы. Придется искать их самому. Конечно, обязательно надо будет найти Володьку Шустова, если он, правда, еще работает в МУРе. Возможно, поможет или, хотя бы, подскажет что-нибудь.

Наконец, тяжелый, неуютный сон одолел и его. Утром проснулся от веселого голоса молоденькой девицы, проходящей по вагону с сумкой, полной красивых конфетных коробок.

- Шоколад от Лаймы Вайкуле! - шустро сообщала она, демонстрируя свое богатство, - кто забыл купить шоколад «Лайма»?

- Что, именем певицы назвали? - поинтересовался Степан Михайлович.

- Да нет, это Лайма сама выпускает. Вкусные конфеты, берите.

- Во чудеса! Алла Пугачева, говорят, обувь выпускает, а Вайкуле сладостями занялась. Неужели им гонорара мало, ведь билеты на их концерты стоят баснословных денег. - продавщица давно ушла, а Степан Михайлович продолжал то и дело пожимать плечами, - простому народу на те концерты и не попасть, не по карману.

Слушая его монолог, Валерий вспомнил событие недавних лет. В его городе был убит некий криминальный авторитет, ему устроили пышные похороны. Это никого не удивило, ведь именно так провожают на тот свет главарей всяких бандитских группировок. Удивило другое - на похороны бандита привезли огромный букет цветов от… самого Иосифа Кобзона. Правда ли от Кобзона, никто точно утверждать не мог. Но слухи такие ходили. Чем был связан великий певец с тем авторитетом, тоже неведомо. Одно всем известно - певец очень богат, занимается крупным бизнесом. Так почему же не заняться им Лайме, той же Алле Борисовне или, скажем, певице Ларисе Долиной?

- Подъезжаем к Москве, - стала объявлять, проходя по вагону Верка Сердючка, - приготовьтесь, граждане…

Попрощавшись с соседями, а со Степаном Михайловичем даже обменявшись адресами, Валерий вышел на площадь трех вокзалов. Чем ты встретишь меня, бывшая столица СССР, воспетая в песнях Москва? Ты теперь столица только России, но, несмотря на это, остаешься близкой и родной для всех простых людей так называемого СНГ. Для того же Степана Михайловича, участвовавшего в сорок первом в ее обороне. Да и для меня, мечтавшего побывать здесь еще в школьные годы. Да, разумом я понимаю, что ты, Москва, уже не моя, но сердцу ведь не прикажешь. Вон как вздрогнуло, заныло в первые же минуты встречи с тобой. Но как встретишь ты меня? Как своего сына или как чужого, отлученного уже от тебя, изгоя?

Подошел к постовому милиционеру. Показал удостоверение капитана украинской милиции:

Мне бы на рынок попасть?
Который? У нас их знаете сколько? И не счесть. Можно сказать, что вся Москва базаром стала.
Мне бы на тот, где азербайджанцев много торгует.
Э, дорогой товарищ! Где их только нет. Вся столичная торговля на них стоит. Но больше всего азеров, мне кажется, на Черкизовском.

Хотя Москва и огромный город, но долго искать названный рынок Валерию не пришлось. Сперва объяснил тот же милиционер, потом, уже на метро, некий солидный господин и, наконец, пацан лет двенадцати охотно взялся вообще провести его до самого Черкизовского. Правда, удивил Валерия категорическим требованием:

Всего за двадцатку доведу.
А без денег не сможешь? - поинтересовался Валерий, на что тот спокойно объяснил:
Вы что, дядя, не знаете, что у нас теперь рыночная экономика? Все делается за деньги.
Ну что ж…

Русские рубли у Валерия уже были, поменял гривны еще в вагоне у некоего деятеля, громко предлагающего подобную услугу, проходя по тесному коридору вагона, заполненному пассажирами, готовившимися на выход. У деятеля этого в руках была огромная пачка денег, он не боялся, что их могут у него вырвать, ибо в двух шагах от него шли молчаливые два парня, охраняя его так бдительно, как, наверное, не охраняют и президента. Конечно, можно было обменять гривны и в обменном пункте, который, наверное, имеется на вокзале, но на это уйдет много времени. Сей вагонный благодетель берет за услугу, естественно, дороже, да и надуть может запросто, фальшивые деньги подсунуть. Но риск благородное дело. И Валерий рискнул.

Ну что ж, Сусанин, веди.
Деньги вперед, - потребовал Сусанин.
А не убежишь?
Все путем, дядя. Фирма веников не вяжет.
Ишь ты! Ну пошли.

Сусанин не убежал, довел до рынка, рассказав по дороге о том, что он живет на вокзале, что их там целая бригада и что деньги, полученные от Валерия, себе он взять не может, а сдаст в общую кассу, которая находится у некоего Стаса, которому лет двадцать пять от роду, жестокого и беспощадного человека, способного за непослушание и сокрытие денег даже убить.

- А ты не боишься, что я расскажу твоему Стасу о нашем разговоре? - спросил Валерий.

- А ты, дядя, приезжий, найти его не сможешь. А будешь искать, пострадаешь. Он любопытных не любит.

- А если я милиции о нем расскажу?

Сусанин аж захохотал:

- Ты, дядя, наивный человек. Да в милиции у него все друзья. Они тоже пасутся у него. То-то.

- А родители где?

- Батько в тюрьме, а мамка с хахалем куда-то уехала, меня на бабку оставила, а она умерла. Ну бувай, дядя.

Пацан убежал. Рынок был похож на муравейник. Казалось, что весь мир сошелся сюда торговать, покупать, прицениваться, спорить, кричать, оттаптывать кому-то ноги, проталкиваться черт знает куда и зачем, нести на плечах или везти на тележках то ли купленный то ли продаваемый товар, чертыхаться, задыхаться от духоты, запахов и смрада, искать то, что нужно и покупать то, что совсем не планировалось, хвататься за голову от космических цен и радоваться, если удается приобрести что-то на рубль дешевле… Какое-то Вавилонское столпотворение, миграция народов, людское цунами, в котором не то, что кого-то найти, а самого себя запросто потерять. Даже Лермонтовское «Бородино», где «смешались в кучу кони, люди», мало сюда подходило. Здесь уже смешались, наверное, земля и небо, горы товаров и океаны народов. Где тут можно кого-то отыскать? К кому обратиться? Человек здесь, как песчинка в пустыне Сахара, как маленький листик в могучем лесу, как отдельная буковка в многотомном романе.

Азербайджанцы? Да они здесь все похожи друг на друга. Обветренные, загорелые, грязные и потные. Кто тут русский, кто кавказец?

- Где тут шубы продаются? - обратился к остановившемуся прикурить лохматому, давно не бритому мужику неопределенного возраста.

- Шубы? Вам шуба нужна? Мигом сообразим! Вам какая? Мутоновая, норковая?

- Да нет, мне только ряд нужен, где их продают.

- Да зачем вам ряд? Я любую вам найду. Только скажите, на какую сумму рассчитываете.

Отмахнулся от мужика, нырнул в толпу. Но кто-то уже услышал его разговор с мужиком, засек, что он ищет шубу, схватил за руку:

Не ищи, человек. Я тебе сделаю шубу.
Да не нужна мне никакая шуба. Отстаньте!

Вырвался, пошел дальше. Ряды, ряды, ряды… Палатки, прилавки, столы… Горы колготок, парфюмерии, джинсовых костюмов, обуви, посуды, игрушек, тетрадей, дамских сумочек, меховых шапок, стеллажи с мобильниками и видеокассетами… Слышится бравурная, лихая песня времен Великой отечественной войны - это поют, аккомпанируя себе на гитаре, одетые в камуфляжную форму пожилой и совсем юный граждане, похоже – отец и сын. Старший плечистый, высокий, с медалью на груди. Может, бывший афганец. Младшему не больше шестнадцати. Играет он на гитаре не очень, но голос звонкий, приятный.

Дальше, дальше, не до них Валерию. Нужно искать, не отвлекаться. Где эти чертовы шубы? Кто из них тут азербайджанец? Гм, азеры… Надо же. Никогда раньше не слышал такое прозвище. Для краткости так окрестили, наверное.

Снова песня. Но уже совсем жалобная, какая-то монотонная, с еле угадываемой мелодией. Две женщины поют, постукивая перед собой палочками и неся в руках консервную банку с несколькими монетами. Скупо подает московский или какой там еще здесь люд. Не удержался, бросил в банку монетку. Ты ли это, Москва? О тебе ли мы пели в школьные годы? О тебе ли слова той знаменитой песни военных лет «Дорогая моя столица, золотая моя Москва»?

- Держи его! - заорали где-то рядом истошным женским голосом, - Украл! Держите его!

Кто-то вихрем промчался мимо Валерия, задел его плечом и исчез в толпе. Валерий даже не успел заметить, мальчишка это был или взрослый человек. Да, пойди найди его теперь в этом людском водовороте. Что он украл, деньги или товар какой, тоже не понять.

Незаметно локтем притронулся к тому месту на груди, где спрятаны его деньги – и русские рубли, и украинские гривны, и американские доллары, перекрещенные на просторах СНГ в баксы. На месте. Да, тут нужно ухо держать востро. Вмиг без ничего остаться можно. Всему миру известно, что Москва испокон веков славится своими карманниками. Еще в школе милиции говорили об этом. Да и в родном городе не раз ему с коллегами приходилось задерживать столичных гастролеров. Да разве только столичных? Вспомнилось, как в микрорайоне «Центральный» такие гастролеры среди бела дня грабанули квартиру зубного техника. Задержали их быстро, повезло. Хотя и стрелять пришлось. Слава Богу, никто не пострадал. Оказалось, что из самой Грузии прибыли. Да разве только оттуда? И из Армении были гости нежданные и из Молдавии. Ну а Москва славится не только Красной площадью, Третьяковкой и Большим театром.

Эх, напрасно не пошел сразу на Петровку – 38. С Володькой Шустовым бы сюда, он бы сразу показал, где нужно искать тех азеров, шубами торгующих. Конечно, если он еще работает в МУРе. Может его уже и в Москве нет.

Прилично одетый, даже в галстуке, парень притронулся к локтю:

- Что ищем, товарищ?

- Да так, ничего, у меня другая задача.

- Может ствол? - шепнул на ухо парень.

Ничего себе! Предложил так просто, почти не таясь, как какую-то безделку. Схватить бы его, да притащить в отделение. Но, осторожней, Красилов. Ты хоть и капитан, но не здешней, а украинской милиции. Закрой глаза на все эти дела и ищи свою сестричку. Других дел у тебя сейчас не должно быть. Проходи мимо, мимо, мимо… Но не удержался, спросил:

Тэтэшка есть?
Три куска, - мгновенно проинформировал парень.
Рублями, что ли?

Парень посмотрел на Валерия, как на сумасшедшего:

Так ты неграмотный.

И тут же расстаял в толпе, словно его и не было. Как мираж в пустыне Гоби. Валерий усмехнулся. О рублях он спросил нарочно, зная, что в таких случаях речь может идти только на те самые баксы. Изымать оружие и у торговцев им и у бандюг всяких ему уже приходилось. Тот парень решил, что Валерий покупатель никудышный, раз заговорил о рублях. Неграмотный, как он выразился. Эх, попался бы ты мне в Украине, показал бы я тебе свою грамотность. А тут пусть свои менты порядок наводят. Вон сколько их бродит по рынку. То ли за порядком следят, то ли добычу ищут.

Ага, вон, кажется, и шубы. О, Боже! Сколько же их? Сотни или тысячи? Глаза разбегаются. Черные, белые, коричневые, какие-то синеватые, коротенькие полушубочки и широкие, как у бояр с Суриковских картин. Края не видно у этих рядов. Откуда же навезли столько? Впрочем, зачем это знать, мне бы тех азеров найти. Спрашивать напрямую навряд ли стоит, надо просто сперва присмотреться. Вон там, у той стойки, кажется, азербайджанец стоит. А может армянин. Пойди разбери. Может даже наш, украинец, только закоптился здесь, на рынке.

- Откуда шубы? Из Баку?

- Зачем Баку? Настоящий греческий шуб. Из Салоник привезли.

А у вас в Азербайджане разве шуб не делают?
Какой Азербайджан, дорогой? И знать не хочу такой.
А откуда вы?
Карабах. Знаешь такой? Армянский Карабах.
А, понял.

Валерий вспомнил, как несколько лет назад все газеты и телевидение пестрели сообщениями с того небольшого кусочка земли, за который перегрызлись две бывшие союзные республики. Настоящая война пошла между бывшими братьями по Союзу, много людей погибло. Вскоре после того Валерию пришлось отдыхать в санатории «Свалява» в Закарпатье. Вместе с ним в комнате жил полковник, которому там, в Карабахе всадили нож в спину. Так полковник и не узнал кто – азербайджанец или армянин.

- Какого хрена нас туда послали? – сетовал он, - пусть бы сами грызлись между собой.

Рана на его спине заживала плохо, сочилась, сильно болела. Лечащий врач в санатории оказался хмурым, ворчливым человеком в вышитой украинской сорочке. Он ненавидел всех, кто говорил на русском языке. Ему была до лампочки рана, полученная полковником в каком-то Карабахе, где о его родной Украине даже, наверное, не знают. И лечил полковника, спустя рукава, вернее, не лечил вовсе. И полковник вскоре плюнул на его лечение и уехал в свой Харьков, который врач в сорочке тоже считал Московией.

- Понял, - вздохнул Валерий, - но мне бы азербайджанцев найти.

- Иди от меня! - сердито махнул рукой кабардинец, - ищи свой азербайджьан, где хочишь.

Пошел дальше по ряду. И мужчины торговали, и женщины, и девушки Наташкиного возраста. Он всматривался в их лица, надеясь случайно увидеть среди этих зазывающих, пьющих чай, курящих девиц знакомое лицо сестры. А вдруг… Нет, чудес на свете не бывает. Надо было, все же, Володьку Шустова…

Что смотришь, дорогой? Шуба надо?

Этот, кажется, похож. Загорелый, большеглазый, с кудрявыми, давно не стриженными волосами.

Мне нужна шуба из Азербайджана.
Из Азербайджана фрукты везем. А не шуба…
А сами вы откуда?
Сам из Азербайджан, а шуба из Греций.
Да мне, откровенно говоря, шуба не нужна.
Чего ходишь тогда? Зачем спрашиваешь?
Продавщицу одну ищу. Наташей зовут. Видел недавно ее тут.
Наташ… Наташ… Нет, не знаю такой. Нина есть рядом вон, Надя через два палатка, а Наташ… Извини, дорогой.
А еще здесь есть ваши земляки?
Много есть. Только ни у кого Наташ не работает. Я знал бы. Я всех знай.
Ну извините.

Все равно пошел дальше по ряду, всматриваясь в лица. Пот заливал лицо, уже ныли ноги от усталости, хотелось есть. Медленно, еще надеясь на что-то, оглядываясь то и дело, пошел к выходу. Куда теперь? На какой рынок? На Мытищинский? Милиционер на вокзале говорил, что и там много азеров. Нет, сперва надо найти Шустова.

Уже было четыре часа дня, когда добрался на Петровку. Тут была совсем другая жизнь, чем в его родном городе. Подъезжали и отъезжали легковушки с высокими милицейскими чинами, с людьми в штатском. Одним из них постовые у входа отдавали честь, у других проверяли пропуски или повестки. Как и всюду в милицейских ведомствах, только в тысячу раз напряженней, суетливей, поспешней.

Дежурный майор тщательно изучил документы Валерия, несколько раз переспросил, кого он ищет, долго искал в каких-то списках фамилию Шустова, наконец, попросил его подождать и стал куда-то звонить. Куда и кому через толстое стекло, за которым сидел майор, было не слышно, но лицо его было встревоженным и, прижимая трубку к уху, он не упускал Валерия из вида. Наконец майор выглянул в окошко и громко позвал:

- Гражданин Красилов, поднимитесь на третий этаж, вас ждут в 307-й комнате.

Шустов ждет, что ли? Поднимитесь… Сам не мог выйти, что ли? Кто их знает, может у них так принято друзей принимать. Впрочем, какой он друг? Учились вместе, несколько раз встречались, когда Шустов приезжал по служебным делам в Донбасс, уезжая, ради приличия приглашал: «Будешь в Москве – заходи». Вот и вся дружба.

В 307 кабинете сидел не Шустов, а сухощавый, аскетического вида полковник то ли с белыми, то ли с выцветшими, еле заметными усами и с четкой седой прядью в темных волосах.

- Садитесь, - коротко предложил он и сам сел напротив за небольшой приставной стол, - значит вы, Валерий Федорович, приехали к Шустову аж из Донбасса?

- Приехал из Донбасса, но не к Шустову, а по личным делам. А к Шустову решил обратиться за помощью, ибо знаю его еще по учебе в школе милиции. Однако, в чем дело, товарищ полковник? Простите, не знаю ваших имени и отчества.

- Извините, я не представился. Полковник Георгиев Василий Алексеевич, занимаюсь как раз делом вашего друга Шустова.

- Делом? Он что, провинился в чем-то?

- Если бы провинился… Дело на него заведено. Уголовное. Арестован. Идет следствие. И беседа с вами может нам тоже в чем-то помочь.

Вот те на! Арестован. Володька Шустов арестован. Уму непостижимо.

- Что же натворил он? Понимаю, Василий Алексеевич, что тайна следствия и прочее, но уж слишком неожиданная новость. Может хоть что-то можно сказать?

- Что-то можно… Взятки в крупных размерах. Больше ничего сказать не могу. Лучше ответьте на несколько моих вопросов. Вы давно видели своего друга?

Как назойливо этот полковник называет Шустова его другом. Словно от этого что-то зависит в результатах следствия.

- Видел в последний раз года четыре назад, когда он приезжал в наш город по служебным делам.

- И что это было за дело?

- Откуда мне знать? Общался он с начальником горуправления и начальниками каких-то отделов. Я даже не интересовался, кого или что он ищет. Не имею такой привычки.

- Но вы ведь тоже общались с ним?

- Конечно. Дважды обедали вместе, а перед его отъездом встретились с двумя товарищами, которые тоже с нами учились.

- И все?

- Товарищ полковник, говорите конкретней. Я тоже не первый год работаю в органах и понимаю, что вы пока задаете не главные вопросы. Самому не раз приходилось вот так.

- Хорошо. Каких либо поручений вам Шустов не давал? Ну, скажем, пакет кому-то передать или, наоборот, получить его для него?

Валерий даже рассмеялся:

- Не знаю, что там Шустов натворил, но сообщником его я, товарищ полковник, не был. Кстати, мы и не друзья, как вы настойчиво называете, а просто хорошие знакомые. Таких знакомых у каждого человека немало. И у вас, наверное.

- Да, вы правы, Валерий Федорович. Просто знакомые. Да вы не обижайтесь, просто подумал, а вдруг вы поможете за какую-то ниточку ухватиться.

- А что, у вас даже ниточки нет? В чем же вы его тогда обвиняете?

- В том-то и дело, что… Ладно, скажу вам, в чем дело. С поличным его никто при получении взятки не ловил. Но некий гражданин сообщил, что майор Шустов помог ему выпутаться из очень неприятной истории за большие деньги. Не отреагировать мы не могли. При обыске в сейфе Шустова была обнаружена большая сумма долларов. Очень большая. Откуда они у него, Шустов объяснить отказывается до сих пор.

- Но раз не засекали с поличным, то и обвинять, видимо, не имеете права. Можно ведь сказать, что нашел на улице. Вот шел и споткнулся. Лежит себе миллион долларов.

Теперь засмеялся полковник:

- Сказать можно. Но он и этого не говорит. Да если бы даже сказал, ему бы никто не поверил. Еще никто миллион на улице не терял. Сто рублей бывает, даже тысяча…

Blog

Николай хапланов распа д роман