Томск, 11-14 октября 2006 г. Томск Сибирский государственный медицинский университет 2006 Издание осуществлено при поддержке рффи по проекту 06-06-85082-г

Вид материалаДокументы

Содержание


Т.А. Сидорова (Новосибирск) К вопросу о месте биоэтики в современном антропологическом знании
Подобный материал:
1   ...   53   54   55   56   57   58   59   60   ...   76

Т.А. Сидорова (Новосибирск)

К вопросу о месте биоэтики в современном

антропологическом знании



Исследование биоэтики как феномена современной культуры и области научных исследований представляет глубокий интерес. Это предполагает изучение вопроса о месте биоэтики в системе наук о человеке, в частности, в рамках философского знания. Биоэтика не является специальной философской дисциплиной о человеке, поскольку в своих гносеологических особенностях, понятийном арсенале, обращенности к отдельной плоскости бытия человека, она не имеет возможности обеспечить единство теоретического знания о нем, и самое главное биоэтика не может помыслить человека как онтологическую идею саму по себе, поскольку ограничена конкретной областью человеческого бытия.

В биоэтике можно увидеть эпистемологическое своеобразие, заключающееся в междисциплинарном диалоге, принципиальной незавершенности познавательных структур. Кроме того, биоэтика имеет аксиологический характер, она и является некоторым образом аксиологией живого, человеческой телесности. Биоэтику можно рассматривать в качестве элемента из пояса сопровождения, который формируется вокруг современных биологических наук. Этот пояс – социальная и моральная ответственность ученого. В биоэтических дискуссиях вокруг использования новых методов, меняющих природные основы человека, таких как вмешательство в геном, изменение способов репродукции, манипулирование началом и концом жизни, превентивным образом прокладываются возможные пути, «размещающие» в культуре действия науки по преобразованию человеческой природы.

Однако рассматривать философско-антропологический статус биоэтики только лишь в виде аксиологической или этической направленности на человека как элемента биоса недостаточно. В таком случае из виду упускается важнейшая черта биоэтики, которая и является, на наш взгляд, наиболее ценным вкладом в философскую антропологию: в биоэтике человек рассматривает вопрос о собственных пределах. Отличительной чертой современных антропологических поисков в философии является обращение к человеческой негативности. Расколотость человека, потеря его целостности была зафиксирована в современной философии различными способами. Открытие человека в аспектах его распадения привело к исследованиям феноменов болезни, безумия, страдания, других типов деструкции. Биоэтика возникает как специфический полигон, зона исследования и регулирования пограничных, пределовых форм человеческого существования: смерти, рождения, болезни, телесного преобразования. Не случайно одна из авторитетных отечественных исследовательниц в области биоэтики И.В. Силуянова определяет ее как систему знаний о границах допустимого манипулирования жизнью и смертью человека.

Науки как естественные, так и социогуманитарные, всегда обращены к какой–то одной стороне, создают одну проекцию человека. Обращение к человеку через специфически человеческие проявления поднимает планку измерения в более высокий горизонт. На наш взгляд, в биоэтике философская антропология как раз обнаруживает такую область, когда взгляду открывается человек в жизненных проявлениях, ибо в биоэтике он всегда оказывается в ситуации обсуждения и выбора не отвлеченного или опосредованного решения, а самого близкого, данного непосредственно. Человек фактически выбирает себя в ситуации биоэтического выбора, создает свою идентичность или идентичность человеческого, определяя, например, подпадает ли 8–клеточный зародыш под защиту закона, гарантирующего право человека на жизнь. Для биоэтических дискуссий характерно обращение к таким точкам развития биотехнологий, где просматриваются наибольшие риски для человека. Примером этому может служить технологии клонирования. Ученые еще скептически относятся к осуществимости репродуктивного клонирования, однако, моральная рефлексия по этому поводу уже идет полным ходом, и имеет свои последствия в виде решений по запрету или мораторию на работы в этой области.

Философская антропология сформировала собственные традиции и подходы к целостному анализу человека. При этом она всегда опиралась на данные конкретных наук в познании человека, и потому тесно связана трансдисциплинарными узами с множеством различных наук, дискурсов, обращающихся к человеку. Эволюция философской мысли в современную эпоху в перипетиях постмодернистского, антиметафизического проектов, приводила с одной стороны к отказу от попыток интегративного осмысления человека в философии, с другой стороны, в этих поворотах мысли неизбежно открывались новые способы понимания человека и мира. «Утрату человека» в постмодерне, например, можно рассматривать как специфическую реакцию интеллектуалов на ту базу научных фактов социальной эмпирии, в которых предстал человек в последней трети 20 в. Другой важной чертой можно назвать реактивность философской антропологии на проблемные состояния, кризисы самоидентичности человека. Отражением этого можно считать движения антропологического поворота, в которое время от времени погружается философская мысль.

Через биоэтику философия смыкается с другими науками о человеке в исследовании биогенетических угроз, возникающих в поле преобразования телесности. В биоэтическом прочтении возникают вопросы, порождающие новый виток антропологической рефлексии в философии.

Исследованию биогенетических рисков Ф.Фукуяма посвятил работу «Наше постчеловеческое будущее. Последствия биотехнологической революции». Он стремится доказать, что пост-человеческая фаза истории начинается с возможностью изменения природы человека в результате воздействия современных биотехнологий. Биогенетическая угроза, по мнению Ф. Фукуямы, оказывается гораздо серьезнее других, поскольку нацелена на последний оплот, в котором нуждается человек для своего самоудостоверения. «…В конечном счете, биотехнололгия принесет нам утрату нашей человеческой сущности – то есть важного качества, на котором держится наше ощущение того, кто мы такие и куда идем…»[1].

Мы считаем, что эпистемологический статус биоэтики задается двумя параметрами: во-первых, положением биоэтики в контексте особенностей современного научного знания, и, во-вторых, собственной эпистемологической структурой, под которой понимаются концепты, понятия, представления, формирующиеся в различных тематизациях вопроса об идентичности человека на материале современной биомедицины.

Биоэтика представляет собой осмысление знания, извлечение новых смыслов из того, что нам дается в знании, добытом наукой. Новые смыслы это не просто иные значения, интерпретированные в системе самой науки, осмысленное знание – не только истинное знание, знание о сущем. Оно является также знанием о должном, необходимом, включая в себя представления о цели как нормативном образе желаемого будущего, определяющем существенность истинного знания для конкретных практических целей.

Важнейшая черта контекста постнеклассической науки, в котором развивается биоэтика — междисциплинарность. Еще В.И. Вернадский подчеркивал, что рост научного знания в 20 в. быстро стирает грани между отдельными науками. Bсе больше специализируются не по наукам, а по проблемам. Междисциплинарные стыковки возникают на пересечении различных дисциплинарных подходов к узловым проблемам, от решения которых часто зависят парадигмальные установки «заинтересованных» наук. Иногда области междисциплинарных стыковок перерастают в отдельные научные направления, дающие начало новым наукам. Вероятно, само возникновение биоэтики можно оценивать как реакцию на проблемное положение человека в современном антропологическом знании.

Биоэтика – форма адаптации новой человеческой природы, пересоздаваемой биотехнологиями. Наступление на собственную природу оказывается более опасным для существования человека, по сравнению с технологическими натисками на природу внешнюю. Биоэтика фиксирует радикальное преобразование идентичности человека. В поле ее внимания оказываются пределы, до которых возможны модификации идентичности, связанные с трансформациями телесности и самосознания.


Литература

1. Фукуяма Ф. Наше постчеловеческое будущее. – М., 2004. – С.147