Как неразделимы природа и жизнь, в широком смысле слова, так и охота неотделима от природы
| Вид материала | Рассказ |
СодержаниеНа утиной зорьке До свидания, сказка |
- Вирусы и антивирусы, 167.44kb.
- Переход от средневековья к Ренессансу, 223.5kb.
- Урок 21. Мир природы в поэзии А. А. Фета и Ф. И. Тютчева, 763.29kb.
- 1. Понятие управления. Природа и характерные черты управления. Управление, 7391.42kb.
- А. И. Солженицын «Крохотки», 730.85kb.
- Задания к теоретической части программы (разработала: Оскирко С. А.) Предмет и задачи, 130.37kb.
- Рон Рубин. Стюарт Энри Гоулд Бизнес в стиле дзен, 1180.24kb.
- Оценка сочинений и изложений, 132.6kb.
- Стюарт Энри Гоулд Рон Рубин Бизнес в стиле дзен Практическое руководство, 1552kb.
- Дмитрий Иванович гениальный русский химик, физик и натуралист в широком смысле этого, 419.06kb.
ОБУСТРОЙСТВО
Катер даёт задний ход, отчаливает от берега, выбирается на форватер и уходит вверх по реке. Мы остаёмся одни среди камышей и мешков с нашими вещами.
Прежде всего нужно оборудовать место для жилья. В нескольких метрах от берега мы вырезаем ножами, вырубаем туристским топориком и вытаптываем ногами площадку в зарослях камыша и устанавливаем палатку. Она маленькая. Забираться в неё можно только на четвереньках, но в ней помещаются три надувных матраца, на которых в своих спальных мешках мы будем ночевать. Ночи могут быть холодными. Дождей здесь практически не бывает, но палатка нужна и для спасения от комаров. Если вечера будут тёплыми, комары станут безжалостно донимать нас. Срезанный, подсохший камыш мы будем использовать для дымокура.
Невдалеке от палатки мы оборудуем свой пищеблок: кухню и столовую. На подстилку из камыша кладётся кусок брезента – это одновременно “стол и стулья”. Чуть в стороне выкапываем две ямки. Одна для хранения продуктов ( она заменяет холодильник ), другая для отбросов. Очагом у нас служит паяльная лампа, установленная в углубление под углом 60 градусов к горизонту. Огонь из неё, через специально проделанное отверстие в стенке старого ведра без дна, отчасти упирается в противоположную стенку ведра, а отчасти – в дно кастрюли или чайника, поставленных на место дна бывшего ведра. Такое сооружение позволяет эффективно использовать тепловую энергию паяльной лампы в любую погоду, даже при сильном ветре и дожде. Литров пять бензина, взятые нами с собой, обеспечат бесперебойную работу нашей кухни в течение всего срока охоты.
Когда всё разложено и обустроено, мы, немного передохнув и перекусив, принимаемся за основную физическую работу: нужно проложить тропу к “нашему” озеру. На этом озере мы ранее не охотились. Выбрали его по аэрофотоснимкам местности. С мачты катера я его обнаружил по приметам и знаю направление на него, примерное расстояние и конфигурацию. Озеро небольшое: метров триста в длину и пятьдесят-семьдесят в ширину. Оно расположено перпендикулярно руслу реки. Вокруг, в пятистах метрах – километре, есть ещё озёра. Утки, с большой вероятностью, на утренних и вечерних зорях будут летать над “нашим” озером. По-видимому, оно неглубокое, кормовое. Это наше предположение подтверждается тем, что при нашей высадке с катера в воздух поднялась большая стая.
Периодически меняясь, до конца дня мы пробиваем тропу к озеру. Работа эта весьма утомительна. Камыш стоит сплошной стеной – это почти бамбук! Кроме того, его острые листья легко ранят кожу рук и лица. Но мы здоровые, физически хорошо подготовленные ребята и наши труды завершаются успехом: мы добираемся до воды. Осматриваемся. На озере видны два островка. Возможно, они плавающие. В этих краях такие островки называют купаками. Отмирая, камыш год за годом создаёт плодородную почву. Слой её постепенно утолщается и уплотняется. Образуется плавающий островок. Со временем он увеличивается в размерах. Гонимый ветром он перемещается по водной поверхности и когда-нибудь, причалив к берегу, прирастает к нему, уменьшая чистую водную гладь – озеро зарастает. На таком островке можно устроить один или даже два скрадка, посадить на воду невдалеке чучела уток и прекрасно пострелять на заре.
Сидя на берегу открывшегося перед нами озера, мы обсуждаем варианты своего размещения. У нас есть резиновая лодка: мы можем на ней плавать по всему озеру, занимая свои места в скрадках, а после зари подбирая битую птицу.
После недолгого обсуждения приходим к согласованному решению: мы с Виталием вдвоём остаёмся на ближнем островке. Вытоптав пару квадратных метров камыша и обломав верхушки, мешающие обзору, стоим на зорьке рядом. Мы стендовики и будем по живым мишеням отрабатывать наиболее сложные для нас ракурсы. Виталий – мой тренер в стрельбе. Я буду тренироваться в стрельбе по встречным целям, он – в дублетах с восьмого номера круглого стенда. Наших подсадных уток ( резиновые чучела ) мы посадим одной стаей в тридцати метрах перед собой.
Алексей решил охотиться самостоятельно. Он будет, высадив нас на островке, уплывать в другой конец озера, а после окончания лёта утки – доставлять нас на берег. Таков первоначальный план. Ничто не мешает нам изменить его.
Для рекогносцировки мы втроём проплываем вдоль берега и осматриваем всё озеро. Намечаем места наших скрадков и вполне довольные прожитым днём, оставив накачанную лодку на озере, возвращаемся по нашей тропе в лагерь. Лодку мы переворачиваем и кладём на камыш. Ондатра, которая водится здесь в изобилии, соблазнённая запахом рыбы, может её погрызть. Больше спасаться некого.
В лагере мы готовим настоящий праздничный обед, продукты для него мы прихватили из дома. После трудов праведных можно хорошо закусить, выпить водки и расположиться на первый в этой экспедиции ночлег.
На нашей импровизированной кухне мы варим нечто вроде супа ( среди нас нет выдающегося кулинара ), готовим закуску из зелени, кипятим чайник, накрываем наш “стол” и располагаемся по-казахски: как бы вокруг достархана – полулёжа. Для полного подобия казахского застолья у нас не хватает только подушек под боком.
Обед проходит в приподнятом настроении, чему способствует хорошая порция “Москванына” ( так в этих краях называется “Московская” водка ). Убрав со стола ( ночью к остаткам нашего пиршества могут наведаться непрошенные гости – живущие в камышах грызуны ) и перемыв посуду, благо в реке много и воды, и прибрежного ила, который сегодня прекрасно заменил бы нам современное средство “feari”, мы ложимся на подстилки из камыша и предаёмся послеобеденной неге.
Какое блаженство – лежать около костерка на охоте или рыбалке, в лесу или на озере, после хорошей трапезы, дав отдых всем частям усталого тела; вспоминать события минувшего дня, предвкушать завтрашний, ещё более насыщенный, радостный день и вести задушевную беседу с единомышленниками-друзьями, знают только охотники и рыбаки!
Нас окружает тихая, тёмная южная ночь и непроходимая стена камыша. Чуть тлеет костерок. Его дым отгоняет назойливых комаров. Невдалеке плещет о берег река. Еле слышно шуршат метёлки камыша. Над нами чёрное, усеянное яркими звёздами, южное небо. Здесь оно практически всегда безоблачно, поэтому такого количества звёзд не увидишь, пожалуй, ни где более. Прекрасно наблюдаются млечный путь и все известные нам созвездия обозреваемого нами полушария. Кажется, что тишина и ночной покой царят сейчас во всём мире. В такой обстановке невозможно не задуматься о бесконечности Вселенной, быстротечности человеческой жизни, её незащищённости, хрупкости и ранимости в этом огромном и непознанном мире. Глядя на млечный путь, невольно приходят мысли о том, что где-то, вполне возможно, сейчас какие-то мыслящие существа думают примерно о том же, что и ты в эту минуту.
Мы ведём неторопливую беседу о том, что, наверное, в ближайшие годы люди высадятся на Луну, Марс, Венеру. Затем доберутся и до соседних Галактик и расскажут тамошним мыслящим существам о жителях Земли, то есть о нас. В те годы космонавтика была очень популярна в народе. Мы же особенно увлечены этими идеями, так как по службе занимаемся близкими к ней научными проблемами.
Вот кто-то из нас заметил в небе движущуюся звёздочку. Вероятно это спутник Земли: наш советский или американский. Мы уверены, он наш. Мы патриоты своей Родины – Союза Советских Социалистических Республик и безгранично верим в огромные возможности нашей страны и нашей науки. Волею судьбы мы находимся на её переднем крае и потому наша уверенность не голословна, не бездоказательна.
Разговор незаметно от общефилософского переходит на наши конкретные дела. Мы обсуждаем с Виталием возможные темы его будущей диссертационной работы. Алексей начинает тихо посапывать. Разговор постепенно стихает. Мы забираемся в свои спальные мешки в палатке и под плеск речной волны засыпаем. Мне снятся летящие на меня под различными ракурсами утки.
НА УТИНОЙ ЗОРЬКЕ
Вчера на вечернюю зорьку мы не пошли совершенно сознательно: не хотели портить впечатление от первой охоты поспешностью и неподготовленностью, материальной и психологической. Мы решили получить максимальное наслаждение от первой в этой экспедиции утиной охоты на утренней зорьке. Хотелось, чтобы впечатление от этой охоты было наиболее сильным и дольше оставалось в памяти для будущих воспоминаний.
Мы вылезаем из своих спальных мешков, уютных и тёплых, часа за полтора до рассвета. Поёживаясь от ночной прохлады, делаем короткую разминку, разжигаем свою паяльную лампу, подогреваем чай. Проглотив наспех по кружке горячего чая и согревшись, уже через 20 минут выходим на тропу к озеру. С собой берём только ружья, патроны и чучела уток.
Резиновые подсадные утки, раскрашенные рукой не профессионала-художника, а не слишком сведущим ремесленником неизвестно под какую породу, имеют в голове отверстие для наполнения воздухом смятого при транспортировке чучела и придания ему надлежащей формы. На брюшке предусмотрена петелька для привязывания грузика на двухметровой леске. Под действием ветра или волны чучело немного перемещается относительно своего якорька, создавая иллюзию живой утки. Наиболее доверчивые и глупые утки-чирки, действительно, часто принимают чучела за живых уток, подплывают к ним вплотную и даже норовят клюнуть. Я не раз наблюдал подобное.
Каждый из нас имеет на вооружении десяток и более подсадных. Так что когда мы с Виталием расставили их около нашего скрадка на острове, перед нами появилась большая стая.
Алексей, помогавший нам в постановке чучел, высаживает нас на остров, желает удачи и вместе с лодкой скрывается в темноте.
Мы оборудуем и обживаем свой скрадок. Стоим рядом – в метре друг от друга, тихо разговариваем, курим. До рассвета ещё полчаса. Это время нужно Алексею, чтобы обосноваться на своём месте: поставить подсадных, устроить скрадок, приготовиться.
Абсолютно тихо, ни звука. Природа замерла в ожидании рассвета. Ночные животные и птицы уже закончили свои дела, дневные – ещё не начинали. Ночь была прохладной – комаров нет.
Какое наслаждение стоять на маленьком острове среди камыша, прислушиваться к тишине ночи, ждать близкого рассвета и хорошей утиной зорьки!
Вот уже предвещая рассвет, где-то рядом прошуршали крылья пролетевшей утки. Затем звуки повторились. Мы крутим головами. Увы, ещё совершенно темно: ничего не видно далее вытянутой руки. Утки начинают летать всё активнее, но мы их пока не видим. Вот налетел первый утренний ветерок, закачались метёлки камыша рядом с нами. Ветерок, как бегущая волна, полетел дальше на восток, откуда должно показаться солнце, где небо как-то незаметно, как-то сразу начало светлеть.
Почти одновременно утреннюю тишину нарушил раскатистый дублет. Это не выдержали нервы у Алексея и он, почти наверняка напрасно, выпусти в воздух пару патронов по утке, пролетевшей над самой его головой.
У нас давно существует соглашение: на первых зорях брать по одной-две утки на брата. Неделю хранить нам их негде, съесть за день больше мы не можем и потому – просто губить живые души совершенно ни к чему! Бить птицу мы будем только на последних двух зорях: вечерней и утренней, перед приходом за нами катера. Будут дни, когда на утиную охоту мы вообще ходить не будем, занимаясь рыбалкой, охотой на фазанов или просто нежась до позднего утра в спальных мешках. Мы не сомневаемся – свою норму мы возьмём!
Быстро светает. Теперь уже отчётливо видна не только мушка ружья, но и летающие утки. Их – изобилие. В поле зрения находятся постоянно одиночки, стайки и стаи. Они мельтешат перед глазами, как комары. Мы с Виталием вскидываем ружья, тренируемся в проводке целей, но не стреляем, ожидая наиболее сложные для нас “мишени”.
Вот прямо на меня, почти касаясь верхушек камыша, над противоположным берегом летит чирок. Это очень маленькая, скоростная и маневренная цель. Когда утка долетает до чистой воды, я стреляю ей “в лоб”, с расчётом, что битая она упадёт на воду и... промахиваюсь. Такие мишени даются мне труднее других. У них большая угловая скорость и моя поводка не соответствует ей. Нужно увеличить либо скорость поводки, либо вынос ружья. О чём мне и говорит наблюдающий за мной Виталий.
А вот эти две небольшие стайки уток летят к нашему скрадку с юга и с севера. По моим расчётам они будут над нами примерно в одно время. Я указываю на них Виталию и присаживаюсь в скрадке, чтобы не мешать ему. Мои расчёты подтверждаются. Виталий стреляет дублетом вначале встречную, затем угонную, но падает только одна. Этот дублет самый сложный из стреляемых на круглом стенде. Однако у нас есть возможность потренироваться.
Следующим Виталий делает “немой” дублет, затем ещё несколько таких же и, наконец, настоящий. На этот раз две утки падают на чистую воду по обе стороны нашего островка. Я тоже делаю удачный выстрел. Битая утка бесформенным комом летит по инерции прямо на нас. Приходится наклониться, чтобы она не задела наших голов. Затем я стреляю дважды по передней утке из небольшой стайки. Она, протянув метров 50, тоже падает на воду. Бита чисто. Алексей подберёт её, когда будет возвращаться. С его стороны тоже изредка слышатся выстрелы. О своих успехах и неудачах он расскажет нам во время подведения итогов сегодняшней охоты – за обедом.
Удовлетворив первый, наиболее сильный порыв охотничьей страсти, мы успокаиваемся и становимся более наблюдателями.
В лучах восходящего солнца в полёте особенно красиво смотрится красноносый нырок, называемый здесь краснобашем. Это довольно большая утка пепельно-бежевого окраса сверху и бурого снизу, белыми зеркальцами на крыльях, ярко-красным клювом и рыжим хохлом на голове у селезней. Когда лучи восходящего солнца подсвечивают этого красавца снизу, он кажется нежно-розовым, как фламинго, он просто великолепен!
Хороши перелинявшие за лето кряковые селезни: зелёноголовые, с белым ожерельем, тёмно-бурой грудью и кокетливым завитком над хвостом; пёстрые селезни длиннохвостой шилохвости; тяжеловесные, буроголовые селезни голубой чернети. Красива в полёте пеганка, издали она напоминает большую чайку.
После наших выстрелов вдалеке поднялись, загоготали и улетели подальше от нарушителей покоя –гуси. Где-то громко переговариваются лебеди-кликуны. Пролетела стайка чёрных бакланов. Огромные носатые пеликаны обучают своих птенцов искусству пилотирования. Они, как и аисты, поднимаются выводком высоко в небо, а затем долго кружат, не утруждая себя работой крыльев.
Когда стихли выстрелы, стали слышны разговоры камышовых курочек. Иногда они появляются перед нами и сами, переплывая небольшие заливчики в камышах и смешно кланяясь при движении головками. Они маленькие, чёрные, с лапками почти лишёнными перепонок, и как объект охоты здесь никого не интересуют.
С восходом солнца в камышах на все голоса затрещали, засвистели, запели мелкие птахи, которых мы, увлечённые утками, раньше просто не замечали.
На западе от нас, видимо над большим озером, поднялась в воздух целая армада лысух. Они чёрные с белым пятном на лбу, называемом лысиной, куриным клювом и почти безперепончатыми лапами. Здесь их называют “кочкалдой” и обычно не добывают специально, но они довольно часто сами попадают в капканы охотников за ондатрами.
Ондатра – очень интересный зверёк. Эта американская водяная крыса строит хатку из камыша с входом, находящимся под водой, как у бобра, ловит рыбу, не прочь полакомиться уткой и любит отдыхать лёжа на тихой воде лапками вверх, как знаменитый дальневосточный калан. Наблюдать за ними – играющими и резвящимися, как дети, поздним тёплым осенним утром, после окончания лёта утки – большое удовольствие! Я не раз видел, как подплыв под водой к резиновому чучелу утки, ондатра пытается его укусить. Чучело вдруг, без видимой причины, начинает крутиться и прыгать на воде. Если при этом ондатру вовремя не отпугнуть, то потом можно не досчитаться своих подсадных. Через прокушенную дырку в чучело наберётся вода и оно утонет. Зная это, мы не оставляем чучела на воде, когда уходим в лагерь.
На утренней зорьке утки активно летают часов до девяти, затем их в поле зрения становится всё меньше и меньше. Постояв ещё с полчаса, мы зовём Алексея. Он приплывает на лодке. Подобрав битых уток и подсадных, перевозит нас на берег. Совершенно переполненные полученными впечатлениями, мы возвращаемся на стоянку.
Теперь нужно ощипать, опалить на огне, выпотрошить и вымыть уток, а затем сварить из них охотничью шурпу. Думаю, что термин “шурпа” известен всем охотникам. Это что-то среднее между первым и вторым классическими блюдами, играющее роль одновременно обоих. В ней, кроме мяса дичи, крупа, овощи, зелень и пряности. Всё, включая воду, в количестве, определяемом вкусом готовящего кулинара. Уверяю вас – это варево, на природе, кажется божественным лакомством. Оно очень калорийно и доступно всякому в приготовлении. Однако увозить домой остатки охотничьей шурпы не рекомендую – эффект будет обратный!
Позавтракав и одновременно пообедав, мы ложимся отдыхать под ещё ласковым осенним солнцем, лёжа продолжаем делиться впечатлениями от утренней охоты. Мы совершенно счастливы... Лениво обсуждаем планы на остаток сегодняшнего и завтрашний день.
ЖИДЕЛИ
Сегодня мы не ходили на утреннюю зорьку. Вечерних уток нам достаточно для шурпы. Встали поздно. Приготовили завтрак и сидели за своим «столом», когда услышали шум приближающейся к нам снизу, со стороны Балхаша, рыбачьей лодки. Её не спутаешь по издаваемому звуку с «дюралькой», оснащённой подвесным мотором.
Здешняя рыбачья лодка – судно типа «река-море». Это деревянный баркас длиной шесть-семь метров и шириной около трёх. Длина лодки прекрасно согласована с длиной балхашской волны. Теорию кораблестроения балхашские рыбаки постигают на практике, методом проб и ошибок. Такая лодка способна перевозить более тонны груза. Она оснащена тихоходным, маломощным, но обладающим большой надёжностью и не требующим ухода в процессе эксплуатации, простейшим двигателем: заливай бензин и масло – и поезжай!
Вспомнив классика, о балхашских рыбачьих лодках можно сказать: «одним топором да долотом соорудил и собрал тебя прибалхашский расторопный мужик!» Лодка груба и невзрачна на вид, но она обладает отличными мореходными качествами: хорошо ведёт себя и на приличной балхашской волне, и на мелководье Прибалхашья.
Мы выходим на берег реки поприветствовать проезжающего рыбака. Увидев нас, он причаливает. Здороваемся, знакомимся и приглашаем Николая к «столу». По русскому обычаю, оказываем должное гостеприимство: наливаем стакан водки. Выпив и закусив, он изменяется на глазах: становится разговорчивым, простым, добрым и отзывчивым – настоящим русским мужиком. Куда-то уходят его внешняя суровость, мрачность и напускная грубость. Он охотно рассказывает нам, что живёт в посёлке на берегу другого рукава Или. Пропитание себе и своему семейству добывает промыслом рыбы и ондатры. Его промысловый участок находится на протоке, которая называется «Жидели» Там у него стоят сети и оборудован лагерь для жилья во время промысла. В посёлке у него семья, которую он не видел уже недели три. Сегодня он возвращается в свой лагерь после сдачи рыбы. С военными охотниками он уже встречался, знает о существовании нашего города, но сам его никогда не видел. Бывал в городе Балхаш и на ближайших железнодорожных станциях – вот и весь его мир!
И вдруг его осеняет идея: он приглашает нас пожить на его стоянке два-три дня, пока он съездит навестить семью. В эти дни мы должны будем выбирать его сети, а пойманную рыбу можем использовать по своему желанию. Дело в том, что днём солнце ещё хорошо припекает и рыба в сетях, поставленных на мелководье, быстро погибает, становится кормом для чаек и ондатр, и забивает сети своими останками. Их приходится долго и основательно чистить. Поэтому, хотя бы раз в два дня, сети нужно освобождать от пойманной рыбы. Особенно быстро погибает в сетях судак, наиболее живуч – сазан.
Соблазняя нас, Николай рассказал, что на Жиде- лях держится много утки, а в зарослях он не раз встречал следы пребывания кабанов и даже набитые им тропы.
Подумав, мы соглашаемся с его предложением. Быстро собираем самое необходимое: берём свою лодку, ружья, патроны, трёхдневный запас продуктов. Всё остальное наше имущество остаётся в лагере. Воров здесь никто не опасается. Если случайно и забредёт в наш лагерь кто-либо из охотников или рыбаков, он ничего не возьмёт. Воровство в этих местах, среди этих простых людей, карается очень жёстко, вплоть до наказания смертью. Мы слышали здесь от многих о таких случаях. Никто не станет даже искать пропавшего человека, если известна его склонность к такому греху.
Через полчаса мы уже готовы. Грузимся в лодку, Николай заводит движок и лодка медленно ползёт вверх по Или, а затем сворачивает в одну из проток. Вода в протоке, профильтрованная камышом, значительно прозрачнее, чем в самой реке. На резко очерченной границе слияния прозрачной и мутной вод, очень хорошо берёт на блесну жерех. Но сегодня мы не будем рыбачить – у нас другая цель.
По известному только местному рыбаку пути, минуя несколько больших и малых озёр, в которых существует еле заметное течение, через совсем узкие проливы, шириной чуть более нашей лодки, совершенно замаскированные склонёнными стеблями камыша, часа через три мы добираемся до большого разлива – это и есть Жидели, протока со слабым течением, глубиной в два-три метра, с сильно заиленным дном, длиной около трёх и шириной в полкилометра.
Её правый берег зарос сплошным камышом, левый – представляет собой толстый слой ила, на пять-десять сантиметров залитого водой, постепенно переходящего в земную твердь. Такой разлив местные жители называют «кайрой». Кайры – это созданные самой природой кормушки. Здесь в тёплое время года постоянно держится огромное количество утки и других водоплавающих.
Когда наша лодка выбралась из камыша на чистую воду, с кайры в воздух поднялась, буквально, туча птиц – уток, лысух, куликов, чаек, крачек, цапель. Такого количества птиц, одновременно, я прежде, да и позднее, никогда не видел. Вся эта армада, напуганная нашей лодкой, некоторое время покружилась над кайрой и расселась на соседних озёрах.
До твёрдого берега лодку дотолкать не удалось. По вязкой жиже выбрались на берег и перенесли имущество. Здесь стояла небольшая палатка из грубого брезента. Рядом была устроена такая же, как и на нашей стоянке, кухня. В палатке – постель из камыша, покрытая старым солдатским одеялом, кое-какая посуда, рыбацкое и охотничье снаряжение, продовольствие и большой мешок с солью.
Николай объяснил нам, что на промысле он солит и сушит для своей семьи рыбу: сазанов, лещей и осетров, и показал нам свои ёмкости для засолки и сушилки. Технология процесса чрезвычайно проста. Солится рыба – выпотрошенная, без голов и разрезанная со спины – в выкопанных в земле ямках, глубиной до полуметра, стенки и дно которых обмазаны илом и выложены тем же камышом. Крепко посоленная рыба даёт сок, пролежав в котором двое суток, она тщательно моется в воде и вешается в сушилку. Сушилка представляет собой каркас из проволоки, обтянутый марлей, защищающей рыбу от мух. Если муха сядет на влажную рыбу, та непременно зачервивеет. Сушилка ставится на хорошо проветриваемое, солнечное место. Рыба считается готовой к длительному хранению, как только покроется достаточно толстой коркой, предохраняющей её от мухи. Вот и вся технология!
Мы решили воспользоваться случаем и, за время отсутствия Николая, заготовить рыбы для себя. Он только приветствовал это, разрешив воспользоваться его солью. Пообедав захваченной с собой шурпой и выпив на прощание водки, мы проводили Николая.
Мы были абсолютно уверены, что этот человек, почти незнакомый, но неиспорченный городской цивилизацией и соблюдающий старорусскую традицию – рцы слово твёрдо!, не обманет нас и вернётся вовремя, а затем и доставит нас в наш лагерь. Давно замечено, что простые люди более консервативны, лучше соблюдают традиции и более верны данному слову! И Николай не обманул нас.
Проводив Николая, мы немедленно принимаемся за дело. Накачав нашу надувную лодку, вдвоём с Алексеем плывём выбирать рыбу из сетей. Протока не глубока и местонахождение сети хорошо обозначено цепочкой поплавков. Сети стандартные, фабричной работы, капроновые, с размером ячейки пятьдесят на пятьдесят. Двадцатиметровые сети связаны воедино и составляют общую длину порядка двухсот метров. Придерживаясь от сноса течением за верхнюю тетиву, мы постепенно, метр за метром, приподнимая сети, освобождаем их от рыбы и рыбных останков. Над нами, с пронзительными криками, носится множество чаек и крачек. Они на лету, в драку, хватают отбрасываемые нами в сторону течения останки рыбы и тут же с жадностью проглатывают их. Стоит гвалт, как на большом южном базаре.
Процедура очистки сетей от полуразложившейся рыбы довольно неприятна и утомительна. Рыбьи кости сильно запутывают сети. Не просто извлекать из сетей и крупную живую рыбу, особенно крупных сазанов. Эта сильная рыба дольше остальных видов остаётся живой, запутавшись в сетях. Она мечется и наматывает на свои плавниковые колючки-пилы нити сети. Сазан имеет округлую форму, тело его покрыто слизью, да ещё если попавшийся экземпляр весит более двух килограмм, то удерживать его в одной руке, чтобы другой распутывать нити, намотавшиеся на него, совсем не просто. Приходится либо удерживать его, засунув большой палец под жабры, а средний и указательный ему в рот, либо успокаивать его колотушкой прямо в сетях, после чего распутывать.
Много труда затрачивается при извлечении из сетей осетров ( здешний осётр называется «шип» ), своими костяными шипами они основательно зацепляются за нити сетей. Судаки, белые амуры и лещи в сетях живут недолго, а наглотавшись воздуха быстро погибают.
В процессе работы кому-то из нас приходит мысль: всю несвежую рыбу, вместе с останками, собрать в мешок, а затем свалить её где-нибудь на кабаньей тропе, в качестве прикормки. Ночами же посидеть по очереди около приманки в засаде в ожидании кабанов, соблазнившихся запахом гниющей рыбы. Если повезёт, то сможем добыть кабана.
В первый день работа с сетями заняла у нас несколько часов. Сети не проверялись несколько дней и были сильно засорены. В дальнейшем на эту процедуру уходило значительно меньше времени, мы стали трясти сети каждый день.
Приведя в порядок сети и вернувшись на берег, мы занялись засолкой рыбы. В отдельные ямки укладываем разделанные и посоленные тушки осетров, сазанов и лещей.
На обед мы варим ведро прекрасной тройной ухи. В посоленной и приправленной воде вместе с крупой вначале варятся лещи и подлещики. После извлечения рыбы из ведра, в оставшейся юшке, варятся сазаны, а затем тоже извлекаются оттуда. Осетрина варится в юшке последней. Остывшая рыба из ухи с варёной картошкой и зеленью – прекрасная закуска. Юшка настолько наваристая, густая и ароматная, что отведавшему её позавидует не только ресторанный завсегдатай, но и самый утончённый гурман! Если добавить, что трапеза сопровождалась доброй чаркой «Москванына», то понятно, что такой обед остаётся в памяти на всю жизнь!
Сытые и разомлевшие, мы лежим у входа в палатку, лениво ведём беседу на ничего не значащую тему, курим и в душе благодарим судьбу за дарованное блаженство.
Вечереет, приближается время вечернего лёта утки – вечерняя зорька. Я беру ружьё, десяток патронов и ухожу по берегу кайры подальше от лагеря. Нахожу удобный островок низкорослого камыша и решаю постоять в нём, а возможно и сделать несколько выстрелов по уткам.
Передо мной поблескивающая в лучах заходящего солнца неглубокая вода кайры. Яркий солнечный диск уже наполовину скрылся за стеной камыша на противоположном берегу. Сзади – берег, поросший вблизи редким, а далее переходящим в сплошную стену, камышом. Надо мной абсолютно чистое, без единого облачка, голубое небо. Никаких признаков присутствия человека. Впечатление такое, будто я совершенно один на всей Земле.
Подсадных я с собой не взял, уверенный в том, что лёт здесь и без того будет отличный. Однако я ошибся. То ли утка была напугана нашей дневной активностью, то ли она здесь только кормится днём, а ночует на других озёрах и свой вечерний променаж совершает там. Во всяком случае, на этой зорьке утка летала плохо.
Было ещё совсем светло. Я присаживался в своём укрытии, когда видел уток, летящих в моём направлении. На выстрел налетела пара. Я выстрелил по передней. Это весной нельзя стрелять по впереди летящей из пары, ибо это обычно – утка, селезень летит сзади. На осень эта закономерность распространяется далеко не всегда.
Чисто битая утка камнем упала позади меня в редкий камыш. Я заметил место её падения. По второй я промахнулся. Перезаряжая ружьё, я с удивлением увидел, что вторая утка делает небольшой круг и возвращается ко мне. Я затаился и, когда она оказалась надо мной, резко выпрямившись, вскинул ружьё. Утка от испуга начала резко набирать высоту. Я аккуратно выполнил поводку и, с опережением, плавно нажал спуск. Утка упала вблизи места падения первой. Я подошёл и нашёл их, лежащих почти рядом. Это была пара свиязей: селезень и утка.
В тот момент я подумал: зачем она вернулась? Что это: случайное совпадение, взаимная привязанность, любовь, судьба? Наверное, и мы – люди – подчиняемся тем же законам жизни?! И как же следует жить, чтобы не совершать подобных ошибок? Этот случай натолкнул меня на серьёзные размышления и я не забыл его за прошедшие десятилетия.
Вернувшись в лагерь, я узнал, что мои друзья, за время моего отсутствия, отнесли предназначенную для приманки рыбу на место найденной ими ночной кормёжки кабанов. Туда подходит свежая, пробитая кабанами тропа и в изобилии растёт чакан – сочное болотное растение, корнями и молодыми стеблями которого любят полакомиться дикие свиньи.
Рыбу разбросали на небольшой площади, прямо у начала тропы. Метрах в двадцати соорудили засидку. Выкопали небольшую ямку, вокруг которой воткнули пучки камыша, чтобы замаскировать сидящего здесь человека. В Прибалхашье в это время года преобладают северные ветры, поэтому засидку устроили южнее приманки. У кабанов прекрасное чутьё.
Собравшись вместе, мы бросили морской жребий, чтобы установить очерёдность ночного бдения в засидке в ожидании кабанов. Первый номер достался Виталию. Он оделся потеплее. Мы снарядили его патронами, с картечью, и пулями, и он отправился на ночную охоту, а мы с Алексеем остались в лагере. Лёша забрался в палатку, я же решил ночевать под южными звёздами.
Случай на недавней охоте разворошил мои мысли, спать не хотелось, да и чёрное южное небо – символ вечности – так располагает к мечтам и размышлениям! Я долго, лёжа на спине и глядя в бездонное небо, вспоминал прожитые годы и наиболее яркие события, стараясь увязать их. Я думал о том, как не повторить сделанных ошибок. Наконец, я уснул. Ружьё и патронташ я положил рядом с собой в спальный мешок, чтобы они не отсырели.
Проснулся я оттого, что кто-то сильно тряс меня за плечо. Спросонья, долго не могу понять, что происходит. Согнувшись, надо мной – в одном нижнем белье, как приведение, босиком, с ружьём в руках – стоит Алексей. Громким шёпотом, стуча зубами то ли от ночного холода, то ли от страха перед чем-то, мне неведомым, он бормочет что-то совершенно невнятное. После некоторых усилий я различаю слово «кабаны», произносимое с каким-то придыханием, шипением и клацаньем зубами. Наконец, понимаю, что Алексей предлагает мне прислушаться. Тогда и я улавливаю, где-то невдалеке, звуки, напоминающие всасывание воздуха кузнечными мехами, а затем его резкий выпуск – «ффу»! Длительное втягивание воздуха – короткий резкий выпуск. Звуки повторяются и смешиваются с другими, подобными, но более слабыми. Я понимаю – это крупное животное, вместе с более мелкими, нюхает воздух. Вероятнее всего – это свинья с поросятами.
Окончательно придя в себя, стараясь не шуметь, я выползаю из спальника; надеваю сапоги и куртку, вытаскиваю ружьё и патронташ. К этому времени Алексей несколько успокаивается и мы шёпотом обсуждаем: что нам следует предпринять в этой неожиданной ситуации. По-видимому, семья кабанов находится вблизи отхожего места, метрах в пятидесяти от нас. Ветерок тянет в нашу сторону и, вероятно, кабаны нас пока ещё не учуяли.
Палатка Николая стоит в десяти метрах от воды. По берегу кайры растет невысокий камыш, прямо по которому хозяин протоптал тропинку к отхожему месту. Решаем: если, обойдя кабанов по редкому здесь и низкорослому камышу, и не удастся приблизиться к ним на выстрел, то напуганные, они, скорее всего, будут отходить в сторону нашей стоянки по тропе или по прибрежному камышу. В воду они, без особой надобности, не пойдут.
Алексей, натянув сапоги и зарядив ружьё пулями ( судя по издаваемым звукам, в стаде есть крупный кабан ), уходит. Осмотревшись, оценив обстановку и зарядив ружьё, я становлюсь спиной к палатке и усилием воли стараюсь снять нервное напряжение. Кабаны продолжают проявлять своё присутствие.
По положению луны можно судить, что приближается утро. Она висит низко над камышом и очень слабо освещает предполагаемое место появления кабанов – мой сектор обстрела. Более того, камыш создаёт тень. Для меня будет большая удача, если кабаны побегут по тропе. Пересекая чистое от камыша место напротив палатки, они окажутся на виду на расстоянии двадцати-двадцати пяти метров. Возможен хороший выстрел на параметре.
Алексей ступает как цапля, высоко поднимая ноги, чтобы не шуметь. Если бы не напряжённость момента, был бы хороший повод посмеяться. Некоторое время я ещё вижу его, затем он растворяется в темноте.
Тишина. Кабаны перестали «фукать», по-видимому, насторожились, почуяв опасность.
Вдруг в камыше, между тропой и берегом кайры, возникает какая-то тень. Она движется – медленно и бесшумно, как будто скользит по камышу. Впечатление такое, как будто через камыш на четвереньках, стараясь не шуметь, пробирается человек. У меня появляются дикие мысли – зачем Алексею понадобилось ползти на четвереньках, от кого он прячется здесь, почему он не идёт, как положено нормальному человеку? Я даже не думаю поднимать ружьё. Я уверен, что это Алексей. Всё это происходило в считан- ные секунды, но память в подробностях запечатлела
картину.
Неожиданно «человек на четвереньках» делает резкий скачок и, ломая камыш, со страшным для ночной тишины шумом, на большой скорости вылетает на облюбованное мной, удобное для стрельбы место. В то же мгновенье наваждение покидает меня, я понимаю – это кабан! – но... драгоценное время уже упущено. Я стреляю навскидку, через редкий камыш, один, а затем и второй раз, уже не видя цели, в предполагаемое место нахождения кабана. Одновременно с моими выстрелами раздаётся дублет со стороны Алексея, за которым следуют крики отчаянья, щедро сдобренные нецензурщиной.
Русский мат прекрасно выражает сильные эмоции. Недаром, не только русскоязычные, но и не русскоязычные народы, часто используют крепкие русские выражения!
Ещё не придя в себя, ощущая сильное нервное напряжение, я переламываю ружьё. Выбрасыватель выталкивает только металлические части бумажных гильз, в патронниках остались картонные трубки. Из-за острого дефицита, мы в то время часто одноразовые гильзы использовали многократно. Мизинцем правой руки я пытаюсь освободить патронники, чтобы перезарядить ружьё. На охоте никогда не знаешь: что может произойти в следующее мгновение. Охватившая меня сильная нервная дрожь мешает мне это сделать, наконец, с большим трудом я всё же загоняю новые патроны в стволы и захлопываю ружьё. Теперь я готов к встрече со следующим кабаном или подранком.
Один не решаюсь идти проверять результаты своей стрельбы. Жду Алексея. Нервное напряжение постепенно отступает. Но я всё ещё не замечаю ночной прохлады, мне даже жарко, хотя на мне только нижнее бельё, куртка да резиновые сапоги на босую ногу. Мороза ещё нет, но температура воздуха не много выше нуля.
Появляется Алексей. Выслушав моё краткое повествование, уже на ходу бросает, – «идём!» Вставив приклады ружей в плечи, как при стрельбе на траншее, идём рядом осматривать место, где находился кабан во время моей стрельбы. Пройдя немного, различаем негромкий шорох: возможно там подранок. Ночь, темнота, тени от камыша, создаваемые лунным светом, мешают что-либо разглядеть подробно. С большой осторожностью, готовые к мгновенной стрельбе, медленно идём на шорох. И только подойдя почти вплотную, видим лежащую на правом боку небольшую свинью. Ногами она совершает последние в своей жизни движения. Тело вытянуто, голова откинута, из раны под левой лопаткой течёт кровь. На наших глазах свинья затихает. Она невелика, всего килограмм шестьдесят весом. По сути, это ещё поросёнок. Как оказалось позже, моя пуля пробила её сердце.
Возвратившись к палатке, разряжаем ружья, разжигаем паяльную лампу, разогреваем остатки ухи, кипятим чай, разговариваем в полный голос – бурно обсуждаем ночное событие. Теперь остерегаться нечего. Своими выстрелами и криками мы распугали всё в округе. Если и подходили к нашей приваде кабаны, то испуганные выстрелами, они уже далеко отсюда. Никакого шанса увидеть их у Виталия не осталось. Именно так и произошло. Подошедший через некоторое время Виталий рассказал, что по тропе к его засидке подходили кабаны. Он уже слышал их сопение, но наши выстрелы спугнули их и они повернули назад, не соблазнившись ни рыбой, ни чаканом. Естественно, вначале Виталию было очень досадно, но, узнав о нашей удаче, он успокоился.
Затем о том, как развивались события этой ночи для него, в деталях рассказал Алексей.
Проснулся он оттого, что почувствовал какое-то, едва слышимое, сквозь сон, движение возле палатки. Чтобы удостовериться в причине, он вылез наружу, прихватив, на всякий случай, ружьё. Стоя возле палатки, некоторое время прислушивался, а услышав знакомое сопение, понял, что к нам пожаловали желанные гости, привлечённые запахами нашей кухни. Растормошив меня, он пошёл в обход стада, стараясь прижать его к воде. Но кабаны учуяли его раньше, чем он увидел их. От стада отделилась одна свинья, которая паслась в стороне, и побежала в мою сторону, а остальные – бросились в противоположную. Алексей, практически не видя цели, отстрелялся на шум и, естественно, безрезультатно. Раздосадованный он высказал своё отношение к произошедшему не в самой приличной форме.
В целом, я был вполне удовлетворён тем, что произошло ночью. Виталий – обижен нашей несвоевременной для него, стрельбой, спугнувшей его зверей. Алексей сетовал на излишнюю чувствительность кабанов.
Бурно обсуждая события этой ночи, мы принялись за ранний завтрак и не заметили как наступило утро. Спать не хотелось, мы были слишком возбуждены. Утиная охота на зорьке сегодня нам не казалась столь привлекательной, как вчера. Мясом мы себя обеспечили, и надолго. Не единожды перебрав все детали этой необычной кабаньей охоты, приступили к разделке туши. Большим специалистом в этой области у нас был Виталий. Ранее он не раз демонстрировал своё искусство на сайгачьих охотах. Мы с Алексеем в данном случае выступали в роли мало квалифицированных помощников, старательно исполняя полученные от Виталия указания.
Шкуру сняли и присолили. Тушу выпотрошили и разделали. Мясо засолили и уложили в ямки так же, как и при засолке рыбы. Затем готовили тушёное мясо с картофелем и овощами, жарили шашлык на проволоке, найденной в хозяйстве Николая. Обмывали удачную охоту. В общем, пировали весь день!
Оставшиеся до прибытия Николая два дня осматривали его сети, заготовляли рыбу, бродили в окрестностях по камышам, благо он здесь был редким, в поисках фазанов, на зорьках, без особого энтузиазма, немного постреливали уток. Это был незабвенный отдых на дикой, первозданной природе!
Хороши были те дни, проведённые на Жиделях! Хороша была та памятная свинка! Особая её прелесть состояла в том, что она была первой на моём личном счету!
УДАЧА
Наступает последний день нашего пребывания в гостях. Сегодня должен возвратиться Николай и отвезти нас в наш лагерь. Послезавтра за нами придёт катер и... окончится наше блаженное пребывание на природе – ежедневные охота, рыбалка, задушевные беседы у костра, ночёвки под южным, звёздным небом. Грустно, но придётся возвращаться к обычной городской жизни – в условиях цивилизации двадцатого века.
Солнце хорошо припекает, сняли рубахи, наслаждаемся последними, тёплыми днями. Не за горами и зима, с её сильными ветрами и морозами до сорока градусов. Местность в Прибалхашье ровная, как сковорода. Ни гор, ни лесов на сотни километров вокруг. Нечему задерживать движение воздуха. Ветер здесь бывает такой силы, что подгоняемый им сзади человек, только перебирает ногами и как будто летит по воздуху, не прилагая никаких усилий для своего перемещения вперёд. Ветер часто ломает на Балхаше лёд толщиной до одного метра, образуя при этом гряды торосов, сильно затрудняющих движение автотранспорта по зимникам. Поэтому зимой мотоцикл с коляской, для пересечения Балхаша, может оказаться значительно удобнее машины, поскольку его можно на руках перетащить через торосы!
Позавтракали. Лежим на охапках камыша, у входа в палатку, и размышляем о том, как лучше довезти до дома засоленные рыбу и мясо. Мыть их пока нельзя, нужно сохранить до момента последующей обработки именно в таком, присоленном виде, по возможности в собственном соку. Дома в стационарных условиях рыбу необходимо тщательно промыть и повесить сушить, или приготовить из этого полуфабриката рыбу горячего копчения. Это мы неплохо умеем делать, есть богатая практика! Мясом распорядятся наши жёны.
Полиэтиленовой плёнки тогда, во времена нашей молодости, в быту ещё не было, может быть это даже и хорошо. Позднее, с развитием химической промышленности, обрывки этой злосчастной плёнки, упаковки из неё и пластмасс, засорили всю Голодную степь, да и не только её! Теперь эти достижения химии вместио цветов «украшают» окрестности всех населённых пунктов. В Голодной степи они заменили
весенние тюльпаны и маки.
Для транспортировки добычи решили позаимствовать, на время, рогожные мешки у Николая, а в своём лагере изыскать свою тару: чехлы от спальных мешков и палатки. Рыбы мы берём не много – килограмм по десять на брата. Всё остальное оставляем Николаю. У нас давно принято всю добычу делить поровну – никому не обидно! Мы не считаемся с тем, кто именно и что добыл. На охоте или рыбалке мы живём и охотимся сообща, у нас коллектив. Надо сказать, что так поступали не мы одни. Мне и сегодня коллективизм более импонирует, чем индивидуализм! Конечно, были и в те времена индивидуалисты, но, во-первых, их было сравнительно мало, а во-вторых, большинство, и мои друзья в том числе, относились к ним крайне отрицательно.
Собираемся в последний раз помочь Николаю, тряхнуть его сети – сегодня он сам это сделать не успеет, – но в это время слышим шум мотора его лодки. Вскоре она появляется на протоке и направляется к нам, стоящим на берегу.
Поздоровавшись и кратко обменявшись впечатлениями о событиях прошедших дней, все едем к сетям на лодке хозяина.
Подходим к сетям на моторе, я ловлю тетиву руками, Николай выключает мотор. Далее, обычным порядком, передвигаясь по тетиве сети, выбираем рыбу с одного борта лодки. Вчетвером это делается значительно быстрее, чем вдвоём. Над нами с криками, почти касаясь наших голов, носятся чайки и крачки. Играет солнечными бликами вода в протоке. Поблёскивает серебром чешуя лещей и амуров. Золотом отливают крутые бока сазанов. Открывают свои зубастые пасти, ползающие по дну лодки сомы. Бьют своими костяными шипами по дощатому настилу осетры.
Моё место на баке. На баке в полном смысле, ибо в носовой части лодки установлен бензобак. Бензин подаётся в карбюратор движка самотёком, поскольку нос лодки всегда выше её кормы. Кроме того, в пожарном отношении так безопаснее – движок на лодке Николая допотопный, его выхлопной патрубок, а это кусок обычной водопроводной трубы, торчащий вертикально вверх, раскаляется до красна ( по необходимости, мы его используем в качестве зажигалки ). В тёмное время хорошо видно, как из него вылетают снопы искр.
При очередном передвижении лодки, приподняв сеть за тетиву, я, к моему большому восторгу, вижу уткнувшегося в неё своим утиным носом полутораметрового осетра. Он изо всех сил гребёт грудными плавниками и хвостом, стараясь преодолеть встретившееся ему непонятное препятствие. Хороший осётр, не менее пуда весом!
Быстро опускаю сеть в воду и показываю на рыбину сидящему рядом Николаю. Вода достаточно прозрачна, чтобы через её метровую толщу увидеть эту чудо-рыбу. Мгновенно созревает план: я поднимаю сеть и вместе с ней осетра левой рукой, к самой поверхности воды, а правой хватаю его за большой, торчащий почти под прямым углом к телу, левый грудной плавник. Николай должен одновременно схватить осетра за правый плавник. Затем мы одновременным рывком попытаемся забросить его в лодку. Алексей и Виталий слышат наш разговор и поддерживают идею. «Попытка не пытка», если она не удастся, осётр уйдёт, только и всего! Другим способом, всё равно, его не взять: он совершенно не запутан сетью. Стоит ему только ослабить давление на сеть или дать задний ход и... «поминай, как звали!»
Исполняем замысел. Я, ухватившись за плавник правой рукой, буквально падаю на спину, не выпуская из левой руки тетиву сети. На меня падает выдернутый из родной стихии осётр. Рядом, оступившись, на дно лодки падает Николай. Некоторое время мы барахтаемся среди пойманной рыбы, пустых консервных банок, бутылок и прочего хлама, который накопился в лодке. Осётр в это время, изгибаясь своим упругим и сильным телом, хвостом нещадно лупит наши полуобнажённые тела. На помощь приходит Алексей. Несколькими ударами обуха топора по голове прижатого им ко дну лодки буяна, он успокаивает его.
Мы поднимаемся, осматриваем боевые раны: ушибы и ссадины. Смеёмся и плачем одновременно. Смеёмся, радуясь необыкновенной удаче: нам удалось, как говорится, голыми руками, поймать крупную рыбу, а «плачем», ощущая боль от ударов и ссадин, оставленных на наших телах осетром. Я ещё долго потом залечивал глубокую рану на голени, сделанную солидной величины хвостовым шипом осетра. Кожа была пробита до самой кости, образовался кровоточащий синяк, шрам от которого напоминает мне о том, не совсем обычном происшествии. Самого «виновника торжества» мы оставили Николаю, у нас уже было достаточно заготовленной рыбы. Правда, таких крупных экземпляров нам не попалось, но за предшествующие дни в сетях мы обнаружили с десяток, более мелких.
Возвратившись с уловом и перенеся его на берег, быстро собираемся, грузимся в лодку и едем в наш лагерь. Николаю нужно поскорее вернуться, чтобы заняться обработкой пойманной рыбы. Едем той же, хорошо различимой только ему дорогой, через цепь озёр и проливов. Вряд ли, без помощи проводника, мы смогли бы выбраться на основное русло Или.
В каком-то маленьком озерке встречаем утиное семейство. Старая утка и её утята-хлопунцы мирно кормятся. Утята купаются, обливая себя водой, поднимаются на лапках из воды и смешно машут своими ещё слабыми крыльями с ещё не отросшими маховыми перьями, тренируя мышцы. Утка держится чуть в стороне и приглядывает за своим семейством. Полная идиллия! Лодка идёт самым малым ходом и потому утки не спешат скрыться, они только сплываются в плотную стайку.
Совершенно неожиданно для нас Николай берёт в руки ружьё, стоящее прислонённым к борту рядом с его местом кормчего, прицеливается и стреляет в середину выводка. Три утёнка остаются неподвижными на воде, остальные «бегом», помогая себе крыльями, устремляются к ближайшему камышу. Утка-мать скрывается вместе с ними. На наш недоумённый вопрос – зачем он стрелял в ещё не подросших утят, когда вокруг великое множество крупной, откормившейся к отлёту утки – Николай по-хозяйски поясняет: хлопунцы не успеют встать на крыло, чтобы улететь на зимовку в тёплые края, близятся морозы и они, всё равно, погибнут оставшись здесь.
Он взял трёх довольно больших утят и их мяса ему хватит на пару дней. Николай, в отличие от нас, не любитель, а охотник-профессионал. Для него охота – не развлечение, а сама жизнь!
Вскоре мы прибыли в свой лагерь. Всё наше имущество предстало перед нами в целости и сохранности, следов пребывания в наше отсутствие людей мы не обнаружили.
Разгружаем лодку и прощаемся с её хозяином: прощай, друг, прощайте Жидели! Прощаемся, чтобы не встретиться больше никогда.
Но краткое знакомство с этим простым, настоящим русским человеком, избравшим источником существования дикую природу, сочетавшим в себе, при грубоватой внешности, тонкую, добрую и отзывчивую душу, детскую наивность и практичность, широту натуры и хлебосольство, способность пойти на крайнюю жестокость, во имя справедливости – не забываемо!
Общение с этим человеком, трёхдневное пребывание на его промысловом участке, близкое знакомство с условиями жизни профессионального охотника и рыбака оставили яркий след в моей памяти!
ДО СВИДАНИЯ, СКАЗКА
Биологические часы меня не подвели. Проснулся среди ночи. Холодно. Лежу, с головой забравшись в спальный мешок. Наверное, за стенками палатки мороз. Недаром с вечера в окрестностях долго крякали утки, они всегда предчувствуют ночные заморозки и оповещают всех желающих о своём прогнозе. Чиркнул спичкой, посмотрел на часы. Да, пора вставать. Нужно успеть позавтракать перед охотой. Возможно, сегодня придётся долго ждать обеда. Последняя зорька – неизвестно, какая она будет. Быть может придётся очень долго стоять в скрадке, чтобы взять свою норму уток.
Бужу спящего рядом Виталия. Он просыпается мгновенно, он бодр и весел. Толкая в свою очередь Алексея, он со смехом выкрикивает куплет известной тогда песни: «Вставай, рабочий класс! Уж ждёт работа нас!» Сегодня у нас, действительно, будет много работы: мы покидаем этот гостеприимный лагерь.
Выползаем из палатки. Кругом иней, он побелил землю на нашей стоянке и растущий вокруг камыш. Луна ещё довольно высоко, но уже явно бледнеет. Нужно спешить. Разогреваем вчерашнюю шурпу, кипятим чай, завтракаем и гуськом, по тропе отправляемся на озеро. Потрескивают и ломаются замёрзшие за ночь листья камыша, задеваемые нами. На озере образовался заметный прибрежный припой.
Вчера мы решили изменить диспозицию. Я остаюсь в нашем старом скрадке на острове. Виталий встаёт напротив меня, оборудовав скрадок на север- ном берегу острова. Между нами на воде стая подсадных уток и расстояние, порядка восьмидесяти метров, прекрасно простреливаемое с одной и другой стороны. Поскольку за нами стены камыша высотой в два-три человеческих роста, то появляющуюся сзади птицу можно увидеть только когда она находится прямо над головой. Поэтому мы договариваемся: я буду стрелять тех уток, которые летят из-за спины Виталия на меня, он же тех, которые летят на него из-за моей спины. Уток, пролетающих между нами, стреляет тот, к кому они оказываются ближе. Подранков будем достреливать по тому же принципу.
Алексей, расставив нас по местам, и разбросав наших подсадных, уплывает на лодке на своё обжитое место. Правда, стоя на восточном берегу озера, он на ранней зорьке «перекроет кислород» нам с Виталием, но это нас особенно не смущает. Когда рассветёт окончательно, мы компенсируем упущенные возможности!
Мой скрадок давно обжит, делать мне нечего. Я стою и курю, вслушиваюсь и всматриваюсь в ночь. Ружейная сталь обжигает руки холодом. Я отогреваю их за пазухой, держа ружьё под мышкой. Виталий некоторое время шуршит ломаемым камышом, устраиваясь удобнее, затем тоже затихает. Ни звука и со стороны Алексея.
Зорьку открывает своим каркающим, громким в ночной тишине, голосом большая серая цапля. В полёте она как бы оповещает скрывающихся в камышах охотников: – не стреляйте, я не представляю для вас никакой ценности!
Однажды, когда такая же цапля неожиданно возникла над моей головой без голоса, я, приняв её за одиночного гуся, сбил выстрелом навскидку, о чём долго жалел. Теперь, слыша знакомое карканье, мысленно благодарю её. При свете дня цаплю в полёте, с её сложенной вдвойне шеей и длинными вытянутыми лапами, невозможно спутать с гусем. Иное дело в темноте: на ранней утренней или поздней вечерней зорьках!
Что-то прочирикав, зашелестел в листьях камыша местный соловей – камышовка. Эта невзрачная, как и европейский соловей, пичуга своим пением вовсе не похожа на настоящего соловья, она скорее напоминает нашу малиновку. Но здесь нет соловьёв, а эту птичку мы называем так за её страстное и громкое, не умолкающее весь июньский день, пение. Удивляешься только: когда она кормится? Кажется, что она и не покидает своего «рабочего» места на тонкой верхушке тростника, рядом с метёлкой, весь день, а полураскрытый её клювик и горлышко не знают усталости.
Издалека доносится: – «кринг-клинг-клю-у!» Это выводок лебедей-кликунов готовится к отлёту, разминается. Только при их приближении можно отличить взрослых белых лебедей от молодых, ещё не перелинявших, серых. Весной, когда они вернутся на родные гнездовья, этого различия уже не будет.
«Конг-гонг-гонг-конг!» – переговариваются пролетающие где-то недалеко казарки. Эти уже покрыли большое расстояние и, видимо, остановились в плавнях Прибалхашья на ночёвку.
С громким карканьем пролетела стая ворон. Всех их, ещё до рассвета, поднял ночной заморозок. Замёрзли и спешат пополнить запас энергии – покормиться. Всё живое просыпается!
Послышалось шелестение и посвист утиных крыльев. Полёты начались ещё в абсолютной темноте. Зорька обещает быть очень активной.
Предчувствие не обмануло меня. На этой заре утки превзошли все ожидания. Возможно, они чувствовали близкие морозы, дальний и трудный перелёт и использовали последние дни для тренировок, возможно в их душах, как и у людей, зародилась какая-то грусть ( а может быть, жалость расставания, которую мы всегда, в той или иной мере, ощущаем, прощаясь с привычными местами или людьми ) и они таким образом отреагировали на эти чувства. Кто знает?! Но зорька была исключительно хороша! Утки стайками, почти непрерывно, проносились над «нашим» озером. Казалось, что не было и минуты, чтобы поле зрения пустовало.
Счёт открыл Виталий. Стайка широконосок, неожиданно для меня, вдруг возникла прямо над моей головой. Я не поднимаю ружьё: они не мои. Хорошо вижу, как неподвижный до этого Виталий вски-дывает ружьё... Дублет... и пара уток, по баллистической кривой, падает в воду, почти к самому его скрадку. Я поздравляю друга с удачным началом. Я не мистик, но давно заметил, что хорошее начало предвещает в дальнейшем успех.
Слева налетает стайка голубой чернети. Полусложив крылья, как у стреловидных, современных истребителей, переваливаясь с боку на бок, обгоняя друг друга, они снижаются над подсадной стаей. Я стреляю: сперва по передней – она с разгона врезается в воду и замирает. Вторую я перехватываю при наборе высоты – и она бомбой падает среди резиновых чучел, подняв фонтан брызг. Голубая чернеть плотная, крепкая на бой, утка-крепыш!
Утки стадами носятся над камышом. Сколько их тут?! То и дело приходится перезаряжать ружьё, поминутно грохочут одиночные выстрелы или дублеты. Плюхаясь в воду в лучах восходящего солнца, битые утки поднимают восхитительные вееры сверкающих бриллиантами брызг. Что ощущает в такие минуты охотник, невозможно передать словами! Меня поймут, вероятно, только те, кто сам испытал подобное!
Наверное, проходит час или два непрерывной стрельбы, и я прихожу в себя, как бы возвращаясь в реальность из мира сказки. Уж слишком мы разгорячились этой сумасшедшей стрельбой!
Останавливаюсь, перевожу дух и подсчитываю количество плавающих на воде битых уток. Их вполне достаточно, чтобы выполнить пятидневную норму. Кричу об этом Виталию и предлагаю остановиться и успокоить, возбуждённую сверх всякой меры, нервную систему. После очередного выстрела он тоже опускает ружьё. Утки продолжают носиться над нами, но мы уже не стреляем. Шабаш!
Некоторое время мы ещё стоим, остываем и наблюдаем. Душа радуется несметному количеству дичи. Не только мы, но и все вместе взятые охотники нашей экспедиции, вряд ли нанесли ей заметный ущерб, а на всех ближайших сотнях квадратных километров, кроме нас, охотников-любителей больше нет!
Солнце взошло высоко, а утка всё летала и летала, прощаясь с родными местами. Пора и нам расставаться с «нашим» озером и возвращаться в лагерь, чтобы собираться в дорогу.
Зовём Алексея, он приплывает на лодке через некоторое время и собирает вместе с Виталием битых уток. Ему приходится вначале отвезти их на берег, высадить Виталия, а затем одному вернуться за мной. Погрузив нашу добычу в лодку, мы, как на носилках, несём её в лагерь. Тропа узкая и существенно затрудняет наше движение. Усталые, но счастливые, опускаем свою ношу около палатки.
Немного отдохнув, разогреваем и доедаем остатки нашей охотничьей шурпы, пьём чай и, помыв посуду, начинаем собираться в обратный путь. Приумолкли. Грустно расставаться с этой сказкой наяву.
На память о тех балхашских утиных охотах у меня остался пуховой спальный мешок. Он и сейчас согревает мне не только тело, но и душу приятными воспоминаниями!
А вот и наш катер. Он поднимается вверх по реке и периодически подаёт гудки. Капитан предупреждает нас: ваше время истекло, собирайтесь! Катер поднимется вверх по реке до самой последней стоянки, а затем развернётся и будет принимать на свой борт всех высаженных здесь десять дней назад охотников. У нас есть ещё часа полтора, чтобы собрать пожитки и распрощаться со ставшими ещё более близкими и родными за эти дни местами.
Снимаем и укладываем палатку, свёртываем в рулоны спальные мешки, собираем в связки уток, увязываем мешки с рыбой и свининой. Всё делается быстро и сноровисто. Не впервой! Перетащив всё имущество к самой воде, в ожидании катера, лежим на камышовых подстилках. Под ласковый плеск речной волны перебираем в памяти самое значительное из того, что мы здесь испытали, изредка перебрасываемся словами. Мысли всё чаще возвращаются в город, домой, к семейным и служебным делам.
Послышался характерный шум дизеля нашего катера. Он возвращается, через несколько минут уже будет виден. Вот он показался из-за поворота реки. Мы машем руками. Напрасно, капитан видит нас и разворачивает судно, чтобы, причалив к берегу, поставить его против течения. Вот уже нос катера упёрся в берег и только двигатель удерживает его на месте. Матросы опускают трап. С палубы тянутся руки наших друзей охотников, чтобы помочь нам погрузиться. Процедура погрузки длится считанные минуты, наши пожитки уже на палубе, по шатким мосткам забираемся сами. Капитан даёт задний ход. Катер, взревев двигателем и подняв бурун от реверса винтов, выписывает дугу и, выйдя на фарватер, берёт курс вниз по течению, к устью Или, на Балхаш, домой.
Прощай, «наше», гостеприимное, памятное озеро! Прости нас за нарушенный за эту неделю твой первобытный покой, за причинённые тебе неудобства и ущерб, за изъятие у тебя малой толики твоей богатейшей фауны! Спасибо тебе за доставленное нам наслаждение – удовлетворение охотничьей страсти, за прожитые возле тебя счастливые дни!
Возможно, мы вернёмся сюда через год. За это время природа уничтожит оставленные нами следы. Вероятно, даже тропу придётся пробивать заново. Наверное, это и хорошо! Скорее всего, никто за этот год не нарушит твой покой!
Когда станет Или и окрепнет лёд на Балхаше, мы приедем в эти края, чтобы побродить в тугаях в поисках зайцев и фазанов, а в устье реки поблестнить судака, но тебя, «наше» озеро, мы беспокоить не станем до следующей осени!