Geum.ru

Диалог культур и цивилизаций

Вид материалаДокументы

Содержание


И.П. Рещикова Кемеровский госуниверситет, Новокузнецкий филиал, соискатель
Подобный материал:
1   ...   94   95   96   97   98   99   100   101   ...   125

И.П. Рещикова

Кемеровский госуниверситет, Новокузнецкий филиал, соискатель




КОНЦЕПТ МЕСТО В СОВРЕМЕННЫХ ГОРОДОВЕДЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЯХ



В эпоху СССР появилось немало новых городов, решающим фактором возникновения которых было строительство крупного объекта индустрии, – так называемых моногородов. Их формирование и развитие в советской науке описывалось по единому шаблону: историей города становилась история его градообразующего предприятия (завода, рудника, шахты и т.п.). В таком ракурсе города, за редким исключением, были похожи один на другой, ибо их история реконструировалась не в локальном своеобразии, а в виде общеприменимых идеологических клише, ориентированных на этапы становления советской промышленности.

Перестроечные процессы разрушили централизованную советскую экономику и деформировали (но не уничтожили) характерные для советского универсума «центростремительные» принципы мышления, в том числе и научного. Начался процесс регионализации. На фоне общего кризиса идентичности советских граждан (в результате распада прежней государственной целостности) особое значение обрели регионы, города, местности и иные географические и символические топосы. Именно они в 1990 – 2000-е гг., до появления новой («постсоветской») государственной идеологии, стали выполнять функцию солидаризации граждан. Так Место, в котором живет человек и сообщество в целом, стало одним из важнейших оснований для конструирования культурной идентичности. С середины 1990-х гг. резко увеличилось количество публикаций по данной проблематике, а также началась методологическая разработка принципов локальной истории с существенными заимствованиями из западной науки.

Первые опыты написания истории городов, как и разработка методологии городоведения, датируются периодом конца XIX – начала ХХ вв. Но после разгрома краеведческого движения к началу 1930-х гг. перспективные дореволюционные исследования были прочно забыты. В качестве единственно возможной утвердилась формационная модель историографии, которая сосредоточивалась на индустриальной, социально-экономической, демографической, градостроительной и памятниковедческой проблематике и по сути создавала историю городов не «качественную», а «количественную».

Макросоциальная модель до сих пор детерминирует историческое мышление, превратившись в своего рода инерционную силу, которая тормозит развитие междисциплинарных исследований. Фактическая легализация городоведения в 1990-е гг. (после «Метафизики Петербурга») и бурный рост этого жанра все-таки не привели к его признанию «большой историей», несмотря на парадигмальные изменения отечественной науки. История городов все еще рассматривается как краеведение, статус которого по сей день спорный, ибо это не только название отраслевой исторической дисциплины, но и снижающая оценка в сленге профессиональных историков, дать которую какому-либо исследованию значит приравнять его к любительским штудиям.

На наш взгляд, существующее «недоверие» цехового сообщества историков к локальным исследованиям объясняется не столько методологическими причинами, сколько внутринаучной традицией, наследующей советской иерархии предметов исследования. По негласному «разделению труда» сфера «большой истории» в СССР была монополизирована столичными учеными, а региональная доставалась в удел историкам провинциальным. С тех пор работы, выполненные хотя и по всем канонам академической науки, но на локальном материале, как правило, рассматриваются как краеведческие («несерьезные», «ненаучные»). Однако именно данная междисциплинарная область является сегодня одной из наиболее продуктивных – и по вводимым в оборот свежим научным сюжетам, и по отработке современной научной методологии.

В 1990-е гг. город как социокультурная целостность (а не поселение при заводе) вновь стал предметом гуманитарного исследования. Причем смысловое и ценностное единство он обретает благодаря концептуальной рамке Места (синтезирующего историю и повседневность). Утверждается тенденция концептуализировать городское пространство в качестве территории/места проживаемого телесного опыта, т.е. в антропологическом ключе. В отечественном дискурсе закрепились понятия место/Место и ландшафт, – они же выступают маркерами соответствующего исследовательского поля, отличного от географического, экономического, политического, где используются термины «территория», «локал», «локус», «топос», «ареал» и др.

Вопреки позитивистски-обезличенной трактовке пространства как прозрачного вместилища эмансипированных социальных единиц и артефактов, Место понимается как объект «археологии повседневности», насыщенный смыслами и символами. Место выступает как единство, обладающее связностью, единством, непрерывностью, осмысленностью, – т.е. базовыми характеристиками текста. Модели взаимодействий, идеи, символы и т. д. соотнесены с конкретной местностью и образуют вместе с ней единый смысловой комплекс, переживаемый и потому эмоционально окрашенный. Место – это общая идея, обретшая вид пространственной текстуры, это «движущая сила в производстве и воспроизводстве культуры, языка и обычаев. Оно служит основой идентичности, поставляя символы и мифы для коллективных представлений и солидарности» [1. С. 67]. Место является смысловой рамкой жизненного мира для конкретного сообщества.

В этом отношении универсалистские прогнозы XIX в. относительно исчезновения территории перед лицом модернизации не оправдались: теоретический проект глобализации на практике реализуется как глокализация. Место становится «важнейшей основой политической мобилизации из-за своей связи с идентичностью» [1. С. 69], оно структурирует обыденное восприятие через систему ценностей и культурных допущений, которые укоренены в территориальном сообществе. Следовательно, место – не косная физическая среда, понимаемая объективистски. Место порождает чувство идентичности, будучи системой коммуникации, которая воспроизводит смыслы и распространяет их, формируя местную солидарность. Последняя, в свою очередь, контролирует физическое пространство – путем его освоения, проектирования и деконструирования.

Трактовка города как Места в современных городоведческих исследованиях дала начало особому жанру – метафизика города (по названию программного сборника опытов прочтения Петербурга как текста). Контуры этого жанра размыты, но идентифицировать соответствующие работы можно по использованию в них категориально-понятийного инструментария Место, культурное пространство, культурный/культурно-цивилизационный ландшафт, культурно-символическое/историческое пространство, образ города, городской/локальный текст, городской миф, Genius Loci/Дух Места, семиотика города/пространства/ландшафта, (городской) сверхтекст, сакральная топография/география, топоэкфрасис, (культур)антропология города, поэтика города, геософия, герменевтика ландшафта, гуманитарная география, метагеография и др. При этом научный уровень исследований и степень их соответствия академическим стандартам варьируются в очень широких пределах.

Метафизика города как исследовательская стратегия пребывает в стадии формирования. Но несомненными ее характеристиками являются:

1. Ярко выраженный междисциплинарный характер: синтез методологии и фактологии культурологических, социологических, исторических, литературоведческих, мифологических, географических, краеведческих, искусствоведческих и иных исследований;

2. Тенденция нетривиальной фокусировки известных сюжетов. Новый ракурс рассмотрения придает давно известным фактам статус «чужих» – непознанных, непонятных феноменов, нуждающихся в изучении;

3. Связанная с этим реинтерпретация традиционных источников (преимущественно письменных);

4. Проект тщательного изучения устных и визуальных источников;

5. Тяготение к методологии исследования повседневности (взгляд «снизу», качественные методы антропологии);

6. Эссеистичность повествования, выработка новых нарративных стратегий и особого языка для проведения исследования;

7. «Стереоскопическая» реконструкция города (городского текста, образа города), предполагающая учет максимального спектра его феноменов вплоть до «частностей», которыми традиционно пренебрегала академическая историография (например, звуки и запахи города, неформальные каналы социализации горожан, городские слухи или даже «история» нижнего белья, рассматриваемого как инструмент превращения выходца из деревни – в горожанина). Именно благодаря недавно возникшей исследовательской моде на внимание к деталям в последнее время появляется так много интересных работ [2].

Важно отметить, что, при всем многообразии возможных «прочтений» одного и того же локального пространства, данное исследовательское направление исходит из тезиса о латентном, но принудительном характере метафизики города. Это значит, что варианты интерпретации социокультурного образа конкретного города не являются ни бесконечными, ни произвольными, – они так или иначе детерминированы реально существующими и поддающимися прочтению смыслами. Критерии же выбора сюжетов, равно как и границы научной смелости авторов, задаются парадигмой гуманитарного знания.

Для современных российских моногородов изучение их культурно-символического образа в жанре метафизики города особенно важно. Большинство советских городов-при-заводах сегодня переживает переломный период своей истории, связанный с резким спадом производства, по сравнению с советскими показателями, и серьезными изменениями городской инфраструктуры. Фактическая «смерть» градообразующего предприятия заставляет такой город искать новые основания для выстраивания собственной идентичности, собственного образа-для-себя и образа-для-других. Без них город невозможен, даже если «в обычном состоянии» горожане и не подозревают о существовании подобных моделей самоосознания (неслучайно мы выше отмечали, что метафизика города – латентная величина).

Методология метафизики города позволяет обнаружить фундаментальные смыслы жизненного мира горожан, обитателей конкретного Места. История этого локального жизненного мира может насчитывать не одно столетие, в то время как история градообразующего предприятия обычно не превышает восьмидесяти лет. Если в течение советского периода своей истории город жил идеологически сконструированными моделями идентичности, выстроенными на индустриальных «ценностях», то гораздо более прочными основаниями его постсоветской идентичности могут и должны стать более «человеческие» интенции. Таким образом, в ситуации транзитивного периода жизни современных российских городов метафизика города является важным культурно-символическим ресурсом моделирования локальной идентичности и обеспечения устойчивого развития региона в целом.


1. Китинг М. Новый регионализм в Западной Европе// Логос, 2003. № 6.

2. См., например, только два примера из многих: Лапин В. Петербург. Запахи и звуки. СПб., 2007; Гурова О. Советское нижнее белье: между идеологией и повседневностью. М, 2008.