Geum.ru

Собрание сочинений Мортаза Шахид Моттахари Первый том из раздела «История»

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   27   28   29   30   31   32   33   34   ...   71
«Нет свежего или сухого, чего не было бы в Книге Ясной», разумеется, лишь способствовали укреплению этой веры. Результатом этого стало, что мусульмане довольствовались лишь Кораном и хадисами, пренебрегая всеми другими книгами…»1

Поистине, я удивлен словами этих мудрых людей. Разве им неизвестно, что выражение «Ислам отменяет все, что было до него» всегда подразумевало и подразумевает то, что с приходом ислама отменяются все прошлые законы, традиции и обычаи? Все мусульмане, от возникновения ислама и до сих пор, понимают это выражение только таким образом. Это выражение означает, что религиозные традиции доисламской эпохи не имеют больше силы, как невежество язычников, так и невежество людей писания; оно не связано с иными религиозными традициями и обычаями, так же как выражение «ислам закрывает прошлое» говорит о том, что ислам закрывает лицо прошлого и не имеет обратной силы. Например, преступление, совершенное в исламе, влечет за собой особое искупление, если же оно было совершено кем-либо до принятия ислама, когда человек еще был неверующим, а затем стал мусульманином, ислам не имеет обратной силы. Все мусульмане именно так понимали и понимают это изречение. Какая связь между этими выводами и выводами этих уважаемых авторов?!

Хадис, переданный Омаром, также ясно говорит о том, что Пророк Аллаха сказал: «С приходом Корана и окончательного закона – шариата, Тора и закон Моисея не имеют силы». Следовательно, Пророк не запрещал чтение любой книги, даже религиозной, он запретил чтение Божественных Писаний прошлого, которые утратили свою силу. Для того, чтобы мусульмане не смешивали отмененные законы предков и исламский шариат, Пророк запретил им читать Тору. Слова Пророка: «Не подтверждайте и не отвергайте то, что слышите от людей писания» также касаются религиозных преданий, и частично – религиозных догматов. Этими словами Пророк разъяснял им, что люди писания смешали ложь и истину; «так как вы не можете отличить одно от другого, не подтверждайте, ибо не дай Бог, подтвердите ложь, и не опровергайте, ибо не дай Бог, опровергнете истину». Так же как изречение «Коран содержит повествование о том, что прошло, предсказание вашего будущего, и закон, правящий вами», которое также приводится и в «Нахдж аль-балака», подразумевает религиозные предания, будущий загробный мир и религиозные законы, и означает следующее: «с ниспосланием Корана вы не нуждаетесь более в другом божественном писании».

Смешнее же всего выглядит ссылка на аят «Нет свежего или сухого, чего не было бы в Книге Ясной»2, который, насколько мне известно, ни один из толкователей Корана не считает относящимся к Корану, ибо все толкуют его, как Книгу Судеб.

Представление мусульман о данном аяте и упомянутых хадисах никогда не было таким, каким его представили эти господа, и из которого они сделали вывод, что благодаря этому аяту и хадисам, мусульмане поверили, что любую книгу, кроме Корана, какого бы содержания она ни была, следует уничтожать.

Теперь пришло время рассмотреть четвертое доказательство доктора Моина. Он пишет, что Ибн Халдун будто бы решительно утверждал факт сожжения книг в Иране, а передача слов Абульфараджа Ибн Аль-Абари, Абдульлатифа Багдади, Кафати и Хаджи Халифа будто бы является абсолютно безупречной, тогда как ему доподлинно известно, что европейскими исследователями была недавно доказана беспочвенность утверждения о сожжении мусульманами книг в Александрии. Однако, он, ограничиваясь опровержением Шибли Немана и Манави, идет дальше, игнорируя их неоспоримые доводы.

Теперь мы кратко изложим мнения исследователей, касающиеся сожжения книг в Александрии, как и положения, пришедшие нам на ум, а затем перейдем к рассмотрению того, что приписывается Ибн Халдуну и Хаджи Халифу в отношении сожжения книг в Иране.

Большинство тех, кто утверждает факт сожжения книг в Иране, опираются на сожжение книг в Александрии. Очевидно, что если невежество арабов доисламского периода, презрительный отзыв одного из курайшитов о ремесле учителя, сожжение книг Абдуллой Ибн Тахиром и сожжение книг Катибат Ибн Муслимом в Хорезме сто лет спустя после первых мусульманских завоеваний является доказательством в пользу сожжения арабскими завоевателями книг в Иране, сожжение книг в Александрии таким разумным и мудрым человеком, как Амр Ибн Аль-Ас, который, как говорят, общался с философом Александрии того времени, по прямому приказу халифа из Медины, а не по своей воле (как поступил Катибат Ибн Муслим) должно считаться доказательством первой степени сожжения книг в Иране. Поэтому, повествование о сожжении книг в Александрии всегда излагается этими людьми с помпезностью.

Вначале следует сказать, что история ислама и исламских завоеваний, как общая, так и частная (то есть, завоеваний в отдельно взятом регионе), начиная с конца второго века, записана в исторических документах, и эти книги находятся в нашем распоряжении. Что касается завоевания Александрии, то помимо мусульманских историков, история завоевания этого города весьма подробно излагалась также несколькими христианскими историками. Ни в одном из исламских, христианских, иудейских или других источников, написанных до эпохи крестовых походов, не встречается ни одного упоминания о сожжении книг в Александрии или Иране. Лишь в конце шестого века хиджры и начале седьмого века об этом впервые упоминает христианин Абдульлатиф Багдади в своей книге «Аль-афаде ва аль-итибар фи-ль-умур аль-мушахида ва аль-хавадис аль-аина биарз миср». Эта книга посвящена событиям, свидетелем которых он был, и в действительности представляет собой путевые заметки. Описывая колонну, находящуюся на месте бывшей александрийской библиотеки, он пишет:

«Говорят, что эта колонна – одна из тех колонн, на которых покоился свод крытой галереи, в которой учил Аристотель. Здесь была школа, и здесь также находилась библиотека, которую сжег Амр Ас по приказу халифа.»

Абдульлатиф хотел сказать этим лишь то, что в народе (видимо, среди его единоверцев христиан) ходили подобные слухи, однако он не стремится их подтвердить, поскольку начинает свою речь словами «ва язкур» (так говорят). Как известно, если при передаче исторический сведений или событий рассказчик опирается на определенный исторический документ, излагая материал, он приводит указание на этот источник, как поступает, например, Табари, а также большинство рассказчиков хадисов. Это – наилучший способ передачи сведений; он дает читателю возможность исследовать источник с точки зрения его достоверности, и, если он найдет его достоверным, согласиться с данной точкой зрения. Если же рассказчик излагает материал без ссылки на источник, это возможно в двух случаях: иногда он излагает события, как последовательность событий, не вызывающую сомнений, например: «в таком-то году произошло такое-то событие». А иногда рассказчик сообщает: «говорят, что…», или «рассказывают, что в таком-то году или произошло такое-то событие». Если материал излагается историком, как в первом случае, это означает, что сам рассказчик уверен в том, о чем он повествует, однако, другие, разумеется, имеют право не доверять сведениям, не опирающимся на какие-либо источники и документы. Специалисты в науке хадисов не считают подобные хадисы достоверными. Европейские ученые также игнорируют рассказ об исторических событиях, не опирающихся на источники и документы, считая их недостоверными. Максимум, они могут сказать, что такой-то человек в своей книге высказал такое-то мнение, однако не указал источника или документа, то есть эта информация не является исторически достоверной.

Однако, если события излагаются вторым способом, когда рассказчик начинает свою речь словами «говорят» или «рассказывают, что», и тому подобными словами, это говорит о том, что даже сам автор не считает подобные сведения достоверными. Некоторые полагают, что слово «киль» (говорят) при изложении исторических событий не только указывает на неуверенность автора, но и указывает на их недостоверность.

Абдульлатиф повествует об этой истории третьим способом, и это говорит о том, что, по крайней мере, сам он в этом не уверен. Кроме того, трудно поверить, что Абдульлатиф был настолько малоосведомленным человеком и не знал, что Аристотель никогда не был в Египте и Александрии, и тем более, не мог учить учеников в упомянутой крытой галерее, поскольку Александрия была основана уже после Аристотеля, то есть, после завоевания Александром Египта. Этот город был заложен при Александре и, возможно, при нем началась его застройка; впоследствии он постепенно превратился в город. Аристотель был современником Александра.

Следовательно, независимо от того, верил ли сам Абдульлатиф в эту историю или нет, данные сведения слабы с точки зрения содержания; то есть они содержат информацию, которая с точки зрения исторической достоверности является явной ложью, а именно – преподавание Аристотеля в упомянутой крытой галерее. Если какая-либо информация содержит несколько фактов, и некоторые их них являются явной ложью, это говорит о том, что и остальные факты находятся на том же уровне достоверности. С точки зрения исторической достоверности сожжение мусульманами книг в Александрии является информацией того же уровня, что и преподавание там Аристотеля.

Следовательно, слабость повествования Абдульлатифа очевидна, и в отношении документации, поскольку оно не содержит указания на источник информации, и в отношении содержания, поскольку оно содержит явно ложную информацию, и в отношении изложения, так как форма его изложения говорит о том, что сам автор не был уверен в его достоверности.

Помимо всего этого, если бы Абдульлатиф жил во время завоевания Александрии (первый век хиджры), или, по крайней мере, был современником историков, которые записывали в книгах историю мусульманских завоеваний, в том числе и историю завоевания Александрии, благодаря преданиям, услышанных от других (второй-четвертый века хиджры), существовала бы вероятность того, что Абдульлатиф мог случайно встретиться с непосредственными или косвенными участниками тех событий, которые рассказали бы ему об этом. Однако, Абдульлатиф написал свою книгу в конце шестого века-начале седьмого века хиджры, то есть, тогда, когда со времени завоевания Александрии, произошедшем в 17-м или 18-м году хиджры, прошло около шести столетий1. На протяжении всего этого периода о сожжении книг не упоминал ни один исторический документ и ни один историк – ни мусульманский, ни христианский, ни иудейский, и лишь после этого долгого периода времени упоминание об этом факте появилось в книге Абдульлатифа. Эта причина низводит повествование Абдульлатифа ниже уровня ничем не обоснованного повествования, превращая его в повествование, на ложность которого указывают другие источники.

Более того, исторические документы свидетельствуют о том, что до того, как александрийская библиотека была завоевана мусульманами, она много раз подвергалась разграблениям и пожарам. Когда же Александрию была завоевана мусульманами, библиотека вообще перестала существовать в своем прежнем виде. Лишь у некоторых людей сохранились книги, которыми мусульмане пользовались со второго по четвертый века хиджры.

Здесь вновь находит свое подтверждение известная притча: кто-то сказал: «Племянника имама Якуба разорвал на минарете волк». Другой сказал: «Это был не племянник имама, а племянник Пророка, не Якуб, а Юсуф, не на вершине минарета, а на дне колодца, да и сама история – ложь, волк не разорвал Юсуфа». Здесь я передаю слово Уиллу Дюрону, известному автору «Истории мировой цивилизации». Он пишет:

«Существуют следующие доказательства, говорящие об уязвимости этого предания (предания Абдульлатифа):

1. Значительная часть александрийской библиотеки была сожжена фанатиками христианами во времена епископа Туфинеса в 392 году н.э. (приблизительно за 250 лет до завоевания Александрии мусульманами).

2. На протяжении пяти столетий1, которые отделяли предполагаемое событие от его упоминания в книге Абдульлатифа, это событие не упоминалось ни одним историком, в то время, как христианин Атикий, который до 322г хиджры (933 год н.э.) был великим епископом александрийским, в подробностях описал завоевание этого города арабами. По этой причине большинство историков не согласно с этим утверждением, считая его вымыслом. Уничтожение александрийской библиотеки, происходившее постепенно, было одним из наиболее печальных событий в мировой истории.»2

В «Истории цивилизации» Уилл Дюрон упомянул этапы постепенного уничтожения этой библиотеки христианами. Желающие могут обратиться к шестому, девятому и одиннадцатому томам «Истории цивилизации» в персидском переводе.

В книге «Исламская и арабская цивилизация» Густав Лубон пишет:

«Что касается сожжения александрийской библиотеки, которое приписывают мусульманским завоевателям, весьма удивительно, что подобный вымысел сохранился на протяжении столь долгого времени. Однако, в настоящее время доказано, что еще до прихода в Египет ислама, сами христиане в пылу религиозного фанатизма не только уничтожили все храмы и богов Александрии, но сожгли упомянутую библиотеку, так что ко времени завоевания Александрии не осталось ничего, что могло бы быть поглощено пожаром.

С момента своего основания, которое произошло в 332 году до н.э., и до времени ее завоевания мусульманами, то есть на протяжении тысячелетия, Александрия считалась одним из величайших городов древнего мира.

В эпоху правления династии Птолемеев в этом городе собирались мудрецы и ученые со всего мира, действовали важные школы и библиотеки. Однако, этот научный расцвет длился недолго, так как в 48 году до Рождества Христова римское войско под предводительством Цезаря совершило нападение на Александрию, нанеся этим значительный ущерб научной жизни этого города. Хотя этот город вновь стал крупным научным и культурным центром в Римской империи, однако, этот расцвет был временным, так как город захлестнула волна религиозных диспутов. Несмотря на кровавые меры, предпринимавшиеся римским императором для предотвращения этих раздоров, они приобретали все больший и больший размах, пока христианство не стало официальной религией в государстве. Тогда Феодор повелел сравнять с землей все храмы, скульптуры богов и библиотеки язычников.»3

Александрия, которая сейчас является одним из крупных городов Египта, была основана или заложена греком Александром за четыреста лет до Рождества Христова, и по этой причине была названа Александрией.

Наместники Александра в Египте, которых называли Птолемеями, основали в этом городе музей, библиотеку, и даже «академию», превратившуюся затем в крупный научный центр. Многие александрийские ученые ни в чем не уступают великим греческим мудрецам, прославившимся на весь мир.

Деятельность научного центра Александрии началась в третьем-втором веках до Рождества Христова и продолжалась до четвертого века н.э. В целом, Египет в эпоху правления Александра и его наместников находился в сфере политического влияния Греции. Впоследствии, когда греческая цивилизация вступила в эпоху упадка, между Римом, центром которого был современный Рим в Италии, и Грецией начались войны, в которых Рим одержал победу, и тогда в сферу политического влияния Рима вошли также Египет и Александрия. По прошествии около четырех столетий после Рождества Христова Римская империя распалась на Восточную Римскую империю с центром в Константинополе (нынешний Стамбул) и Западную Римскую империю с центром в Риме (современная Италия). Восточная Римская империя приняла христианство, и христианство оказало негативное влияние, как на греческую, так и на римскую культуру. Эпоха средневековья на Западе, которая является периодом его упадка, практически совпадает с этим временем (когда произошел распад Римской империи на восточную и западную части).

С принятием Восточной римской империей новой религии, христианство, которое считало науку и философию противоречащими принципам христианского вероучения, и рассматривало философов и ученых, как еретиков, вводящих народ в заблуждение, для научного центра в Александрии вновь наступили тяжелые времена, и библиотека стала периодически подвергаться грабежам и пожарам.

Константин Первый, император Восточной Римской империи, был первым императором, принявшим христианство. В шестом веке н.э. Юстиниан, потомок Константина, официально закрыл научный центр в Афинах, а ранее, в четвертом веке была прекращена или значительно ослабела деятельность научного центра в Александрии. Закрытие научного центра в Афинах произошло в 529 году н.э., то есть за сорок один год до рождения Пророка, восемьдесят один год до его откровения, девяносто четыре года до его переселения в Медину, сто пять лет до его кончины и за сто двадцать лет до завоевания Александрии арабами.

Благодаря всему вышесказанному было установлено, что александрийская библиотека была основана язычниками, а уничтожена христианами. Однако, вследствие войн между крестоносцами и мусульманами, которые длились около двухсот лет (пятый-шестой век хиджры), с одной стороны, христиане познакомились с исламской культурой, и эта культура дала им знания. С другой же стороны, после окончательного поражения, нанесенного им мусульманами, в их сердцах поселилась ненависть к мусульманам, и они, начав против мусульман активную борьбу, распространили столько лживой информации об исламе, мусульманах и Пророке, что современным христианам должно быть стыдно за это. Мы видим, что для того, чтобы загладить свою вину, они пишут «Признание вины перед Мухаммадом и Кораном».1 Слухи о сожжении книг мусульманами являются частью тех слухов, которые время от времени, начиная с седьмого века, находят отражение в книгах некоторых мусульман, которые начинают свою речь словами: «говорят, что», «рассказывают, что», не зная, что распространителями подобных слухов являются христиане, а их цель – желание очернить мусульман. А в последнее время, когда главнейшей целью колонизации является обращение национальных чувств мусульман против ислама, люди, подобные Пурдавуду, превратили этот вымысел в реальное историческое событие, и, поднимая на флаг повествования, подобные повествованию Абдульлатифа, преподносят их в качестве исторического свидетельства неосведомленным ученикам и студентам.

До сих пор мы рассматривали слова Абдульлатифа. Теперь мы перейдем к рассмотрению слов Абульфараджа Ибн Аль-Абари.

Абульфарадж был иудейским врачом, который родился в 623 году хиджры в Мальтии (Малая Азия). Его отец, оставив иудаизм, принял христианство. Абульфарадж также получил начальное образование, изучая основы христианства. Он в совершенстве владел сирийским и арабским языками и написал подробную историю на сирийском языке, источниками которой были сирийские, арабские и греческие книги. В этой книге нет ни одного упоминания о сожжении мусульманами книг в Александрии. Он также написал сокращенный вариант этой книги под названием «Мухтасир аль-дувваль» на арабском языке, и говорят, что все ее экземпляры неполны и незакончены. Удивляет то, что, хотя «Мухтасир аль-дувваль» является сокращением той подробной истории на сирийском языке, она содержит вопросы, отсутствующие в подробном сирийском оригинале; одним из таких вопросов является история о сожжении мусульманами книг в Александрии.

Книга «Мухтасир аль-дувваль» была опубликована и переведена на латынь человеком по имени доктор Покок, профессором Оксфордского университета, одним из тех людей, которые участвовали в распространении ложных сведений, порочащих мусульман. Начиная с этого времени и благодаря этой книге и этому человеку, в Европе распространилась информация о сожжении мусульманами книг в Александрии, пока, в Новое время, благодаря усилиям таких европейских ученых, как Гиббон, Криль, Густав Лубон и других, этот слух не был опровергнут.1

История сожжения книг мусульманами в книге «Мухтасир аль-дувваль» выглядит следующим образом:

«В то время среди арабов прославился Яхия Нахви, чье имя на нашем языке означает «Грамматик». Этот человек был жителем Александрии, исповедовал христианство монофизитского толка и был ярым последователем Савари.2 Впоследствии он объявил о своем отречении от христианской веры. Все ученые христиане Египта, придя к нему, убеждали его отказаться от ереси и неверия, однако он не согласился. Когда ученые отчаялись переубедить его, они лишили его всех его званий, которыми он обладал. Какое-то время он провел в таком положении, пока в Египет не вошел Амр Ибн Ас (командующий армией мусульман в Египте).

Однажды Яхия явился к нему. Тот, узнав о его высоком положении ученого и мудреца, оказал ему должное почтение. Этот мудрец произнес мудрые речи, которые арабы не слышали ранее. Речи эти оказали на Амра сильное воздействие и зачаровали его. Учитывая то, что Амр был разумным человеком, он приблизил к себе этого мудреца, и никогда не разлучался с ним.

Однажды Яхия сказал Амру: «Все, что есть в Александрии, принадлежит вам. Разумеется, я говорю не о том, в чем вы нуждаетесь, но если что-либо вам не слишком нужно, прошу тебя, передайте это нам, ибо мы испытываем в этом большую потребность». Амр спросил: «Что же это?». Тот ответил: «Философские книги, которые хранятся в главной библиотеке».

Амр ответил: «В отношении этого вопроса я должен обратиться к халифу (Омару), так как не могу действовать без его повеления». Когда суть дела была изложена халифу, тот написал ответ: «Если эти книги содержат то же, что Коран, в них нет необходимости, если же иное – все они должны быть уничтожены».

Получив этот ответ, Амр предпринял меры к уничтожению библиотеки и повелел, чтобы книги разделили между владельцами александрийских бань. Поэтому, спустя шесть месяцев все книги были уничтожены. Прими же без удивления то, что произошло»3.

К сожалению, несмотря на совет уважаемого Абульфараджа (если эта история действительно была приведена им самим), как и просьбу уважаемого профессора Покока, эту историю невозможно принять ни с удивлением, ни без оного. Помимо того, то, о чем мы говорили при рассмотрении слов Абдульлатифа – что никоим образом невозможно принять повествование об историческом событии, приводимое без ссылки на какой-либо источник, документ или свидетельство, в особенности, когда подобный рассказ приводится без опоры на соответствующий документ спустя шесть столетий после предполагаемого события, и никто из историков ранее не упоминал о нем, пусть даже и без ссылки на соответствующие источники; помимо того, что, как мы сказали, исследователями доказан тот факт, что ко времени завоевания Александрии арабами от библиотеки ничего не осталось, и сам вопрос был в принципе лишен основания, существуют другие доказательства, свидетельствующие против этого документа:

Во-первых, в этой истории фигурирует Яхия Нахви, известный философ. Согласно недавним исследованиям, он скончался приблизительно за сто лет до завоевания Александрии арабами, и, следовательно, его встреча с Амром является вымыслом.1 Удивительно, что, хотя, по словам Шибли Нимана, Яхия Нахви является одним из семи великих мудрецов, переселившихся вследствие гонений Юстиниана из Римской империи в Иран и принятых там Хосровом Ануширваном, тот же Шибли Ниман, тем не менее, подтверждает достоверность встречи Яхии с Амром, не учитывая того обстоятельства, что переселение этих мудрецов в Иран и завоевание Александрии разделяет более ста двадцати лет. В принципе невозможно, чтобы Яхия, который был известным мудрецом приблизительно за сто двадцать лет до завоевания Александрии, дожил до времен ее завоевания арабами и был близким другом Амра. Поэтому, повествования, в которых упоминается встреча Яхии с Амром, пусть даже в них отсутствует упоминание о библиотеке, являются безосновательными.

Упоминание о встрече Яхии с Амром в повествовании Абульфараджа сродни упоминанию о преподавании Аристотеля в Александрии в повествовании Абдульлатифа; пересказчики и летописцы не обратили внимания на несовпадение предания с реальной историей.

Во-вторых, в предании говорится о том, что когда пришел приказ халифа об уничтожении книг, Амр раздал книги владельцам александрийских бань, которые отапливали этими книгами александрийские бани в течение шести месяцев. Учитывая то, что в то время Александрия была самым большим городом в Египте и одним из крупнейших городов мира того времени, а сам Амр с большим удивлением писал в послании к халифу: «В этом городе четыре тысячи бань, четыре тысячи высоких зданий, четыре тысячи иудеев, платящих джезие, четыреста общественных мест для развлечения, двенадцать тысяч лавок, где продают свежие овощи и фрукты», можно предположить, что в течение шести месяцев этими книгами обогревались четыре тысячи бань. То есть, количество этих книг было таким, что если обогреть с их помощью одну баню, ее можно было бы отапливать ими на протяжении приблизительно семисот тысяч дней, то есть около двух тысяч лет. Еще более удивительно то, что согласно повествованию Абульфараджа, все эти книги были философского, а не какого-либо иного содержания. Теперь давайте подумаем, наберется ли за то время, что прошло с начала возникновения цивилизации до сегодняшнего дня, когда со времени изобретения печатного станка прошли столетия, а каждый день публикуется астрономическое количество изданий, такое количество книг философского содержания, которого хватило бы для обогрева четырех тысяч бань в течение шести месяцев?

Также давайте подумаем, какую площадь могла занимать такая библиотека? Книги не лежали вперемешку, как солома в амбаре, а стояли в упорядоченном виде на полках, так как ими пользовались люди. Поэтому, в сообщении, написанном в четвертом веке н.э. христианским священником, получившем от императора приказание уничтожить библиотеку, говорится так: «Тогда я нашел полки этой библиотеки абсолютно пустыми»1. Та крытая галерея, которую видел Абдульлатиф, не имеет значения, вероятно, для такой библиотеки не хватило бы и площади целого города.

В наше время, благодаря достигнутому прогрессу книгопечатания и наличию невиданных ранее в истории возможностей, в мире, особенно, в США и СССР, существуют очень крупные библиотеки, так же, как в современном мире существуют огромные, не виданные ранее в истории города. Мне не верится, что в наше время может существовать библиотека, книг которой хватило бы для отопления бань города, в котором находится эта библиотека, в течение шести месяцев.

Все это – доказательства того, что данная история является вымыслом, и подобные ей истории можно найти только в мире легенд. Рассказывают, что некто, описывая город Герат, который, по его словам, когда-то был необычайно большим и густонаселенным, в конце концов, сказал: «В то время в Герате жили двадцать одна тысяча одноглазых торговцев бараньей требухой, по имени Ахмад!!! Учитывая то, что все жители города не могли носить имя Ахмад, все, кто носил имя Ахмад, не были одноглазыми, а все одноглазые по имени Ахмад не были торговцами бараньей требухой, получается, что, если количество только одноглазых торговцев бараньей требухой по имени Ахмад достигало двадцати одной тысячи, попробуйте посчитать, сколько же жителей было в этом городе?! Если соберем всех людей на земле от первого до последнего, и то, наверняка, не хватит.

Рассказ Абульфараджа весьма напоминает рассказ об одноглазом Ахмаде, торговце бараньей требухой. Поэтому, авторы британской энциклопедии, в соответствии с рассказом Шибли Нимана, считают рассказ Абульфараджа небылицей.

В-третьих, как полагают Шибли Ниман и некоторые западные ученые, в ту эпоху книги изготавливались из кожи, и поэтому вообще не годились для отопления. По этой причине, использование их в качестве дров было делом абсолютно бессмысленным. Шибли Ниман приводит слова некоего Масио Дарпира: «Мы уверены, что до тех пор, пока в распоряжении владельцев александрийских бань находились другие средства для отопления, они никогда не использовали для отопления книги, сделанные из кожи. Дело же, как раз, в том, что большая часть упомянутых книг была сделана из кожи»2.

В-четвертых, если в Александрии существовала подобная библиотека, Амр непременно должен был бы упомянуть о ней в своем сообщении халифу, посвященном этому городу, которое дошло до наших дней. В этом сообщении говорится об общественных местах развлечения и овощных лавках этого города, однако нигде нет упоминания о библиотеке.

В-пятых, Александрия после ее завоевания Амром Асом заключила с мусульманами мирный договор, ее жители считались «людьми, находящимися под защитой мусульман», и по отношению к ним соблюдались все установленные правила. То есть, их жизнь, имущество, законодательство, и, более того, их храмы и свобода отправления религиозных обрядов, были неприкосновенными, а само исламское государство обязывалось их охранять. Амр Ибн Ас так написал в договоре, заключенном им с народом Египта: «Этот договор – безопасность, которую дает Амр народу Египта в том, что их жизнь, имущество, жилище и все, чем они владеют, находится в безопасности».3 Также, согласно тексту «Муаджам аль-баладан», в нем прямо говорится: «Земля народа Египта, все имущество и богатство этого народа принадлежит ему, и никто не имеет права посягать на него»4.

В целом, как известно, обращение мусульман с людьми писания всегда было таково, что после завоевания территорий, населенных ими, мусульмане объявляли, что они находятся под их защитой, взимали с них джезие, а взамен брали на себя обязательство охранять их жизнь, имущество, достоинство и храмы. В Александрии была такая же ситуация. Если бы в повествовании Абульфараджа говорилось о том, что мусульмане поступили подобным образом во время завоевания Александрии до заключения мирного договора с ее жителями, это в определенной степени можно было бы принять. Однако, в повествовании Абульфараджа говорится о том, что это событие случилось много времени спустя после завоевания Александрии, вследствие упоминания со стороны Яхии Нахви. То, что мусульмане прибегли к подобному действию после заключения мирного договора, противоречит их традиции и обычаю.

В-шестых, то, что нам известно о характере Амра и Омара, не подтверждает возможность такого события. Сам Амр был разумным, свободомыслящим и независимым человеком, и если он имел особое мнение по какому-либо вопросу, он навязывал его Омару любым способом. Летописи говорят о том, что Омар не выказывал большого стремления к завоеванию Египта, а Амр Ас заставил его поступить по-своему. Рассказывают, что, испросив у Омара разрешение, Амр начал наступление прежде, чем получил его. Если предание правдиво, и Яхия Нахви стал близким другом и постоянным спутником Амра, а тот, будучи разумным человеком, извлекал из мудрых речей своего друга удовольствие и пользу, то в своем послании к Омару Амр изложил бы дело таким образом, чтобы библиотека, в которой был заинтересован его ученый друг, была сохранена. Он не мог удовольствоваться простым обращением за разрешением, а, получив письмо халифа и не попытавшись написать другое письмо, немедленно на глазах у своего друга ученого сжечь книги, которые были для него дороже жизни. Кроме того, поведение Амра в Александрии свидетельствовало о том, что он был реформатором, стремящимся к благоденствию и процветанию страны, а не тираном и угнетателем, как, например, Катибат Ибн Муслим. Уилл Дюрон пишет:

«Амр был справедливым правителем. Часть огромных налогов он предназначил на очистку каналов, ремонт мостов, реконструкцию водной переправы, которая прежде соединяла Нил с Красным морем1 и корабли смогли проходить из Средиземного моря в Индийский океан. Эта водная переправа была вновь засыпана песком и перестала существовать в 114 году хиджры (732г. н.э.)»2.

Невозможно представить, чтобы человек, проводивший социальную политику такого высокого уровня, мог сжечь библиотеку.

Что касается Омара, то, он, хотя и был жестоким человеком, однако, никто никогда не сомневался в его разуме и дальновидности. Чтобы не брать на себя лично всю ответственность, а также иметь возможность воспользоваться мыслями и советами других людей, для решения важных вопросов, в особенности касающихся политики в завоеванных странах, Омар, как правило, собирал совет и советовался с другими. Это зафиксировано историческими источниками, и в «Нахдж аль-балака» в соответствующем порядке приводятся указания на два примера подобных действий Омара. Ни в одном источнике не упоминается о том, что Омар собирал совет по поводу александрийской библиотеки или советовался с кем-либо по этому вопросу. Весьма маловероятно, чтобы он мог принять подобное решение, ни с кем не советуясь. Кроме того, если бы Омар рассуждал таким образом, что при наличии Корана, другие книги нам не нужны, наверняка ход его мыслей был бы следующим: если у нас есть мечети, нам не нужны другие храмы. Почему же тогда, при заключении мирных договоров, он соглашался терпеть церкви, синагоги и даже, храмы огня, и, более того, согласно условию договора, исламское государство брало их под свою защиту и обязывалось их охранять?

В-седьмых, если допустить, что Амр Ибн Аль-Ас действительно отдал такой приказ, разве может быть, чтобы христиане и иудеи Александрии без малейшего сопротивления согласились принять книги, которые были детищем их культуры и истории, и использовали их в качестве дров, не попытавшись каким-либо образом спрятать или сохранить их?!

Что касается повествования Кифти, оно в точности совпадает с повествованием Абульфараджа. Все претензии к повествованию Абульфараджа, относятся также и к этому повествованию. Удивительно, что, вслед за Абульфараджем, обошедшем молчанием эту историю в своей подробной истории на сирийском языке, но упомянувшем о ней в арабской «Мухтасир аль-дувваль», что представляет собой ее сокращенный вариант, также и Кифти, умалчивая об этой истории в своей книге по истории Египта1, приводит ее без ссылки на соответствующий источник при жизнеописании Яхии Нахви в своей книге «Ахбар аль-алама би-ахбар аль-хукама», представляющей собой биографии философов. Поэтому, в повествовании Кифти Яхия Нахви также является одним из двух действующих лиц, а книг философского содержания было столько, что их хватило для отопления четырех тысяч бань в течение шести месяцев.

Согласно повествованию Кифти, Яхия Нахви сначала был моряком, в сорокапятилетнем возрасте лет в нем проснулась страсть к учебе, и впоследствии он стал философом, врачом и поэтом, а также возвысился до сана александрийского епископа.

Что касается Яхии Нахви, то в его биографии существует много неясного. Точно известно, что в доисламскую эпоху существовал философ и епископ по имени Яхия Нахви, именно он написал книгу, посвященную критике философии Аристотеля и защите принципов христианства. Абу Али в своем известном письме к Абу Рейхану Бируни отзывается о нем с неприязнью, утверждая, что эти книги были написаны им не из убеждений, а из желания обмануть простых христиан. С другой стороны, Ибн Ан-Надим упоминает в «Аль-Фихристе» имя Яхии Нахви, который встречался с Амром Ибн Аль-Асом, однако, не упоминает при этом об александрийской библиотеке. В заслуживающей доверия книге «Суван аль-хукама» Абу Сулейман Мантеки пишет, что этот человек жил во времена Османа и Муавии. Поэтому, либо свидетельство Ибн Ан-Надима и Абу Сулеймана является безосновательным, либо человек, живший во времена Амра Ибн Аль-Аса и Муавии, также носил имя Яхии, но был не тем человеком, которого считали выдающейся личностью, епископом, написавшем многочисленные комментарии к произведениям Аристотеля и другим книгам. Весьма вероятно, что люди, придумавшие историю об александрийской библиотеке, использовали при ее сочинении и упоминание об Яхии Нахви в повествованиях Ибн Ан-Надима и Абу Сулеймана. В любом случае, несомненно, что Яхия Нахви из Александрии, известный философ, врач, толкователь Аристотеля и александрийский епископ, не мог жить во времена Амра Аса и Муавии.

Теперь рассмотрим свидетельство Хаджи Халифа. Этот человек жил в Новое время, в одиннадцатом веке хиджры. Он является специалистом по книгам и составителем списков источников, а не историком. Его известная книга «Кашф аль-зунун» представляет собой перечень книг и представляет в своем роде большую ценность. Его свидетельство состоит из двух частей. Первая часть заключается в том, что «в начале исламской эпохи арабы уделяли внимание трем группам наук: первая – язык, вторая – положения шариата, и третья – медицина, с которой арабы были немного знакомы ранее, и которая была им необходима. Однако, другие науки не представляли для них интереса, поскольку они не хотели, чтобы остальные науки распространились в народе прежде, чем укрепятся основы ислама».

Эта часть слов Хаджи Халифа соответствует истине. В разделе «Служение Ирана исламу» мы рассмотрим зарождение и развитие наук в исламе. Начало исламской науке положили чтение Корана, фикх (исламское право) и грамматика арабского языка. Философии, естественным наукам и математике сначала не уделялось внимания. Постепенно интерес к ним начал возрастать. Вторая часть повествования Хаджи Халифа заключается в следующем: «Рассказывают даже, что арабы, захватывая города, сжигали книги, попадавшие им в руки».

Как видим, хотя Хаджа Халиф и не является историком, он, тем не менее, также придерживается правила, соблюдаемого повествователями и рассказчиками преданий. Он не говорит, что арабы во время завоевания городов сжигали книги, что могло бы рассматриваться, как выражение определенного мнения в подтверждение данного факта, он начинает свои слова так: «рассказывают, что…». Несомненно, что подобная молва была распространена при жизни Хаджи Халифа, то есть в одиннадцатом веке. Подобные слухи ходили в народе уже на протяжении четырех столетий, и, естественно, что с каждым столетием количество слухов постоянно увеличивалось. Мы также можем сказать сегодня: «говорят, что…», и, действительно, много говорится о том, что мусульмане начала исламской эпохи сжигали любую книгу, попадавшую им в руки. Если мы скажем так сегодня, это будет правдой; как выяснилось, разговоры об этом начались во времена Абдульлатифа, Абульфараджа и Кифти.

Следовательно, помимо того, что Хаджа Халиф, подобно Абдульлатифу и другим, не привел ссылки на исторический источник, он не поведал ничего нового; в своем повествовании он отразил то, о чем говорили в народе при его жизни, употребив неопределенную форму глагола «рассказывают, что», отказав, таким образом, данной информации в исторической достоверности.

После Абдульлатифа его повествование упоминали в своих книгах и другие писатели, которые, однако, не заслуживают рассмотрения по причине того, что их происхождение вполне очевидно. Например, Макризи написал книгу по истории Египта, которая известна под названием «Хатат-е Макризи». Когда он, в качестве историка, повествует о завоевании Александрии, он не упоминает о сожжении книг, однако, упоминая о «колонне Савари», известное описание которой привел Абдульлатиф, он в точности повторяет слова Абдульлатифа. Само по себе это доказывает, что Макризи ни в малейшей степени не доверял этому повествованию, иначе он, по крайней мере, привел бы его при описании завоевания Александрии, или же, использовал бы при его передаче выражение «рассказывают, что».

Теперь пришла очередь рассмотреть повествование Ибн Халдуна, который упоминает о сожжении книг именно в Иране. Если мы не будем обращаться к оригиналу повествования Ибн Халдуна и доверимся пересказу его слов Пурдавудом в «Яштах», в свою очередь переданные доктором Моином, необходимо отметить, что сам Ибн Халдун является историком, и его невозможно сравнить ни с Абдульлатифом, который был лишь врачом, стремящимся написать путевые заметки, ни с Абульфараджем, также врачом, ни с Хаджой Халифом, составителем списков источников, ни даже с Кифти, перу которого принадлежит «История философов». Он является историком и автором книги по общей истории, следовательно, если он с полной уверенностью изложит свое мнение, пусть даже и без упоминания источника, следует считать, что необходимые документы и источники были задействованы.

Однако, к сожалению, в своем повествовании Ибн Халдун также, не излагая своего мнения, прибегает к использованию неопределенной глагольной формы. Он, как и другие, начинает свои слова с выражения «поистине, рассказывают, что…». Кроме того, в начале своего повествования Ибн Халдун добавляет предложение, которое более всего свидетельствует о недостоверности данной истории. Исходя из своего весьма спорного принципа общественного развития (согласно которому расширение территории и благоустроенности непременно влечет за собой развитие рациональных наук), он приходит к выводу о том, что когда в Иране произошло грандиозное расширение территории, сопровождающееся развитием культуры, неизбежное развитие должны были получить рациональные науки. Он пишет: «Поистине рассказывают, что эти науки пришли из Ирана в Грецию в то время, когда Александр, убив Дария и захватив империю Киянидов, овладел их бесчисленными книгами и науками. Когда иранская земля была завоевана, и они нашли там множество книг, Саид Вакас написал письмо Омару…».

Насколько нам известно, утверждение о том, что Александр вывез из Ирана в Грецию книги, а после завоевания Ирана Александром, греки получили доступ к новым наукам, не подтверждается ни одним историческим документом, и потому является безосновательным. В данном случае налицо явная фальсификация со стороны господина Пурдавуд, поскольку он, опустив первую часть повествования, содержащую как неопределенную форму глагола «рассказывают, что», так и выдуманную историю о передаче книг и наук Ирана в Грецию, сразу перешел к выводам.

По-видимому, источник той информации, которую привел Ибн Халдун, отличен от источника, породившего молву о сожжении книг в Александрии. Слухи о сожжении книг в Александрии распространялись христианами, стремившимися переложить груз ответственности за свои преступления на мусульман, тогда, как источником информации, которую приводит Ибн Халдун, являются, по-видимому, представители шу’бийи.

Иранцы, представители шу’бийи, провозгласили своим лозунгом: «Искусство принадлежит иранцам». По-видимому, слова Ибн Халдуна были истолкованы ими таким образом, что источником всех наук, процветавших в Греции, был Иран, тогда, когда нам известно, что Александр совершил нападение на Иран во времена Аристотеля, а культура и цивилизация греков находилась тогда в зените своего расцвета.

Другой вопрос состоит в том, что источником всех ссылок на слова Ибн Халдуна является его предисловие к его истории, представляющее собой книгу философского и социального содержания. До сих пор мы не видели, чтобы кто-либо приводил эту информацию со ссылкой на саму его книгу по истории, которая называется «Аль-абар ва диван аль-мабтада ва аль-хабар». Если бы Ибн Халдун считал эту историю ценной с исторической точки зрения, он должен был бы привести ее именно там.

К сожалению, мы не располагаем историей Ибн Халдуна, однако, если бы она содержала в себе что-либо, весьма маловероятно, чтобы об этом не знали рассказчики. Если бы подобная информация содержалась в самой истории Ибн Халдуна, ее приводили бы, ссылаясь на саму книгу, а не на предисловие к ней. Обращаться следует непосредственно к самой истории Ибн Халдуна.

Что касается александрийской библиотеки, то, помимо отсутствия исторических источников, и помимо использования рассказчиками неопределенной формы глагола, что свидетельствует об их недоверии к данной информации, о несоответствии этого вопроса действительности свидетельствует также целый ряд других косвенных свидетельств, например, как свидетельствует история, эта библиотека прекратила свое существование за столетия до прихода ислама.

Что же касается сожжения книг в Иране, то здесь важно учитывать и другие, косвенные свидетельства. Одно из них – это то, что историей вообще не зафиксировано существование библиотеки на территории Ирана, в отличие от александрийской библиотеки, существование которой, начиная с третьего века до Рождества Христова и приблизительно до четвертого столетия после Рождества Христова, является несомненным историческим фактом. Если допустить, что в Иране существовали библиотеки, факт сожжения которых не был зафиксирован историческими источниками, то в них должен был быть отмечен сам факт существования этих библиотек, особенно, принимая во внимание то обстоятельство, что история Ирана в большей степени, чем история какой-либо другой страны, зафиксирована в хрониках мусульманских летописцев, как иранцев, так и арабов.

Другое свидетельство заключается в том, что среди иранцев возникло особое движение, которое требовало, чтобы факт сожжения книг в Иране, если он имел место, был обязательно записан, и записан весьма скрупулезно, и это течение – шу’бийя. Хотя вначале шу’бийя представляла собой священное исламское движение, целью которого было борьба против дискриминации и защита справедливости, однако впоследствии оно превратилось в националистическое движение, направленное против всего, что связано с арабами. Иранские представители шу’бийи писали книги, посвященные недостаткам и порокам арабского народа, причем любое уязвимое место описывалось ими весьма скрупулезно и тщательно преувеличивалось, выискивая в истории подробности, они не упускали ни малейшей детали.

Если репутация арабов была запятнана таким большим позором, как сожжение библиотеки, тем более иранской библиотеки, может ли быть, чтобы представители шу’бийи, достигшей во втором веке хиджры своего апогея, а также Аббасиды, всячески поощрявшие их, вследствие своей политики, направленной против Омейядов, умолчали об этом, а не подняли вокруг данного вопроса шум, раздув эту тему в сотни раз. Поскольку представители шу’бийи не упоминали об этом, само по себе это является неоспоримым доводом, свидетельствующем о вымышленности вопроса о сожжении книг в Иране.


Наш разговор по поводу сожжения книг в Иране и Александрии подошел к концу. Вкратце, речь шла о том, что до седьмого века хиджры, то есть, на протяжении около шести столетий после завоевания Ирана и Египта, ни в одном документе, будь то мусульманский, или другой источник, не упоминалось о сожжении книг мусульманами. Впервые этот вопрос был поднят в седьмом веке хиджры. Люди, приводившие эти сведения, во-первых, не ссылались на исторический документ или источник, и, естественно, по этой причине их свидетельство не имеет исторической достоверности; и, даже если бы это было их единственным уязвимым местом, одного этого было бы достаточно, чтобы признать их недостоверными.

Все они, за исключением Абульфараджа и Кифти, говорят о существовании среди людей определенной молвы, а не о том, что произошло определенное событие. Согласно закону передачи исторических преданий, когда историк, вместо того, чтобы рассказывать о событии, говорит, что «об этом событии рассказывают», то есть, вместо того, чтобы сказать, что такое-то событие имело место, говорит: «рассказывают, что такое-то событие имело место», это означает, что сам рассказчик не уверен в том, что это событие действительно имело место.

Помимо всего этого, как в отношении Ирана, так и в отношении Александрии, существуют другие косвенные свидетельства, которые не позволяют считать эти сведения достоверными, даже если допустить, что они не имели слабости с точки зрения документации и содержания.

Возможно, у уважаемого читателя сложилось впечатление, что мы уделили этой теме слишком много внимания, затянув критическое рассмотрение доказательств; было бы достаточно просто изложить то, о чем мы кратко рассказали сейчас, с добавлением небольшого количества деталей.

Я подтверждаю, что если бы история о сожжении книг изучалась исключительно, как историческое событие, не было бы необходимости в столь подробном ее рассмотрении. Однако, уважаемый читатель должен принять во внимание, что эта история вышла за рамки научного исследования, и стала «сюжетом» для определенной «пропаганды». Для непредвзятых исследователей, будь то мусульманские или немусульманские ученые, безосновательность этой истории является очевидной и неоспоримой. Однако, некоторые люди, определенным образом заинтересованные в распространении этой истории, не довольствуются этим и прилагают усилия к тому, чтобы сделать эту историю орудием пропаганды. Пропаганда сожжения книг в Иране и Александрии превратилась в некий «закон» и «способ нападения».

Шибли Ниман в статье «Александрийская библиотека» пишет:

«Известные европейские ученые Гиббон, Карлейль, Гадфери, Гектор, Ренон, Сидлоу и другие полагают, что большинство беспочвенных преданий, распространенных в Европе об исламе и мусульманах, не соответствуют истине и, поэтому, прямо опровергают их. Однако, в сочинениях и преданиях более мелких авторов слава этих слухов еще не ослабела. Следует принять во внимание, что одним из таких слухов является история о сожжении книг в Александрии. Шумиха, созданная вокруг этой истории в Европе, поистине вызывает удивление. В стороне от этого вопроса не осталась ни одна книга по истории, религии, логике, философии и т.д., (дабы укрепить эту историю в умах, ее под тем или иным предлогом включали во все книги, даже в учебники по философии и логике). Даже на экзамене, проводившемся каждый год в калькуттском университете (находившегося под управлением англичан), в состав экзаменационных билетов по логике, печатавшихся в тысячах экземпляров, в качестве вопроса для разрешения неверного логического заключения было включено следующее высказывание: если эти книги содержат то же, что Коран, в них нет необходимости, а если содержат иное – сожги их.»1

Затем Шибли Ниман задается вопросом, какие мотивы задействуются в данном случае; является ли это определенного рода сочувствием и сожалением о сожженных книгах, или же здесь присутствует нечто иное? Если это сожаление, то почему никогда не выражается сожаления по поводу гораздо большего сожжения мусульманских книг самими христианами, произошедшего во время завоевания Андалузии и крестовых походов?!

Сам Шибли отвечает на вопрос следующим образом: основная причина этого заключается в том, что александрийская библиотека была уничтожена самими христианами задолго до прихода в Египет ислама, и эти христиане сейчас, используя активную пропаганду, представляют историю таким образом, что библиотека была уничтожена мусульманами, а не ими. Основной целью этого является стремление скрыть свою собственную вину.

Причина, о которой упоминает Шибли, является одной из причин данного вопроса, и находит свое подтверждение только в отношении александрийской библиотеки. Здесь задействованы и другая причина или причины, основной из которых является эксплуатация. Политическая и экономическая эксплуатация достигает успеха тогда, когда она реализуется в сфере культуры. И залогом этого успеха является неверие людей в собственную культуру и свою историю. Колонизация точно определила, что культура, на которую опираются мусульмане, и идеология, которой они гордятся, являются культурой и идеологией ислама; все остальное – только слова, которые никогда не выходят за пределы четырех стен конференций, фестивалей, конгрессов и семинаров и не оказывая влияния на большинство народа. Значит, следует лишить людей этой веры, этой уверенности, этого доверия и доброго отношения к ней, чтобы они стали готовы к подражанию западным образцам.

Для того, чтобы сформировать негативное мнение народа по отношению к этой культуре, этой вере и ее пророкам, что может быть лучше, чем убедить новое поколение в следующем: народ, который, как вы думали, нес людям спасение, освобождение и счастье, завоевывавший под этим лозунгом другие страны и свергавший их несправедливую власть, оказались сами замешаны в ужаснейших преступлениях, а вот вам и пример.

Поэтому, пусть уважаемый читатель не удивляется, что в ежегодных экзаменационных вопросах калькуттского университета в Индии, находившегося под управлением англичан, для разрешения неверного логического заключения не нашлось другого вопроса, кроме не соответствующего действительности приказа о сожжении книг, а иранскому автору, сочиняющему учебник для шестого класса средней школы «Основы философии», ежегодный тираж которого составляет десятки тысяч экземпляров, и который попадает в руки несведущим и простодушным иранским школьникам, в главе, посвященной неправильной аналогии в логике, не может прийти в голову другой вопрос, кроме того, который ввели английские специалисты в калькуттском университете, и ему не остается иного выхода, кроме как сформулировать вопрос следующим образом:

«Исключение в аналогии может в то же время быть сложным. Примером подобной аналогии может служить известное изречение, приписываемое предводителю арабов, который, стремясь объяснить сожжение книг, обосновал его таким образом: содержание этих книг либо совпадает с Кораном, либо нет. Если они содержат то же, что Коран, они излишни, а если иное – они также излишни и вредны, а все, что излишне и вредно, подлежит уничтожению. Следовательно, в любом случае эти книги должны быть уничтожены.»1

Несколько лет назад в организации исламской ориентации я выступил с двумя докладами под названием «Сожжение книг в Александрии», в которых я осветил безосновательность этого вопроса. Помню, что после завершения этих выступлений, я получил письмо от Мумина Мукаддаса такого содержания: «зачем ты стремишься доказать ложность этого вопроса?! Пусть люди говорят об этом, даже если это ложь; ведь она направлена против Омара Ибн Аль-Хатаба и Амра Ибн Аль-Аса».

Мумин Мукаддас полагал, что вся эта шумиха, заполнившая пространство от Европы до Индии и ставшая темой многочисленных книг и романов, которую для того чтобы сделать неоспоримой, включают в учебники по логике и философии, а также экзаменационные вопросы к ним, вызвана чувствами неприязни по отношению к Омару и Амру Ибн Аль-Асу, стремлением поддержать шиизм, или же бросить тень на противников повелителя правоверных Али. Эти люди не понимают, что данные вопросы относятся к сфере ислама, и этого достаточно. Они не знают, что в современном мире словесные диспуты и логическая аргументация более не являются эффективным оружием против религии. В современном мире самым эффективным доказательством, свидетельствующим в пользу религии или против нее, является отношение ее последователей к памятникам культуры и цивилизации.