Geum.ru

Тезисы, присланные на конкурсный отбор

Вид материалаТезисы
Подобный материал:
1   ...   5   6   7   8   9   10   11   12   ...   17
Раздел 6

Трудармейцы и спецпоселенцы, германские военнопленные и интернированные – общность исторических судеб в годы войны


Ярков А. П.

(Тюмень).


О немцах в Арктике: по обе стороны Арктического фронта

и в послевоенное время (опыт реконструкции морально-психологического состояния)


В силу огромного перечня причин немцы из Германии и СССР оказались в середине ХХ в. по обе стороны идеологического противостояния и реального фронта не только в Европе, но и в Сибири. Напоминают о том не только обелиски: в музеях Ямальского и Пуровского районов Ямало-Ненецкого автономного округа хранятся пуговицы (одна из них украшает ненецкую куклу), вполне с мирным якорем, но пугающей надписью на обороте: «Kriegsmarine. 19 JFS 42»; на 71-й широте и 20-22º восточной долготы в районе р. Ер Хасуй Яха (недалеко от места каслания Я. Вэсако) нашел в 2000 г. В. Вануйто почти развалившийся оцинкованный ящик с надписью «Nürnberg», в котором лежали боевые патроны. О том, как попали германские пуговицы и патроны на Ямал, остается только догадываться. Любопытны и легенды, бытующие среди кочующих вдоль побережья оленеводов, хотя не всем из них стоит доверять: история о том, что гитлеровский самолёт разбился на озере Ярато – ложь, также как информация о найденных бойцами НКВД автоматах из арсенала вермахта [1].

Малоизвестно, что север Тюменской области и Красноярского края оказался втянутым в события Второй мировой войны. Дело в том, что в 1940 г. по трассе Севморпути (проложенной 8 годами раньше экспедицией на ледоколе «Седов» под руководством Героя Советского Союза О. Шмидта) прошел германский вспомогательный крейсер «Коmet», замаскированный под торговое судно «Donau». Символично, что путь ему торили ледоколы «Ленин» и «Сталин». Советская сторона слишком поздно поняла, зачем посланный с корабля гидросамолет «Аrado-196» летал над Карским морем, а команда проводила несанкционированные высадки на сушу. Выйдя без разрешения советских властей на просторы Тихого океана, «волк скинул овечью шкуру» и потопил шесть английских транспортов водоизмещением 43 тыс. т [2]. Правда о трагедии в Тихом океане и участии (правда невольном) в этом советской стороны скрывалась от граждан СССР, а в Германии стала известной лишь из публикации 1943 г. в «Hamburger Fremdenblatt». Манипулирование массовым сознанием характерно для любых тоталитарных режимов, а в условиях «зыбкой дружбы» между правительствами А. Гитлера и И. Сталина подобная информация могла «сместить акценты» в оценке событий обычными гражданами, хотя гестапо и НКВД пресекали попытки их публично озвучить.

Северный морской путь лег «разграничительной линией» по судьбам говорящих на одном языке (но мыслящих по разному) немцев в СССР и Германии – заложников и, одновременно, акторов событий в Евразии. Советский Союз осознал опасность ситуации (для себя и союзников) с началом Великой Отечественной войны, когда СМП стал стратегически важным: по нему шли грузы ленд-лиза, снимая напряжение с Транссибирской магистрали; Норильский комбинат обеспечивался сырьём и поставлял готовую продукцию; северные регионы получали уголь, продовольствие и оборудование для станций слежения и метеонаблюдения. СМП стал единственной «дорогой жизни», связывавшей районы Северной Сибири. Для его защиты 2 августа 1941 г. была создана Беломорская военная флотилия (БВФ) с главной базой в Архангельске и базами в Югорском Шаре и Амдерме, а ее операционная зона на востоке достигала Карского моря. БВФ была придана авиагруппа разведки, барражировавшая над Баренцевым и Карским морями [3]. Большие надежды возлагались на переоборудованные самолеты полярной авиации, но им трудно было вести разведку, как и вступать в бой, не имея соответствующего вооружения.

У противника также были определены стратегические цели: в директиве германского ОКВ от 21 июля 1942 г. подчеркивалось, что наступление вермахта нацелено на то, чтобы отрезать Советский Союз «от Кавказа и, следовательно, от основных источников нефти», находится в непосредственной связи с другой задачей – «отрезать также северную линию снабжения, соединяющую Советский Союз с англосаксонскими державами» [4]. Таким образом, важным условием быстрого сокрушения СССР нацистское командование считало установку транспортно-экономической блокады по всему периметру его границ, включая районы Крайнего Севера. В преодолении этого блокирования принимали участие и советские немцы: переведенный в тыл бывший военный летчик А. Тимлер летал над сибирским Заполярьем, обеспечивая потребности СМП. Иные из числа немцев и австрийцев, как А. Пугачаш – сын оставшегося в Сибири после гражданской военнопленного и русской, участвовали в боях на фронте, скрывая происхождение. Это, безусловно, были «плоды» системы воспитания советских людей, свою этничность считавшей важной, но вторичной по отношению к гражданской идентичности и патриотическому долгу.

Говоря о части немцев и некоторых немцах, а не абсолютной – для всего немецкого мира СССР сущности, следует различать три уровня немецкости – как базы «этнического естества»: на уровне политиков; на уровне элиты (не все из элиты являлись политиками); на уровне массы, которая различается: по уровню ассимиляции, аккультурации, образовательному цензу, отрыву от «немецких корней». Поэтому нельзя однозначно оценивать вклад в Победу, как и судьбы трудармейцев, научной и технической интеллигенции, ссыльных, оказавшихся на севере Сибири, где их путь (чисто гипотетически) мог пересечься с высадившимися на берег гитлеровскими подводниками. В акватории Карского моря находился крейсер «Адмирал Шеер», барражировала летающая лодка BV 138, блуждали 11 подлодок Kriegsmarine, которым противостояли легко вооруженные бывшие рыболовецкие суденышки и ледоколы, артбатарея на острове Диксон.

Германские субмарины заходили в русла рек и ручьев Ямальского, Гыданского и Таймырского полуостровов, поскольку их экипажам была нужна питьевая вода, а до ближайших баз Kriegsmarine было несколько тысяч миль. Вероятно, случались и встречи ненцев с немецкими моряками. Есть и крайне важные свидетельства оленевода В. Яунгада о событиях на берегу Карского моря, где он постоянно каслал: «Как-то осенью увидели, что из воды появляется чудовище вроде большого корабля. Потом лодка. В нее сели три человека и направились к берегу. Мы все перепугались, побежали из чумов прятаться по оврагам. Убежали все, кроме ребенка шести лет. Тот хромой был, бегать быстро не мог, залез в бочку, на дне которой лежала соленая рыба. Из оврага ненцы наблюдали за пришельцами. Видят, те вышли из лодки, аккуратно все осмотрели, заглянули в чумы, бочки, обнаружили спрятавшегося мальчика, вытащили его оттуда, стали угощать конфетами».

Германские подводники жестами объяснили, что нужны рыба и мясо. Взамен предлагали конфеты, чай, сигареты, галеты, тогда как ненцам нужна была махорка (вряд ли чужеземцы знали это слово). Вскоре пришельцы отправились восвояси. Возможно, факты высадок и объясняют появление в различных частях тундры германского ящика с патронами и пуговиц. Проверить воспоминания невозможно, как нельзя, полагаем, с позиций сегодняшних знаний о войне отнести и эти контакты ненцев с гитлеровцами к коллаборационизму. И в зоне оккупации НАШИ люди были вынуждены менять хлеб на соль и (с опасностью для солдат вермахта) медикаменты, чтобы спасти близких или раненных советских солдат. Да и вряд ли связывали оленеводы неведомых им моряков с фашистами.

Как ни странно, но на основании слухов о подобных «встречах» руководство НКВД обвинило тундровиков в коллаборационизме: дескать, именно поэтому «случилась» в 1943 г. «Мандала» – антисоветское восстание, которое должно было быть поддержано десантами Kriegsmarine. «Мандала» была, по мнению большинства исследователей, откровенной провокацией местных органов НКВД, демонстрировавших свою «бдительность» и успехи в борьбе с «контрреволюцией».

Знавшие из радиоперехватов и видевшие в перископ мирный транспорт «Марина Раскова» подводники гитлеровской субмарины не испытывали угрызений совести от гибели в августе 1944 г. его экипажа и пассажиров с детьми: ответственность за подобные «подвиги» взяли на себя гросс-адмиралы К. Дёниц и Э. Редер, которые отдали приказ топить пассажирские, транспортные и рыболовецкие суда (за что в 1946 г. осуждены Нюрнбергским трибуналом). Антигуманная идеология нацизма сформировала у моряков германского флота пренебрежительное отношение к «недочеловекам», жизнь которых ничего не стоит. Только попав в плен, они смогли освободиться от пелены гебельсовской пропаганды, но это произошло позже.

Несмотря на ограниченность советских военных сил, попытки блокирования Обской губы и высадки гитлеровского десанта на Диксон были отбиты, одна субмарина потоплена, а с разминированием Карского моря в 1945 г. война в сибирской Арктике закончилась. Опыт, извлеченный из тех событий, имел последствия для дальнейшего развития Севера, судеб советских немцев и бывших солдат вермахта, которых окружающие называли одинаково несправедливо – «фашисты». Видимо, из страха смерти и ответственности за преступления некоторые рейхсдойче выдавали себя за австрийцев, чехов, венгров, голландцев и др.

События войны показали уязвимость арктического побережья, трудность его защиты при неразвитой инфраструктуре. В условиях начавшейся «холодной войны» это стало одной из сильнейших мотиваций при разработке проекта создания порта в Обской губе. Для этого планировалось протянуть нитку от Печорской магистрали и уже в апреле 1947 г. принято решение о строительстве порта в районе мыса Каменный. Созданное Главное (Северное) управление лагерного железнодорожного строительства (ГУЛЖДС) и «Стройка № 501» были рассчитаны только на труд спецпоселенцев и заключенных ГУЛАГа. Д. Вик вспоминал: «За то, что мои родители – немцы, я пять лет находился за колючей проволокой. Нас, трудармейцев, называли фашистами. Слепое повиновение считалось нормальным явлением. В такой обстановке я научился бояться и молчать. Так ковались рабы… Непосильный труд, нищенская жизнь, недоедание и простуды вызывали массовые заболевания, приводили к быстрому истощению и высокой смертности. Чтобы снизить показатели смертности трудармейцев в лагерях решили самых слабых, безнадежных выбраковать – актировать» [5].

Как правило, уже в ПФЛ производился отбор всех немцев и офицеров различных национальностей, которые должны были распределяться (за исключением уже выявленных военных преступников) в территориально близкие лагеря для военнопленных МВД СССР. В Западной Сибири офицерский состав смог принять только один крупнейший в регионе лагерь № 525 для военнопленных, в котором часть лагерных отделений действовали как режимные. Рядовой состав власовцев через Печерлаг определялся на спецпоселение.

С июля 1946 по январь 1949 гг. существовал регулярный исправительно-трудовой лагерь на 400 женщин в Чуме, где содержались и фольксдойче из Беларуси и Литвы. В воспоминаниях немцев (наших и «не наших») нашли отражение многие детали событий, в т.ч. и о лагпункте № 34, что находился в устье Оби в Новом Порту, где среди 1 600 заключенных оказалось и 30 немцев: «Заключенные живут в землянках и спят на нарах. Горючим материалом служит олений навоз. 70 % заключенных тяжело больны туберкулезом и цингой. Смертность высока. Во время моего плена умерло 10 немцев». Кроме смешанных, специальный лагерь находился на станции Лабытнанги, откуда ежедневно отходили «транспорты с 300-600 чел. контингента в различных направлениях» [6].

В 1949 г. выяснилось, что мыс Каменный не соответствует названию, а акватория непригодна для организации военно-морской базы. Порт стали строить в Игарке, развернутую «502-я стройку» ликвидировали, но прокладка Полярной дороги по линии Чум–Игарка длиною в 1 263 км оставалась актуальной. ГУЛЖДС разукрупнили, а в его составе были образованы управления Исправительно-трудовых лагерей (ИТЛ), строительства № 501 (обязывалось проложить западную часть трассы Чум–р. Пур в 900 км) и № 503 (возлагалось восточное направление: р. Пур–Игарка в 600 км).

В 1950-е годы подавляющее большинство спецпоселенцев получило разрешение вернуться на Родину, что для оставшегося без дармовой рабочей силы руководства стройкой порождало проблемы. Поэтому часть спецконтингента были срочно осуждены за военные преступления (явные и мнимые). Причем к 25 годам лагерей приговаривались за принадлежность к СС, полиции, полевой жандармерии и другим подразделениям. Некоторые осуждались за то, что закупали у населения оккупированных территорий продукты и не всегда расплачивались [7]. Продолжали содержать в пересылке Лабытнанги до июня 1951 г. и 17 немок из Кенигсберга, «хорошо запомнившие»: поножовщину, что устроили уголовницы в 1949 г.; опасное соседство с мужчинами-уголовниками в месяц отъезда.

В 1951 г. почти все строители были заключенными и спецпоселенцами: 24 % из них – осужденные по статье 58; 18 % – женщины. Одна из немок, с июня 1949 г. по май 1951 г. работавшая в районе Салехарда в 5 женских колониях 501-й стройки, свидетельствовала: «Начало каждой колонны было всегда таким: останавливались посредине леса и сначала жили в палатках, пока строили бараки. Лагерь колонны обычно состоял из больших бараков, в которых размещалось от 300 до 500 женщин. Путь к рабочему месту составлял до 14 км. Нас строго охраняли два вооруженных солдата, иногда со сторожевыми собаками» [8].

Суровая природа, тяжелая работа, неустроенный быт, издевательства уголовников и охраны, скудное питание вызывали протестные акции, хотя и преимущественно пассивные – невыходы на работу из-за отсутствия теплой одежды и обуви, членовредительство. При этом продолжительность рабочего дня составляла 12 часов с обязательным условием выполнения предельно высоких норм выработки [9]. Имелась жесткая система принуждения: на основании Постановления СНК № 35 от января 1945 г. «О правовом положении спецпоселенцев» за каждый случай отказа от работы без уважительной причины, недобросовестное отношение к труду, а также за нарушение режима (побеги), самовольный уход, виновные подлежали наказанию в судебном порядке на срок до 10 лет ИТЛ [10]. При систематических нарушениях виновные привлекались к уголовной ответственности на более высокие сроки. Денежное вознаграждение выплачивалось лишь спецпоселенцу, но в случае выполнения 100 % нормы выработки за месяц, в размерах 85 % от суммы заработка и не должна была превышать 200 руб. Если норма выработки или сменное задание не выполнялись, заработная плата не выплачивалась [11]. Тем не менее, случались побеги, особенно с прибытием на объекты и подданных Германии, в т. ч. бывших граждан Российской империи, которые после оперативно-следственной разработки происходила через проверочно-фильтрационные лагеря – «на 501-ю» – через ПечерЛАГ [12].

Темпы работ снизились и по объективным причинам – из-за реорганизации летом 1952 г. аппарат управления «503-й стройкой» был переброшен на новое место, а объединенное строительство было возложено на Управление ИТЛ и строительства № 501 ГУЛЖДС МВД СССР.

Смерть И. Сталина внесла коррективы – уже в ноябре 1953 г. строительство трассы Салехард–Игарка прекращено. Спустя год Министерство путей сообщения добилось ликвидации всех подразделений, кроме участка Чум–Лабытнанги, оконченного в 1955 г., когда, полагаем, были отпущены в Германию и последние из поселенцев. Вскоре были освобождены и советские немцы, строившие железную дорогу. Между тем на трассе Салехард–Игарка уже было уложено 848 км пути, построено 75 рабочих поселков, 35 стационных и 11 складских помещений. Самое удивительное, что осуществлялось движение поездов (хотя и по временной схеме) до Надыма – более 300 км, но и оно вскоре замерло – остались бараки и вышки бывших лагерей, заброшенные кладбища, разрушенные поселки, просевшие в тундру паровозы. Выпущенные из мест заключения вернулись, за редким исключением, в места прежнего проживания. Так закончилась одна из самых дорогих (более 4 млрд. руб.) – «Мертвая дорога», а лишь спустя полвека – с юга, от Транссиба пришла на Север железная дорога, в прокладке и освоении которой также участвовали немцы России, но уже без «ошейника НКВД».

Рождение неофашизма в современной России некоторые политологи объясняют социальной неустроенностью и экономической незащищенностью маргинально настроенной молодежи, но часто игнорируя те последствия забвения и охаивания советского прошлого, что обрушились в перестроечное время на людей с некритическим мышлением.

Только умная пропаганда и взвешенная научная оценка событий середины ХХ в. оценить информацию: о русских – власовцах и 11 немцах – Героях Советского Союза; жестокости в ГУЛАГе и в нацистских концлагерях. Есть и повод для размышлений о том, что различные части социума и власть перед лицом общей, вполне реальной угрозы, «забывают» (хотя бы на время) об идейном различии, а приобретенный в предшествующие годы опыт толерантности стал «цементом» для совместного сопротивления врагу. Военно-патриотический опыт сибиряков востребован и сегодня, когда иные силы пытаются разделить нас по этническому или конфессиональному признаку. Попытки радикалов и клерикалов увязать патриотизм только с православием, а образ советского воина трактовать только в синонимическом ряду с «русским народом», вызывают всплеск негатива по отношению ко всем нерусским согражданам. И как следствие, тюменские скинхеды под крики «бей черного» убили в декабре 2005 г. вблизи Вечного огня внука фронтовика – азербайджанца. Даже следователи удивились, выяснив, что штудировавший «Майн кампф» лидер группировки – «Рекс», носил мансийскую по этимологии фамилию, а нанесший смертельные удары – по матери – азербайджанец.

Кажется, уже знаем о Великой Отечественной войне все, а память о ней священна и запечатлена, но вот печальные итоги опроса, проведенного в феврале 2010 г. в рамках агитпробега по югу Тюменской области (Бердюжскому, Казанскому, Сладковскому, Аббатскому, Викуловскому районам и Ишиму) шокировали: из 724 опрошенных 25 % не знают дату начала Великой Отечественной войны, 9 % затруднились назвать День Победы. И действительно обидно выжившим ветеранам, что в числе освобожденных ими от фашизма стран прозвучали: Англия, Франция, Италия, Израиль, Кавказ, Грузия, Япония, Австралия, Америка… Выступая на пресс-конференции командир поискового движения Тюменской области (под руководством которого каждый год в смоленских лесах и новгородских болотах поднимают прах советских солдат и хоронят с воинскими почестями) А. Ольховский признался, что он постарался еще «корректно осветить итоги тестирования», пожалев ветеранов и учителей истории [13].

Надо ли объяснять, что вооруженные знаниями о войне из рассказов предков, фильмов, книг, молодые соотечественники должны бы помнить, какой ценой досталась Победа нашему народу. Но события трехлетней давности в г. Ишиме показали: мало некоторые знают, а иные из молодых неофашистов (а может просто неразумных «экстремалов») бравируют купленными у местного предпринимателя репликами нагрудных знаков (в ФРГ, заметим, демонстрация жетона с незаклеенной фашистской свастикой карается штрафом). О бизнесмене – российском немце, что поставлял «нуждающимся» копии знаков Kriegsmarine – за потопленные советские суда – отдельный разговор (его и вели органы правопорядка), но важнее понять, что о подвиге нашего народа важно и нужно вспоминать и говорить постоянно! И тогда никакому семинаристу А. Галькевичу уже не придет в голову (как 2 года назад в Тюмени) петь «вечную память» казненному в 1946 г. по приговору Военного трибунала атаману А. Краснову, обучавшему фашистов тактике борьбы с советскими патриотами, среди которых были и русские, и ненцы, и немцы…


Примечания:
  1. 1. См: Дымов В. Как немецкие пуговицы появились в Ямальской тундре // Тюменские ведомости. 2010. 27 февраля.
  2. 2. См.: Atlas of the Second World War. - N.Y., 1974. - P. 256.
  3. 3. См.: Широкорад А. Б. Битва за Русскую Арктику. - М., 2008. - С. 158-160.
  4. 4. См.: Радо Ш. Под псевдонимом «Дора». Воспоминания советского разведчика. - М., 1978. - С. 100.
  5. 5. См.: Вик Д. К. Что такое ГУЛДЖ // Индустриальная Караганда. 1990. 3 июня.,

6.См.: Deutsche in Straflagen und Gefaengnissen der Sowjetunion von K. Baerens. - B. 2. - Muenchen. - S. 147, 157.

7. См.:Эйхельберг Е. Военнопленные в Тюменской области // Aus Sibirien – 2005: науч.-информ. сб. Тюмень, 2005. - С. 144.

8. См.:Deutsche in Straflagen und Gefaengnissen der Sowjetunion von K. Baerens. - B. 2. - Muenchen. -S. 147.

9.См.: Российский государственный военный архив (далее - РГВА). Ф. 1п. Оп. 37а. Д. 2. Л. 112-116.

10. См.: Информационный центр Главного управления внутренних дел Тюменской области (далее - ИЦ ГУВД ТО). Ф. 2. Оп. 1. Арх. 44. Л. 1-12.

11. См.: РГВА. Ф. 1 п. Оп 37 а. Д. 1. Л. 114 об.-125 об.

12. См.: ИЦ ГУВД ТО. Ф. 2. Оп. 1. Арх. 10919. Л. 1-6.

13. См.: Тереб Н. Как Берлин городом-героем стал… // Тюменские известия. 2010. 10 марта.


Маркдорф Н.М.

(Новокузнецк)


О политико-воспитательной деятельности

лагерей НКВД-МВД СССР для военнопленных в Сибири: (1943-1950)


В рамках доклада предполагается рассмотрение следующих вопросов, важных для понимания политических и социальных особенностей в истории военного плена таких, как организация, средства, формы и содержание политической работы в лагерях, ОРБ и спецгоспиталях.

Начало политической работы среди военнопленных относится к первым годам Второй мировой войны, т.е. к моменту появления первых военнопленных солдат вермахта. Цели и задачи политико-воспитательной работы вытекали из указаний И.В. Сталина о пробуждении у солдат, «обманутых Гитлером, классового самосознания и воспитание их в антифашистском духе, создание кадров революционных рабочих и крестьян, готовых и способных к борьбе против Гитлера и его нового порядка в Европе, к борьбе за уничтожение фашистской диктатуры в Германии и освобождение оккупированных стран от чужеземного ига».

К антифашистской работе привлекались начальники лагерных отделений, заместители по производству, снабжению и режиму, медработники, коммунисты и комсомольцы гарнизона конвойных войск. Из числа военнопленных выявлялись коммунисты, «сочувствующие» и активисты, «желающие» заниматься агитационно-пропагандистской работой в лагерях.

До января 1946 г. руководство антифашистской деятельностью в лагерях было возложено на оперативные отделения, в НКВД-МВД – на оперативные отделы, при которых имелись группы и отделения по антифашистской работе. В соответствии с решением ЦК ВКП (б) МВД СССР 19 октября 1946 г. создало при ГУПВИ политический отдел. В декабре на политотделы и политчасти при Управлениях лагерей Тюменской, Новосибирской, Кемеровской областей и Алтайского края передано руководство политико-воспитательной работой лагерях, в антифашистских школах и курсах. В послевоенный период главным направлением политико-воспитательной деятельности стала антифашистская агитация и пропаганда – распространение знаний основных положений марксизма-ленинизма с целью обратить основную массу военнопленных в активных участников борьбы против фашизма, готовых содействовать поражению и строительству новой Германии в послевоенном мире. Были и долее конкретные перспективы – использование военнопленных коммунистов и антифашистов в качестве своеобразной «опоры» при решении политических вопросов в условиях борьбы двух антагонистических систем в Европе. В свою очередь идеологическая и воспитательная работа среди военнопленных была направлена на решение производственных целей: 1) формирование навыков сознательного, высокопроизводительного труда и роста его эффективности; 3) снижение производственного травматизма, заболеваемости и смертности; 4) выявление саботажников, вредителей, подстрекателей, участников подпольных формирований и групп.

Определенными трудностями в проведении политико-воспитательной работы явились: недостаток кадров политработников вообще и владеющих иностранными языками в особенности; на пропагандистские должности нередко назначались враждебно настроенные военнопленные; лидеры антифашистских активов в лагерной среде доверием не пользовались; среди антифашистов было немало приспособленцев; ряд административных руководителей не всегда с должным вниманием относились к организации и разнообразию форм и методов политико-воспитательной и идеологической работы среди контингента лагерей.

«Воспитание» новых сторонников социалистического строя происходило с большим трудом и зачастую наталкивалось на непонимание, скрытое сопротивление, а иногда открытую конфронтацию и реваншистские настроения контингента лагерей. Тем не мене, с помощью антифашистских комитетов в лагерях, спецгоспиталях, рабочих батальонах удалось существенно сократить количество диверсий и саботажа, снизить производственный травматизм, что, безусловно, повлияло на укрепление режима и организацию трудового использования военнопленных в западносибирском регионе.


Мотревич В. П.

(Екатеринбург).


Организация мест захоронений военнопленных и интернированных

в СССР в 1940 - е гг.


В ходе Великой Отечественной войны частями Красной армии было пленено 4377,3 тыс. иностранных военнослужащих. После разгрома Квантунской армии число военнопленных увеличилось еще на 639,6 тыс. человек. Кроме того, в целях пресечения террористических актов в тылу продвигающейся Советской армии были интернированы 208,2 тыс. человек, «годных к физическому труды и способных носить оружие», а также 61,6 тыс. арестованных функционеров низовых нацистских партийных и административных органов. Согласно имеющимся документам в советских лагерях для военнопленных умерло более 580,0 тыс. человек.

В начальный период войны учет умерших пленных велся неудовлетворительно, несмотря на приказ НКВД СССР от 7 августа 1941 г. В нем была утверждена инструкция «О порядке содержания военнопленных в лагерях НКВД», которая определяла порядок извещения о смерти пленных, их погребения и выдачи имущества умерших родственникам. В соответствии с инструкцией смерть каждого пленного должна быть удостоверена актом медосмотра. Сообщение о смерти должно направляться в Управление НКВД по делам о военнопленных и интернированных. Вместе с сообщением о смерти, в Управление должны были высылаться копия истории болезни в двух экземплярах (на умерших в стационарах), акт о смерти, акт патологоанатомического вскрытия (если оно производилось) и акт о погребении. Патологоанатомического вскрытие трупов умерших в стационаре военнопленных должно было в обязательном порядке производиться в тех случаях, когда смерть произошла в первые 48 часов с момента госпитализации. А также тогда, когда лечащему врачу была не ясна причина смерти.

Для получения точных сведений об умерших 13 августа 1943 г. была издана директива НКВД СССР № 413 «О порядке учета умерших военнопленных». В ней утверждалась «Инструкция по оформлению документов персонального учета на умерших военнопленных в лагерях и госпиталях НКВД». Директивой предлагалось начальникам лагерей и госпиталей оформить персональный учет умерших за все время войны, с тем, чтобы учетные данные совпадали с их реальным количеством. Для этого по каждому умершему собиралась сведения, которые группировались в 10 различных списков. Например, список № 1 составлялся на умерших военнопленных, учетные дела которых представлены в Управление. Список должен был содержать следующие сведения: фамилия, имя и отчество, национальность, год рождения, воинское звание и номер учетного дела.

Учитывая, что умерших в ряде лагерей и госпиталей иногда хоронили в случайных, не отведенных для этих целей местах, 24 августа 1944 г. вышла директива ГУПВИ НКВД СССР «О захоронениях военнопленных». Документом предусматривалось для захоронения умерших военнопленных отводить в непосредственной близости от лагеря или госпиталя специальные участки свободной земли. Участки должны быть огорожены колючей проволокой и разбиты на квадраты. В каждом квадрате должно быть 5 рядов могил по 5 могил в каждом ряду. В квадрате захоронения должны производиться, начиная с верхнего ряда (если смотреть в плане) слева направо. При этом следует отметить, что на практике во многих лагерях, особенно «лесных», разбивку на квадраты не производили и кладбища не огораживали.

На каждую могилу необходимо было установить опознавательный знак – прочный кол с прибитой к нему в верхней части дощечкой, лучше всего из фанеры. На ней должны быть указаны в числителе номер могилы, и в знаменателе номер квадрата. В ряде случаев на могиле устанавливали металлический стержень с приваренной к нему металлической табличкой. Писать фамилию и имя умерших запрещалось, однако это требование соблюдалось не всегда.

Для учета умерших военнопленных и мест их захоронений в каждом лагере или лагерном отделении заводили кладбищенские книги. В нее вносились следующие сведения: фамилия, имя, отчество, год рождения, национальность, воинское звание, дата смерти и дата захоронения, номер могилы и номер квадрата, в котором захоронен умерший. К кладбищенской книге прилагался план кладбища с разбивкой его на квадраты, с указанием номеров квадратов и номеров имеющихся могил. Дополнительно к этой книге и для оперативного поиска заводилась алфавитная книга. В нее на соответствующую букву заносилась фамилия и имя умершего и его порядковый номер, под которым он записан в кладбищенской книге. Кладбища должно быть обеспечено от того, чтобы на их территорию не проникал скот, и от того, чтобы эти знаки не растаскивались населением.

Следует отметить, что данная директива на местах выполнялась далеко не всегда. Поэтому в целях проверки и контроля 7 декабря 1945 г. была издана директива ГУПВИ НКВД СССР № 28/74 «Об учете умерших военнопленных». В ней отмечалось, что в ряде случаев розыск могил умерших становится невозможным, так как отведенные под кладбища участки не охраняются, опознавательные знаки на могилах не устанавливаются, кладбищенские книги ведутся небрежно, а акты о смерти зачастую не содержат даже причин, вызвавших смерть военнопленного. Для проверки соблюдения порядка захоронения умерших военнопленных создавались специальные комиссии из состава оперативных работников НКВД–УНКВД. Этим комиссиям поручалось на местах проверить порядок захоронений и состояние учета умерших. Директивой запрещалось захоронение трупов в общие могилы и без нательного белья. Умерших офицеров необходимо было хоронить в белье и в верхней одежде.

В послевоенные годы МВД СССР принимает ряд директив и распоряжений о мероприятиях по снижению заболеваемости и смертности в лагерях для пленных и интернированных, упорядочению учета умерших и содержанию мест их захоронения. Так, специальным распоряжением МВД СССР № 597 от 17 сентября 1947 г. министрам внутренних дел республик и начальникам УВМД по краям и областям СССР предлагалось в период с 20 сентября по 20 октября 1947 г. проверить состояние всех кладбищ, где производилось захоронение умерших военнопленных и интернированных. При отсутствии неогражденных кладбищ или отсутствии опознавательных знаков, а также разрушенных холмиков самих могил принять срочные меры всех выявленных ненормальностей. Необходимо было проверить наличие на кладбища карт - схем захоронений, а также документов местных органов власти на занятие земельных участков. В случае отсутствия разрешения советских органов на занятие земельных участков требовалось добиться от них официального разрешения. В распоряжении прямо указывалось, что данная работа проводится в связи с возможностью посещения кладбищ представителями иностранных посольств и общественных организаций.

В конце 1940 – х гг. в связи с приближением сроков окончания репатриации, контроль за состоянием мест захоронений военнопленных и интернированных был передан городским и районным отделам МВД. Для этого начальники управлений лагерей МВД, лагерных отделений, спецгоспиталей и командиры рабочих батальонов должны были привести все кладбища в надлежащий порядок. Таким образом, после ликвидации лагеря, спецгоспиталя или отдельного рабочего батальона его администрация передавала кладбище под надзор местных органов власти, о чем составлялся соответствующий акт. Так, на территории Свердловской области в мае — июне 1949 г. органами УМВД было проверено состояние 88 кладбищ. Они были приведены в порядок и переданы местным Советам. Документация по захоронениям должна была передаваться на хранение в архивы УМВД на правах совершенно секретной документации. Органы УМВД не должны были допускать занятие кладбищ военнопленных под посевы или строительство без специальной санкции МВД СССР.

Следует отметить, что данное распоряжение было издано слишком поздно. В предыдущие годы, несмотря на многочисленные директивы, контроль за состоянием кладбищ военнопленных фактически не осуществлялся. В результате к этому времени многие кладбища были разрушены и перестали существовать.


Букин С.С.

(Новосибирск)


Немецкие военнопленные в Новосибирской области:

впечатления о пережитом


У многих немцев годы, проведенные в России, оставили неизгладимый след в памяти. Они испытывали настоятельную потребность рассказать об увиденном и пережитом. Сложился огромный комплекс мемуарной литературы, повествующей о самых различных аспектах, по сути, «совместной» российско-германской истории. Однако и по сей день отсутствуют переводы этих воспоминаний на русский язык, они остаются практически неизвестными даже профессиональным историкам. Между тем военнопленные неплохо ориентировались в российской действительности тех лет. Внимательный «немецкий взгляд», несомненно, интересен и может существенно расширить наши знания об этом прошлом. Открывается возможность также увидеть духовный мир людей в неволе, внутреннюю жизнь лагерного сообщества.

Уже в конце 1940-х – начале 1950-х гг. в Западной Германии были опубликованы книги бывших военнопленных, в которых рассказывалось о труде на советских предприятиях, условиях жизни и лагерном режиме, контактах с местным населением. Часть этой литературы посвящалась сибирскому региону. Интересные мемуарные произведения написали Х. Симат «Между тайгой и транссибирской магистралью. Репортаж из лагерных регионов Юрга и Анжерка»; А. Эндерс «50 месяцев Сибири»; В. Шварц «Ледяной псалом восточного ветра. Впечатления и наблюдения за 9 лет сибирского плена»; О. Шлецак, озаглавивший свои воспоминания нецензурным русским выражением «Про мать» и др. Число немецкоязычных публикаций заметно возросло во второй половине 1950-х гг., когда решением правительства ФРГ была образована специальная научная комиссия по изучению истории немецких военнопленных второй мировой войны под руководством профессора Э. Машке, также побывавшего в советском плену. Главным итогом деятельности комиссии стали двадцать два тома серии «К истории немецких военнопленных второй мировой войны». Семь из этих томов (2–8) посвящены положению немцев в лагерях Советского Союза, в том числе его сибирского региона. Данные книги представляют собой комплексы обработанных и систематизированных воспоминаний, которые распределяются по тематическим блокам: труд военнопленных, продовольственная проблема в лагерях, культурная жизнь, антифашистская пропаганда, лагерное сообщество и межчеловеческие отношения. Большую публикаторскую деятельность проводил также Союз вернувшихся в Германию (Verband der Heimkehrer Deutschlands). Авторами воспоминаний стали обобщения о положении человека в неволе, рассуждения о русском национальном характере. Среди таких работ выделяется книга пастора Гельмута Гольвитцера, с 1945 по 1950 гг., находившегося в советском плену и впоследствии ставшего одним из известных теологов в Германии.

Особое место занимают воспоминания немцев, отбывавших срок в режимных лагерях и тюрьмах Советского Союза. Примером может служить книга инженера Гельмута Лейтельта, который в 1945 г. был арестован органами НКВД и осужден на 20 лет каторжных работ в Сибири. Перемещаемый из лагеря в лагерь, он долгое время оставался единственным немцем среди советских заключенных, работал санитаром, лесорубом, землекопом, плотником, слесарем, кузнецом, механиком. Изучив русский язык, Г. Лейтельт стал «своим» среди осужденных по 58-й статье. В его мемуарах повествуется о многочисленных встречах и беседах с бывшими функционерами ВКП(б), министрами, генералами, крупными хозяйственниками.

Вместе с тем бывшие узники ГУПВИ высказывали чувство искренней признательности и благодарности жителям сибирских городов и сел, которые, несмотря на весь трагизм жизни, делились с ними тем немногим, что имели сами, помогали пережить тяжелые годы неволи. Среди вернувшихся в Германию даже обсуждалась идея поставить памятник русской женщине, ибо она спасла жизнь тысячам попавшим в плен.

Вернувшись на Родину, бывшие военнопленные пытались извлечь уроки из своего пребывания в России, осмыслить пережитое. В отдельных воспоминаниях содержатся глубокие рассуждения о сущности советского плена, дается его образная и обобщенная характеристика. Длительное лишение свободы, голод, недостойное человека жилье, постоянное давление, забота о семье в Германии, робкий вопрос, удастся ли когда-нибудь вернуться домой, и осознанные лишь после возвращения тяжелые последствия в здоровье, в семейном и профессиональном отношении. Но есть немало и позитивных пунктов, что долгий плен, несмотря на все тяготы, безмерно обогатил, придали всей будущей жизни новую основу. Многие осознали, что подлинную ценность каждого человека можно установить только в исключительных ситуациях, в которых он предоставлен самому себе, когда ему не на что опереться, кроме как на собственную духовную силу. Плена в том или ином виде практически не избежал ни один немецкий мужчина. Почти каждый из них знал, что значит потерять свободу и быть втиснутым в тесную камеру или находиться в одиночном заключении. Советский плен имел, кроме того, свои особенности. Они состояли в выдаче безжалостной системе, в которой человек не значил ничего, а догма – все, в массовом осуждении пленных как военных преступников, в климате и огромных расстояниях. Кто были они, подвергнутые экзамену пленом? Мужчины и женщины всех возрастов, от четырнадцатилетнего зенитчика до восьмидесятилетнего генерала, всех чинов и званий, всех частей вермахта, всех образовательных слоев и профессий, всех германских племен. Поистине поперечный разрез через немецкий народ!


Михеева Л.В.

(Караганда).


Немецкие военнопленные и интернированные Второй мировой войны в Центральном Казахстане


В Казахстане, в период с 1941 г. по 1950 г. было образовано и функционировало 14 лагерей для военнопленных и интернированных, из них 4 располагались в Центральном Казахстане: Спасский лагерь № 99 (1941-1950 гг.), лагерь № 502 в городе Джезказгане (весна-осень 1945 г.), Балхашский № 37 (1945-1948 гг.) и Джезказганский № 39 (1945-1948 гг.) /1/.

Образование лагерей для военнопленных и интернированных в Центральном Казахстане было обусловлено рядом причин. Казахстан в годы войны стал основной сырьевой и промышленной базой военной индустрии Советского Союза. Необходимо было увеличить количество добывающегося угля в Карагандинском угольном бассейне и обеспечить дальнейшее развитие металлургической промышленности в Балхаше и Джезказгане. Несмотря на наличие подавляющего количества спецпереселенцев, политических за­ключенных и мобилизованных в угольной промышленности, возросшие пот­ребности страны в угле и меди не могли быть удовлетворены только за счет использования труда спецпереселенцев и вольнонаемных. Обострялась потребность в дешевой рабочей силе, которую могли дать военнопленные и интернированные. Еще одна из причин - наличие у советской системы опыта по организации лагерей в этом регионе: вспомним лишь широко известный в настоящее время Карлаг НКВД, просуществовавший к началу войны уже более 10 лет, охватывающий территорию в 1 млн. 780 тыс. гек­таров /2/ и имеющий отлаженную систему производственной деятельности, охранных мер и медицинского обслуживания заключенных. Не случайно все лагеря для военнопленных и интернированных в Центральном Казахстане организовывались на базе производственных отделений Карлага.

Наиболее крупным из лагерей для военнопленных в Республике Казахстан был Спасский лагерь для военнопленных и интернированных № 99. Через него прошло более 66 тысяч военнопленных и интернированных: 29777 немцев, 22225 японцев, 6740 румын, 1633 австрийца, 1208 поляков, 1139 венгров и т.д. /3/.

Лагерь № 99 НКВД СССР для военнопленных и интернированных был образован в самом начале войны: заместитель Народного Комиссара внутренних дел СССР В. Чернышов в распоряжении от 24 июня 1941 г. приказывал организовать лагерь уже к 5 июля 1941 г. /4/. Лагерь был образован на базе Спасского отделения Карлага НКВД и располагался в 45 км от г. Караганды, на территории бывшего Спасского медеплавильного завода.

Военнопленные размещались в лагерных отделениях по национальностям и содержались отдельно от интернированных. В период с 1941 по 1950 гг. в Спасском лагере помимо военнопленных содержались немцы, австрийцы, евреи, румыны, итальянцы и лица других национальностей, проживавшие на территории СССР и интернированные в 1941 г. как иностранноподанные. Все интернированные, среди которых помимо мужчин были и женщины, и дети, находились в отделении, расположенном в пос. Кок-Узек.

Всего по архивным данным через Спасский лагерь прошло 5436 интернированных: 1588 человек, интернированных в 1941 году (из них 498 немцев); 2231 «восточников» и 1617 интернированных группы «Б» (арестованных), (из них 1003 немца) /5/.

За время нахождения в Спасском лагере военнопленными и интернированными были постро­ены и сданы в эксплуатацию такие крупные объекты Караганды и области как шахты №№ 105, 106, 38 (с обогатительной фабрикой), травматологическая больница, Летний театр, сотни жилых домов. Кроме этого, военнопленные участвовали в реконструкции центральной обогатительной фабрики, шахты № 8/9, постройке шахт им. Костенко, № 35, № 5, 1-вертикальной, фабрики инертной пыли, строили линию городского трамвая, асфальтировали шоссейные дороги и т.д. С 1946 по 1948 гг. военнопленными на шахтах Карагандинской области добыто 11621,7 тонн угля /6/.

К лету 1950 г., в соответствии с указанием МВД СССР, Спасский лагерь № 99 для военнопленных и интернированных был ликвидирован. Управление лагеря и его отделения были переданы образованному в 1949 г. Песчаному особому лагерю МВД СССР /7/.

За период до 1950 г. из Спасского лагеря из общего количества заключенных было возвращено на родину 42527 военнопленных и интернированных граждан /8/. Последние немецкие заключенные в количестве 236 человек были репатриированы из Спасского лагеря 10 мая 1950 г. в лагерь № 270, расположенный в г. Боровичи /9/.

Не репатриированные военнопленные были распределены следующим образом: 5805 человек были переданы в другие лагеря, 5966 – в спецгоспитали, 1090 – в тюрьмы МВД, 5 военнопленных числились в бегах и т.д. 7765 военнопленных во время нахождения в заключении умерли и были захоронены на территории Карагандинской области /10/. По данным архива из общего количества умерших военнопленных, немцы составили 4875 человек.

Кладбища для военнопленных организовывали либо на территории лагерных отделений, либо в непосредственной близости от них. По каждому кладбищу составлялась так называемая «легенда». Она представляла собой схему его расположения на местности с необходимыми привязками и ориентированную по частям света.

Со временем, кладбища практически всех лагерных отделений Спасского лагеря для военнопленных и интернированных № 99 были разрушены. Многие из них попали в зоны промышленного или гражданского строительства, некоторые, располагавшиеся в районах шахтных выработок, были затоплены. На сегодняшний день единственным сохранившимся кладбищем для военнопленных и интернированных и самым крупным из кладбищ для военнопленных в Центральном Казахстане, является Спасское кладбище.

На кладбище для военнопленных и интернированных лагерного отделения № 1, расположенном возле поселка Спасск, было захоронено 5152 человека различных национальностей.

С начала 90-х годов прошлого века представительства различных зарубежных стран стали устанавливать памятные мемориалы своим соотечественникам, захороненным в Центральном Казахстане. В середине 1990-х гг. на Спасском кладбище правительством Германии был установлен памятник военнопленным немцам, похороненным в Казахстане.


Источники и литература


1. Военнопленные в СССР 1939-1956 г. Документы и материалы. / Сост. М.М. Загорулько, С.Г. Сидоров, Т.В. Царевская; Под ред. М.М. Загорулько, М.: Логос, 2000. - С.1029-1037.

2. Шубин А.М. Карлаг в 40-х годах. // Советские архивы. – 1990. № 6. – С.30.

3. Государственный архив Карагандинской области (ГАКО). Ф.410. Дело фонда. Т.1. Л.15.

4. Там же. Оп.2. Д.22. Л.1.

5. ГАКО. Ф.410. Дело фонда. Т.1. Л.60.

6. Там же. Дело фонда. Т.1. Л.53-54.

7. Там же. Д.178. Л.64.

8. ГАКО. Ф.410. Дело фонда. Т.1. Л.15.

9. Там же. Оп.2. Д.179. Л.40.

10. Там же. Дело фонда. Т.1. Л.60.


Бахарева О.Я.

(Оренбург).


Место плена – Чкалов и Чкаловская область


Активное изучение истории военного плена Второй мировой войны приходится на начало 90-х годов, когда были рассекречены в архивах документы 1941 – 1956 гг. и исследователи получили к ним доступ. В центральных журналах и в сборниках научных конференций появились статьи В.П. Галицкого, В.Б. Конасова, М.Е. Ерина, Н.В. Барановой, В.П. Мотревича, Н.М. Маркдорф, Н.В. Суржиковой, А.С. Смыкалина1. В них приводятся сведения о численности немецких военнопленных в СССР, в частности на Урале, их составе и быте, условиях содержания и об использовании на работах, о социальных и психологических проблемах, возникавших среди них. В 2005 г. завершен капитальный труд ученых Волгоградского университета о военнопленных Сталинграда, который вышел в пяти томах под редакцией М.М. Загорулько2. На региональном уровне, в Оренбурге, этой темой занимались А.В. Федорова1, Е.К. Рожкова, автор диссертации «Иностранные военнопленные и интернированные на Южном Урале в 1943 – 1950 гг.2» и др.

Исследования по изучению проблем плена продолжаются и сегодня, спустя 65 лет после окончания войны. Для ученых-историков особый интерес представляют мемуары бывших немецких военнопленных, которые «как бы взглядом изнутри» давали близкие к реальности картины быта и образа жизни, личных взаимоотношений и переживаний. Эти перечисленные факторы приводили к изменению мировоззрения иностранных граждан и переоценки реальных событий, непосредственными участниками которых они были сами. Воспоминания пленных имеют большое значение для истории плена и историографии того или иного региона, где размещались лагеря. Они оставили описания тех населенных пунктов и промышленных объектов, которые строили в конце 40-х – начале 50-х годов, впечатления о местном населении и об отношении к пленным.

Целью публикации является использование воспоминаний бывшего военнопленного Германии, ныне пенсионера Карла Брандштеттера о пребывании в плену, о лечении в военном госпитале области, и документов отдельных граждан Германии, полученных ими из РГВИА (Москва), которые по велению сердца приезжали в Оренбург на место плена своих родных, чтобы исполнить сыновний долг перед отцами, умершими в плену.

Карл Брандштеттер после приезда в мае 2005 г. в Оренбург (г. Чкалов в годы войны) и встреч с жителями Оренбурга и Акбулака, выпустил небольшую книгу воспоминаний о переживаниях, которые выпали тогда на долю 16-летнего подростка, взятого в плен 9 мая 1945 г. под Прагой. Название мемуаров очень символично – «От Инна до Урала»3. В декабре 2009 г. мемуары вышли в переводе на русский язык О.Я. Бахаревой в издательстве Оренбургского педагогического университета. Они уникальны тем, что написаны единственным человеком из сотни тысяч военнопленных, находившихся в Оренбургской области. В них правдиво рассказано о первых днях плена и долгой дороге в лесную глушь Свердловской области, о применении физического труда пленных в г. Чкалове на промышленных объектах и трудовой дисциплине внутри лагеря, взаимоотношениях между пленными, о возвращении на родину и о начале мирной жизни после плена. Автору «Воспоминаний» исполнилось в декабре 2009 г. 81 год.

Оренбург в мае 2006 г. посетила группа родственников Герстенберг – родные братья и сестры, выполнившие последний наказ своей матери перед смертью, отыскать место плена родного отца, где он скончался осенью 1945 г. В Германию дети и внуки увезли стакан оренбургской земли и установили его на могиле жены отца и их матери, которая находится на о. Узедом. Они оставили в распоряжение сведения о пленении отца, которые получили из РГВИА г. Москвы.

Братья Вепперт из Вюрцбурга также предоставили в распоряжение документы из Москвы, пытавшиеся обнаружить след своего родного брата, место смерти которого не установлено. Эти документы проливают свет на более чем полуголодное содержание пленных летом 1945 г. в лагерях на Брянщине, о тюремном заключении из-за хищения муки и его пересылке в Орский лагерь, после которого его следы затерялись.

В небытие уходит поколение людей военных лет и уносит с собой воспоминания о пережитом, которые для современных исследователях и для нового поколения представляют особую ценность, чтобы никогда не повторить ошибок прошлого.


Калякина А.В.

(Саратов).


Немецкие военнопленные в Саратовской области

(1943-1949гг.)


С открытием архивных фондов в 90-х годах XX века исследователи получили ценнейшие сведения о пребывании немецких военнопленных на территории СССР во время и после Второй Мировой войны. Многочисленные исследования, проведенные на базе полученных данных, дают в сумме довольно полное представление о методах работы лагерей ГУПВИ, глубинных механизмах этой системы. Ученые до сих пор не пришли к единому мнению о численности военнопленных на территории СССР, однако можно с уверенностью говорить о 2.388.449 немецких и 156.681 австрийских пленных. Размещением, бытовым обслуживанием, трудовым использованием и лечением этих людей занимались лагеря ГУПВИ НКВД (МВД) СССР. Такие лагеря существовали и в Саратовской области. Однако на материалах нашей области данная тема ранее не исследовалась.

Первый в истории области лагерь для военнопленных был образован в марте 1943 года, когда необходимо было разместить немецких солдат и офицеров, попавших в плен под Сталинградом. Он получил № 127, и был назван «Покровский». Будучи ближайшим к месту сражения, он в короткие сроки принял 10 500 военнопленных из Сталинграда, его окрестностей, из районов Воронежского и Юго-Западного фронтов.

Помимо этого, удалось установить, что за период с 1943 по 1949 гг. в Саратовской области действовали 6 лагерей для военнопленных: Покровский (№127), Вольский (№137), Саратовский (№238), Ртищевский (№338), Аткарский (№338) и Комбайновский (№368), в составе каждого из которых было по несколько отделений. Оговоримся, что во всех названных лагерях содержались рядовые немецкие солдаты. Лагерей для офицеров на территории области не было. Дольше всех просуществовал «Саратовский» лагерь № 238. Создан он был в июне 1945 г. для размещения немцев, плененных в мае. А завершил свою работу этот лагерь только в январе 1949 г., когда были репатриированы последние пленные. Прочие же лагеря не были так долговечны. Период их деятельности редко превышал один год.

Что касается занятий военнопленных, в основном они занимались восстановлением разрушенных войной предприятий, а так же строительством новых объектов 4й пятилетки и жилья. Строительством, в частности, занималась организация «Саратовпромстрой», половину всех работников которой составляли военнопленные и заключенные. Этот трест занимался реконструкцией ГПЗ-3, строительством завода зуборезных станков, и других промышленных объектов. В частности, для возведения завода зубострогальных станков еще в 1946 г. было организовано специальное отделение №4 лагеря №368 НКВД для военнопленных. Тогда же был значительно расширен лагерь военнопленных, обслуживающий ГПЗ-3.

В тяжелые послевоенные годы их труд помог реконструировать и заново построить ряд важнейших предприятий области: САЗ, ГПЗ-3, Лесопильный завод, Гидролизный завод, Вагоностроительный завод в г. Энгельс, Метизный завод им. Ленина и многие другие. Их труд был незаменим при возведении газопровода Саратов-Москва, а также при восстановлении жилого фонда городов области и многих районов Саратова – например, дома по ул. Азина, Киевской, дома в поселке Елшанка.

В условиях суровой лагерной жизни находилось место и для творчества. Например, музыкант Ханс Мартин, находясь в Аткарском госпитале для военнопленных, написал к празднику католического рождества 1944г. свою «Аткарскую Рождественскую кантату». Произведение было исполнено в рождественский вечер силами импровизированного хора. Однако оговоримся, что данный случай - скорее исключение, чем правило.

Всех военнопленных, умерших в лагерях, хоронили на ведомственных кладбищах. Однако ведомственными они стали не сразу. В самом начале массового приема пленных, в общей неразберихе многие были похоронены в братских могилах, часто без надгробий. Такое положение дел сохранялось сравнительно недолго. Со временем деятельность ГУПВИ стала более планомерной и упорядоченной. В частности, было найдено решение вопроса о кладбищах – ведомство стало взаимодействовать с городскими властями, добиваясь отвода участков земли для захоронений. По запросу МВД районные исполкомы рассматривали каждый отдельный случай и выносили решение.

Наверное, именно глубина и многогранность данной темы привлекает к ней все новых и новых исследователей. Интерес к изучению военнопленных Второй мировой войны сохраняется до сих пор. Спустя 65 лет после окончания той войны. Спустя 20 лет после открытия архивов. Такой постоянный интерес означает, что эти исследования исключительно важны для познания нашего прошлого. Но, помимо своей ценности как части исторического прошлого нашей страны исследование означенной темы помогает сформулировать определенные исторические уроки. К примеру, моральный императив отказа от войны как средства решения противоречий, утверждение культуры мира, способной противостоять любым формам милитаризма. Именно поэтому данную страницу нашей памяти нельзя забывать, и нужно всеми силами поддерживать актуальность звучания названных идей.

Источники и литература


Военнопленные в СССР 1939-1956. под. ред. Загорулько. М, 2000.

Карнер С. Архипелаг ГУПВИ: плен и интернирование. М, 2002.

Крамер, Д. История одного плена. М., 2003.

Кузнецова Н. В. Восстановление и развитие экономики Нижнего Поволжья в послевоенные годы (1945-1953). Волгоград, 2002.

Перепелкин А. В память об Аткарске // Аткарский Уездъ. № 12 (399). 19 марта 2008.

ГАСО. Ф. Р-2506. Оп. 2. Д. 15.