Собрание сочинений Мортаза Шахид Моттахари Первый том из раздела «История»

Вид материала

Документы

Содержание Сожжение книг в Иране и Египте

Подобный материал:

• Собрание сочинений 21 печатается по постановлению центрального комитета, 8762.76kb.
• Собрание сочинений в пяти томах том четвертый, 3549.32kb.
• П. П. Бажов. Собрание сочинений в трех томах. Том первый, 4694.86kb.
• Лев толстой полное собрание сочинений издание осуществляется под наблюдением государственной, 1514.85kb.
• Лев толстой полное собрание сочинений под общей редакцией, 2283.66kb.
• Собрание сочинений 20 печатается по постановлению центрального комитета, 7764.62kb.
• Собрание сочинений 16 печатается по постановлению центрального комитета, 9525.02kb.
• К. С. Станиславский Письма 1886-1917       К. С. Станиславский. Собрание сочинений, 10580.19kb.
• К. С. Станиславский Письма 1886-1917       К. С. Станиславский. Собрание сочинений, 10580.72kb.
• Н. В. Гоголь (полное собрание сочинений). F-bit, 1998, 133.3kb.

Сожжение книг в Иране и Египте

Среди вопросов, которые необходимо рассмотреть в рамках взаимоотношений ислама и Ирана, является вопрос о сожжении в Иране книг мусульманами, завоевавшими Иран. Этот вопрос активно пропагандируется уже около полувека, и считается до такой степени бесспорным, что многократно упоминается даже в школьных и вузовских учебниках, в которых должны излагаться только окончательно доказанные положения, и которые должны воздерживаться от того, чтобы внедрять сомнительные сведения в неокрепшие умы учеников и студентов. Если это событие действительно имело место в истории, и мусульмане подвергли сожжению библиотеку или библиотеки Ирана или Египта, логичным будет утверждение, что ислам обладает разрушительной, а не созидательной сущностью. По крайней мере, логичным будет утверждение, что, хотя ислам создал культуру и цивилизацию, он, в тоже время, уничтожил определенные культуры и цивилизации. Следовательно, кроме служения, которое он оказал Ирану, он также нанес ему ущерб, и, если с одной стороны ислам был «благом», то с другой – он был «трагедией».

По поводу того, что в Иране действительно существовали библиотеки, а также учебные заведения – школы и университеты, уничтоженные мусульманскими завоевателями, было так много сказано и написано, что для некоторых иранцев, не занимавшихся этим вопросом, это постепенно стало неоспоримой истиной.

Несколько лет назад мне в руки попал номер журнала «Здоровье», который является исключительно медицинским журналом. В нем были опубликованы выдержки из доклада одного врача, с которым он выступил в одном из западных университетов от имени всего Ирана. В этом докладе, упомянув известные стихи Саади: «все племя Адамово – тело одно», и, выразив мнение, что этот иранский поэт впервые высказал идею о сообществе народов, он продолжил свою речь следующим образом:

«Древняя Греция является колыбелью цивилизации; она дала миру великих философов и мудрецов, таких как Сократ и другие, однако то, что можно сравнить с университетом в современном его понимании, было в действительности основано Хосровом, падишахом из династии Сасанидов. Большой университет в Сузах, столице Ирана того времени, под названием «Ганди Шапур»…Этот университет существовал долгие годы, пока, как и другие наши научные учреждения, не был уничтожен во время арабского завоевания Ирана. Хотя священный ислам прямо говорит о том, что следует приобретать знания в любой стране, даже в Китае, арабские завоеватели, вопреки прямому указанию Пророка, сожгли даже национальную библиотеку Ирана, а также уничтожили все наши научные заведения, и с той поры на протяжении двух столетий Иран находился под влиянием арабов.»¹

Подобных примеров, высказывавшихся без малейшей ссылки на документы и исторические источники, существует множество. Прежде, чем мы начнем рассматривать исторический аспект этого вопроса и приступим к критическому рассмотрению мнений тех исследователей, которые привели так называемые аргументы, сначала ответим уважаемому врачу, который столь безапелляционно выразил свое мнение на международном медицинском симпозиуме, представители которого, как правило, были осведомлены в истории не более самого докладчика.

Во-первых, после того, как перестала существовать Древняя Греция и до того, как в Иране был основан университет Дженди Шапура, существовал великий университет в Александрии, который нельзя было даже сравнивать с университетом Дженди Шапура. Мусульмане, которые, начиная со второго, и даже первого века хиджры, начали переводить иностранные научные труды на арабский язык, в большой степени воспользовались произведениями александрийского университета. Подробное описание этих фактов можно найти в соответствующих книгах.

Во-вторых, университет Дженди Шапура, который был по преимуществу медицинским центром, ни в малейшей степени не пострадал от рук завоевателей арабов, и продолжал существовать до третьего или четвертого века хиджры. После основания огромного научного центра в Багдаде, университет Дженди Шапура попал в сферу его влияния и постепенно прекратил свое существование. До того, как Багдад стал научным центром, халифы из династии Аббасидов пользовались при своем дворе услугами астрономов и врачей из Дженди Шапура. Во втором и третьем веках хиджры выпускниками этого университета были такие люди, как Ибн Масвия и Бахтишу. Следовательно, утверждение о том, что университет Дженди Шапура был уничтожен арабскими завоевателями, является следствием абсолютной неосведомленности.

В-третьих, университет Дженди Шапура находился под руководством христианских ученых, которые с точки зрения религии и происхождения принадлежали к Византии. По сути своей этот университет был христианским и византийским, но не иранским и зороастрийским. Разумеется, с точки зрения географии и политики, он был частью Ирана и был связан с ним, однако дух, создавший этот университет, был иным, поскольку руководство этого университета не было связано с зороастрийской и иранской культурой, подобно тому, как в Мавераннахре существовали другие научные центры, находившиеся под влиянием буддизма. Разумеется, иранскому народу была присуща склонность к науке, однако, власть духовенства, господствующая в Иране в эпоху Сасанидов, была направлена против науки, и препятствовала ее развитию везде, где это было в ее силах. По этой причине, на юго-западе и северо-востоке Ирана, где религиозное влияние духовенства было ослаблено, существовали школы и развивались различные науки, а в других областях, где это влияние было могущественным, наука находилась в состоянии упадка. Из всех авторов учебников по литературе, истории и географии для средних школ, большинство из которых повторяют данное утверждение как закон, покойный доктор Реза-Заде Шафак, ученый, не уклоняющийся от справедливости, высказал суждение, в определенной мере близкое к истине. Вышеупомянутый автор пишет по этому поводу в «Истории литературы» для 4-го класса средней школы следующее:

«В эпоху Сасанидов существовало много литературных, религиозных, научных и исторических произведений, как оригинальных, так и переводных. Кроме того, согласно сведениям, которыми мы располагаем о придворных поэтах и певцах, можно сделать вывод, что в ту эпоху существовала поэзия. Несмотря на это, согласно историческим свидетельствам, памятники литературы в древнюю эпоху не получили широкого распространения, а в некоторой степени были распространены лишь среди придворных и жрецов. Поскольку в конце эпохи Сасанидов, вследствие расцвета интриг, падения нравов при дворе, и появления различных религий, образ жизни и поведение двух этих сословий – знати и духовенства, находились в состоянии упадка, можно сказать, что состояние литературы в Иране в эпоху возникновения ислама также не было блестящим, а по причине упадка этих двух сословий оно также переживало кризис.»

В-четвертых, было бы лучше, если бы этот уважаемый доктор, который, вслед за другими, повторяет как попугай: «Арабские завоеватели сожгли нашу библиотеку и уничтожили все наши научные заведения», установил, где находилась эта библиотека? Находилась ли она в Исфахане? В Ширазе? В Азербайджане? В Нишапуре? В Ктесифоне? На небе? Под землей? Где же она была? Как случилось, что он и другие люди, которые подобно ему повторяют эти слова, располагают сведениями о библиотеке, преданной огню, но не располагают сведениями о том, где она находилась?

Об этом не упоминается не только ни в одном историческом документе, а, несмотря на то, что завоевание мусульманами Ирана и Византии подробно зафиксировано в историографии, ни в одном историческом документе не упоминается название библиотеки Ирана, вне зависимости от того, была она сожжена или нет. Исторические документы утверждают обратное; документы свидетельствуют, что зороастрийской культуре не было свойственна склонность к науке. Несмотря на то, что Джахиз является по происхождению арабом, тем не менее, ему не свойственен арабский фанатизм, поскольку он часто осуждал арабов; мы приведем его слова близко к тексту. В книге «Аль-мохасин ва аль-аздад»¹ он пишет: «Иранцы не особо склонны к написанию книг, они более склонны к строительству». В книге «Цивилизация Ирана», принадлежащей коллективу востоковедов², прямо говорится об отсутствии в зороастрийской культуре склонности к науке в эпоху Сасанидов.

Исследователи единодушно сходятся во мнениях, что даже размножение экземпляров Авесты было запрещено, или же ограниченно. По-видимому, когда Александр совершил нападение на Иран, существовало не более двух экземпляров Авесты, один из которых находился в Истахре и был сожжен Александром.

Учитывая то, что, согласно учению жрецов, обучение, школы, грамотность и знания предназначались только для знати и духовенства, а остальным сословиям это было запрещено, наука, естественно, была лишена возможности развиваться, так как ученые обычно появлялись в среде неимущих сословий, а не обеспеченных. Такие светила, как Абу Али Сина, Абу Рейхан, Фараби, Мухаммад ибн Закария Рази, рождались в семьях сапожников и гончаров, а не знати и аристократии. Кроме того, как отмечал доктор Шафак, оба высших сословия – знать и духовенство, находились в эпоху Сасанидов в сотоянии такого упадка, что от них не приходилось ждать произведений науки и культуры.

Несомненно, в Сасанидском Иране в большей или меньшей степени существовали произведения науки и литературы. Многие из них были переведены в исламскую эпоху на арабский язык, и сохранились по сей день. Несомненно также, что многие эти произведения были утеряны, однако не по причине сожжения, или чего-либо в этом роде, а по той простой и естественной причине, что с изменением мировоззрения народа, вызванного столкновением двух культур, одна из которых выходит победительницей, прежняя культура становится, к сожалению, объектом пренебрежения, а научные и литературные произведения, принадлежащие этой культуре, постепенно утрачиваются вследствие незаинтересованности в них людей.

Пример этого мы можем наблюдать сегодня, во время столкновения двух культур – западной и исламской. Западная культура стала популярной среди иранского народа, а исламская культура, напротив, вышла из моды, и по этой причине, не предпринимаются усилия для ее сохранения. Несколько лет назад в специальных библиотеках хранились ценные книги по естественным наукам, математике, литературе, философии и религии, а сейчас неизвестно, что от них осталось, и где они находятся. Как правило, им находят применение в бытовых целях, или же они исчезают с лица земли. По словам профессора Джалалиддина Хамайи, ценные рукописные книги, хранившиеся в личной библиотеке покойного Маджлиси и собранные им, благодаря возможностям, которые он имел в свое время, со всех концов исламского мира, были распроданы в течение нескольких последних лет. Во время завоевания Ирана, в личных библиотеках некоторых людей также хранились книги, некоторые из которых были ценными; возможно, они продолжали существовать и на протяжении двух, трех последующих веков. Однако после завоевания Ирана, принятия иранцами ислама, распространения арабского письменности и забвения пехлевийского письма, на котором были написаны эти книги, они стали бесполезными для подавляющего большинства, если не всего населения Ирана, и были постепенно утеряны. Однако, существование библиотеки или библиотек, а также научных заведений, стертых с лица земли арабскими завоевателями во время завоевания Ирана, не более, чем сказка.

Ибрахим Пурдавуд, степень добрых намерений которого известна, являющийся, по словам покойного Казвини, врагом всего, что связано с арабами, приложил все усилия к тому, чтобы собрать со всех уголков историографии свидетельства и использовать эти свидетельства, которые даже нельзя назвать таковыми (большинство из них подверглись искажениям), в качестве «аргумента», подтверждающего сожжение арабскими завоевателями книг в Иране и уничтожение ими учебных заведений. Под его влиянием люди, среди которых, по крайней мере, от некоторых трудно было ожидать, что они попадут под влияние подобных выдумок, стали его последователями.

К таким людям относится покойный доктор Моин¹. В книге «Зороастризм и персидская литература» он рассматривает данный вопрос в главе, в которой приводятся результаты арабского нашествия, и большинство его утверждений является наследием Пурдавуда. Положения, которые он приводит в качестве аргументов, включает в себя следующие утверждения:

1. Об этом пишет англичанин Д.Малькольм в своей истории.

2. В эпоху, предшествующую появлению ислама, арабы были неграмотны. Согласно свидетельству Вакиди, в Мекке ко времени откровения Пророка только восемнадцать человек из племени курайшитов владели грамотой. Один из поэтов, бедуин по имени Зульрамат скрывал свою грамотность, говоря, что «умение писать среди нас считается невоспитанностью»¹.

3. В книге «Аль-байан ва аль-табиин» Джахиз повествует о том, что однажды один из вождей племени курайшитов увидел ребенка, читающего книгу Сибуйе. Он воскликнул: «Как тебе не стыдно? Это занятие учителей и нищих». Ремесло учителя, то есть, обучение детей, в то время считалось у арабов весьма низким занятием, так как учителю платили не более шестидесяти дирхемов, а это вознаграждение считалось ничтожным².

4. Ибн Халдун в главе «Аль-улум аль-аклия ва аснафиха» (из введения в его «Историю») пишет: «Когда был завоеван Иран, множество книг этой страны попало в руки арабов. Саид ибн Абивакас написал письмо Омару Ибн Аль-Хатабу, в котором просил позволения перевести эти книги для мусульман. Омар ответил, чтобы тот бросил их в воду, ибо, если в них содержатся наставления, то Господь уже направил нас по верному пути, а если – заблуждения, то Господь сохранил нас от зла. По этой причине, книги были брошены в воду, либо в огонь, а знания иранцев, содержащиеся в них, были уничтожены и не дошли до нас³. О сожжении арабами книг в Александрии упоминают такие авторы, как Абульфарадж Ибн Аль-Абари в книге «Мухтасир аль-дувваль», Абдульлатиф Багдади в книге «Китаб аль-афадат ва аль-итибар», Кифти в книге «Тарих аль-хукама» в главе о жизнеописании Яхии Нахви, Хадж Халифа в книге «Кашф аз-зунун», доктор Реза в книге «Тарих-е улум-е акли» (то есть, если доказать, что арабские завоеватели сожгли Александрийскую библиотеку, это говорит о том, что они сжигали все библиотеки, которые встречались на их пути, а следовательно, велика вероятность того, что то же самое они совершили и в Иране). Однако, Шибли Ниман в одной из своих статей под названием «Александрийская библиотека», переведенной Фахром Даи, а также г-ном Минави и опубликованной в журнале «Сохан», №74, с.584, отрицает данное утверждение (сожжение книг в Александрии).

5. Абу Рейхан Бируни в книге «Аль-асар аль-бакия» пишет о Хорезме: «Когда, после вероотступничества жителей Хорезма Катибат Ибн Муслим покорил его во второй раз, он сделал их правителем Асакджамука. Катибат уничтожил всех жителей, знавших хорезмийское письмо, историю Хорезма, а также располагал сведениями о науках хорезмийцев, самих же жителей Хорезма он рассеял по земле. Таким образом, узнать о том, что происходило на этой земле после появления ислама абсолютно невозможно»⁴. В той же книге Абу Рейхан пишет: «Так как Катибат Ибн Муслим уничтожил хорезмийских писателей и жрецов, сжег их книги и письмена, хорезмийцы остались неграмотными, в нужных им делах они полагались только на свою память. Так как прошло долгое время, незначительные дела, вызывавшие разногласия, были забыты, а в их памяти сохранились только те дела, в которых они были согласны»⁵.

6. Рассказ о сожжении книг Абдуллы Ибн Тахира, который приводит в своей книге «Тазакурат аль-ашара» Даулатшах Самарканди.

Все это и есть так называемые доказательства, которые приводит доктор Моин в пользу утверждения о сожжении книг в Иране. Из всех этих аргументов изучения заслуживает только четвертый аргумент, в котором приводится ссылка на Ибн Халдуна, а также рассказ о сожжении книг в Александрии, который приводят Ибн Аль-Абари, Багдади и Кифти, и который подтверждает свидетельство Хаджи Халифа в «Кашф аз-зунун».

Существует и седьмое доказательство, которое не приводится доктором Моином, но которое многократно упоминается Джорджи Зайданом и некоторыми иранскими писателями. Оно состоит в том, что арабы были противниками книжной мудрости и наук; кроме того, Второй халиф, ярый противник книг, провозгласив своим лозунгом «Нам достаточно Корана», строго запрещал сочинение книг, те же, кто ослушался, считались преступниками.

Этот запрет действовал до второго века хиджры, а затем, в силу требований времени, был отменен.

Очевидно, что народ, который, по крайней мере, на протяжении столетия не позволял сочинять книги даже своим представителям, не мог на протяжении того же времени позволить этого и народам, которые он покорил.

Сначала мы рассмотрим доводы, приведенные доктором Моином, за исключением четвертого доказательства, а затем рассмотрим седьмое доказательство. Затем мы подробно рассмотрим четвертое доказательство доктора Моина.

Итак, доказательство первое, точка зрения Д. Малькольма. Его мнение мы рассмотрели ранее в главах «Изложение мнений», а также «Зороастризм и персидская литература», показав при этом его безосновательность. Представляется очевидным, что, поскольку Д. Малькольм жил в 13-м веке хиджры, его взгляд на событие, отдаленное от него приблизительно на 13 веков, должен подтверждаться историческими документами, но это не так. Кроме того, он настолько явно выразил свое предубеждение по отношению к исламу, что не остается ни малейшего доверия к его словам.

Он утверждает, что арабские последователи Пророка сравняли с землей иранские города (ложь, не укладывающаяся ни в какие рамки). Удивительно, что доктор Моин приводит абсолютно ничем не подтвержденное мнение Д. Малькольма в качестве доказательства.

Теперь вопрос о необразованности и неграмотности арабов доисламского периода, который подтверждается самим Кораном. Но что из этого следует?! Разве неграмотность арабов в доисламскую эпоху свидетельствует о том, что арабы мусульмане сжигали книги? Кроме того, за время откровения Пророка и за время мусульманских завоеваний, которые длились почти четверть столетия, в Медине, благодаря Великому Пророку возникло движение за грамотность, что является удивительным.

Эти невежественные арабы приняли религию, и Пророк этой религии позволил некоторым пленникам, знавшим грамоту, вместо выкупа учить детей мусульман. Пророк этой религии побудил некоторых своих последователей к изучению иностранных языков, таких как сирийский, иврит, персидский. Его окружали двадцать писцов, на каждого из которых была возложена ответственность за ведение дел в определенной сфере¹. Эти невежественные арабы приняли религию, в священном писании которой Пророк клялся каламом и письмом², а его Божественное откровение началось с «чтения» и «обучения»³. Разве образ жизни Пророка и прославление Кораном чтения, письма и знаний не оказали на арабов, принявших Коран и Пророка, влияния, и не внушили им уважения к книгам, наукам и культуре?!

Теперь, рассказ о том, что курайшиты и другие арабы презирали занятие учителя. Говорят, что курайшиты считали обучение детей низким ремеслом, а профессию учителя презренной, в целом же, владение грамотой считалось недостойным.

Во-первых, само это утверждение поясняет, что профессия учителя считалась не престижной по причине низкого дохода, то есть, по той же самой причине, которую мы наблюдаем сегодня в Иране. Учителя, преподаватели и духовенство принадлежат к малообеспеченному сословию, и, по этой причине некоторые из них иногда меняют свою профессию.

Если молодой человек, учитель, преподаватель или представитель духовенства, сделает девушке предложение, а у этой девушки есть жених, торговец или рабочий по профессии, пусть и необразованный, семья этой девушки скорее отдаст предпочтение торговцу или рабочему, нежели учителю или представителю духовенства. Отчего? Оттого ли, что они считают науку и духовность низкими? Разумеется, нет, дело не в том, что они считают науку непрестижной; выдать дочь за человека из такого сословия требует определенной доли самоотверженности, к чему готовы далеко не все.

Удивительно утверждение: по причине того, что кто-то из курайшитов считал чтение книг недостойным занятием, следовательно, все арабы были противниками наук и книг, а, значит, они уничтожали книги везде, где бы ни ступала их нога. Это утверждение подобно следущему: поскольку Абид Закани, персидский поэт, написал следующие строки:

О, ходжа, стремящийся к знаниям и соблюдающий посты,

Избери лучше своим уделом занятие балагура и музыканта

Тогда сумеешь ты лучше защищать права великих и малых мира сего

следовательно, большинство иранцев являются противниками науки и обучения и сторонниками музыки и балагурства, поэтому они уничтожают все книги и библиотеки, встретившиеся на их пути. Или же это утверждение аналогично утверждению о том, что, если Абу Хиан Таухиди по бедности своей сжег все свои книги, значит, все его соотечественники являются противниками знаний и грамотности.

Теперь повествование Абу Рейхана о Хорезме. Хотя эти сведения не подтверждаются другими документами, а сам Абу Рейхан не указывает их источник, однако, принимая во внимание, что Абу Рейхан, кроме других своих достоинств, является ученым и историком, которому не свойственны безосновательные утверждения. Кроме того, от описываемых им событий его отделяет не так много времени, поскольку он жил во второй половине четвертого - начале пятого веков хиджры, а Хорезм был завоеван во времена Валида Ибн Абдольмалека, то есть около 93г. Учитывая то, что сам он был уроженцем Хорезма, весьма вероятно, что его повествование правдиво.

Однако, то, что Абу Рейхан поведал о Хорезме, во-первых, связано с Хорезмом и хорезмийским языком, а не с иранскими книгами, написанными на пехлевийском или авестийском языке.

Во-вторых, сам Абу Рейхан в предисловии к своему еще не опубликованному труду «Сидала» или «Сидана», рассматривая вопрос о языках и их способности к выражению научных понятий, признает превосходство арабского языка над персидским и хорезмийским. В особенности, же он пишет о хорезмийском языке так: «Этот язык никоим образом не приспособлен для выражения научных понятий; человек, решивший рассмотреть с помощью этого языка какой-либо научный вопрос, уподобится верблюду, желающему пройти в игольное ушко»¹.

Поэтому, если научные книги на хорезмийском языке, заслуживающие внимания, действительно существовали, может ли быть, чтобы Абу Рейхан отзывался об этом языке до такой степени неуважительно? Книги, о которых упомянул Абу Рейхан, были, скорее всего, книгами по истории, не более того. Если эти сведения подлинны и не преувеличены², поступок Катибат ибн Муслима по отношению к жителям Хорезма, произошедший во времена Валида Ибн Абдольмалека, а не при праведных халифах, был негуманным и противоречащим исламу. Он также противоречил образу действий других мусульманских полководцев, покоривших Иран и Византию, большинство из которых были сподвижниками пророка и находились под влиянием его учения. Поэтому, данный поступок, который имел место в самые неблагоприятные времена исламского халифата (период Омейядов) нельзя считать критерием, позволяющим судить о поведении мусульман в начале исламской эпохи, когда был завоеван Иран.

В любом случае, учебные заведения могли, вероятно, находиться в Ктесифоне, Хамедане, Нахаванде, Исфахане, Истахре или Азербайджане, но никак не в Хорезме; язык, на котором могли быть написаны научные книги, мог быть пехлевийским, но не хорезмийским. В исламскую эпоху иранские книги, переведенные на арабский язык, например, «Калила и Димна», переведенная Ибн Мукаффа, или часть «Логики» Аристотеля, переведенная им же или его сыном, были написаны на пехлевийском языке, но не хорезмийском, или каком-либо другом местном языке.

Кристенсен пишет:

«Абдулмалик Ибн Мирван повелел переводить книги с пехлевийского на арабский язык.»¹

Если вследствие нападения агрессора, литературные памятники языка полностью исчезают с лица земли, а народ, говорящий на этом языке, постигает участь безграмотности и незнания своей истории, это свидетельствует о том, что данный язык был не более, чем неразвитым местным диалектом. Очевидно, что неразвитый местный язык никогда не сумеет стать языком науки, как и положить начало библиотеке, содержащей разнообразные книги по медицине, математике, естественным наукам, астрономии, литературе и религии.

Когда язык находится на таком уровне развития, что произведения, написанные на нем, могут составить библиотеку, содержащую книги в области различных наук, ни один катаклизм не сможет превратить народ, говорящий на нем, в безграмотное племя. История Ирана не знает завоевания, страшнее монгольского; во время монгольского нашествия было истреблено практически все население, книги и библиотеки стали добычей пламени. Однако ужасное завоевание не сумело полностью уничтожить произведения науки на арабском и персидском языках и разорвать связь последующих поколений с прежней домонгольской культурой, так как произведения науки на арабском, и даже персидском языке находились на слишком высоком уровне развития, чтобы погибнуть вследствие такого массового истребления людей. Следовательно, очевидно, что в Хорезме было уничтожено некоторое количество зороастрийских книг по литературе и религии, содержание которых или им подобных книг в большей или меньшей степени известно ученым, что практически совпадает со словами Абу Рейхана Бируни. Тщательное изучение слов Абу Рейхана дает основание полагать, что он подразумевал книги религиозного и исторического содержания.

Теперь, рассказ о сожжении книг, принадлежащий Абдулле Ибн Тахиру. Эта история хорошо известна, поэтому удивительно, что доктор Моин приводит ее в качестве доказательства, подтверждающего сожжение в Иране книг арабскими завоевателями. Абдулла, сын Тахира Зульминина – известный иранский полководец времен Мамуна, который командовал войском Хорасана, выступившим на стороне Мамуна в войне между Амином и Мамуном, сыновьями Харуна Ар-Рашида. Он одержал победу над предводителем арабского войска по имени Али Ибн Иса, арабом по происхождению, который поддерживал Амина, покорил Багдад и казнил Амина, возведя Мамуна на трон его отца.

Сам Тахир был горячим противником арабов. Он вознаградил шу’убита Алана, чиновника в правящем аппарате Харуна, написавшем книгу «Мисалаб араб», то есть книгу о недостатках и пороках арабов, суммой в тридцать тысяч динаров или дирхемов². Его сын Абдулла, поведавший о сожжении книг, является основателем династии Тахиридов; благодаря ему Хорасан впервые объявил о своей независимости, вследствие чего было создано независимое иранское государство.

Абдулла, как и его отец, был по своей природе горячим противником арабов. В то же время насколько удивительна история ислама: Абдулла, иранец по происхождению и противник арабов, достигший такой степени силы и могущества, что объявил о своей независимости от багдадского халифа, сжигает все иранские книги доисламского периода под предлогом того, что все они бесполезны при наличии Корана.

«Однажды некто явился ко двору Абдуллы Ибн Тахира в Нишапуре и вручил ему персидскую книгу древних времен. Когда его спросили, что это за книга, он ответил, что это повесть о Вамике и Азре, и что эта прекрасная повесть была записана мудрецами и подарена Ануширвану. Эмир сказал: «Мы изучаем Коран, и не испытываем надобности в этих книгах. Для нас достаточно слова Божьего и хадисов Пророка. Кроме того, эту книгу сочинили маги, следовательно, для нас она проклята и запретна. Затем он приказал, чтобы книгу бросили в воду, а также повелел уничтожать всякую написанную магами книгу на персидском языке, найденную в его стране.»¹

Чем был вызван его поступок? Мне это неизвестно; весьма вероятно, что он был вызван неприязнью, которую испытывали иранцы к зороастрийским жрецам. Как бы там ни было, этот поступок был совершен иранцем Абдуллой Ибн Тахиром, а не арабом. Значит ли это, что поступок Абдуллы был характерен для всех иранцев, и что все они считали, что любую книгу, попавшую к ним в руки, следует сжигать? Опять же, нет.

Поступок Абдуллы достоин осуждения, однако, он подтверждает наше утверждение о том, что когда на смену какой-либо культуре приходит другая культура, последователи и сторонники новой культуры пренебрегают памятниками прежней культуры, что наносит ей непоправимый вред. Иранцы, с восторгом воспринявшие новую исламскую культуру, не проявляли заинтересованности по отношению к прежней культуре, а, напротив, намеренно способствовали ее забвению.

Примеров поступков иранцев, подобных действиям Абдуллы Ибн Тахира, который, ненавидя фанатизм арабов, стремящихся навязать людям идею о превосходстве собственной расы, в то же время испытывал сильную привязанность к исламу, и использовал эту привязанность против памятников зороастрийской культуры, существует множество.

И если целью доказательства сожжения книг Абдуллой Ибн Тахиром является то, что подобные действия имели место в истории, это не нуждается в таком доказательстве. История знала и знает множество фактов, связанных с сожжением книг. В наше время Ахмад Кесрави отмечал праздник сжигателей книг. Во время трагедии в Андалузии, когда произошло массовое убийство мусульман, христиане сожгли восемьдесят тысяч книг². Христианин Джорджи Зайдан признает, что во время похода крестоносцев христиан на Сирию и Палестину было сожжено три миллиона книг³. Турки устроили массовое сожжение книг в Египте⁴. Султан Махмуд Газневид устроил сожжение книг в Рее⁵. Монголы сожгли библиотеку в Мерве⁶. В эпоху Сасанидов зороастрийцы сожгли книги маздакитов.⁷ Александр сжег книги иранцев.⁸ Римляне сожгли книги великого математика Архимеда.⁹ Вопрос о сожжении христианами Александрийской библиотеки мы рассмотрим позднее.

В «Истории науки» Джордж Сартон пишет:

«В одной из своих книг греческий мыслитель Протагор, рассуждая о Боге и Истине, писал: «Что же касается богов, я не могу утверждать ни то, что они существуют, ни то, что они не существуют. Множество причин мешает нам понять это. Главная же из них – неопределенность самого вопроса, а другая – то, что жизнь человека слишком коротка.»¹

Далее он пишет:

«Это стало причиной того, что в четыреста одиннадцатом году до Рождества Христова его книги были сожжены на центральной площади города, и это стало первым, зафиксированным в истории сожжением книг.»²

Теперь, что касается запрета на сочинение книг в исламском мире, который сначала был объявлен Вторым халифом и действовал не протяжение столетия; данная история также представляет интерес. Хотя в третьем разделе настоящей книги, где будут рассмотрен вопрос о служении иранцев исламу, мы проясним данный вопрос в разделе, посвященному их служению в сфере культуры, в главе под названием «Когда началось сочинение книг?», однако, мы должны отметить здесь, что указ Второго халифа был связан с записыванием хадисов о жизни Пророка.

С самого возникновения ислама между Омаром и некоторыми другими сподвижниками Пророка с одной стороны, и Али, и некоторыми сподвижниками Пророка – с другой, существовали противоречия в отношении записывания и составления хадисов, повествующих о жизни и высказываниях Пророка.

Первая группа, главой которой был Омар, считала дозволенным слушание, запоминание и устную передачу хадисов, но их записывание они считали противоречащим шариату, по причине того, что хадисы не должны противоречить Корану, или же из опасения, что приверженность хадисам заменит собой приверженность Корану. В то же время, другая группа, возглавляемая Али, с самого начала поощряла сбор и записывание хадисов, повествующих о жизни Пророка. Повинуясь приказу Второго халифа, на протяжении столетия простые мусульмане не записывали хадисы, однако, по прошествии столетия, они стали следовать Али, так как мнение Омара не имело больше законной силы. По этой причине шиитам удалось составить сборник хадисов на столетие раньше, чем другим мусульманам.

Итак, дело не в том, что у арабов существовал строгий запрет на написание любых книг любого содержания, а народ, не позволявший писать книги даже своим представителям, в первую очередь должен был уничтожать книги других народов. Этот запрет касался, прежде всего, хадисов о жизни Пророка, а не чего-либо иного; во-вторых, он был распространен только среди суннитов, и никогда не существовал среди шиитов. В любом случае этот вопрос не связан с враждебным отношением мусульман к книгам и знаниям в целом.

Джорджи Зайдан в «Истории исламской цивилизации» и доктор Забихолла Сафа в «Истории рациональных наук в исламе» упоминают этот вопрос, и было бы жаль не рассмотреть их мнение. Доктор Сафа пишет:

«Арабы, как и все мусульмане, верили в то, что «ислам отменяет все, что было до него». По этой причине, в умах мусульман прочно утвердилось убеждение, что, ничто не заслуживает внимания, кроме Корана, так как Коран отменяет все книги, а ислам – все религии. Знатоки истинного шариата также запрещали чтение любой другой, даже религиозной книги, кроме Корана.

Рассказывают, что однажды Пророк увидел в руках у Омара Тору и так разгневался, что гнев его отразился на его лице. Он сказал: «Разве я не принес вам истинный и совершенный закон? Клянусь Богом, если бы сам Моисей был жив, он следовал бы только моим путем». По этой причине Пророк также сказал: «Не подтверждайте и не опровергайте правоту людей писания в том, что они называют религией. Скажите: мы веруем в то, что было ниспослано нам, и в то, что было ниспослано вам (а не в то, что было придумано вами), мы веруем в то же, что и вы.

Среди известных хадисов той эпохи был следующий: «Книга Аллаха содержит повествование о том, что прошло, предсказание вашего будущего, и закон, правящий вами». Слова Священного Корана, гласящие о том, что