Собрание сочинений Мортаза Шахид Моттахари Первый том из раздела «История»

Вид материала

Документы

Содержание Отклик и реакции

Подобный материал:

• Собрание сочинений 21 печатается по постановлению центрального комитета, 8762.76kb.
• Собрание сочинений в пяти томах том четвертый, 3549.32kb.
• П. П. Бажов. Собрание сочинений в трех томах. Том первый, 4694.86kb.
• Лев толстой полное собрание сочинений издание осуществляется под наблюдением государственной, 1514.85kb.
• Лев толстой полное собрание сочинений под общей редакцией, 2283.66kb.
• Собрание сочинений 20 печатается по постановлению центрального комитета, 7764.62kb.
• Собрание сочинений 16 печатается по постановлению центрального комитета, 9525.02kb.
• К. С. Станиславский Письма 1886-1917       К. С. Станиславский. Собрание сочинений, 10580.19kb.
• К. С. Станиславский Письма 1886-1917       К. С. Станиславский. Собрание сочинений, 10580.72kb.
• Н. В. Гоголь (полное собрание сочинений). F-bit, 1998, 133.3kb.

Отклик и реакции

Для того, чтобы определить степень искренности и чистосердечия иранцев по отношению к исламу, в нашем распоряжении имеется одно хорошее средство. Мы должны посмотреть, какой была реакция иранцев на противоречащие исламу движения, которые возникали, начиная со второго века хиджры, и касались основ мусульманского вероучения; боролись ли они за укрепление этих основ, или же они восставали против них?

В ту эпоху имели место три течения, противоречащие исламу:

Одним из них является «зиндике» - ересь или вероотступничество. Представители этого движения появились в начале второго века; изначально, будучи противниками единобожия и других принципов ислама, они предпринимали активные действия для разрушения основ исламского вероучения.

Другим движением является националистическое арабское движение, возникновению которого способствовали Омейяды. В действительности они пренебрегли важнейшим социальным принципом ислама.

Третьим является распространение распутства, страсти к богатству и веселому времяпрепровождению. Появлению этих тенденций также способствовали Омейяды, и они еще более усилились при Аббасидах.

Вопрос возникновения ереси во втором веке хиджры привлек к себе внимание историков в силу своих различных особенностей.

Во-первых, что представляет собой это слово, и какова его этимология? Представляет ли собой слово «зиндик» арабизированную форму слова «зиндиг»², или же оно происходит от другого слова? Как бы ни было, каких людей называли словом «зиндик»? Обозначали ли этим словом последователей Мани? Или же под ним подразумевались иранцы, сохранившие приверженность своей прежней религии, будь то зороастрийцы, манихеи или маздакиты? Или же им обозначали людей, которые, отрицая существование невидимого идеального мира, естественным образом отрицали все религии, в том числе и принципы манихейства?

Достоверно известно, что всех этих людей называли словом «зиндик». Так называли даже некоторых мусульман, которые, по неосмотрительности или распущенности, подвергали осмеянию богобоязненных мусульман, а, иногда, в какой-либо форме позволяли себе высказывания в их адрес, рассматривавшиеся как оскорбление по отношению к исламу.

Как давно существует данное явление среди арабов? Возникло ли оно после появления ислама, в результате смешения арабов с другими народами, особенно иранцами, или же подобное явление существовало у арабов еще в доисламскую эпоху?

Что касается значения данного слова, то, по мнению исследователей, оно употреблялось изначально только по отношению к манихеям, затем его стали использовать для обозначения неверующих или магов, и, наконец, по отношению к любому вероотступнику.

Что же касается давности данного явления, то утверждается, что оно имело место среди арабов и в доисламскую эпоху. Ибн Катиба в книге «Аль-Муариф» и Ибн Руста в книге «Аль-алак аль-нафиса» свидетельствуют, что, благодаря невежественным арабам, курайшиты в большей или меньшей степени были знакомы с данным явлением еще в доисламские времена.

Как бы ни было, на протяжении первых веков мусульманской эры упоминаются имена людей, как иранского, так и арабского происхождения, которые обвинялись в ереси. Это такие люди, как Абдулкарим Ибн Аби Аль-Аваджа, Салех Ибн Абдулкудус, Абушакир Дейсани, Ибн Арраванди, Башар Ибн Бурд, Абдулла Ибн Мукаффа, Юнус Ибн Аби Фарух, Хамад Аджард, Хамад Равия, Хамад Ибн Забаркан, Яхия Ибн Зиад, Мати Ибн Аяс, Яздан Ибн Базан, Язид Ибн Аль-Файз, Афшин, Абу Навас, Али Ибн Аль-Халиль, Ибн Муназир, Хусейн Ибн Абдулла Ибн Абидулла Ибн Аббас, Абдулла Ибн Муавия Ибн Абдулла Ибн Джафар, Дауд Ибн Али, Якуб Ибн Фазл Ибн Абдурахман Матлаби, Валид Ибн Язид Ибн АбдулМалик, Абумуслим Хорасани, Бармакиды.

Некоторые из вышеупомянутых людей, например, Ибн Аби Аль-Аваджа бесспорно не верили в существование невидимого нематериального мира. Предания шиитов повествуют о дискуссиях и спорах, которые этот человек вел с праведными имамами и их единомышленниками, и которые абсолютно ясно свидетельствуют о том, что он отрицал существование нематериального мира. Не подлежит сомнению, что неверующими были и другие люди, чьи имена приводятся выше, однако то, что некоторые другие люди тоже были еретиками, весьма спорно.

Источники свидетельствуют, что появление людей, которых называли еретиками, то есть, манихеев, дуалистов, верящих в существование двух начал – света и тьмы, или же безбожников, отрицающих существование нематериального мира, позволило государственным деятелям и другим влиятельным лицам уничтожать под этим предлогом своих врагов. Поэтому никоим образом не следует полагать, что все люди, обвиненные в ереси, на самом деле были безбожниками. В пользу этого утверждения особенно свидетельствует то обстоятельство, что среди обвиненных в ереси были люди, прославившиеся в исламе своей праведностью, благочестием и подвижничеством. Некоторые из них были преданными шиитами, пользующимися благосклонностью членов семьи Пророка, и одновременно ярыми противниками халифов. Очевидно, что такие люди, естественно, обвинялись правителями в ереси.

Некоторые подвергались такому обвинению единственно по той лишь причине, что они занимались рациональными науками.

Приводя в «Аль-Фихристе» биографию Абу Зейда Ахмада Ибн Сахля Балхи, Ибн Ан-Надим пишет:

«Его обвинили в ереси», и затем приводит слова одного из его ближайших друзей:

«Этот человек был богобоязненным, почитающим Единого Бога. Я знаю его лучше других, ведь мы выросли вместе. Его обвинили в ереси, потому что он изучал логику. Однако мы вместе изучали логику, и никто из нас никогда не помышлял о вероотступничестве.»¹

Ахмад Амин² приводит слова Аль-Акани:

«Хамид Ибн Саид был одним из известных мутазилитов³. По некоторым вопросам он расходился во мнении с Ибн Аби Даудом, который был верховным судьей во время правления Мутасима⁴. Ибн Аби Дауд оклеветал его перед Мутасимом, обвинив его в ереси и принадлежности к шу’убитскому движению».

Он также приводит повествование неизвестного автора об Ибн Муназире, гласящее о том, что в собрании у Юнуса Ибн Аби Фаруха его открыто обвиняли в ереси. Волею случая тот человек отправился в мечеть и увидел, что Ибн Муназир читал в углу намаз.

Афшин был обвинен в ереси, однако некоторые историки убеждены в том, что это обвинение было клеветой, сфабрикованной его политическими противниками.

И у Мансура Даваники, халифа из династии Аббасидов, и у Сафиана Ибн Муавии Махлиби, правителя Басры, были причины ненавидеть Абдуллу Ибн Мукаффа. Получив от Мансура секретное поручение, Сафиан приказал убить его, а затем распространил слух о том, что мусульманство Ибн Мукаффы был только видимостью, а на самом деле он был еретиком. Будучи ученым, Ибн Мукаффа перевел на арабский язык сочинения Мани. Некоторые его сочинения говорят о том, что он был истинно верующим мусульманином. Очевидно, что один лишь факт перевода им сочинений Мани, или его участия в собраниях людей, обвиненных в ереси, не может служить доказательством в пользу того, что он был еретиком.

Рассказывают, что пока Бармакиды были в зените славы и величия, Асмаи постоянно был рядом с ними, прославляя их; когда же их счастливая звезда закатилась, он стал высмеивать их и называть еретиками.

Мехди, халиф династии Аббасидов, известен, как наиболее ярый борец с ересью. Именно он казнил многих обвиненных в ереси, ибо, как он утверждал, так повелел ему его дед, Аббас Ибн Абдулматлаб, явившись ему во сне. Однако этой участи избежал Башар Ибн Бурд, занимающий государственную должность и пользующийся благосклонностью правителя, хотя всем было известно, что в течение восьмидесяти лет своей жизни он не был истинно верующим мусульманином. Мехди прилагал усилия к тому, чтобы правоведы находили иное толкование словам Башара, пока Башар не преступил запретной черты и не посягнул на политику. В одном из своих рубаи в адрес Омейядов, он подверг Мехди осмеянию. Только тогда Мехди возмутился и повелел подвергнуть Башара бичеванию до смерти.

Теперь посмотрим, каким был отклик иранцев мусульман на появление ереси?

Хотя ересь зародилась в среде иранского меньшинства, она не получила в Иране развития, а сами иранцы были горячими ее противниками. Эта борьба велась в области теологии и мусульманского права, и в ней принимали участие иранцы мусульмане, как богословы, так и правоведы.

Как известно центром проживания множества иранцев и правоведов иранского происхождения был Ирак. Отношение правоведов Ирака к зиндикам отличалось большей непримиримостью, нежели отношение других правоведов⁵. Абу Ханифа и его сторонники иранцы проживали в Ираке, в отличие от Шафаи и его последователей. Постановления Шафаи в отношении зиндиков были мягче, нежели постановления Абу Ханифы и его последователей. В мусульманском праве существует положение о возможности принятия раскаяния вероотступника; некоторые правоведы не проводили различия между покаянием вероотступника и покаянием зиндика, они считали оба вида раскаяния возможными. Шафаи был представителем этой группы правоведов. Однако другие правоведы считали неприемлемым принятие покаяния зиндиков. Абу Ханифа избрал этот путь и объявил об этом в одной из своих речей.

Рассказывают, что сторонники Абу Ханифы, проживающие в Ираке, с большей твердостью, нежели сам Ханифа издавали постановления о невозможности принятия раскаяния зиндиков. Это постановление может рассматриваться как непримиримое отношение иранцев к ереси.


Что же касается второго течения, то есть арабского националистического движения и дискриминации по национальному признаку, которые противоречили основному принципу ислама, то это искажение исламского вероучения возникло среди арабов. На превосходстве арабов над другими народами была основана политика Омейядов. Муавия издал указ, в котором он повелевал правителям областей во всем оказывать арабам предпочтение.

Это действие нанесло губительный удар по исламу. Именно оно стало главной причиной разделения единого исламского государства на более мелкие образования. Очевидно, что ни один народ не согласится принять превосходство и власть над собой другого народа. Иранцы приняли ислам, но не арабов. Народы принимали ислам потому, что, помимо других преимуществ, он провозглашал равенство всех людей перед религией. Как иранцы, так и другие неарабские народы не могли смириться с господством арабов.

Первая реакция иранцев в ответ на подобную дискриминацию была весьма логичной и гуманной. Они призвали арабов следовать завету Корана. Истинны были слова Пророка, когда он сказал: «Клянусь Господом, другие народы призовут вас на путь ислама и Книги Аллаха, подобно тому, как вначале вы призвали их следовать Корану».¹ Восстания, поднятые иранскими мусульманами в начале исламской эпохи, происходили под лозунгом равенства всех людей, а не превосходства иранцев над арабами.

Движение чернорубашечников Хорасана, направленное против угнетателей и дискриминации со стороны Омейядов, началось под знаменем именно ислама и справедливости. Стоявшие во главе этого движения Аббасиды, тайно подготавливая народ восстанию, призывали его к восстановлению исламской справедливости и защите прав угнетенных. Знамя, посланное народу Хорасана от предводителя восстания, имя которого хранилось в тайне, было черным, а на нем была начертана священная сура: «Дозволено тем, с которыми сражаются, за то, что они обижены… Поистине Аллах может помочь им»².

Когда началось движение, не упоминались ни Аббасиды, ни Абу Муслим, ни иранский народ, ни что-либо иное; речь шла только об исламе, Коране, семье Пророка, справедливости и равенстве. Лозунгами этого движения были лишь священные лозунги ислама. Абу Муслим был представлен Имамом Ибрахимом позднее. Во время одного из своих тайных путешествий в Мекку Аббасиды встретились там с Имамом Ибрахимом, который представил Абу Муслима, хотя никто не знал кто он и откуда, араб он или иранец. Так как Абу Муслим родился в Хорасане, он прославился под именем Абу Муслима Хорасани!

Некоторые современные иранские историки пытаются представить все успехи восстания чернорубашечников как заслугу личности Абу Муслима. Не подлежит сомнению, что Абу Муслим был достойным полководцем, однако почва для победы была подготовлена совсем другим фактором. Рассказывают, что когда на совете Мансур начал осыпать Абу Муслима упреками, тот напомнил ему о роли, сыгранной им в создании халифата под властью Аббасидов и попытался заставить Мансура замолчать, напоминая ему о своих прежних заслугах. Мансур ответил на это, что будь организация восстания поручена служанке, она справилась бы с ним, а вот если бы Абу Муслим захотел поднять восстание собственными силами, то ему это не удалось бы.

Хотя слова Мансура несколько преувеличены, однако они правдивы. По этой причине, Мансур смог устранить Абу Муслима в зените его славы и могущества, и это ничем не возмутило спокойствия в стране.

Поддержав исламские чувства иранцев, Аббасиды возглавили восстание. Когда они провозглашали своим лозунгом аят «Дозволено тем, с которыми сражаются, за то, что они обижены» и подразумевали под обидчиками Омейядов, они в большей степени подчеркивали факт ущемления прав последователей Мухаммада, нежели факт ущемления прав самих иранцев.

В 129г., в день праздника фитр, когда чернорубашечники открыто начали восстание в Мавераннахре, они объявили о его начале во время чтения праздничного намаза, а праздничный намаз прочитал человек по имени Сулейман Ибн Касир, который сам был арабом и происходил, по-видимому, из рода Аббасидов. Лозунгом восставших, провозглашавшим их главную цель, был священный аят: «О люди! Мы создали вас мужчиной и женщиной и сделали вас народами и племенами, чтобы вы знали друг друга. Ведь самый благородный из вас – самый благочестивый»¹. Иранцы, будучи сторонниками равенства и противниками дискриминации, стали называть себя шу’убитами по той причине, что в этом аяте используется слово «шу’убан» «народ», которое, по мнению толкователей Корана, обозначает сообщество людей, основанное на всеобщем равенстве и братстве.

Подобная реакция в ответ на искажение арабами основ исламского вероучения была полностью закономерна, и доказывала преданность иранцев исламу. Если бы иранцы не были преданы исламу, они в свою очередь также стали бы превозносить свою национальность и историю. В этом отношении они, несомненно, опередили бы арабов, потому что национальная гордость у иранцев была развита гораздо больше. Однако они не сделали этого, и, ища защиты от несправедливости со стороны арабов, прибегли к помощи ислама, а не чего-либо иного.

Разумеется, движение шу’убитов постепенно отклонилось от основ ислама, ибо оно пошло тем же путем, что и арабское национальное движение. Оно встало на путь национализма и превосходства иранского народа над другими народами, особенно над арабами. В отдельных случаях оно вышло за рамки национализма и привело к ереси.

Однако, как только движение шу’убитов достигло этого этапа, иранский народ и верующие иранские ученые подвергли его решительному осуждению, лишив его своей поддержки. То есть в ответ на отход от учения ислама, который зародился и развился среди самих иранцев, они снова продемонстрировали реакцию, основанную на мусульманском вероучении. Это же причина стала фактором поражения шу’убийи. Если бы иранцы не свернули со своего изначального пути, они оказали бы большую услугу как исламскому миру в целом, так и себе самим в частности.

Некоторые представители иранского народа были настолько обеспокоены подобными проявлениями шу’убийи, считая их угрозой для ислама, что, невзирая на собственную национальную принадлежность, они активно поддерживали арабов. Это удивительное историческое событие свидетельствует о глубоком проникновении ислама в дух иранского народа.

Замахшари, автор книги «Кашшаф», является великим иранским ученым и выдающимся деятелем своей эпохи. Будучи родом из Хорезма в Хорасане, он провел свою жизнь в Мекке, поблизости от Каабы, и по этой причине получил прозвище Джарулла¹. Этот человек начинает вступление к своей книге по грамматике «Аль-Муфассаль» таким образом:

Я благодарен одному Аллаху за то, что он сделал меня ученым в области арабского языка и литературы, заложив в моей природе любовь к арабской культуре. Господь милостиво не позволил мне покинуть ряды сторонников арабов и попасться в сети шу’убитов. Он сохранил меня от учения шу’убитов, которые не снискали иной славы, кроме проклятий в свой адрес, хулы и злословия.

Последнее предложение Замахшари ясно свидетельствует о том, что движение шу’убитов настолько осуждалось иранским народом, что участью их сторонников были лишь проклятия и презрение.

Саалиби Нишапури, автор книги «Ятимат ад-дахр», скончавшийся в 429г. лунной хиджры, также является одним из великих ученых мусульманского Ирана. В предисловии к своей книге «Сирр аль-адаб фи маджара калам аль-араб» он, как и Замахшари, но в еще более явной и крайней форме выражает свое осуждение в адрес шу’убийи, и, выступая на стороне арабов, он, подобно арабскому националисту, говорит о превосходстве арабов над другими народами.

Воздав хвалу Аллаху и Пророку, он пишет:

«Любящий Господа, любит и его избранного Пророка Мухаммада; любящий Пророка, любит арабский народ; любящий арабский народ, любит арабский язык, на котором лучшему из людей было ниспослано лучшее из писаний; а любящий арабский язык, заботится о нем. Каждый, кого Господь направил по пути ислама, убеждается в том, что Мухаммад– величайший из пророков, ислам – лучшая из религий, арабы – лучший из народов, а арабский язык – лучший из языков.»

Мнение Саалиби, по поводу того, что «арабы – лучшие из народов», неверно. Не существует ни малейшей связи между верой в ислам и убеждением, что арабы – лучший из народов. Напротив, подобный образ мышления противоречит исламу. Существует обратная связь; то есть, существует связь между верой в ислам и верой в то, что ни один народ не имеет превосходства над другим народом с точки зрения расы и происхождения. Согласно прямому указанию Корана, один человек может превосходить другого в знаниях: «Разве сравняются те, которые знают, и те, которые не знают»², в благочестии: «Ведь самый благородный из вас – самый благочестивый»³, или же в действиях и усердии на пути Аллаха: «Усердствующим Аллах дал преимущество перед сидящими в великой награде»⁴.

Вопреки утверждению Саалиби, а также изложенным им общим и частным вопросам, любовь к арабскому языку также вызвана не любовью к арабскому народу, а любовью непосредственно к Священному Корану и Великому Пророку. Однако этот ошибочный путь, на который встали Саалиби и ему подобные, является откликом на радикализм шу’убитов.

Абу Абиде Муабар Ибн Мусна, один из известных богословов второго века, иранец по происхождению, также относится к неарабам с предубеждением. Он является автором книги под названием «Мукатиль фарсан аль-араб».

В этой связи, Мас’уди, известный арабский историк, автор книг «Мурудж аз-захаб» и «Ат-танбих ва аль-ашраф», который был потомком Абдуллы Ибн Мас’уда (известного сподвижника Пророка) и скончался в первой половине четвертого столетия, вступает в полемику с Абу Абиде и пишет книгу под названием «Мукатиль фарсан аль-аджам». Упоминая в своей книге «Ат-танбих ва аль-ашраф»¹ о правителях династии Сасанидов, Мас’уди пишет:

«Двадцать четвертым по счету правителем был Шахрбараз, правивший сорок дней. Мы описали историю его жизни, причину его убийства и убийства других отважных иранцев из числа людей, чье совершенство, отвага и славные дела признаны всеми, в своей книге под названием «Мукатиль фарсан аль-аджам», написанной нами в ответ на книгу Абу Абиде Муамар Ибн Мусна под названием «Мукатиль фарсан аль-араб».

Будучи арабом и мусульманином, Мас’уди, видя несправедливость со стороны арабов по отношению к иранцам, пишет книгу в поддержку иранцев. И это также – одно из удивительных проявлений ислама.

Нашей целью не является сейчас полное исследование сущности шу’убизма, тех откликов в его поддержку или против него, которые он вызвал к жизни, и, в конце концов, его ухода с арены истории; это требует больших возможностей и времени. Мы стремимся показать, что поначалу шу’убизм был священным движением и представлял собой ответ иранцев на дискриминационную политику арабов. Позднее, когда само это движение, из-за незначительного количества сторонников среди иранцев, уклонилось со своего основного пути, приобрело националистическую окраску, а иногда – вид ереси, противоречащей исламу, шу’убизм подвергся осуждению со стороны иранского народа и праведных иранских богословов, вследствие чего прекратил свое существование около тысячи лет назад.


Третьим антиисламским движением, возникшим на заре мусульманской эпохи, против которого иранцы в большей степени, нежели другие народы, выразили свой протест, было значительное распространение распущенности и роскоши, а также склонности к веселому и беспутному образу жизни.

Роскошь и музыка в Иране имеют древние традиции; население этой страны привыкло к ним. В книге «История Ирана»² Машир Ад-Дауле пишет:

«Бахрам Гур привез из Индии двенадцать тысяч музыкантов.»

«Фаджр аль-ислам» со ссылкой на «Историю» Хамзата Исфахани повествует:

«Бахрам Гур повелел людям одну половину дня работать, а вторую половину дня проводить в увеселениях, пить вино и слушать музыку. По этой причине певцов и музыкантов стали пользоваться особо высоким положением. Однажды, проходя мимо группы людей, которые пили вино, но не слушали музыку, он спросил у них: «А где же музыкант?» Те ответили: «Мы хотели бы пригласить его, но так как их слишком мало, услуги музыкантов слишком дороги для нас». Бахрам написал письмо падишаху Индии с просьбой прислать музыкантов. Из Индии прибыло двенадцать тысяч музыкантов, которых Бахрам распределил между иранскими городами.»

Музыка и роскошь существовала у арабов лишь в самой примитивной форме; когда они познакомились с иранской культурой, в их среде быстро распространились склонность к роскоши и увеселениям. Удивительно, что Аравия опередила в этом отношении даже Ирак и Сирию, которые были центром этой традиции. Начиная со второй половины первого века хиджры, Аравия становится как центром исламского права и науки хадисов, так и центром распространения увеселений и музыки. Правители династии Омейядов, предаваясь различного рода развлечениям, особенно активно способствовали их распространению. Праведные имамы, напротив, всячески препятствовали этому, что нашло свое отражение в праве и хадисах шиитов.

Кроме праведных имамов, если мы рассмотрим положение дел в среде простого народа, то увидим, что простые иранские мусульмане, а также мусульманские ученые иранского происхождения были более ярыми противниками прежних национальных традиций в этой области, нежели простые арабы и ученые арабского происхождения.

О Малике Ибн Онсе, известном суннитском имаме арабского происхождения, рассказывают, что в юности он хотел обучаться музыке. Однако, его мать запретила ему это, сказав: «Поскольку ты не наделен красивым лицом, тебе более пристало изучение права». Он последовал ее совету¹.

Ахмад Амин, упомянув о том, что «Хиджаз был как центром исламского права и науки хадисов, так и центром роскоши и увеселений», далее пишет: «Естественно, что он был центром исламского права и науки хадисов, но как могло случиться, что он стал центром увеселений и роскоши?» Он пишет:

«Возможно, причиной этого был мягкость характера и доброжелательность жителей Хиджаза. Снисходительность правоведов Хиджаза² превосходила даже снисходительность правоведов Ирака. Мы уже сказали, что в Ираке источником суровости и строгости в религиозных вопросах были иранцы; именно они проявляли наибольшую щепетильность в отношении религиозных запретов.»

Он продолжает свое повествование цитатой из книги «Агани» Абульфараджа Исфахани:

«Суннит Абидулла Ибн Омар рассказывал: когда я отправился в хадж, я увидел красивую женщину, которая вопреки велениям ислама, насмехалась и сквернословила, находясь в состоянии ихрама. Я сказал, приблизившись к ней: «О, раба Божья! Разве ты забыла, что совершаешь хадж? Не боишься ли ты Бога, если в состоянии ихрама произносишь подобные недозволенные речи?» Женщина, откинув покрывало со своего красивого лица, которое посрамило бы солнце, сказала: «Дорогой дядюшка! Посмотри-ка хорошенько! Я из тех, о ком поэт сложил стихи, я из тех женщин, которые пришли не совершить хадж для Господа, а для того, чтобы привлечь невинных и неискушенных».

Абидулла, который сам считался правоведом и благочестивым человеком, ведущим свой род от Омара Ибн Аль-Хатаба, сказал: «Тогда я буду молиться, чтобы Господь не вверг в мучения обладательницу лица такой красоты».

Эта история дошла до ведома Саида Ибн Масиба, одного из правоведов Медины. Он сказал: «Клянусь Богом, если бы эта женщина разговаривала с жителем Ирака, она ответила бы по иному, сказав: «Отдались, да накажет тебя Господь!» Что поделаешь, таково мягкосердечие жителей Хиджаза.»³

Далее также приводится цитата из «Агани»:

«Однажды Ибн Джарих, один из правоведов Медины, беседовал с группой людей, среди которых был Абдулла Ибн Мубарак и несколько иракцев. В это время пришел один из музыкантов. Ибн Джарих попросил его немного спеть и сыграть. Тот под неким предлогом отказался. Ибн Джарих продолжал настаивать. Тогда он спел немного, однако почувствовал, что слушающие недовольны. Прервав свою игру, он сказал: «Если бы не присутствие этих высокочтимых людей, я задержался бы дольше и прогнал бы твою печаль». Ибн Джарих обратился к присутствующим и сказал: «Я вижу, что вы считаете это занятие недостойным». Абдулла Ибн Мубарак, один из правоведов иранского происхождения, ответил: «Верно, в Ираке мы считаем все это недозволенным…»⁴

Поводом для размышления служит то, что, во-первых, почитание музыки и роскоши было древней иранской традицией, и естественно было бы, если бы именно иранцы прибегли к толкованию и объяснению этой традиции с точки зрения шариата, или, по крайней мере, проявляли бы по отношению к ней снисходительность. Во-вторых, увеселения и роскошь распространились в Аравии именно благодаря иранцам, ведь известные музыканты того времени были, как правило, иранцами. В то же время, иранцы проявляли в вопросах религии больше набожности и благочестия, нежели другие народы той эпохи.


Как мы уже отметили, наша дискуссия касается вопросов религии, однако сферы, не относящиеся к ней, например, двор Харуна Ар-Рашида и государственный аппарат Бармакидов, были другим ее аспектом.