Geum.ru

Диалог культур и цивилизаций

Вид материалаДокументы

Содержание


Ю.В. Салтыкова Нижневартовский гуманитарный госуниверситет, студентка
Подобный материал:
1   ...   96   97   98   99   100   101   102   103   ...   125

Ю.В. Салтыкова

Нижневартовский гуманитарный госуниверситет, студентка




К ОПРЕДЕЛЕНИЮ ЖАНРОВОЙ ПРИРОДЫ РЕМЕЗОВСКОЙ ЛЕТОПИСИ



«История Сибирская» С.У. Ремезова (далее – ИС) – замечательное произведение книжной культуры рубежа XVII – XVIII вв., которое во многих отношениях недостаточно изучено. В частности, долгое время вызывает споры вопрос о жанровой природе памятника.

Например, одни ученые называют ее «своеобразной житийно-исторической повестью» [1. С. 33], другие – «своеобразной летописью с элементами исторической повести» [2. С. 131], третьи – «историческим трудом с элементами научно-исторического подхода к явлениям» [3. С. 161].

Е.И. Дергачева-Скоп констатирует, что в «исторической литературе Ремезовскую летопись называют житием, повестью» [4. С. 48 – 49].

По определению исследовательницы, известную сложность в жанровую характеристику памятника вносят и сам автор, называя свое произведение «Историей», и разнообразие жанров источников, использованных С.У. Ремезовым. Таковы, в частности, Кунгурский летописец, Есиповская летопись, Синопсис Иннокентия Гизеля, синодики архиепископов Киприана и Нектария. В ИС, по мнению Е.И. Дергачевой-Скоп, налицо яркие приметы произведений летописных, житийных, воинской повести, стилистические приемы хронографических, географических сочинений и т.д. Многие черты, как полагает исследовательница, возвращают ИС к летописной традиции. ИС присущи также многие характерные особенности жанра жития.

Е.И. Дергачева-Скоп напоминает, что, основная часть жития обычно начиналась с известия о рождении святого от благочестивых родителей; иногда достаточно было сказать, что святой произошел из княжеского рода. Однако в «Житии Ермакове» (это своеобразная помета на рукописи почерком начала XVIII в., вероятно, одного из современников С.У. Ремезова) ничего не сказано ни о божественном, ни о княжеском происхождении героя. О его прошлом лишь известно, что он грабил «бусы-корабли по Хвалынскому морю и на Волге», а иногда «и царскую казну шарпал». Такое прошлое никак не подходит святым-воинам, которые «о духовных прилежа делесах, злонравных человек отвращашеся…». Но, по-видимому, это не препятствует автору использовать традиции житийной литературы, рассказывая о «первом князе сибирском», погибшем на поле брани за «святыя Божия церкви и за Православную истинную христианскую веру». К тому же, как отмечает В.Н. Алексеев, в массе агиографической литературы писатель наверняка без труда обнаружил «образец», соответствующий реальным фактам жизни Ермака [5. С. 15 – 16]. Так, например, один из широко чтимых на Руси святых – епископ Кипрский Нифонт, согласно его житию, ступил «на стезю благонравия» и своими трудами и подвижнической жизнью искупил грехи молодости. Ермак же, в свою очередь, после покорения Сибири отправляет посольство в Москву с отпиской Ивану Грозному, «принося вину свою и изъявляя службы, яко низложил Кучума, царя прегордаго».

Ремезов, казалось бы, следует этикету княжеских житий и тогда, когда подчеркивает «силу, спех и храбрость» Ермака, данные ему, «яко Самсону исполинство». Но, не желая отойти от реалий «воровской» жизни Ермака, знаменитый тоболяк «обнажает» прием, и в результате тот оказывается несостоятельным в новой системе и воспринимается как фольклорный, а не житийный. Его реализации способствует и миниатюрное изображение Ермака, которого легко сравнить с героями русских былин – Ильей Муромцем, Добрыней, Дунаем. Е.И. Дергачева-Скоп объясняет это отмеченным Д.С. Лихачевым новым отношением к изображению человеческого характера в XVII в., отходом от теологической точки зрения на человека.

Известно, что в рамках традиционной агиографической литературы авторы заставляли своего героя «воздерживаться от наваждений дьявола ради служения Богу». В ИС встречаются подобные примеры. Так, Ермак отказывается от предлагаемой ему в подарок дочери Саргачика, отсылает ее обратно и другим запрещает даже прикасаться к «девке» ханского рода. Однако исследователи считают это не признаком святости героя, а значит, и не житийным каноном; по их мнению, это проявление моральной чистоты, присущей всем положительным героям русского фольклора.

В своих ранних исследованиях Е.И. Дергачева-Скоп и В.Н. Алексеев не относят ИС исключительно к жанру жития. С другой стороны, они не отрицают того, что многие фрагменты повествования в ИС, действительно, связаны с этим жанром: некоторые агиографически стилизованны, другие же – чисто житийные по своей архитектонике.

Позднее исследователи стали доказывать, что по своим задачам образ Ермака агиографичен и связан с канонами житийного повествования. Е.И. Дергачева-Скоп и В.Н. Алексеев заключают, что «Ермак написан С.У. Ремезовым как герой «агиографически просветленный» [6. С. 152]. Автор ИС не сомневался в возможностях использования житийных приемов при описании деяний своего героя и его сподвижников, ибо Ермак, по мнению Ремезова, будучи покорителем Сибири, заслуживает особого к себе отношения как к христианскому воину, отдавшего жизнь за «просвещение Сибири светом Евангельским».

Влияние агиографических традиций заметно и в рассказах о чудесах на могиле Ермака. Например, тело казачьего предводителя после его гибели было обнаружено татарами, которые стреляли в него, и кровь «течаше», как из живого, а вороны, летающие над ним, не смели и прикоснуться к «русскому князю»; татары же, увидев это, с честью похоронили атамана. Однако жанр жития в ИС, по наблюдению Е.И. Дергачевой-Скоп и В.Н. Алексеева, подвергается трансформации. Так, в рассказе о чудесах на могиле «святого» встречается совершенно новая черта, недопустимая в канонических житиях – поклонение Ермаку среди татар, он является святым даже для «нечестивых».

Несмотря на использование, казалось бы, традиционных житийных иллюстраций, В.Н. Алексеев отмечает и ключевое отличие ИС от произведений агиографического жанра, выражающееся в художественных миниатюрах. Эпизоды графического ряда, создающие полную бытовых подробностей картину, отсутствуют в тексте, а именно такая конкретность в традиционных житийных миниатюрах невозможна.

Стало быть, ИС «перерастает» рамки традиционного жития. С одной стороны, – указывают Е.И. Дергачева-Скоп и В.Н. Алексеев, – прослеживается сохранение основных черт агиографической литературы, с другой, встречаются и многочисленные признаки разрушения привычной структуры жития. Тем не менее ИС может считаться произведением агиографического жанра. Исследователи определяют ее как своеобразное воинское житие. Они указывают, что ко времени написания ИС С.У. Ремезова в литературе уже сложилась устойчивая традиция изображения идеальных героев-воинов в русле агиографической стилизации. Таковы князья Изяслав Ярославич, Юрий и Роман Ингваровичи, Всеволод Георгиевич, Евпатий Коловрат. Однако все они являлись защитниками своей родины, но не завоевателями, как «Ермак и сущие с ним». Первые завоеватели, отмеченные агиографическими чертами, появляются только в эпоху Ивана IV. Идея поминовения и награды Благом всех воином, идущих на борьбу с неверными, появилась также сравнительно поздно. Пожалуй, Ермак в ряду «святых воинов» оказался единственным героем «с именем», по-видимому, благодаря своей популярности в народе.

В ИС Ермак, как пишут Е.И. Дергачева-Скоп и В.Н. Алексеев, с одной стороны, показан прилежным христианином, с другой – идеальным воином. Таким образом, перед нами одновременно и воинская повесть, и житие. Но вкрапление в ткань повествования воинских эпизодов не противоречит житийной традиции: они традиционно фундируют сюжеты именно воинских житий. И выбор героя, и темы повествования не противоречит этому положению. Ермак оказывается агиографическим героем в рамках исторического повествования воинского характера. И такая воинская историческая повесть непременно должна была нести на себе печать «агиографической стилизации», оставаясь при этом «не житием».

Согласиться с приведенным заключением Е.И. Дергачевой-Скоп и В.Н. Алексеева едва ли можно без существенных оговорок. Помимо таких жанрово-конструктивных стилей, как стили воинской повести и жития, в ИС различимы по крайне мере еще два: летописный и фольклорный. Летописный стиль в ремезовской «Истории» главным образом выражается через погодный принцип изложения событий и стремление автора, подобно древнерусскому летописцу, рассказывая о прошлом, закрепить какой-то важный этап настоящего [7. С. 51]. Г.Ф. Миллер, открывший ИС, оценил ее как летопись, но «особенную, которую необходимо отметить отдельно». С.В. Бахрушин большое внимание уделяет фольклорной основе произведения. В ИС широко использована топонимическая легенда, что обычно для летописи. ИС в этом смысле близка старшей летописной традиции. Но ремезовская «История» отличается обильным использованием наряду с русским и татарского фольклора. Так, С.В. Бахрушин указывает, что «туземные легенды наложили очень яркий отпечаток на Сибирское летописание» [8. С. 28]. Стилистическое использование форм татарской поэзии придает сочинению Ремезова особый колорит.

Таким образом, еще раз подчеркнем, что ИС – произведение, которое нельзя четко отнести к какому-то определенному жанру. Важно отметить и то, что она подвела своеобразный итог развитию в древнерусской литературе трех традиционных жанров: жития, летописно-исторической и воинской повестей.


1. Дергачева-Скоп Е. Из истории литературы Урала и Сибири XVII века. Свердловск, 1965.

2. Троицкий С.М. Новейшие исследования по истории Сибири в период феодализма // История СССР, 1966. № 6.

3. Мирзоев В.Г. Присоединение и освоение Сибири в исторической литературе XVII века. М., 1960.

4. Дергачева-Скоп Е.И. Заметки о жанре «Истории Сибирской» С.У. Ремезова. Статья 1// Вопросы русской и советской литературы Сибири. Новосибирск, 1971.

5. Алексеев В.Н. О жанровой специфике ремезовской «Истории Сибирской» (текст и иллюстрации)// Книга и литература. Новосибирск, 1997.

6. Дергачева-Скоп Е.И., Алексеев В.Н. «Житие Ермаково, как Сибирь взал…» (Одна из трансформаций жанра воинских житий в XVII в.)// Общественная мысль и традиции русской духовной культуры в исторических и литературных памятниках XVI – XX вв. Новосибирск, 2005.

7. Лихачев Д.С. Поэтика древнерусской литературы. Л., 1967.

8. Бахрушин С. Туземные легенды в «Сибирской истории» С. Ремезова // Исторические известия, 1916. № 3 – 4.