Тезисы, присланные на конкурсный отбор

Вид материала

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 17

Проявление гражданской идентичности офицерами и чиновниками немецкого происхождения в период покорения Средней Азии.

Бросая ретроспективный взгляд на российскую историю последних трех веков, нельзя не отметить весьма значительную роль в ней этнических немцев. Они достойно проявили себя в экономике и культуре, в развитии научных знаний, в медицине и военном деле, во многих других отраслях человеческой деятельности. И где бы не находились эти люди – в городах и селениях Европейской России или на далеких окраинах громадной империи, чем бы не занимались, они всегда ощущали себя гражданами своей новой родины, верно служа ей и проявляя при этом завидную гражданскую идентичность и лояльность.

Само появления лиц немецкого происхождения в Средней Азии объясняется их гражданской принадлежностью к Российской империи. Первоначально подавляющая часть их побывала на этих восточных землях либо в посольских, либо в научных экспедициях, либо в составе российских воинских частей. Причем преимущественно в XIX столетии. Так, например, в 1820 году российское правительство направило в Бухару для заключения торгового соглашения специальное посольство во главе с А.Ф.Негри. Вполне естественно, что названному посольству было поручено попутно собирать сведения о военном, политическом и экономическом состоянии среднеазиатского ханства, его природных ресурсах, географии, истории и религии. Именно с этой целью в состав экспедиции были включены не только высокообразованные офицеры, но и ученые различного профиля. Были среди них и немцы – Э.А.Эверсман и Е.К.Мейендорф.

Первый из них, родившись в 1794 году и пройдя обучение в престижных университетах Германии, в 1816 году перебрался в Россию, где стал преподавателем Казанского университета. Спустя несколько лет Эдуард Александрович, получив в Дерптском университете степень доктора медицины, очутился на восточной окраине империи - Оренбурге, всецело посвятив себя медицинской практике. В 1820 году опытного натуралиста (помимо медицины, Эверсман обладал обширными познаниями в области зоологии и ботаники) пригласили войти в состав миссии, направлявшейся в Бухару.

И уже довольно скоро после возвращения этого посольства в российском журнале «Северный архив» (1822, с.512-517) появилось «Письмо доктора Эверсмана, находившегося при Российской миссии в Бухарию, полученное 1 марта 1821 года в Санкт-Петербурге», повествующее о традиционной медицине восточного ханства. А уже в 1823 году в Берлине на немецком языке была издана объемистая книга Эдуарда Александровича под названием «Путешествие из Оренбурга в Бухару».

В России отрывки из этого труда в переводе на русский язык публиковались в различных журналах в 1823-1824 годах. Э.А.Эверсман прожил в Оренбурге целых семь лет, после чего вернулся в Европейскую Россию. Опубликовав значительное количество работ по зоогеографии и фауне Урала, Кавказа, Прикаспия и Туркестана, он в 1842 году был избран членом-корреспондентом Петербургской академии наук. Скончался Эдуард Александрович в 1860 году.

Другим деятельным участником названной экспедиции был Егор Казимирович Мейендорф (1794-1863), блестящий офицер гвардейского Генерального штаба. Капитан Мейендорф, обладая обширными познаниями в математике, топографии и астрономии, имел явную склонность к науке. Именно ему петербургские власти поручили тщательнейшим образом описать не только путь посольства от Оренбурга до Бухары, но и все пройденные экспедицией маршруты. Кроме того, офицеру вменили в обязанность вести подробный журнал всего путешествия в Азию и обратно, а также осуществлять всяческие астрономические наблюдения. Помимо всего прочего, Мейендорф должен был составить «общую генеральную карту» казахских степей и Бухарии.

Все поручения были им выполнены весьма добросовестно, с истинно немецкой педантичностью. После возвращения в Петербург капитан Мейендорф, переполненный впечатлениями от поездки, изложил все виденное на бумаге. А несколько лет спустя – в 1826 году - его труд «Путешествие из Оренбурга в Бухару» был издан на французском языке в Париже и по существу впервые предоставил европейскому читателю столь подробные сведения о восточных владениях России. Интерес к этой монографии был столь велик, что уже в том же году она была издана в Йене (Германия) на немецком языке.

Впоследствии Мейендорф стал активным и деятельным членом Русского географического общества.

На русском же языке в XIX столетии публиковались лишь отрывки из книги Мейендорфа. Однако отечественное востоковедение ощутимо нуждалось в столь ценных сведениях очевидца. И потому в начале минувшего века известный ташкентский библиограф-краевед Е.К.Б етгер (тоже этнический немец), восполнив этот пробел, перевел полный текст монографии. Но еще несколько последующих десятилетий рукопись его оставалась невостребованной. И лишь в 1975 году книга эта, хорошо известная в Европе, была издана в Москве и стала доступной отечественному читателю.

Наблюдения Эверсмана и Мейендорфа стали ценным вкладом в европейскую и российскую ориенталистику. И если первый из них, вкратце описав столицу восточного ханства, сосредоточил свое внимание на описании медицинского дела в означенном регионе, то разносторонне образованный офицер подробнейшим образом познакомил читателей с географическим положением трех среднеазиатских ханств, с их городами и селеньями, сельским хозяйством и промышленностью, полезными ископаемыми и ремеслами. Мейендорф дал и весьма точные этнографические сведения о населении этих мест, об архитектурных памятниках Самарканда и Бухары, о базарах и караван-сараях, торговле и внешних сношениях азиатских государств.

В отличие от своих предшественников, капитан сумел объективно оценить и описать Бухару – столицу крупнейшего ханства Средней Азии, с которым Россия предполагала начать регулярные торговые отношения. Сообщая в своей книге о прошлом этого города, Мейендорф свидетельствует, что в средние века Бухара была весьма процветающим центром империи Саманидов. Демонстрируя свою осведомленность в истории и наблюдательность, он пишет: «Расположенная в очень удачном для торговли месте, она быстро разбогатела, возбудила алчность варваров, была ограблена, затем сожжена ордами Чингиз-хана, не разрешавшего восстанавливать ее до конца своей жизни. При Тимуре она расцвела снова, несмотря на то, что этот завоеватель оказал предпочтение Самарканду, где обыкновенно пребывал. Со времени окончания господства Тимуридов в Самарканде узбекские ханы обосновались в Бухаре, и некоторые из них велели построить там мечети и медресе…

Вследствие того, что оазисы Бухары покрыты аллеями деревьев и многочисленными садами, взор не в состоянии проникнуть далеко. Однако вид столицы поражает европейца. Купола, мечети, высокие фасады, медресе, минареты, дворцы, возвышающиеся среди города, зубчатая стена вокруг них, пруд, расположенный возле стен и окруженный домами с плоскими кровлями или красивыми дачками, опоясанными зубчатыми стенами, наконец, поля, сады, деревья и движение, господствующее всюду в окрестностях столицы, - все способствует весьма приятному впечатлению.

Но эта иллюзия исчезает тотчас же, как вступаешь в город, так как, за исключением бань, мечетей и медресе, видны только глинобитные строения сероватого цвета, нагроможденные без всякого порядка друг подле друга и образующие узкие, извилистые, грязные и проведенные кое-как улицы. Дома, обращенные фасадами во двор, представляют со стороны улицы сплошь однообразные стены, без окон, без чего-либо, что могло бы привлечь внимание и порадовать прохожих…» (Цитируется из книги «История Узбекистана в источниках», Ташкент, «Фан», 1988, с.195).

Вполне естественно, что труд Е.Мейендорфа не был свободен от недостатков, ибо офицер воспринимал все «виденное сквозь призму взглядов и суждений окружавшей его общественной среды» (Б.В.Лунин), однако же, несмотря на это, можно констатировать, что в целом детище гвардейского офицера до сих пор сохраняет свое научно-познавательное значение.

Названные выше деятели стояли у самых истоков продвижения России в Азию, способствуя тем самым в целом приобщению Европы к тайнам и загадкам Востока…

Алишина Г.Н.

(Томск).

Два взгляда на лояльность немецких колонистов

в годы Первой мировой войны.

Первая мировая война существенно изменила положение немцев, проживавших на тот момент на территории Российской империи. На фоне столкновения их исторической родины («фатерланда») и страны, в которой они прожили более века, начались гонения на все немецкое со стороны российских властей и части общественности. Борьба с «немецким засильем» включала в себя целый ряд различных мероприятий от переименования населенных пунктов, носящих немецкие названия, до ликвидации немецкого землевладения. Оказавшись в столь непростых условиях, российские немцы были вынуждены избрать и придерживаться определенной линии поведения, дабы минимизировать негативные для них последствия антинемецких настроений. Позицию, которую они заняли, и современники, и исследователи обычно обозначают понятием «лояльность», т.е. «верность», «благожелательное отношение».

В пользу тезиса о лояльности российских немцев обычно приводились следующие доводы:

Почти сразу же после объявления войны в церквях и молитвенных домах, чьими прихожанами являлись немцы, были отслужены молебствия «о здравии Государя Императора и всего Царствующего Дома и о даровании победы русскому воинству»^¹. Это касалось как столичных церквей, например, евангелическо-лютеранской церкви Св. Петра в Петербурге^², так и провинциальных, например, кирхи Св. Марии в Томске^³. В отчете Евангелическо-Лютеранской Генеральной Консистории о положении церковных дел даже говорилось, что «серьезность военного времени привлекла приходы на богослужения и наполнила церкви молящимися»^⁴, а «торжественные молебны по возникновению войны, увеличение числа богослужений для отправляющихся на войну воинов, освященный словами Божьими патриотизм, воссоединенная в серьезной вере преданность Царю и отечеству воодушевляли наши приходы»^⁵.
Газеты, издаваемые южнорусскими и поволжскими немцами, неустанно призывали к борьбе с Германией, освещали деятельность колонистов в этом направлении и всячески подчеркивали верность российских немцев стране, давшей им некогда приют.^⁶
Самым убедительным аргументом в пользу лояльности немецких колонистов были, безусловно, немалые пожертвования, которые они делали на нужды войны. Так, например, меннониты Томской губернии «добровольно собрали и отправили на свои средства для нужд русского войска несколько десятков тысяч пудов пшеницы»^⁷.
Российские немцы оказывали помощь в уборке хлеба семьям, чьи мужчины были призваны на войну, для чего специально создавались местные комитеты.^¹
В немецких колониях открывались лазареты для раненых воинов. Так, например, меннониты предложили Красному Кресту сформировать госпиталь на 200 кроватей.^²
Видимо, предчувствуя нападки в адрес права меннонитов нести альтернативную гражданскую службу в лесных командах, последние предложили заменить ее службой в действующей армии в качестве санитаров.^³

Контраргументами, доказывающими опасность российских немцев для государства и их нелояльность по отношению к России, служили:

Свидетельства представителей местной власти, которые отмечали в своих отчетах недоброжелательное и даже враждебное отношение к России и всему русскому со стороны немцев различных вероисповеданий, которые к тому же подвергали «критике российский государственный строй и порядки, русскую армию и наши вооруженные силы»^⁴ и «выказывали полное сочувствие и преданность Германии, что выражалось во многих случаях в восхвалении ими Германии, ее непобедимости и превосходства над Россией в культурном и боевом отношениях»^⁵.
Приводились примеры предательства со стороны колонистов, когда немцы, состоящие в русском подданстве и имеющие земельные владения в России, оказывались в составе германской армии^⁶, радушно встречали германские войска^⁷, и даже нашумевший случай предательства со стороны Мясоедова был объяснен тем, что он «сын немца»^⁸. Муссировались слухи о шпионской деятельности немецких колонистов в пользу Германии^⁹, которые вылились в шпиономанию. Ярчайшим примером этому были «свидетельства очевидцев» о многочисленных германских аэропланах-разведчиках, которые приземлялись в немецких колониях России, причем не только в прифронтовой полосе, но даже на территории Сибири^¹⁰.
Признавая факт многочисленных пожертвований на нужды войны со стороны немецких колонистов, сторонники борьбы с немецким засильем выражали сомнения по поводу их щедрости и искренности. Например, в ответ на опубликованную в «Русских ведомостях» статью профессора Линдемана в защиту немецких колонистов в «Новом времени» попытались произвести некоторые подсчеты: «сосчитав все эти цифры (пожертвований южнорусских немцев – Г.А.), найдете в сумме более 400 тыс. руб. Следовательно, колонисты, владея 2.000,000 десятин лучшей земли, сделали отчисление по 20 коп. с десятины. Не знаю, при их зажиточности и земельном богатстве, можно ли считать такое пожертвование щедрым»^¹. А вот Екатеринославский губернатор хоть и признавал, что пожертвования немецких колонистов на благотворительные цели действительно достигают приличных размеров^², но в то же время настаивал, что «взносы этих пожертвований всегда обставляются декоративно, очень рекламируются в печати и почти всегда служат аргументом при всякого рода ходатайствах перед Правительством»^³.
Частыми были обвинения немецких колонистов различных вероисповеданий в антимилитаризме^⁴. В особенности это касалось меннонитов, чье вероучение иронично называли «удобным» в условиях войны^⁵, а службу в лесных командах и в качестве санитаров на фронте совсем легкой по сравнению со службой в войсках^⁶.

Таким образом, нетрудно заметить, что первая позиция подкреплена реальными делами немецких колонистов, а вторая основывается по большей части на субъективных мнениях, домыслах и слухах. Сейчас довольно трудно оценить, насколько искренней была лояльность немецких колонистов. С одной стороны, они немало сделали, чтобы в нее поверили, но, с другой, нельзя не отметить, что обвинения в «декоративности» были не беспочвенны. В любом случае прослеживается некоторая зависимость между политикой властей в отношении колонистов и их деятельностью в связи с войной: чем жестче действовала власть, тем менее склонны были демонстрировать свою лояльность российские немцы.

Ходченко Е.Е.

(Днепропетровск).

Гражданская позиция меннонитов Канады и США

в период Первой мировой войны

Первая мировая война, в которой Канада и США приняли участие, привела к изменению общественного сознания в вопросах патриотизма и норм гражданской лояльности и, как следствие, отношения к немецкоговорящим гражданам, в первую очередь к меннонитам, для которых принцип пацифизма был одним из основных правил жизни.

В 1914 г. генерал-губернатор Канады лорд Конаут согласно закону о военном времени издал указ о выявлении и задержании вражеских лазутчиков. Это спровоцировало кампанию шпиономании в средствах массовой информации, которая быстро сформировала негативное мнение о всех германоязычных гражданах. Меннониты и немцы автоматически превратились из «бережливых, трудолюбивых и лояльных» [1] в подозреваемых в сочувствии к австро-германскому военному союзу. И если немцы готовы были служить в канадской армии, то меннониты и в Канаде и в США твердо отстаивали свои пацифистские принципы. С 1914 г. и до конца войны они активно выступали против военных действий и любого даже косвенного отношения к военным событиям [10]. О своей позиции в этом вопросе они письменно уведомили президента США В. Вильсона и лорда Конаута.

Между тем война требовала людских ресурсов, которых канадская армия, формируемая в то время за счет добровольцев, дать не могла. Поэтому 29 августа 1917 г. был принят Закон о всеобщей воинской обязанности [11], по которому каждый гражданин в возрасте от 20 до 45 лет становился потенциальным солдатом. Меннониты, согласно гарантиям правительства 1873 г. [9], были включены в список освобожденных от воинской службы. Однако в то время, когда центральное правительство проявляло уважение к религиозным запретам меннонитов, общественное мнение в этом вопросе было в оппозиции к официальной Оттаве, с чем не могли не считаться провинциальные власти, особенно, отвечающие за мобилизацию. В этот период армия требовала дополнительных людских ресурсов. Одновременно на фермах и в производстве возник дефицит рабочих рук. В обществе остро встал вопрос: почему наши дети оторванные от семьи и работы вынуждены воевать, а меннониты не желают служить, богатея при этом на военных поставках? В этих условиях провинциальные администрации сделали попытку решить вопрос призыва за счет молодых меннонитов, которые были поставлены в условия необходимости доказывать принадлежность к своей вере. В связи с тем, что крещение меннонитов происходило в возрасте 21-22 лет, документально доказать принадлежность двадцатилетних меннонитов к церкви было не просто. Для меннонитов было два выхода из этой ситуации. Первый заключался в снижении возраста крещения, второй – представлять документы, удостоверяющие молодых людей как меннонитов на основании того, что их родители являются меннонитами. Когда эти факты стали известны общественности, меннонитов обвинили в том, что они не только пацифисты, но и бездельники. Протестуя в связи с этим заявлением, меннониты обратились к генерал-губернатору Канады. Они писали: «Мы обвинены в мошенничестве…Но во время последних выборов в Доминионе каждый знал кто меннонит, а кто нет. Мы готовы отстаивать свои принципы, умереть или томиться в тюрме, снова оставить свой дом, нежели предать заповеди предков» [2]. В ответ на это заявление правительство Канады однозначно подтвердило свои гарантии 1873 г., избавив меннонитов от доказательства своей идентичности. Однако чтобы избежать появления новых претендентов на статус пацифистов, генерал-губернатор 15 октября 1917 г. издал указ, по которому вновь прибывающие иммигранты, в том числе и меннониты, не будут впредь освобождаться от военной службы. Указ был направлен, прежде всего, против беженцев из США, где правительство и общественность относились к немецкоговорящим пацифистам гораздо непримиримее, чем в Канаде.

Соединенные Штаты вступили в войну 6 апреля 1917 г. В мае был подписан закон о призыве, согласно которому все, в том числе меннониты, в возрасте от 21 до 31 года были обязаны зарегистрироваться в призывных пунктах [2]. После регистрации призывников направляли в лагеря для прохождения обучения, где они, по заверению правительства, «…не будут принуждаться к службе против совести» [5]. Однако офицеры в лагерях заявили, что в отношении к меннонитам не будет сделано никаких исключений. От них требовали неукоснительного выполнения дисциплины и служебных обязанностей, в том числе ношения униформы [12]. Кроме того устав требовал остричь волосы и бороды, что оскорбляло достоинства и религиозные чувства меннонитов. Поэтому были случаи неповиновения, что приводило к наказаниям и заключению в специализированные лагеря, где их «учили» дисциплине методом побоев, голодовки и содержания в наручниках [7, с.123-131]. Только 20 марта 1918 г. пацифистам разрешили регистрироваться в статусе невоюющих. Таким образом, в течение 10 месяцев меннониты были военнообязанными на общих основаниях и их отказ служить подпадал под действие военных трибуналов. За это время 360 человек были осуждены на срок от года до пожизненного заключения [3, с. 396] в форты-тюрьмы Ливенворт и Алькатрас, где они подвергались издевательствам и пыткам. Двое из них в результате этих действий умерли [7, с. 113-114].

В июне 1918 г. была создана комиссия, целью которой являлось выявление религиозных отказников. Комиссия имела полномочия предоставлять альтернативные работы пацифистам.

Несмотря на то, что с марта 1918 г. закон разрешал альтернативную службу, шовинизировавшаяся американская общественность и должностные лица продолжали относиться к меннонитам нетерпимо. Это проявилось в повсеместном запрещении немецкого языка, травле в прессе, экономических санкциях, преследовании общин вплоть до их остракизма [3, с. 396]. Меннониты, отказывающиеся покупать облигации военного займа или вывешивать американский флаг, подвергались угрозам, физическому насилию, в том числе с использованием суда Линча, а также грабежам. Такие настроения поддерживались правительством. В 1918 г. 197 лидеров меннонитов за агитацию против войны были обвинены в пособничестве шпионажу [6, с. 158-159]. В результате преследований около 2 тыс. меннонитов и гуттеритов были вынуждены нелегально перебраться в Канаду.

Враждебность к немецкоговорящим гражданам в Канаде проявилась раньше, чем в США. Уже в феврале 1915 г. на основании «использования вражеского языка» были запрещены все издания на немецком языке, в том числе меннонитские «Der Mitarbeiter» и «Post Steinbach». Враждебность к меннонитам достигла своей кульминации, когда отслужившие в армии солдаты стали возвращаться к своим фермам, выглядевшим из-за нехватки рабочих рук заброшенными по сравнению с хозяйствами меннонитов. Антагонизм общества был столь существенным, что местная политическая власть приложила максимум усилий для того чтобы закрыть меннонитские частные школы с преподаванием на немецком языке, реквизировав все школьное имущество. Протестующие родители и проповедники были оштрафованы, а в некоторых случаях заключены в тюрьму. Закрытие частных школ было частью последовательной национальной политики, нацеленной на ускорение ассимиляции этнических групп. В дополнение к прежним ограничениям, 1 мая 1919 г. правительство издало декрет запрещающий меннонитам въезд в страну [4].

Таким образом, с началом Первой мировой войны в США и Канаде произошла быстрая милитаризация общественного сознания, которое выработало новые критерии и принципы оценки гражданской лояльности и патриотизма. Критике, притеснениям и унижению подверглись те группы граждан, которые в мирное время считались примером добросовестности и трудолюбия. Решительный отказ от участия в любых действиях по поддержке войны поставил меннонитов в разряд подозреваемых в пособничестве вражескому военному союзу, что в свою очередь привело к конфликту с обществом. Испытав сильное давление доминирующего большинства, меннониты выразили свое несогласие с ним в оценке справедливости милититаризма, как политического курса, показав тем самым свою гражданскую позицию.

Литература

A peaceful army of Mennonites coming // The New York Times. – 1879. – 2 January; The Mennonites in Canada. Repot of their favorable condition on Red River // The New York Times. – 1893. – 9 Apr.; The Mennonites in Manitoba // The New York Times. – 1881. – 20 November.
CFC. SFC. Petition “To His Excellency. The Governor-General of Canada in Council. Ottawa, 22 pp., 14 exhibits // Epp F. H. Mennonites in Canada / F. H. Epp: in 3 vols. – Toronto: Macmillan of Canada, 1974. Vol. 1: Mennonites in Canada, 1786-1920. The History of a Separate People. – Р. 389.
Epp F. H. Mennonites in Canada / F. H. Epp: in 3 vols. – Toronto: Macmillan of Canada, 1974. Vol. 1: Mennonites in Canada, 1786-1920. The History of a Separate People.
Inter-Mennonite Cooperation and Promises to Government in the Repeal of the Ban on Mennonite Immigration to Canada 1919-1922 / [ed. by Peter H. Rempel] // Mennonite historian. – 1993. – March. – №1. – Vol. XIX.
Juhnke J. C. World War (1914-1918) [Электронний ресурс] / Global Anabaptist Mennonite Encyclopedia Online. 1989. Retrieved 13 October 2009. – Режим доступа: .org/encyclopedia/contents/W6766.phpl.
ссылка скрыта [Электронний ресурс] / [ed. by ссылка скрыта]. – P.158-159. – Режим доступа: ссылка скрыта.
Mennonites in the World War or Nonresistance under Test / [ed. by J. S. Hartzler]. – Scottdale, Pa.: Mennonite Publishing House, 1921.
President Woodrow Wilson's Proclamation Establishing Conscription 1917 [Электронний ресурс]. – Режим доступа: ссылка скрыта.
Privileges granted by the Canadian Government to prospective Mennonite Immigrants in a Letter by the Secretary of Agriculture dated July 26, 1873 // Sources on Mennonite Immigration from Russia in the 1870's / [ed. by Dr. Ernst Correll]. – Reprint from Mennonite Quarterly Review October, 1950, Issue. – P. 4-5.
Rather Die Than Slay, so Mennonites Will not Fight // Toronto Daily Star. – 1916. – November 25. – P.1.; ссылка скрыта [Електронний ресурс] / [ed. by ссылка скрыта]. – P.158-159. – Режим доступу: ссылка скрыта.
The Military Service Act of Canada, 1917 [Электронний ресурс]. – Режим доступа: ="nofollow" href=" " onclick="return false">ссылка скрыта/.../Acts/msa/htm.
Unruh A. J. The Helpless Poles / Abe J. Unruh. – Freeman, South Dakota: Pine Hill Press, 1973. – Р. 59.

Безносов А.И.

(Днепропетровск).

Blog

Тезисы, присланные на конкурсный отбор