Собрание сочинений Мортаза Шахид Моттахари Первый том из раздела «История»

Вид материалаДокументы

Содержание


Изложение мнений
Подобный материал:
1   ...   9   10   11   12   13   14   15   16   ...   71

Изложение мнений



Чтобы предоставить пример различных мнений, высказываемых по данному поводу, приведем несколько примеров.

Господин Таги-Заде так говорит в своем докладе «Социальные и культурные изменения, происходившие в прошлом в Иране», цитируя доктора Моина, автора книги «Зороастризм и персидская литература»1:

«Ислам… принес новое учение, обладающее многими достоинствами, ясными принципами и законами, распространение ислама принесло в Иран новый дух и более прочную веру, вследствие чего, на эту землю пришли два желательных источника. Одним был богатый и содержательный язык, то есть арабский… Когда этот язык пришел в Иран и постепенно смешался с изящным и притягательным языком, органично став частью иранской культуры, он расцвел и обрел необычайную красоту, благодаря великим иранским поэтам четвертого, пятого и шестого веков и некоторых других, более поздних поэтов. Благодаря этому, появился язык, на котором стало возможным выразить абсолютно все, и его яркими представителями являются Саади, Хафиз, Насир Хосров и им подобные… Другим источником были науки, знания и высокая цивилизация, которая, благодаря переводам греческих, сирийских и индийских книг на арабский язык, с середины второго века до конца третьего века распространилась на мусульманском Востоке, на территории, подвластной восточному халифату среди мусульман, знакомых с арабским языком, и в особенности среди иранцев… Из бескрайнего океана греческого наследия, включавшего во втором веке науки, искусства, литературу и философию, сравнительно мало осталось книг, которые не были бы переведены мусульманами на арабский язык… В результате перевода этого наследия на арабский язык, в исламском государстве и особенно в Иране, наука, философия и все искусства получили такой расцвет, что появились тысячи прославленных ученых, такие, как Ибн Сина, Фараби, Бируни, Мухаммад Ибн Закария Рази и другие, а также десятки тысяч важных трудов (конечно, 99% из них были написаны на арабском), и была создана блестящая исламская цивилизация второго-седьмого веков, которая после Греции и Рима, является, возможно, величайшей цивилизацией мира…»

В своем докладе господин Таги-Заде также говорит о том, что ислам принес Ирану новый дух; он не рассматривает вопрос о том, чего ислам лишил Иран и что дал ему, в результате чего Иран обрел новый дух. С помощью Аллаха мы попытаемся в определенной мере прояснить этот вопрос в настоящей книге. Он лишь кратко указывает: «принес принципы справедливости и ясные законы», что естественно, представляет собой лишь часть того, что принес ислам. В своей речи он прямо утверждает, что именно ислам подготовил почву для расцвета литературы и практической философии, а также появления в этой области таких людей, как Саади, Хафиз и Насир Хосров, а также – для расцвета философии, математики и естественных наук и появлению Ибн Сины, Фараби, Рази и Бируни.

Господин Зейн Аль-Абидин Рахнама пишет в предисловии к книге «Перевод и толкование Корана»1:

«Возникновение ислама в Аравии стало одной из величайших революций в истории человечества… Он возник в начале седьмого века новой эры, и в короткое время охватил весь аравийский полуостров. Затем он обратился в сторону соседних государств, которые также обладали великой цивилизацией и культурой того времени. Те удивительные и весьма глубокие изменения и преобразования, которые он принес народам и обществу этих стран, известные как принципы вероучения, являются загадочными и удивительными событиями в жизни человека. Они уничтожили много бесполезных в жизни связей, и создали в сердцах и умах людей много новых связей, которые были прочнее стальных цепей. Эта революция, носящая название новой цивилизации, не только превратила безгласную Аравию из мертвой безводной пустыни, народ которой едва умел считать на пальцах, в густонаселенную Аравию, имена и благородные поступки представителей которой стали известны за ее пределами, но и принесла им новую философию и новое мировоззрение. Хотя истоки некоторых этих новых идей восходили к цивилизации двух ее великих соседних держав (Ирана и Византии), тем не менее, они были внове и для этих двух держав; они были подобны божественному наставлению, учению, которое призывало к справедливости и благочестию, а не к притеснениям и неправедным поступкам, и которое, подобно прохладной и приятной воде, заменило старые воззрения в жаждущих сердцах и мыслящих умах народов этих стран. Эта идеологическая победа, известная как большая победа ислама над народами этих двух непоколебимых держав, это учение, призывающее угнетенные народы этих держав к справедливости, в то время, как путь этих держав разошелся с путем народа, и оставался только путь к Творцу, была не только победой, одержанной босыми и неимущими над обутыми в сапоги, не только победой старого оружия над новым оружием, не только победой безоружных над вооруженными, но, как уже было сказано, это была победа новой идеологии и стремления к справедливости угнетенных над угнетателями, победа притесняемых над притеснителями. Эта идея и это чувство настолько укрепились в людях этих держав, что они присоединились к знаменосцам ислама для свержения власти в своих странах. И сегодня, по прошествии тысячи и нескольких сот лет с того дня, как произошла эта духовная победа, ее последствия утвердились в доме каждого человека из тех народов, которые уверовали, тогда, как от военной победы завоевателей арабов на территории этих стран не осталось и следа.»

По мнению господина Рахнама, ислам уничтожил бесполезные отношения, создав взамен подобные стали, он принес новые идеи и новое мировоззрение. Победа, одержанная исламом, была победой новой идеологии над старой, а не победой одного народа над другим. Победа, одержанная исламом, была победой стремления к справедливости и праведности над несправедливостью и преступлением. Главным фактором победы ислама были не арабы, а сами обездоленные народы тех держав, стремящиеся к справедливости и истине, которые, осененные божественной идеей, восстали против неправедной власти, угнетающей их.

Доктор Абдулхусейн Зарринкуб в книге «Каранаме-йе ислам»1, рассматривая вопрос о причинах, породивших великую и процветающую исламскую цивилизацию, пишет:

«…В действительности, именно ислам был тем источником, который позволил мусульманам осуществить научный прогресс и достичь материального процветания. Призывая мусульман к науке и распространяя радость к жизни, взамен нетерпимости древнего мира ислам принес дух взаимопомощи и терпимости; предлагая мусульманам вместо церковного аскетизма, требующего от человека ухода от мира и уединения, следовать по пути «золотой середины», ислам ускорил развитие промышленности и науки. В мире, в который пришел ислам, дух терпимости и умеренности пребывал в состоянии упадка. Что касается двух великих держав того времени (Византии и Ирана), то в Византии, вследствие нетерпимости христианства, которое день ото дня захлестывало эту страну все больше, ее стремление к науке и философии ослабевало с каждым днем. Прекращение Юстинианом деятельности философов сделало неизбежным разрыв связи между Византией с одной стороны и цивилизацией и культурой – с другой. В Иране также, интерес Хосрова Ануширвана к науке и знаниям был преходящим, а нетерпимость, о которой упомянул в предисловии к «Калиле и Димне» Барзуйе Табиб, вновь сделала невозможной какое-либо возрождение научной мысли в этой стране. В мир, который находился в плену религиозной и национальной нетерпимости, ислам принес новые веяния. Создав мир процветания и покоя, истинным центром которого был Коран, а не Сирия или Ирак, ислам разрешил проблему национальной нетерпимости, благодаря идее о том, что в определенной степени его родиной является весь мир. Вместо религиозной нетерпимости, свойственной зороастрийцам и христианам, ислам проповедовал терпимость по отношению к людям писания и созданию взаимной договоренности между ними и мусульманами, а также пробуждал в людях интерес к знаниям и жизни. Плод этого удивительного дерева, которое не было ни западным, ни восточным, созрел после распространения исламских завоеваний.»

С точки зрения доктора Зарринкуба, ислам пришел в мир, который находился в состоянии упадка и оцепенения. Принеся учение, в основе которого лежали стремление к знанию, отказ от национальной и религиозной нетерпимости и провозглашение возможности мирного сосуществования мусульман и людей писания, ислам разорвал цепи и оковы, которые, согласно священному Корану, связывали народы той эпохи по рукам и ногам, и подготовил почву для развития великой и могущественной цивилизации.

Немецкий профессор Эрнест Кунель, преподававший исламское искусство в Берлинском университете с 1935 по 1964 годы, пишет в предисловии к книге «Искусство ислама»:

«В данном случае общность религиозных воззрений оказала гораздо большее воздействие на культурную деятельность различных народов, чем это имело место в христианском мире. Благодаря общности религии, над национальными противоречиями и древними традициями народов был возведен «мост», вследствие чего не только духовные интересы, но и традиции и обычаи различных стран удивительным образом устремились в ясном, определенном направлении. Именно Коран сыграл решающую роль в создании единства и разрешении всех жизненных вопросов. Распространение оригинального текста Корана и абсолютное господство арабской письменности создали связь, которая объединила весь исламский мир и стала важным фактором в создании любого произведения искусства. Различия между религиозным и светским искусством, которые мы наблюдаем в западном мире, здесь полностью стираются. Разумеется, храмы в силу потребностей науки обладали особой архитектурной формой, однако их украшение в точности соответствовало тем законам, которые соблюдались и при возведении строений, не предназначавшихся для религиозных целей.»1

Также он пишет:

«Чрезвычайно важно здесь то обстоятельство, что, несмотря на сильные политические столкновения в средние века, между всеми мусульманскими странами существовали отношения, которые не только способствовали процветанию торговли, но и делали возможным распространение и обмен культурными достижениями. Дневники великих арабских путешественников и географов повествуют, каким образом народ одной страны узнавал о достижениях других стран. Поэтому нет ничего удивительного, когда мы видим, что новые технические открытия и достижения искусства распространяются повсюду с большой скоростью. Человек, получивший образование в рамках школы западного мировоззрения, должен понять, что в исламском мире изначально господствовали другие условия, и при создании произведений искусства условия эти играли главную роль.»2

Хотя слова этого ученого относятся не только к Ирану, а всему исламскому миру в целом, они, тем не менее, относятся и к Ирану. Интересно, что этот ученый упоминает, что мусульмане различного происхождения возвели мост над своими национальными различиями; следовательно, исламу впервые удалось на основе убеждений, идеологии и религии создать политическое и социальное единство, что в значительной степени упростило создание великой и могущественной цивилизации. Существует множество мнений, более или менее сходных с этой точкой зрения.

Противоположную точку зрения представляет ряд других мнений, которым тоже должно быть уделено внимание. Согласно этим мнениям, завоевание Ирана арабами мусульманами было для Ирана трагедией, подобной завоеваниям Ирана Александром Македонским и монголами. Подобно тому, как нашествие Александра и монголов на Иран, и в особенности монголов, разрушило великую цивилизацию, так и нашествие арабов мусульман уничтожило культуру. Если же в последующие столетия, в особенности с третьего по шестой век хиджры, в Иране начали развиваться наука и культура, то это было обусловлено особенностями национального характера иранцев и их древней культурой доисламского периода, и в действительности это было в какой-то мере возвращением к доисламской эпохе. Что же касается ислама, то он стал причиной замедления этого развития науки и культуры длиной приблизительно в два столетия. Спустя двести лет, когда Иран обрел политическую независимость, освободился от господства и влияния арабов, и вновь вернул свою прежнюю индивидуальность, он вновь продолжил свой прежний путь, вследствие чего была вновь восстановлена непрерывность иранской культуры.

Разумеется, среди иранских и зарубежных исследователей невозможно найти человека, кто выразил бы такое мнение. Подобную точку зрения высказывают обычно люди, чьи слова являются безосновательной пропагандой. Важность же их состоит в том, что они часто повторяются в последнее время, зачастую содержат литературные цитаты, и носят подстрекательский характер.

Фаридун Адамият пишет в книге «Амир Кабир и Иран»3:

«Ислам был крайне необходим для создания централизованной власти в таком неразвитом обществе, как народ Аравии, по этой причине он и возник. Эта религия, будучи конгломератом прежних верований и религий этого полуострова, и представляя собой двусмысленное и гибкое учение, с приходом в Иран внесла неожиданное отклонение в социальное развитие этой страны. В той же мере, в какой она оказалась полезной для неразвитого общества, подобного арабскому, в Иране она вызвала роковые и разрушительные последствия. В свою очередь и иранцы не сидели, сложа руки, период времени их наблюдения и удивления продлился недолго, со всех сторон раздались голоса несогласия, зачастую они обосновывали свои поступки отмененными аятами Корана.

…Однако, постепенно, вследствие распространения той части исламского вероучения, которая рассматривала мир, как небытие и темницу для правоверного, а также индийской философии с ее принципами отрицания и идеей небытия в Господе, иранский народ привык к определенного рода безразличию к материальной жизни, которое стало утешением для его мысли, ищущей выхода. Таким образом, мы видим, что исламское вероучение, признав накопление богатств грехом, запретив изящные искусства, объявив каждый день предначертанным, а судьбу человека – предопределенной и неизбежной, введя понятия судьбы и предопределения, смешалась с философией озарения и принципами суфизма, которые в начале зародились как сопротивление противников ислама. Вера в предопределение получила в Иране широкое распространение, вследствие чего материальная сторона жизни в этой стране пришла в упадок. Угасание мирских интересов, лень, склонность к посещению питейных домов, а также к бродяжничеству и нищенству – все это те результаты, которые, хорошо это или плохо, иранцы взяли у ислама. Это учение, распространившись в Иране, предвосхитило социальный упадок в этой стране.»

С одной стороны этот писатель утверждает, что ислам был крайне необходим для создания централизованной власти в таком неразвитом обществе, как арабское, а с другой – он считает лень, склонность к посещению питейных домов, а также к бродяжничеству и нищенству результатом исламского вероучения. Возможно ли, чтобы такое вероучение смогло сделать единым, могущественным и централизованным такое общество, как арабы того времени? Во-вторых, если бы это было так, участью исламских народов, принявших ислам, сразу должны были бы стать упадок и вырождение, если мир – склеп, они должны были бы стать безответственными завсегдатаями питейных домов, и, сложив руки, списывать на волю судьбы все, что происходило в их жизни. Однако же, как неопровержимо свидетельствует история, появление ислама пробудило в народах, проживающих на огромной территории от Северной Африки до Восточной Азии, жизнь и движение, а также заложило основы несравненной цивилизации, которая просуществовала шесть столетий, а затем над людьми этой земли сгустилась тьма застоя и оцепенения.

Этот писатель осознанно или неосознанно относит нравственную борьбу ислама против поклонения золоту и того, чтобы целью жизни человека было обогащение и накопление богатства, за счет того, что труд, деятельность и добывание богатства считаются в исламе грехом, хотя, когда их целью является служение и прогресс общественной жизни, они всячески поощряются исламом. Он не различает аскетизм и поклонение Богу в буддийском или христианском понимании, где считается, что поклонение Богу и деятельность относятся к разным мирам, и аскетизм и благочестие в исламе, где благочестие предполагает наивысшие помыслы, чистоту и безупречность духа.

Удивительнее всего рассмотрение темы о судьбе и предопределении, которую он, вслед за европейцами, считает фактором упадка мусульманских стран. Ему следовало бы, по крайней мере, поручить рассмотрение этой темы тем людям, которые являются специалистами в этой области. Автор настоящей книги в докладе «Человек и судьба» в необходимой мере рассмотрел вопрос о судьбе и предопределении в концепции ислама, а также вопрос их влияния или отсутствия влияния на упадок мусульманских народов. Этот доклад опубликован и находится в распоряжении уважаемых читателей этой книги.

Данная точка зрения более или менее рассматривается и в школьных учебниках. Немного можно найти классических книг, которые рассматривали бы данный вопрос и не излагали бы эту точку зрения. В качестве примера мы приводим отрывок из одного учебника. В учебнике по географии второго класса средней школы под заголовком «Социальная география в Иране» можно прочитать следующее:

«Основание медицинского университета в Дженди Шапуре (Хузистан) в эпоху Сасанидов свидетельствовало о большом внимании иранцев к вопросам науки. Не подлежит сомнению, что в то время иранцы занимались написанием ценных книг и трактатов, которые, к несчастью были уничтожены вследствие нашествия иноземных завоевателей, и в настоящее время сохранились лишь имена некоторых из них. Господство арабов над Ираном оставило глубокий след в нашей науке и литературе по причине того, что с одной стороны оно уничтожило значительную часть научных и литературных произведений, а с другой – завоевателям удалось в такой степени навязать нам свой язык и письменность, что многие иранские ученые такие, как Ибн Мукаффа, Закария Рази, Абу Али Сина, Абу Рейхан Бируни, Абунаср Фараби, Имам Мухаммад Газали и Хаким Омар Хайям Нишапури писали многие свои научные и литературные произведения на арабском языке. Начиная с третьего века хиджры, когда в результате самоотверженной борьбы иранского народа наша страна вновь обрела независимость, современный язык вернул себе былую славу, а известные мастера слова – Рудаки, Фирдоуси, Хайям, Масуд Салман, Руми, Саади, Хафиз и сотни других талантливых поэтов и писателей нашей родины, создали щедрый источник для мировой литературы».

Согласно этому источнику, в доисламском Иране процветали науки, искусство и литература, а господство арабов мусульман отрицательно сказалось на духовной жизни в Иране. Арабы настолько преуспели в навязывании иранцам своего языка и письменности, что даже спустя четыреста и пятьсот лет после этого завоевания, и двести и триста лет спустя после обретения Ираном независимости Ибн Сина и Газали по-прежнему были вынуждены сочинять свои произведения на арабском языке. Персидский язык вернулся в поэзию и прозу только тогда, когда иранцы сбросили иго арабского завоевания, а сам персидский язык представлял собой протест против исламского завоевания. Ранее мы уже рассматривали легенду о том, что арабы навязали иранцам свой язык, а также тенденциозную пропаганду о том, что возрождение персидского языка было, по сути, неким протестом иранцев против ислама. Легенда об уничтожении арабами научных произведений Ирана и, в особенности, о сущности и значимости университета в Дженди Шапуре будет рассмотрена позже в этой книге или же в отдельном докладе.

Некоторые идут еще дальше и, рассматривая приход ислама в Иран, как грандиозную катастрофу, представляют все отрицательные черты нравственного облика современных иранцев, как порождение арабского завоевания Ирана и распространения ислама среди иранцев. В качестве примера приведем отрывок из статьи, опубликованной в журнале «Фирдоуси», №787 от 3-го абана 1345 года. В этой статье писатель стремился выразить свою реакцию на книгу «Западничество» Джалал Аль-Ахмада. Аль-Ахмад утверждает, что деградация этого поколения вызвана утратой своей индивидуальности и преклонением перед Западом и его бездуховным прогрессом. Аль-Ахмад характеризует «западника» следующим образом:

«Западник – безбожник и атеист, он ни во что не верит, однако вместе с тем, нельзя сказать, что он ни во что и не верит. Это бесполезный человек, который принимает все как должное и относится ко всему с одинаковым безразличием. Он перейдет мост и переведет через него своего осла, и до моста ему больше нет никакого дела. У него нет ни веры, ни убеждений, ни идеологии, ни ценностей, он не верит ни в Бога, ни в человека. Он находится вне общества и его прогресса, и более того – за пределами неверия и атеизма. Разумеется, он иногда посещает мечеть, так же, как он посещает различные собрания или кинотеатры, однако повсюду его удел – роль зрителя, подобно тому, как если бы он пошел посмотреть футбольный матч. Он всегда на краю ямы, однако, никогда не упадет в нее. Он никогда ни во что не вложит частицу себя, будь то слезинка на могиле друга, сосредоточение в храме или размышление в часы уединения. Вообще же он не привык к уединению и старается не оставаться наедине с собой, ибо собственная сущность страшит его. Он вездесущ. Он не способен возмутиться, выразить протест, просто задать вопрос или возразить. Западник ни к чему не стремится, однако всегда воспользуется удобным случаем. Он не является личностью (в самом общепринятом понимании этого слова) и представляет собой нечто, лишенное основы...»

Журнал «Фирдоуси» так отвечает г-ну Аль-Ахмаду:

«Разве человек, которого вы описали, появился только двести лет назад?.. Нет, этот легкомысленный и беспринципный, ни во что не верящий безбожник, подхалим и лжец без родины и убеждений, появился на нашей земле около тысячи трехсот лет назад. Это низкое существо зародилось в тот черный день, когда стражники дворца в Мадаине, увидев арабов, возвестили с городских ворот: «Пришли дивы, пришли дивы». А когда во время битвы при Нахаванде Фирузан, злосчастный предводитель иранцев, был обманут арабами, прибегшими к низкой уловке и имитировавшими отступление, и проиграл битву, это существо увидело свет. А теперь, когда на протяжении тысячи трехсот лет среди нас живут такие люди, которые скрывают свои истинные убеждения, не доверяют другим; обладая искаженным мировоззрением, они никогда не раскрывают своего сердца, и поэтому, от них никогда не услышишь слов возмущения или протеста, возражения или вопроса.»

В следующем номере этого журнала в продолжение темы можно прочитать следующее:

«Тысячу с небольшим лет спустя после нашествия арабов на эту землю, наши нравственные, духовные и национальные критерии претерпели изменения. Такие наши качества, как дух соперничества, отвага и воинственность превратились в покорность, привычку довольствоваться малым и нерешительность. Что по сравнению с этим другие изменения, произошедшие с нашей душой.»

В номере №23, за месяц ордибехешт 1347 года того же журнала под заголовком «Символика в поэзии» можно прочитать следующее:

«Как известно, нам дорого обошлось вторжение арабов на нашу землю. При столкновении двух цивилизаций – иранской и арабской, наш народ потерпел поражение, и политическое поражение обернулось поражением духовным… Арабы подвергали осмеянию иранскую культуру и называли иранцев «рабами»… Иранские праздники были отменены, вино, которое иранцы имели обыкновение пить после обеда и ужина, было объявлено дьявольским зельем и запрещено, угасли священные огни, пылавшие в зороастрийских храмах нашей страны. Однако, в скором времени иранский народ начал оказывать завоевателям серьезное сопротивление, и иранский народ, как птица Феникс, возродился из пепла бедствий и поражений. Священный огонь таланта иранского народа загорелся в душах таких ученых, как Абу Рейхан Бируни, Фирдоуси, Хайям, Абдулла Ибн Мукаффа, Рудаки, Дакики, Закария Рази, Бихаки. Кошмар закончился.»

Англичанин сэр Джон Малькольм пишет в «Истории Ирана»:

«Несокрушимость и сила духа, которые продемонстрировали иранцы, защищая свою землю и религию, привели в такую ярость последователей арабского пророка, что они безжалостно уничтожали все то, что, по их мнению, способствовало сопротивлению. Они сравнивали с землей города, сжигали зороастрийские храмы, а жрецов, которые заведовали делами при храмах, предавали мечу. Произведения иранских ученых, в независимости от того, были ли они полностью посвящены научным вопросам, или касались истории и религии, уничтожались вместе с людьми, у которых их находили. Фанатики арабы того времени не знали и не желали знать других книг, кроме Корана. Они считали зороастрийских жрецов магами и колдунами, а их книги называли колдовскими. Зная судьбу книг Греции и Рима, можно предположить, какая часть книг сохранится после той бури в таком государстве, как Иран,.»1

Утверждения этого так называемого историка представляют собой нечто новое, так как подобные сведения не подтверждены ни одним историческим документом. Мы вынуждены предположить, что в распоряжении этого историка находились документы, которые никто никогда не видел, не читал и не публиковал. Мы вынуждены это допустить, потому что в противном случае, мы вынуждены – упаси Боже! – несколько усомниться в чистоте намерений, абсолютной искренности и правдивости многоуважаемого историка, который, конечно же, написал эту книгу отнюдь не по заданию Министерства иностранных дел Великобритании. Как такое возможно?!

Итак, эти документы-невидимки, которые невозможно встретить нигде, кроме как в архиве Министерства иностранных дел Великобритании, говорят о следующем. Во-первых, вопреки утверждениям всех историков, иранцы, защищая свою страну и религию, продемонстрировали невиданные стойкость и упорство. Однако, несмотря на эти качества, несмотря на многочисленность населения, которое по приблизительным оценкам той эпохи превышало сто сорок миллионов человек, и прекрасное военное снаряжение, они потерпели поражение от арабской армии, численностью в сорок-пятьдесят тысяч человек, что составляло менее одной десятой иранских солдат, находящихся в действующей армии. Кроме того, арабское войско не могло сравниться с иранским ни с точки зрения оружия и техники, ни с точки зрения военного искусства. Значит, несомненно, что, по мнению этого автора, это поражение следует отнести на счет пустого бахвальства иранского народа, а не на счет его недовольства властью, идеологией и общественными устоями в своей стране и не на счет притягательности новой идеологии, которую нес ислам.

Во-вторых, иранские города были стерты с лица земли арабами мусульманами. Где находились эти города, как они назывались и в какой книге по истории приводятся их названия? Ответ на этот вопрос должен дать сам Д.Малькольм.

В-третьих, жрецы и управляющие делами при храмах были преданы мечу, а сами храмы были сожжены. Свидетельства таких историков, как Мас’уди, Макдиси и других, упоминавших о том, что зороастрийские храмы существовали на территории Ирана вплоть до их времени (приблизительно четвертого века), а правители мусульмане обязывались сохранять храмы людей писания, в том числе и зороастрийцев, являются тем вопросом, которого Д.Малькольм предпочитает не касаться.

В-четвертых, научные и религиозные книги Ирана, как и люди, которые их хранили, были уничтожены. Этот вопрос мы подробно рассмотрим позднее в главе под названием «Сожжение книг».

В-пятых, арабы мусульмане считали зороастрийских жрецов магами, а их книги – содержащими колдовство. Данное утверждение, вероятно, впервые высказывается этим беспристрастным историком.


Перед нами две противоположные точки зрения, которые существуют в отношении ислама и Ирана. Какую же точку зрения мы примем сейчас? Согласимся ли мы с тем, что Иран и другие страны были погружены во тьму невежества, в них неуклонно слабели мировоззрение и идеология, власть и общественные устои этих стран находилась в стадии упадка, повсюду царили несправедливость и гнет, народ испытывал недовольство, а мир нуждался в преобразовании и обновлении. Появился ислам и взял на себя эту миссию; он изменил критерии, разорвал оковы, освободил умы людей от иллюзий и вдохнул новый дух в полумертвые тела народов, в том числе и иранского. Или же мы согласимся с той точкой зрения, согласно которой, у нас все было, а ислам нас всего этого лишил?

К счастью, как уже было сказано, история мира и Ирана в эпоху зарождения ислама

хорошо известна. Краткое изучение истории прояснит ситуацию. Достаточно выяснить, какая мировоззренческая и идеологическая система господствовала в доисламском Иране, насколько ценными были эти идеи и убеждения, каковы были социальные, семейные, моральные и политические устои в Иране той эпохи. Затем с учетом контекста истории мы сравним их с идеологическими, социальными, политическими, семейными и моральными установлениями ислама и сделаем выводы. Мы начинаем эту тему с рассмотрения мировоззренческих и идеологических устоев Ирана.