Наталья Богатырёва свято дружеское пламя интервью с выпускниками Московского государственного педагогического института

Вид материалаИнтервью

Содержание


Ю.Визбор Штурм перевала
Ленинец, 1954, 21 ноября
Подобный материал:
1   ...   6   7   8   9   10   11   12   13   ...   25

Ю.Визбор




Штурм перевала



Нас 18 человек. Хмурые, мы торопливо доедаем завтрак. Холодно и темно, и только на востоке, в серой путанице низких туч стыдливо прячется рассвет. Мы выходим на штурм перевала Хотю-Тау - скально-ледовой перемычки, соединяющей Эльбрус с главным Кавказским хребтом. Это решающий день нашего похода.

...Ноги вязнут в мокрой сыпучей породе, при каждом движении ступня скользит, опускаясь ровно на половину шага. Приходится делать частые остановки - высота в 3500 даёт себя знать. Серый, неясный день уже вступает в свои права: совсем недалеко от нас высится матовый Эльбрус, с Донгуз-Оруна застучали первые камнепады, прояснились дальние вершины.

Я и Лёва Розанов идём в разведку: наглухо застёгиваем штормовки, обвязываемся верёвкой, на прощанье улыбаемся и уходим в туман. Вокруг ничего не видно, и только редкие просветы выхватывают из пелены куски ледника. Мы идём молча - каждый занят своими, далеко не весёлыми мыслями: хотя ещё 7 часов утра, но уже ясно, что перевал мы сегодня не возьмём. Даже если к полудню погода прояснится, то увеличится лавинная опасность, снег размокнет, человек в нём будет проваливаться по пояс. И кто знает, долго ли продержится непогода и вместе с нею наше сидение?

Мы выбираемся на ледовый гребень. Туман несколько рассеялся. Прямо перед нами лежит перевал. До него, говоря языком равнины, километров восемь, а языком гор - шесть часов ходьбы. За перевалом столпились чёрные тучи. Это всё, что мы успели увидеть, - туман снова окутал нас.

Тревожное чувство не покидало нас во время спуска - ведь мы так и не разведали путь на перевал. А что сказать туристам? Они, наверно, сейчас сидят злые, мокрые и ждут наших известий. А мы... Но нет - ещё не показались палатки, как мы услышали песню. Интересная картина - вокруг льды, пустыня, туман, а откуда-то несутся звуки весёлой песни про беднягу-альпиниста, попавшего на "мокрую ночёвку".

- Как улучшится погода - снова пойдём в разведку, - говорю я туристам.

В палатке девять человек. Они не сидят, не лежат, а навалены до верха. Тесно? Конечно, тесно, но зато тепло! После каждой песни Роман Персонов выдвигает теорию, что не худо было бы закурить - оттого, мол, в палатке будет теплее, а воздух приятней. Роман бы давно закурил, да у него спички промокли. Основным же держателем спичек является Вета Шоттен - наш боевой завхоз, ярый враг табака. Тогда Роман пускается на хитрость: - Вета, - говорит он елейно, - дай спичечку - дам на рюкзаке немножко посидеть.

К полудню туман спустился вниз, в долины. Небо стало проясняться тонкими золотыми полосками у края горизонта. Мы уже идём в новую разведку, поднимаясь по ледопаду. Ледопад - хаотическое нагромождение ледовых глыб, трещин, провалов. Кажется, что кто-то гигантским топором рубил здесь лёд, плавил его своим дыханием, коверкал большими железными пальцами. Нам приходится долго обходить длинные голубые трещины, до боли в глазах вглядываться в лабиринт льда, намечая путь. Наконец, мы выбираемся на небольшую площадку.

- Ну что ж, очень хорошо, - говорит Лёва, окинув взглядом белесую даль перевала, - можно въехать на ишаке. Потом, подумав, добавляет: - Даже на мотоцикле.

Мы сидим метров на двести выше перевала. Большие ледниковые поля образуют широкое плато, подходящее к перевалу. Кто-то предлагает всё пойти и посмотреть весь путь до самого перевала. Хорошо спускаться, когда впереди ясная цель. Ты бежишь без рюкзака, а в паре с тобой идёт надёжный товарищ! Над нами с криком летают альпийские галки. Подобрав перо одной из них, Лёва победно украшает свою шляпу, утверждая, что это перо горного орла. Ледовая стена, громоздящаяся справа, гулко отвечает на наши слова и смех. Я иду первым и вдруг замечаю, что безобидный ледовый гребешок, к которому мы идём, вдруг начинает как бы отодвигаться в нашу сторону и за ним чернеет пустота. Убыстряю шаги и не отвечаю на слова Лёвы "Что случилось?". И вот мы уже стоим на верхней границе грандиозного ледопада, опускающегося стеной вниз метров на двести.

- Да-а..., - тянет Лёва, почёсывая затылок, - экая несимпатичная форма рельефа. Вот тебе и мотоцикл!..

Мы долго курим, спорим, хватая друг друга за пуговицы штормовок, и решаем обходить ледопад слева, по снежному склону.

...Вернувшись поздним вечером, мы кончили ужинать уже ночью. Ветер прекратился. Ясность, покой, торжественность легли на горы. Где-то за Ужбой красным глазом загорелся Марс, над головой поднялась голубая Вега, широкой санной дорогой перерезал небо Млечный Путь. Такое впечатление, будто стоишь ты ясной зимней ночью где-нибудь в Звенигороде, и только не хватает дальних гудков электрички да сосен, опушённых снегом.

Сказать - "лагерь засыпал" - невозможно, потому, что мы "засыпали", сидя на рюкзаках: спальных мешков у нас в секции нет, а наши старые палатки промёрзли насквозь. Наконец, лагерь успокаивается, и только ночью кто-то кричит: "В тропики!".

Дождливый рассвет следующего дня застал нас в трёх километрах от перевала, на леднике. Самую трудную часть пути, разведанную нами, группа прошла в хорошем темпе, и теперь, рассевшись на рюкзаках, мы уничтожали глюкозу и делились впечатлениями ночи. Впереди был близкий перевал и хороший, большой день. Впереди была победа. Но стоило нам выйти на лёд перевального ледника, как начался не дождь, не снег. Началась пурга: небольшие тучки колючей крупы быстро неслись над поверхностью, били в лицо, сыпались за рукава. Вдобавок ко всему лёд кончился и начался снег. Вся энергия уходила на то, чтобы вынимать ногу из сыпучего месива сухого снега и как можно дальше ставить её вперёд. Туристы идут, низко нагнув головы. На подходах к перевалу ветер резко усиливается, становится почти бешеным. А вот и сам перевал. Это длинная гряда скал, окаймляющих снег. Разговаривать на перевале или стоять практически невозможно: ветер со всего массива Эльбруса собирается в узкий проход и несётся с головокружительной быстротой. Я первый выхожу на перевальные скалы: руки окончательно коченеют, ноги, только что месившие снег, неуверенно ступают по шатким камням. Оборачиваюсь и кричу, что есть сил:

- Перевал!

Но туристы, стоящие в нескольких шагах от меня, только видят моё кричащее лицо и слышат неясное: "…а-ал!". Быстро спускаемся под скалы. Разительные контрасты в горах: в двух метрах над нашими головами с воем несутся тучи снега, холод обжигает руки, а здесь тихо и даже слышно, как журчит соседний ручей. Перед нами - синеватые цепи горных хребтов. Касаясь самых высоких вершин, фиолетовые тучи образуют мощный поток, который угрюмо плывёт на запад. Но уже простым глазом видно, как внизу, в долине, шумит молодой пихтовый лесок, волнуется сочная трава, бежит голубая речка. Мы начали спуск в долину.

Ленинец, 1954, 21 ноября