Как неразделимы природа и жизнь, в широком смысле слова, так и охота неотделима от природы

Вид материала

Рассказ

Содержание На карагаче Охота на сайгаков

Подобный материал:

• Вирусы и антивирусы, 167.44kb.
• Переход от средневековья к Ренессансу, 223.5kb.
• Урок 21. Мир природы в поэзии А. А. Фета и Ф. И. Тютчева, 763.29kb.
• 1. Понятие управления. Природа и характерные черты управления. Управление, 7391.42kb.
• А. И. Солженицын «Крохотки», 730.85kb.
• Задания к теоретической части программы (разработала: Оскирко С. А.) Предмет и задачи, 130.37kb.
• Рон Рубин. Стюарт Энри Гоулд Бизнес в стиле дзен, 1180.24kb.
• Оценка сочинений и изложений, 132.6kb.
• Стюарт Энри Гоулд Рон Рубин Бизнес в стиле дзен Практическое руководство, 1552kb.
• Дмитрий Иванович гениальный русский химик, физик и натуралист в широком смысле этого, 419.06kb.

НА КАРАГАЧЕ

Наконец-то закончилось опостылевшее своей жарой, духотой, горячим ветром и безжалостным солнцем казахстанское лето. Как обычно не выпало ни одного дождя, не было ни дня, чтобы на белесом, как будто выгоревшем, небе показалось хотя бы одно облачко. С мая по сентябрь – только беспредельно надоевшее солнце, иногда скрываемое почти полностью тучами пыли, поднимаемыми южным ветром-афганцем. И укрыться от него здесь негде кроме человеческого жилья! Куда ни глянь, до самого горизонта бескрайняя голая рыжая степь не напрасно названная Голодной. Лишь на пару недель в апреле она покрывается редкой растительностью: верблюжьей колючкой, баялычем, лопухами, а в низинках - и редкими, какими-то жалкими, худосочными тюльпанами и маками. Не выдерживая палящего солнца, уже в мае растительность полностью исчезает, а глинистая почва покрывается трещинами. Даже посаженные заботливой рукой человека и регулярно поливаемые, привычные к здешнему климату карагачи и пирамидальные тополя в июле побурели, а затем и совсем оголились. В этих краях царствует безжалостное ко всему живому солнце! Только месяц передышки даёт здешняя природа человеку – сентябрь. Уже в октябре начинаются предзимние холода, постепенно переходящие в морозную, ветреную зиму. Сильный ветер порой поднимает такие тучи пыли, что шоферам приходится днём включать фары, а пешеходам не надо прикладывать никаких усилий для передвижения – они как на парусах несутся по ветру, едва успевая переставлять ноги. Внезапно возникнув, такой ветер уносит далеко в море утлые рыбачьи судёнышки и переворачивает даже солидные яхты типа "Дракон". Горе тому, кто на лёгкой дюралевой лодке оказался в такое время вдали от берега! В октябре Балхаш преображается: из ласкового, бирюзового он становится бурым, грозным. Гребни огромных волн украшаются пенящимися, кудрявыми белыми барашками. С грохотом и шипением, как дикие звери, набрасываются они на прибрежные скалы и пляжи. По утрам в пене набегающей на берег волны уже можно увидеть обледенелые камни. Но именно в эти дни радость наполняет душу и сердце охотника: открывается осенняя охота на пернатую дичь! Светлым праздником становится для него каждая встреча с первозданной, ещё не разрушенной человеком здешней природой! Неудобства жизни и быта в безлюдных и безжизненных степях в это время вполне скрашиваются яркими впечатлениями от шороха свежего утреннего ветерка, пробегающего по макушкам тростника; радостью встречи первых утренних лучей нежаркого солнца, шуршанием крыльев пролетающих над самой головой в сумерках уток, удачным выстрелом и видом поднявшей фонтан бриллиантовых брызг упавшей на воду птицы.

Будничным, погожим октябрьским днём на мотоцикле с коляской я выезжаю на утиную охоту. Лучшего средства передвижения для этих мест просто не придумаешь! Я и теперь с большим удовлетворением вспоминаю о нём! Он имеет достаточно мощный двигатель, способен взять трёх человек с грузом и сравнительно лёгок, чтобы они могли, при необходимости, перетаскивать его на руках через ледяные торосы или высвобождать из липкой, раскисшей глины такыра. Сколько приятных воспоминаний о путешествиях по родной стране, охотах и рыбалках у меня связано с ним!

Сегодня на охоту я еду один. В коляске у меня резиновая лодка, два десятка утиных чучел, ружьё, патроны, суточный запас продуктов, туристский примус, котелок, кружка – всё необходимое для автономного пребывания в дикой природе. Дождей здесь не бывает, комариный сезон окончен – палатка мне не нужна. Спать я буду в мешке, сшитом из шинельного сукна. Не раздеваясь, в нём можно прекрасно отдохнуть даже при небольшом морозе, не опасаясь ни холода, ни ветра, ни простуды, даже на голой земле, благо она здесь мягкая, солончаковая! И как же хорошо, лёжа в этом мешке после удачной вечерней зорьки, наблюдать за мечущимися языками пламени костра, мириадами ярких, мохнатых звёзд на чёрном южном небе; следить, как пробирается млечным путём маленькая подвижная звёздочка – ИСЗ; размышлять о вечности и бесконечности вселенной и бренности человеческой жизни! Тут, хочешь - не хочешь, непременно вспомнишь слова из песни: "Есть только миг между прошлым и будущим, именно он называется жизнь!"

Я держу путь на "Карагач". "Карагач" – это группа сравнительно небольших озёр километрах в семидесяти от нашего городка. Когда-то там было казахское селение. Но со строительством железной дороги люди ушли, чтобы поселиться на станции, поближе к европейской цивилизации. Глинобитные хижины их давно разрушились. Напоминанием о том посёлке, остался старый, одинокий, изуродованный людьми и временем карагач, а за местом закрепилось название этого дерева.

По ровной бетонной дороге, ритмично встряхивающей меня на стыках плит, быстро пролетел двадцать километров до станции. Здесь всего четыре-пять кирпичных одноэтажных дома, включая "вокзал", поселковый совет и школу. Остальной посёлок – это неряшливо, хаотично разбросанные глинобитные, крытые тростником мазанки, мало отличающиеся от зимних помещений для скота; кучи сухого навоза и кустов баялыча – топлива, и загоны из корявых стволов саксаула. Вдали, между постройками, поблескивают воды Балхаша.

Промелькнул и остался позади убогий посёлок, дорога раздвоилась. Одна – пустынный грейдер: разбитый и неухоженный с бесконечной грядой гравия посередине; другая – укатанный, старый просёлок. Обе ведут на север к городу Балхаш и дальше на Караганду. Выбираю просёлочную – на ней меньше трясёт. По запылённости она не многим хуже общегосударственной грейдерной. За мной сразу возникает густой шлейф солончаковой, мелкой, как пудра, коричневой пыли. Она вихрится, то отстаёт, то опережает меня, толстым слоем оседает на мотоцикле и на моей спине, набивается в рот и в нос, затрудняет дыхание. Хорошо, что здесь вероятность встретить другую машину очень мала – благополучно разъехаться в этой пыли совсем не просто! Гоню мотоцикл на приличной скорости, не опасаясь глубоких ям и камней. Дорога идёт по ровному, как столешница, такыру. Сейчас он растрескавшийся, твёрдый, гладкий и пыльный. Это весной в нём можно увязнуть так, что придётся обращать за помощью к казахам, вооружённым тремя верблюжьими силами! До ближайшего рыбачьего посёлка километров восемьдесят и на всём пути никаких признаков обитания человека! Только голая рыжая степь с редкими невысокими холмами слева на горизонте, да справа иногда блеснёт зеркало Балхаша. Унылая мёртвая картина. Наверное, примерно такую увидит человек на Марсе.

Наконец показалось первое озеро: узкое и длинное. Дорога проходит вблизи его низкого, вязкого берега. Озеро солёное: ни тростника, ни травинки, никаких признаков жизни. Ничто живое столь высокой концентрации соли, как в этой воде, не переносит! Кончилось озеро, и опять бесконечная степь, где не за что зацепиться взгляду.

И ведь насколько богата эта безводная, неприглядная пустыня! Не раз, пролетая над ней на самолёте, мне приходилось видеть под собой огромные белые, как снег, и ярко-зелёные пятна. Это выходы на поверхность золотоносного кварца и медной руды. При проведении строительных работ люди нередко натыкаются на месторождения топазов и аметистов. Поговаривают, что есть здесь и урановые руды. А сколько ещё неизведанного таят в себе эти места!?

Слева за холмами блеснула вода – близко дамба, по которой можно пересечь узкий пролив, соединяющий это большое пресное озеро с Балхашом. Возле неё знаменитый карагач – верный страж несуществующего уже селения. Проехал мимо, мельком взглянув: не изменилось ли что-либо? Слава Богу, он имеет прежний вид! Люди, как бы договорившись, теперь берегут его, не используют на топливо! Вдоль протоки еду прямо по степи к заветному озеру. Я не раз бывал здесь и удачно охотился. Посередине озера есть низкий островок, сплошь заросший камышом, с небольшим плёсиком. Мелкий этот плёсик, удалённый от берега озера и хорошо замаскированный, очень подходит для днёвки местной утки. Когда Балхаш бушует, утка с большой воды перемещается на прибрежные озёра. В такие дни на озере собираются большие стаи.

Останавливаюсь на берегу поближе к островку. Время близится к вечерней зорьке. Как и запланировано, вечернюю зорю постою на берегу, в камышах. Если будет лёт, то пару крякашей на шурпу возьму и здесь, рядом со стоянкой. Переночевав возле мотоцикла, ещё до восхода солнца я переберусь на остров. Там встречу утреннюю зорьку, а, может быть, после неё ещё посижу на берегё плёсика. Разгружаю мотоцикл, накачиваю лодку – ночью она будет служить мне матрацем. Время позволяет, иду собирать топливо для костра – всё, что способно гореть: сухой камыш, кусты верблюжьей колючки и баялыча, лепёшки кизяка. Слегка перекусив, отправляюсь на охоту. Моё внимание привлекает выступающий на запад мыс, ломая густой, высокий камыш, пробираюсь к самой воде. Отсюда всё озеро как на ладони. Увы, уток не видно ни на воде, ни в воздухе. Отаптываю для удобства стрельбы камыш вокруг себя. Это и будет мой скрадок.

Солнце огненным диском уже коснулось дальних холмов, и его последние лучи заскользили по лёгкой ряби озера. Ветер почти стих, от воды потянуло ночным холодом, наступила предсумеречная тишина, нарушаемая только редкими всплесками сазанов и ондатр. Быстро темнеет, но моё поле зрения остается чистым. Даже болотные курочки и лысухи, столь здесь обычные, не появляются! Неужели уже улетели!? Одиноко и скучно стоять, переминаясь с ноги на ногу и выкуривая одну сигарету за другой, не испытывая так волнующего сердце охотничьего азарта!

Промаявшись без единого выстрела до полной темноты, когда даже на фоне неба стала неразличима мушка ружья, огорчённый неудачной зорькой я возвращаюсь на стоянку. Должно быть, виной всему стихший ветер и утки остались ночевать на Балхаше! Успокаиваю себя тем, что у меня в запасе есть ещё утренняя заря.

Сухое топливо вспыхнуло как порох, и сразу в воздухе весело заплясали жёлтые и красные цветы пламени, запахло жжёным кизяком, к небу полетели искры и догорающие листья камыша. В мигающем, неровном свете костра оказываются то мотоцикл, с прислонённым к нему ружьём, то близкая стена прибрежного камыша, то тихая вода озера. За ними кромешная темнота и тишина. Ощущение такое, как будто ты один во всём мире! Но вот где-то близко прошуршала крыльями утиная стая. "Ага, всё же вспомнили о тихом кормовом озере и к утру соберетесь здесь!" – с некоторым злорадством подумал я. Обида за плохую вечернюю зорьку ещё стоит в моей душе.

Поужинав и закурив, забираюсь в спальный мешок, лежащий на дне перевёрнутой лодки. В нём тепло и уютно. Долго слежу за спутником, пробирающимся звёздной дорогой к неведомой мне цели.

Костёр догорал, и только раскалённые кизяки ярко освещались при слабом движении воздуха, будто вспыхивал табак в курительной трубке, раскуриваемой самой Землёй. Полный надежд на завтрашний день, испытывая состояние блаженного покоя, я задремал.

Проснулся как по команде "Подъём". Бодрым и жизнерадостным вылезаю из мешка и делаю небольшую разминку. Тихо и холодно. Звёзды меркнут, серп луны опустился до горизонта. Близится рассвет, надо спешить. Подкачиваю лодку, укладываю в неё чучела, ружьё и патроны и несу к воде. Лодка у меня маленькая, одноместная с вёслами-лопаточками. Опускаю её на воду, сажусь, стараясь поменьше набрать воды, и гребу к острову. Тёмной тенью он елё маячит впереди. Минут через двадцать под лодкой зашуршало дно – приехали. Дальше придётся идти вдоль заросшего камышом берега, а лодку с имуществом тянуть за привязанную к её носу верёвку. На всякий случай заряжаю ружьё и, сняв с предохранителя, кладу его в лодку так, что ложе находится на носу, а стволы упираются в надувную подушку, заменяющую сидение. В любое время могут налететь утки, и я должен быть готов к встрече. До намеченной цели – восточной оконечности острова - метров сто. Осторожно, стараясь не начерпать воды в сапоги, медленно продвигаюсь вперёд. По суше здесь пройти невозможно – камыш высотой до четырёх метров очень напоминает бамбуковые заросли. Быстро светлеет восточный край неба, в том направлении уже можно стрелять. Начинается зорька: то и дело слышу шуршание крыльев, пролетающих стаек уток. А вот эта стайка уже хорошо различима на фоне светлого неба. Она движется прямо на меня. Не оборачиваясь и немного нагнувшись, нащупываю шейку ложа ружья и замираю. Когда утки приблизятся на верный выстрел, я резко поднимусь и вскину ружьё. Тут им будет некуда деться. Стреляю я вполне прилично. Проносится мысль: "Пара моя!" Вот они уже почти над головой, летят низко, хорошо различимы красные клювы селезней – это краснобаши! Резко поднимаюсь, одновременно пытаясь вскинуть ружьё к плечу, но что такое? В утренней тишине, как гром среди ясного неба, грохочет выстрел. Ничего не понимая, оборачиваюсь к лодке. Подушка пробита, а в дне зияет большая дыра! Некоторое время, в полной растерянности, стою и смотрю, как моя лодка медленно наполняется водой! Утки с набором высоты невредимыми минуют меня. Впрочем, теперь мне не до них! Неподвижно стою и тупо наблюдаю, как погружаются в воду мешок с подсадными и мои бутерброды. Постепенно прихожу в себя и начинаю нормально мыслить: "Вероятно, мокрая верёвка, когда я бросил её конец в лодку, каким-то образом зацепилась за спусковой крючок ружья, и оно выстрелило. Хорошо ещё, что пробито дно лодки, а не воздушные баллоны! Даже заполненная водой она будет держаться на плаву и поможет мне выбраться на берег, до которого добрых четыреста метров!" Пока я не думаю о том, что вода ледяная, что ночами температура воздуха уже пару недель держится около нуля градусов, что одет я ватник и на мне ватные брюки и рыбацкие резиновые сапоги.

Множество уток летает над озером, совершая свой утренний променад. Но теперь я уже не обращаю на них внимание. Надо думать: как добраться до неблизкого берега! "Может быть, посидеть здесь, на острове, и дождаться, пока солнце прогреет воздух? А может, стоит раздеться и плыть к берегу, сохранив сухой одежду? Ведь мне предстоит ещё долго ехать на мотоцикле. Снял ватник и рубашку: тело мгновенно покрылось пупырышками. Нет, так я долго не выдержу – холодно! Но, что это…,ещё не легче?! Вдали, над дорогой появляется облако пыли. Оно на глазах растёт, приближается и вскоре накрывает полнеба. "Афганец!" Размышлять больше некогда – неизвестно, сколько времени будет дуть этот сильный ветер! Надеваю ремни ружья и патронташа на шею, плюхаюсь в наполненную водой лодку и начинаю яростно грести к берегу. Лодка под моей тяжестью быстро до краёв заполняется ледяной водой. Она доходит мне до груди. Как я ни стараюсь, тяжёлая лодка почти не движется. Пыльная туча настигает меня на середине пути. Мгновенно наступают сумерки. Ветер ревёт и крутит лодку, пыль забивает рот и нос, песок больно хлещет по лицу. Невозможно открыть глаза. Прекращаю борьбу со стихией и предаюсь судьбе. Ветер сам вынесет меня на какой-нибудь берег! Как ни странно, но в это время я не ощущал холода. Может быть, я просто о нём не думал! Через какое-то время почувствовал, что лодку прибило к камышу. Ветер всё также свиреп, но ждать нечего. Подтягиваясь за стебли камыша, помогаю ветру вынести меня на сушу. Периодически ружьём стараюсь нащупать дно. Наконец, о счастье, вот оно! Вылезаю из лодки, воды по пояс. Ломая камыш, пробираюсь через его заросли в направлении ветра. Где-то же должен быть твёрдый берег! Двигаюсь неосмысленно, как в густом тумане. Силы мои иссякают! Я несу на себе всю тяжесть воды, набравшейся в вату одежды и в сапоги, кроме того, тяну за собой наполненную водой лодку да ещё ломаю на пути толстый, как палец, камыш! В обычных условиях я вряд ли смог бы это сделать!

Выбравшись на сушу, упал, и какое-то время бесчувственным лежал на земле, не замечая ни ревущего ветра, ни пыли. Сознание вернулось, когда стал замерзать. Сел, с большим трудом стащил с себя ватник и попытался отжать. Руки слушались плохо. Холод пронизывал тело до костей. Долго и мучительно снимал сапоги и брюки. Насколько возможно избавившись от воды, оделся. Надо, во что бы то ни стало двигаться, искать стоянку – там моё спасение! Направление выбрал наугад. Спотыкаясь, падая и вставая, где-то на четвереньках, где-то даже ползком, преодолевая ветер, двигаясь вдоль берега, добрался до стоянки. Первым делом нахожу в коляске мотоцикла бутылку водки и из горлышка выпиваю половину. Сразу ощущаю прилив сил и оптимизма. Спрятавшись от ветра за мотоциклом, переодеваюсь во всё сухое. Мокрую одежду привязываю к мотоциклу для просушки. Освободив коляску от сиденья, укладываю туда спальный мешок и забираюсь в него. Жестяные стенки укрытия, шинельное сукно и водка предохраняют меня от ветра и согревают. Укрывшись с головой, под рёв ветра, измученный я, наконец, засыпаю счастливым сном праведника!

Очнулся к вечеру, было светло и тихи – "Афганец" промчался дальше на север. Сразу почувствовал здоровый аппетит. Допил остатки водки и плотно поел в первый раз за сегодняшний, не совсем обычный, день. На душе повеселело, ушёл куда-то ужас пережитого утром. Окружающий мир снова был полон радости и счастья! Снова мне улыбалась природа. Нашёл брошенное утром имущество и принёс на стоянку. Начало темнеть, когда я завёл двигатель мотоцикла и, одевшись в почти высохшую одежду, поехал домой.

Наутро, выспавшись и отдохнув, по дороге на службу уже почти без эмоций я рассказывал знакомому охотнику о своих вчерашних приключениях.

• Не повезло! Прострелил лодку и вернулся пустым, как говорится, убив только своё время! – заключил я свой рассказ.
  
• А я думаю, наоборот, повезло! – возразил приятель. – Сколько людей проживают свою жизнь, не испытав сильных эмоций, не побывав в подобных ситуациях?! У тебя будет, о чём вспомнить и рассказать в старости!
  

ОХОТА НА САЙГАКОВ


- Иван Петрович, зайдите ко мне! – пригласил меня однажды в конце рабочего дня начальник. Разговор был коротким. – Мне сегодня позвонили с 37-го объекта. Там не могут самостоятельно разобраться с вашей программой для ЭВМ. Нужно срочно ехать и помогать! Время не терпит. На носу государственные испытания. Поедете завтра утром. Закажите машину. С собой возьмите Кудряшова. В дальнейшем он сам будет вести это направление. Вопросы? Вопросов не было. Приказ есть приказ!

Возвращаюсь в свою лабораторию и объявляю волю начальства Виктору. Он мой подчинённый и одновременно добрый старый приятель, постоянный компаньон на рыбалках и охотах. Но на службе у нас чисто деловые отношения.

• Позвони диспетчеру и закажи на 6.00 машину к своему дому, за мной заедешь по пути. К началу рабочего дня доберёмся до объекта. Надеюсь, с заданием справимся быстро и вечером вернёмся домой. Здесь работы тоже предостаточно! – говорю я в заключение и тотчас мысленно переключаюсь на завтрашнюю поездку. К командировке надо подготовиться: взять с собой документацию и литературу, касающуюся злополучной программы, ничего не забыть. Напоминание о ней портит мне настроение, заставляет оторваться от новой интересной работы. Однако Виктор не даёт мне сосредоточиться.
  
• Послушай, Иван, зачем нам казённый Газик? Давай поедем на моей машине и не завтра утром, а сегодня вечером. У меня есть лицензия на отстрел двух сайгаков. Я предлагаю по дороге на объект реализовать её! Свернём с бетонки в степь, и пару часов покатаемся в темноте. С моей мощной фарой обязательно найдём хотя бы небольшое стадо. Сейчас как раз идёт активная миграция сайги через эти места. Отстреляемся, переночуем в машине, благо сильного мороза не предвидится, и к девяти утра будем на объекте. Сразу двух зайцев поймаем: и поохотимся, и работу выполним!
  

Относительно возможности лишний раз поохотиться, меня долго уговаривать не надо. Без колебаний я тут же соглашаюсь. Тем паче, на ночной сайгачьей охоте да ещё не с тряского грузовика, а с комфортом, из "Жигулей – люкс", мне никогда ранее бывать не приходилось! Очень любопытно собственными глазами увидеть то, о чём слышал так много рассказов, в том числе и от Виктора. До сравнительно недавнего времени он несколько лет служил в воинской части, дислоцированной в Бетпак-Дала, степь хорошо знает – не раз бывал участником охотничьих бригад, заготавливающих мясо сайги для магазинов нашего городка. Виктор в этих делах человек опытный, вероятность попасть в непредвиденную ситуацию - сорвать выполнение задания - с ним ничтожна.

• Значит решено! Материальное обеспечение охоты я беру на себя, за исключением, конечно, твоего вооружения и обмундирования. Выезжаем в 19 часов. Постараюсь всё предусмотреть! – обещает мой приятель и уходит готовиться к поездке. Подобрав необходимую для работы документацию, я тоже отправляюсь домой.
  

Мои сборы очень непродолжительны. Достаю из кладовки комплект охотничьей одежды, протираю от смазки ружьё, отбираю патроны с картечью и пулями и заполняю ими патронташ. Осталось только сделать пару бутербродов да вскипятить чаю для термоса. Приходит с работы жена, и я вкратце сообщаю ей о своей несколько необычной командировке. Она давно привыкла к моему увлечению и нисколько не удивляется. В ожидании Виктора сижу и мысленно рисую картины предстоящей совсем скоро встречи с сайгаками в тёмной ночной, каменистой, безжизненной пустыне.

Точно в 19 часов под окном раздаётся ласкающий слух приятный сигнал "Жигулей". В те годы эти машины были ещё большой редкостью и в нашем городке, затерянном среди бесконечной Голодной степи, была только одна "тройка". Когда она появлялась на улицах, прохожие оборачивались ей вслед, а на стоянке немедленно собиралась большая группа автолюбителей и начинался стихийный семинар по обсуждению её достоинств и недостатков, особенно для здешнего бездорожья, резко континентального климата и полного отсутствия автосервиса. Напуганные прилагавшейся к "Жигулям" сервисной книжкой с указанием на обязательное техобслуживание на специальных СТО и "нежностью" конструкции, советские люди первое время опасались приобретать западные машины – не верили в их надёжность и возможность самостоятельного обслуживания без помощи специалистов-автомехаников. Не похожая на отечественные по форме, сверкающая лаком и никелем, с непривычными четырьмя фарами, мягкими замшевыми сидениями и комфортным салоном, бесшумным и мощным двигателем – машина казалась нам верхом совершенства, пригодной разве только для поездок в Большой театр по московским асфальтированным улицам! Жена Виктора тут же умерла бы от разрыва сердца, узнай она, что на этой машине муж собирается охотиться в бездорожной степи на сайгаков!

Одетый по форме, я вышел во двор. В руках у меня ружьё в чехле и рюкзак. Виктор сидел за рулём тоже в опрятной офицерской форме. Ничто в нашем внешнем облике не выдавало истинных намерений.

Стоял ноябрь. Снег в здешних местах – большая редкость, чего не скажешь о сильных морозах и пронизывающих до костей ветрах. Градусник за окном моей квартиры указывал на небольшой морозец.

• Багажник занят, - предупредил Виктор. – Положи всё на заднее сиденье и садись пока рядом. Позади Виктора уже лежала его знаменитая фара – настоящий прожектор, дальность действия мощного узкого луча которого в темноте южной безлунной ночи превышала километр.
  

Мотор фыркнул, заработал быстрее, и мы тронулись. Быстро промелькнули улицы города, миновали КПП. Дальше прямая, как стрела, бетонная дорога уводила на запад в Голодную степь. Незаметно совсем стемнело. Тонким серпиком взошла молодая, нарождающаяся луна, ничего не добавив к свету холодных, пронзивших слабыми лучами бездонное, чистое небо далёких звёзд. Вокруг на многие километры ни деревца, ни кустика, ни огонька – только ровная негостеприимная холодная и безлюдная степь. Ближайшее человеческое жильё – цель нашей командировки – в ста пятидесяти километрах. Ни встречных, ни попутных машин, только мы и убегающая назад, освещённая мощным светом фар дорога. Усыпляюще монотонно гудит мотор, колёса мерно постукивают на стыках бетонных плит, приятным нежно-зелёным светом ласкают глаз приборы. Спидометр показывает более 100 километров в час, но скорости совершенно не ощущается. Я, блаженно вытянув ноги, отдыхаю и пытаюсь представить себе детали будущей охоты. Как бы услышав мои мысли, Виктор, видимо, думавший о том же, вдруг заговорил:

• Мне не раз приходилось охотиться на сайгу в этих местах. Я знаю одну хорошо накатанную дорогу. Когда-то по ней ездили водовозки строителей на артезианский колодец. Проходит она в основном по такырам. Вероятности влететь в яму никакой, да и ехать мы будем медленно. Гонять сайгаков не будем, охотиться будем с подхода. Я буду за рулём, ты с фарой сядешь сзади и, медленно перемещая луч вдоль поверхности земли, будешь с его помощью искать стадо. Заметив зелёные огни (глаза сайгаков в луче света светятся зелёным светом, как у кошки, лисы или судака), остановимся. Вопрос о том, кто в первом случае идёт к стаду, а кому следует удерживать его на месте, решим, бросив жребий. В дальнейшем будем придерживаться очерёдности. Когда выпадет очередь стрелять тебе, ты, очень осторожно ступая (сайгак даже завороженный сильным светом очень чуток и при малейшем шуме может сорваться и убежать), подходишь на 20 – 30 метров и стреляешь дуплетом по почти неподвижным антилопам. Лучше стрелять по самкам – у рогачей мясо жёсткое и не столь вкусное, перед употреблением его нужно долго вымачивать. Держать стадо на месте лучом фары – тоже невелика премудрость. Нужно, медленно водя лучом по отблескам глаз, стараться не дать ни одному сайгаку уйти в темноту. Иначе всё стадо может ринуться за ним и убежать. Тогда их уже не остановишь. Главное медленно и плавно перемещай луч на одной высоте по всему стаду. Ослеплённые сайгаки собьются в плотную толпу, и будут ходить по кругу вслед за лучом. Вот, пожалуй, и весь первоначальный инструктаж. Детали усвоишь на практике. Теперь нам нужно быть особенно внимательными, чтобы не пропустить съезд с шоссе в степь – он где-то рядом.
  

Виктор замолчал и сосредоточил внимание на дороге. Я мысленно повторял прослушанный инструктаж, стараясь ничего не упустить из сказанного опытным приятелем.

Вдруг Виктор резко затормозил. Каким-то чутьём он обнаружил едва различимый в темноте поворот.

• Здесь остановимся, перекусим и подготовимся к "боевым действиям", - весело произнёс мой наставник и выключил двигатель. В голосе слышалось возбуждение. Переоделись в предназначенное специально для выездов на охоту старое хлопчатобумажное армейское обмундирование. Заметив, что я достаю из рюкзака сапоги, Виктор остановил меня:
  
• Они не понадобятся! Подходить к сайгакам будем вот в этом. И показал самодельные чуни, сшитые из овчины и покрытые брезентом. – Хотя и неказистая на вид обувь, но тёплая и мягкая! А самое главное – позволяет бесшумно двигаться по каменистой местности.
  

Мы разложили на тёплом капоте машины приготовленные дома бутерброды, налили в кружки из китайского, цветастого термоса горячего крепкого чая и поужинали. Стало теплее, и жизнь повеселела! Вокруг нас стояла непроглядная темень. В трёх шагах от машины ничего не было видно, лишь лампочки салона слабо освещали наш импровизированный стол. Было ощущение полной изоляции от мира. Наверное, такое чувство испытывали астронавты на луне.

• Майор Кудряшов к охоте готов! – пошутил Виктор, разрядив обстановку какой-то неясной напряжённости.
  

Бросили жребий. Первым подходить к сайгакам и стрелять, как только мы их найдём, выпало Виктору. Быстро убрав со "стола", уселись на свои места в машине и медленно двинулись по ночной, безмолвной степи, тихим урчанием мотора нарушая её извечную тишину. Яркий свет автомобильных фар едва вырывал из темноты крошечную её часть. Я поднял поисковую фару и, направив в открытое боковое окно, включил. Мощная прожекторная лампа выбросила в небо необыкновенно яркий в южной, непроглядной, чёрной ночи белый узкий и длинный луч. Прочертив в воздухе огромную дугу, управляемый мной луч вначале упёрся в землю, а затем нехотя расположился параллельно поверхности земли, постепенно теряя силу и совсем исчезая, как казалось, в бесконечности. Он как живой вздрагивал и прыгал при каждом потряхивание машины на неровностях дороги. То он упирался в землю рядом с дорогой, то пропадал где-то высоко-высоко. Наконец, мне удалось приноровиться к движению машины и справиться с ним. Луч стал более или менее спокойно прощупывать медленно убегающую назад пустынную безжизненную степь. Поочерёдно я направлял фару то в левое, то в правое окна салона, но кроме редких кустиков баялыча и верблюжьей колючки не видел ничего. Так занятые каждый своим делом, почти не разговаривая, мы ехали около часа. Иногда нашу довольно отчётливо просматриваемую дорогу пересекали другие, неизвестные. На мой вопрос о том, куда они ведут, Виктор ответил:

• Можно сказать: в никуда! Просто когда-то здесь прошла тяжёлая машина либо колонна, и на долгие годы оставила след на мягкой весенней почве такыра. Возможно, это были геологи, а, может быть, охотники за сайгой? Кто знает? Во всяком случае, ожидать, что такая дорога обязательно приведёт к человеческому жилью, вовсе не следует!
  

И опять наступило долгое молчание, нарушаемое только тихим урчанием двигателя.

Устав от ожидания увидеть зелёные огни в ночи, теперь я просто бездумно, автоматически осматривал пробегающую мимо меня однообразную местность. Несмотря на продуманное устройство, тяжёлая фара изрядно оттянула руки. Хотелось остановиться и отдохнуть или вообще закончить безрезультатный поиск. И вдруг, как всегда в таких случаях неожиданно, что-то сверкнуло на очередном проходе луча. Я, тотчас отреагировав, вернул его назад. И тут в освещённом месте один за другим стали вспыхивать яркие зелёные долгожданные огни. Как будто в окнах домов неведомого проезжаемого нами посёлка стали зажигаться яркие зелёные лампочки. Самих антилоп видно не было – серый цвет их шерсти сливался с окружающей степью. Только глаза: непомерно большие, яркие, зелёные – они то появлялись, то исчезали, то возникали вновь. Сосчитать их было невозможно. Необычайное, завораживающее зрелище! Восторженным шёпотом, опасаясь спугнуть животных, мгновенно задохнувшись от охватившего волнения, я сообщил на них Виктору.

• Говори нормально, они далеко и за шумом мотора тебя не услышат! До них не менее 300 метров!
  

Он останавливает машину и, не заглушив двигателя, без видимой спешки и нервозности начинает готовиться к походу: собирает ружьё, заряжает его патронами с крупной самодельной картечью, надевает свои чуни и, наконец, спокойно, не торопясь, выходит из машины. Мелькает мысль: "Ну и нервы – просто железные канаты!"

• Подходить к стаду буду справа! Меня до выстрелов постарайся не освещать! – тихо произносит он напоследок и тотчас скрывается в темноте. Шагов его даже по каменистой, как будто усыпанной щебнем почве совершенно не слышно. Зелёные огни непрерывно движутся, мельтешат, перемешиваются в луче прожектора. Иногда мне чудится, что я вижу светлую шерсть антилоп. Стадо, по-видимому, небольшое, всего голов двадцать. Время будто застыло. Совсем тихо урчит мотор. Никаких других звуков до меня не долетает. Всё моё внимание сосредоточено на островке зелёных огней в степи. Однажды, продвинув слишком далеко вправо луч, я на мгновение осветил Виктора. Он стоял, застыв, как легавая, в стойке. Расстояние до него определить было трудно. Вскоре совсем не громко прозвучали два выстрела и тут же волшебные зелёные огни исчезли из моего поля зрения. На короткое время луч выхватил из темноты ночи светлые бесхвостые зады нескольких бешено скачущих сайгаков, облачко пыли, поднятое ими, и всё было кончено. Я нащупал лучом Виктора. Он поднял правую руку и дважды махнул ей сверху вниз. "Взял пару!" – понял я его сигнал и отвёл луч в сторону. Животных видно не было. Природа хорошо позаботилась о маскировке этих, как утверждают, современников мамонтов.
  

Минут через пятнадцать Виктор, так же бесшумно, как и уходил, вернулся к машине. Включив дальний свет жигулёвских фар, поехали к трофеям. Чтобы не проскочить двигались по синусоиде. Освежевать тёплые туши, разделать их было для моего приятеля делом привычным. Не прошло и часа, как мясо двух молодых самочек было упаковано в целлофановую плёнку. Я в этом действе участвовал только в качестве неквалифицированного помощника, а больше - наблюдателя.

- Принеси, пожалуйста, из багажника канистру с водой, мыло и полотенце! – попросил Виктор, когда дело было сделано. Сняв ватник и гимнастёрку, он тщательно вымылся сам, затем полил воды на руки и мне. Умываться на морозе холодной водой было не слишком приятно! Холод заставлял пошевеливаться.

Собрали вещи, упаковали добычу дополнительно в брезент и привязали к верхнему багажнику.

- Нам, как избалованным американцам, автомобильный холодильник не нужен! – шутит Виктор. Поработали, теперь пора и отдохнуть! Ночуем прямо здесь, на дороге. Никто нас не потревожит – всё живое после наделанного нами переполоха разбежалось на десяток километров, а охотники сейчас в другом месте! При дневном свете мне больше нравиться ездить. Да утром и быстрее доберёмся до шоссе.

Откинув передние сиденья в машине, мы застелили их старым ватным одеялом, заботливо припасённым Виктором, улеглись рядом, прижались друг к другу и укрылись шинелями. Однако мороз давал о себе знать: за ночь не один раз пришлось прогревать салон печкой. Несмотря ни на что, выспались прекрасно. Усталость и молодость брали своё!

Бодрыми, хорошо отдохнувшими и полными сил встали, когда начало светать. Наскоро погрелись чайком и двинулись выполнять задание на объект.

Весело негромко поёт свою бесконечную песню мотор, приятно шуршат новенькие шины по гладкому, как стол такыру, из приёмника доносится привычный голос диктора китайского радио, ругающего наших советских вождей собачьими головами (там бурно проходит Культурная революция), за окном машины мелькает однообразный лунный пейзаж. Мы сосредоточенно молчим, думая каждый о своём. Я давно имею обыкновение по дороге на службу планировать рабочий день. Вот и сейчас, полностью отключившись от ночных приключений, я думаю о том же. Но, что это!? На невысоком холмике в трёхстах метрах от дороги сидит собака.

• Витя, откуда здесь взялась собака? Ведь поблизости не должно быть никакого жилья!
  
• Это волк, - спокойно говорит мой опытный приятель. Волки всегда пасут сайгу. Корма в степи мало и она постоянно находится в движении - бредёт, на ходу пощипывая редкие малокалорийные колючки. Много их нужно съесть, чтобы насытиться! Оттого и животы у сайгаков непомерно большие и изяществом фигуры они не отличаются! Красавцами даже рогачей не назовёшь! Обычно волки держатся стаями поблизости – стаей охотиться легче. Этот волк, скорее всего - наблюдатель. Где-то поблизости лежат остальные. Видимо, отдыхают после удачной охоты! Если сейчас погнаться за ними, они проявят чудеса сообразительности. Волки обычно хорошо знают местность и заведут нас туда, где их недостать, например, в местность обильную ямами и промоинами, а весной и летом – в непреодолимые солончаки. Волк бегает медленнее сайгака. Его максимальная скорость не превышает 40 километров в час, к тому же он довольно быстро устаёт, и машина его легко догоняет. Но при этом он может сделать рывок, перебежать на сторону водителя, затормозить и побежать в противоположном направлении или спрятаться на время в густом шлейфе пыли, всегда сопровождающем в степи машину. Когда преследователи теряют надежду его догнать, волк садится и отдыхает, как бы дразнит охотников. А то ещё забежит на гиблый солончак, сядет метрах в двухстах и смотрит на людей, будто насмехается над ними – понимает, что его там из ружья не достать! Здорового сайгака волку не догнать – он развивает скорость до 60 километров в час – поэтому волки обычно ловят больных и слабых антилоп, устраивают загоны или скрадывают пасущихся животных. При этом одни подползают к стаду, а другие отвлекают от них внимание. Бывает, что стая затаивается на пути движения сайги, затем рывком берёт добычу. Очень разумные животные!
  

Виктор говорил о волках как-то особенно уважительно. Должно быть, ему не раз случалось быть обманутым ими.

- А убивать волков тебе приходилось? – спросил я.

- Добывал, но удовольствия это мне не приносило!

Показались телеграфные столбы. Мы вырулили на шоссе и, прибавив скорость, помчались к объекту.

С той памятной ночи река времени унесла в прошлое немало различных событий и лиц. Много изменений произошло и в моей личной жизни, и в жизни моей страны. Казахстан давно стал для нас заграницей. Наш научный городок, в котором было так много сделано во благо СССР и советского народа, по сути, перестал существовать. Наука зачахла. Армия, как и страна в целом, развалена. Я давно забыл ту машинную программу, ради которой тогда мы с Виктором ездили на дальний объект в степи; не знаю, где и чем теперь живут те офицеры-программисты; сам уже давно не занимаюсь наукой, а вот впечатления от той сайгачьей ночной охоты яркой картиной навсегда остались в моей памяти. Я и сегодня ясно представляю себе ту безводную и безжизненную рыжую степь с редкими пучками засохшей растительности; непроглядную темень ночи, пронизываемую тонким острым лучом света; яркие зеленые, мерцающие и манящие огни какого-то фантастического селения; рассыпающееся по сторонам стадо едва различимых удаляющихся древних антилоп и одинокого волка, спокойно взирающего на меня с вершины невысокого холма.