Наталья Богатырёва свято дружеское пламя интервью с выпускниками Московского государственного педагогического института

Вид материалаИнтервью

Содержание


О быте и стихах
Что называется любовью?
Подобный материал:
1   ...   5   6   7   8   9   10   11   12   ...   25

О быте и стихах



М.К.: Поначалу мы все писали, но это было так, между прочим. У нас с Визбором есть несколько общих песен. Но Визбор, Ким, Ряшенцев с самого начала знали свою конечную цель. А меня сгубили бабы. Я ведь считал, что надо всё женщине отдавать, серьёзно к семье относился. Я в этом плане романтик, а они романтики в другом. Но это не значит, что кто-то хуже или лучше поступал.

А.Я.: А тут даже вывода нельзя сделать, у каждого личная жизнь складывалась по-своему. Откуда ты знаешь, кто, сколько и каким бабам отдавал?

М.К.: И всё-таки если бы мы поступали иначе, у нас с тобой не было бы шестерых внуков и пятерых детей на двоих... За всё надо платить. Ада тоже жертва этой тенденции: обзавелась детьми - перестала писать.

А.Я.: А о чём писать? О ценах на продукты? О деньгах?

- У Вероники Долиной четверо детей, но пишет ведь!

А.Я.: Она - профессионал. А я - нет. Она без этого не может, наверное, жить, а я могу. И не до этого, честно говоря. Мечтаю архивы разобрать: нам книжку об институте заказали. А быт очень опустошает. Хочется сделать так, чтобы было вкусно, сытно и приятно. То магазин, то уборка, смотришь - уже ночь. Времени не остаётся: то, что раньше мы делали быстрее, сейчас делаем медленнее в силу возраста. Так что песен не пишу. Тихонечко рифмую в своё удовольствие. Но, конечно, есть мечта написать пару лебединых песен. Тут главное успеть. А то рухнешь, а песни нет.

- Но ведь уже столько написано!

А.Я.: Написано, но уже мне не соответствует. Если я выйду вот в таком виде и спою примерно так: "Не уходи, ты мой дорогой, приходи ко мне", - меня не поймут. А поймут того, кто ушёл, и правильно сделал. Надо соответствовать своему творчеству... Усталость появилась, а оптимизма осталось мало. Может быть, это связано с тем, что такая сложная ситуация вокруг, и куда ни выйдешь, везде наткнёшься на что-то такое, что тебя загоняет в депрессию против воли. Трудновато стало. Но надо надеяться на лучшее. Однажды мне позвонил незнакомый мужчина и говорит: "Вы не могли бы прийти в частный дом и попеть за столом? Мы бы вам заплатили". Разве можно так? Это уж совсем неэтично. Я отказалась, а он говорит: "Наверное, у вас депрессуха". Я говорю: "Слушай, наверное, ты прав".

- А если совсем денег на жизнь не будет?

А.Я.: Я тогда лучше пойду сигаретами торговать у метро.

- Как же вы, извините, живёте?

А.Я.: Как видишь.

- Вижу, что, как и большинство "шестидесятников", не гоняющихся за материальными благами, живёте скромно...

М.К.: А что делать? Ужимаемся - раз. Во-вторых, туристское прошлое даёт знать: у нас два маленьких домика: один в глуши Калужской, на берегу реки Угры, второй под Москвой.

А.Я.: В одном дыра в стене, во втором веранда на себя дом тащила, пришлось её снять. Но ничего, жить можно.

М.К.: Картошку не сажаем. Ходим за грибами, ягодами вместе с внуками. Они скучать не дают.

Что называется любовью?




По следам бы твоим


Мне бродить тропой любою…

Может быть, это и

Называется любовью

(Ада Якушева)


А.Я.: В институте я начала вести дневник, который открывался такой мыслью, что и жизнь моя, и любовь моя, и всё, что в жизни положено человеку, будет связано с этим необыкновенно прекрасным зданием на Пироговке. Так оно и вышло в дальнейшем, потому что мой первый супруг, Юра Визбор, оттуда. Мой второй супруг, Максим Кусургашев, оттуда же. Это чудо, что я ещё кого-то там не ухватила!

- Но вы совсем не похожи на хищницу.

А.Я.: Танька моя как-то сказала: "Моя мама, конечно, не Нефертити, но двух прекрасных мужиков в институте ухватила!" Так что это её выражение. Я никого не пыталась ухватить. Наоборот, мне кажется, я тогда ни по каким параметрам ни для лёгких отношений, ни для семейной жизни, прочного союза не подходила. Ты как считаешь, Максим?

М.К.: После тридцати лет семейной жизни как я могу считать?

- А как жизнь свела вас двоих вместе?

М.К.: Я вернулся из армии. Первым меня встретил в институте Ряшенцев, который тогда литобъединение вёл. "Максим, - говорит, - там у нас такая девочка есть!.. Пойдём познакомлю". А потом мы поехали в Переделкино к отчиму Володи Красновского - Дмитрию Ерёмину, лауреату Сталинской премии за роман "Гроза над Римом", секретарю парткома Союза писателей. Я приехал тогда с Эвелиной, своей первой женой, Ада - с Юрой Визбором. Пришёл, помню, Лев Ошанин со своей женой, критикессой Еленой Успенской (она сильно пила и в конце концов выбросилась из окна). Был поэт Александр Яшин. Мы славно посидели, Ошанин читал свою поэму про невинно репрессированных... И была там Рита Горемыкина, секретарь комитета комсомола, которая потом вышла замуж за Юрия Дербинова, тогда аспиранта, который был редактором "Ленинца". И Визбор с Ритой убежал. Ада расстроилась, и я её стал утешать. Давай, говорю, поедем на Волгу, куда я инструктором группы водил. Она говорит: "У меня педпрактика сейчас". "Да плюнь, - говорю, - на эту педпрактику". И мы на неделю уехали. Причём, путешествие было чисто платоническим! Ада была в подавленном настроении - ну как можно было этим воспользоваться? Конечно, когда мы вернулись в Москву, по институту пошли всякие разговоры... Но я вёл себя порядочно, и Ада отнеслась ко мне с доверием.

А.Я.: С этого и началась симпатия.

М.К.: Потом Визбор собрался жениться и гадал, стоит это делать или нет. Я ему говорю: "Как тебе не стыдно? Дурак, где ты такую бабу найдёшь?"

- А как же Рита Горемыкина?

М.К.: По боку уже. Красивые-то они красивые, но должно быть какое-то родство душ... А потом у нас стали случаться катастрофы. Сначала Визбор убежал. Потом от меня жена ушла к Софронову, главному редактору "Огонька". Остались мы с Адой одни. Меня назначили заведующим отделом комсомольской жизни радиостанции "Юность" (самое интересное, что я беспартийный был! И как начальство пропустило?) и однажды сказали: "Мы тебе в отдел дадим вот такого человека! Ты её, может быть, знаешь, вы с ней в одном институте учились: Ада Якушева". И у нас продолжались товарищеские отношения. Между прочим, у меня в отделе работали тогда ещё два наших выпускника: Борис Вахнюк и Альбина Кузнецова - оба из довлатовской театральной студии. Маленький филиал МГПИ получился!

А.Я.: Кстати, тогда мы с Аллой Пугачёвой близко познакомились.

М.К.: Алку мы записывали на радиостанции "Юность", она была среди нас уже своим человеком, ездила с нами в Тюмень... Как-то собирались в подшефный совхоз, стали сколачивать бригаду, Алка тоже захотела поехать. И вдруг Ада приезжает.

А.Я.: Соседка по квартире мне сказала: "Что, так и будешь всю жизнь одна? Езжай тоже, хоть отдохнёшь". Взяла мою Таньку к себе на воспитание, и я отправилась в эту деревню. Хорошая была поездка. Выступали с концертами в сельском клубе - кругом старушки, дети и собачки. Я пою первым голосом - Алла вторым подпевает, я пою вторым, Алла подпевает первым. А голос у неё красивый, сильный, чистый, я и подумала: ну всё, мне с моим голоском конец... Хорошая девка была, никакая не кривляка, не ломака, и подружка хорошая. Потом пути наши разошлись, но при случае Алла говорит про "Юность" очень хорошие слова, не забывает прежних друзей...

А потом мы с Максимом решили, что вдвоём легче будет жить и детей воспитывать. И как-то незаметно родили Максимку. Тут к нам приехал главный редактор радиостанции "Юность" Володя Фадеев и поразился, что мы так тесно живём: в комнате 19 метров у нас стоял рояль "Беккер", который занимал большую часть комнаты, кухня 4 метра и шестеро жильцов (мы двое, Танька, Алёшка, старший сын Максима, Максимка и няня). Нам, говорим, и так хорошо. Он тогда посоветовал взять свидетельство о браке и подавать документы на получение большей квартиры. А у нас нет никакого свидетельства, мы об этом как-то и не задумывались. И началась беготня по инстанциям...

- Вот сюжетец! Сначала Кусургашев свидетель на свадьбе Визбора, потом - наоборот, а невеста одна и та же!

М.К.: Ну и что? Я и Таньку забирал из роддома, потому что Юрка был в командировке. Когда Адка ему сказала, что хочет за меня замуж выйти, Юрка принёс две бутылки коньяка, мы сели втроём, хорошо так поговорили... Мы до конца жизни секретничали с Юркой, были в курсе всех дел друг друга. Нас очень трудно было раздружить. Что-то мы друг в друге не принимали, что-то на дух не переносили, но принципы были одни.

- Ада Адамовна, любвеобилие Визбора доставило вам много горьких минут. Вы простили его?

- Такого, чтобы мы встретились и я сказала: "Ладно, Визбор, я всё прощаю", - не было. Но время шло, много-много людей между нами вставало, и чисто коммуникативно мы были уже отодвинуты друг от друга. Однажды Визбор, уходя от одной своей женщины, приехал к нам в Софрино, где мы тогда отдыхали, и рассказал мне под большим секретом о своём решении. Я ему посоветовала не делать этого: останется в конце концов один и, как у Чехова, некому будет подать тот самый стакан воды. Но он всё-таки решил по-своему. А я при всей своей разговорчивости очень люблю хранить секреты. Даже в юности, когда мне рассказывали о своих романах, я никому ничего не передавала. Молодые все были, романы очень запутанные - ну и что? И вскоре забыла об этом разговоре. А потом проходит какое-то время, раздаётся звонок. Визбор: "Я у вас внизу. Я вернулся". Я лихорадочно соображаю: куда вернулся? Ко мне? А у меня Максим и дети: Танька, Дашка, Максимка. И как-то я совсем не готова к его возвращению. Первое время я, может быть, надеялась и мечтала об этом, а теперь ситуация другая... "Встреть меня внизу", - говорит Визбор. Я бегу вниз. Там стоит Визбор с двумя чемоданами. Мы сели в лифт, и он признался, что решил вернуться к той своей женщине. Мне стало полегче, потому что, честно говоря, я сильно перепугалась...

Когда он ушёл от меня и менял свои привязанности, я первый раз подумала, что, может, это и к лучшему. Может, меня просто сверху пожалели. А то я так бы и была одна, а он периодически возвращался, чтобы опять уйти. Представляешь, какая мука? Можно сойти с ума! А когда с ним случилась беда, и он умер, я второй раз подумала: господи, какое счастье, что мы давным-давно уже врозь, иначе пережить это было бы просто невозможно.

- Что он в вашей жизни значил?

- Очень многое. Я не так уж много и влюблялась, между нами говоря. Первая детская любовь - мальчик из пионерского лагеря с примечательной фамилией, Женька Сталин. А в институте я обожала Визбора, но никогда и не мечтала соединить с ним свою судьбу. Наоборот, сидя в Ленинке, например, присматривалась к красивым, интеллигентным девичьим лицам и думала: вот эта девушка бы ему подошла. Влюблена была просто по-детски. А не так чтобы: "Мой, никому не отдам!" Я очень ревнивая, но в тот момент это была возвышенная такая влюблённость.

М.К.: Визбор был человек импульсивный, очень эмоциональный. Вспомни, Ада, его письма: "Я тебя не стою ни грамма, я себя считаю ничтожным человеком" - примерно в таком духе. И всё это совершенно искренне! Он никогда в жизни не играл. И к Адке очень хорошо относился. Хотя переживала она отчаянно...

А.Я.: Институт, кстати, тоже руку приложил к такому пониманию, что любовь одна и на всю жизнь. И читали мы соответствующую литературу: 18-19 век, "Бедная Лиза", Тургенев. Все мои подруги по институту такие были. Хотелось верности и любви, вечности в этих отношениях. А когда из-под тебя выбивают стену, на которую опираешься, - конечно, это страшно. Наверное, и Визбор не до конца разобрался во всём. Таньке он сказал: "Если бы начать жизнь с начала, я бы начал её с Адки." Значит, что-то осталось.

1999 г.-2001 г.