Книга четвертая
Вид материала | Книга |
- План: Гелиоцентрическая система Мира Николая Коперника. Галелео Галилей и рождение, 234.93kb.
- Книга первая 2, 2191.86kb.
- Книга четвертая, 529.64kb.
- Книга четвертая, 2994.65kb.
- Крайон. Книга четвертая путешествие домой майкл Томас и семь ангелов Роман-притча, 2806.34kb.
- Четвертая научно-практическая конференция. Тематическая выставочная экспозиция, 24.32kb.
- «Метеорологике», 185.61kb.
- Книга Четвёртая, 1058.54kb.
- Книга четвертая, 4596.96kb.
- Четвертая Международная конференция по газоочистке «ЭкоРос-2006», 82.54kb.
своем дневнике Чиано. Англичане без предупреждения потопили дредноут "Кавур"
и серьезно повредили линкоры "Литторио" и "Дуилио". - Прим. авт.}.
Итальянское руководство никудышное. Оно не понимает обстановки. Итальянские
вооруженные силы не имеют ни хорошо обученного руководства, ни надлежащей
боеспособности, чтобы осуществить требуемые операции в районе Средиземного
моря быстро, решительно и успешно".
Поэтому, говорилось в заключении меморандума, эта задача должна быть
осуществлена Германией. "Борьба за африканский регион является
первостепенной стратегической целью военных действий Германии в целом... Это
имеет решающее значение для исхода войны".
Однако доводы моряков не убедили нацистского диктатора. Войну на
Средиземноморье и в Северной Африке он рассматривал только как
второстепенные операции на пути к решению своей главной задачи. Когда
адмирал Редер 14 ноября изложил ему стратегические концепции военно-морских
сил, Гитлер ответил, что "все же склонен к демонстрации своей силы против
России". В самом деле, он был более, чем когда-либо, склонен к этому, ибо
Молотов только что покинул Берлин, вызвав гнев фюрера. Когда адмирал
встретился с Гитлером после рождества и доложил об упущенных возможностях на
Средиземноморье, тот воспринял это без особого беспокойства. К доводам
Редера, что победа англичан над итальянцами в Египте и растущая материальная
помощь, получаемая ими от Соединенных Штатов, требуют сосредоточения всех
немецких ресурсов, чтобы покончить с Англией, и что операцию "Барбаросса"
следует отложить, пока не будет повержена Британия, Гитлер остался глух.
Политические события и особенно вмешательство России в дела на
Балканах, по мнению Гитлера, настоятельно требовали любой ценой уничтожить
последнего противника на континенте, прежде чем схватиться с Англией. С
этого времени до рокового конца он будет фанатически придерживаться этой
основополагающей стратегии/
В качестве подачки шефу военно-морского флота Гитлер обещал "еще раз
попытаться повлиять на Франко", с тем чтобы стало возможно предпринять атаку
на Гибралтар и закрыть для английского флота Средиземное море. В
действительности же он уже полностью отказался от этой идеи. 11 декабря он
без лишнего шума отменил операцию "Феликс", поскольку для ее осуществления
не было "политических условий". Однако под давлением командования ВМС и
итальянцев Гитлер предпринял последнюю попытку вовлечь в это дело Франко,
хотя это было для него крайне неприятно. 6 февраля 1941 года он обратился к
испанскому диктатору с длинным письмом:
"... В одном, каудильо, должна быть ясность: мы ведем борьбу не на
жизнь, а на смерть и не можем одновременно делать какие-либо подарки...
Сражение, которое ведут Германия и Италия, определит также и судьбу
Испании. Только в случае нашей победы будет жить ваш нынешний режим".
К несчастью для держав оси, письмо это дошло до каудильо в тот самый
день, когда остатки войск маршала Грациани в Киренаике были уничтожены
англичанами к югу от Бенгази. И неудивительно, что, когда Франко 26 февраля
1941 года сел за составление ответного письма, он, хотя и торжественно
заявил о своей "абсолютной лояльности" к державам оси, но счел необходимым
напомнить нацистскому лидеру о том, что после недавних событий обстановка по
сравнению с октябрьскими днями заметно осложнилась, поэтому взгляды,
бытовавшие в то время, устарели.
Этот случай оказался одним из немногих в бурной жизни Адольфа Гитлера,
когда он признал свое поражение. "Короче говоря, нудная испанская болтовня
состоит в том, что Испания не хочет вступить в войну и не вступит, - писал
Гитлер Муссолини. - Это очень прискорбно, поскольку означает, что в данный
момент невозможно нанести удар по Англии простейшим способом через ее
средиземноморские владения".
И все-таки на Средиземном море Италия, а не Испания являлась орудием
для нанесения поражения Англии в этом регионе, однако шаткой империи дуче
самостоятельное решение этой задачи было не по плечу, а Гитлер не проявил
достаточной мудрости, чтобы выделить в помощь ему средства, имевшиеся у
немцев. Нанесение удара по Англии либо через Ла-Манш, либо через Средиземное
море, как он теперь признавал, на некоторое время стало невозможным. Хотя
это его и расстраивало, но само признание такого положения приносило
некоторое облегчение. Теперь он мог посвятить себя вопросам, более близким
его сердцу и уму.
8-9 января 1941 года в Бергхофе над Берхтесгаденом, засыпанным снегом,
он провел военный совет. Горный воздух, очевидно, прояснил его ум, и он еще
раз изложил своим военачальникам грандиозную стратегию, как это хорошо видно
из обстоятельных записей адмирала Редера и генерала Гальдера. К фюреру
вернулся его оптимизм.
"Фюрер твердо убежден, - писал Редер, - что обстановка в Европе не
может далее развиваться неблагоприятно для Германии, даже если мы потеряем
всю Северную Африку. Наши позиции в Европе настолько упрочились, что исход
не может оказаться не в нашу пользу... Англичане могут надеяться на победу в
войне, только нанеся нам поражение на континенте. Фюрер убежден, что это
невозможно".
Правда, соглашался фюрер, прямое вторжение в Англию "неосуществимо,
пока она не будет в значительной степени ослаблена и пока Германия не
обеспечит себе полного господства в воздухе". Военно-морские и
военно-воздушные силы должны сосредоточить свои усилия против английского
судоходства, тем самым перерезав пути поставок в Англию. Такие атаки, считал
Гитлер, "могут привести к победе уже в июле или августе". К этому времени,
говорил он, "мы должны настолько укрепить свои позиции на континенте, чтобы
в дальнейшем быть в состоянии вести войну с Англией (и Америкой)". Скобки
поставлены в записях Гальдера, и они многозначительны. В захваченных
немецких архивах это первое упоминание Америки в подобном контексте - оно
свидетельствует, что уже в начале 1941 года Гитлер считался с возможностью
вступления Соединенных Штатов в войну против него.
Затем нацистский диктатор коснулся положения в нескольких
стратегических районах и в этой связи изложил в общих чертах свои планы и
намерения.
"Фюрер придерживается мнения, - писал Редер, - что для исхода войны
важно, чтобы Италия не развалилась... Он полон решимости... предотвратить
потерю Италией Северной Африки... Это означало бы огромную потерю престижа
держав оси... (Поэтому) он решил оказать поддержку итальянцам".
В этом месте он предупредил военачальников о сохранении немецких планов
в строжайшей тайне.
"Он не хочет информировать итальянцев о наших планах. Имеются
подозрения, что королевская семья передает англичанам секретные сведения!"
Гитлер объявил, что в поддержку Италии будут выделены противотанковые
формирования и несколько эскадрилий люфтваффе для использования в Ливии.
Более того, он направит армейский корпус в составе двух с половиной дивизий
в поддержку отступающих итальянцев, которых греки загнали в Албанию. В этой
связи будет приведена в действие операция "Марита" {Операция "Марита" была
объявлена Директивой э 20 от 13 декабря 1940 года Она предусматривала
сосредоточение немецкой армии в составе 24 дивизий в Румынии с последующим
наступлением через Болгарию на Грецию, как только установится благоприятная
погода. Директива была подписана самим фюрером - Прим авт.}. Переброску
войск из Румынии в Болгарию Гитлер приказал начать сразу же, чтобы 26 марта
можно было приступить к операции "Марита". Гитлер долго распространялся о
необходимости быть готовыми к выполнению операции под кодовым названием
"Аттила", которую в общих чертах он изложил в своей директиве от 10 декабря
1940 года. Операция предусматривала оккупацию остальной части Франции и
захват французского флота в Тулоне. Фюрер полагал, что в недалеком будущем
этот план можно было бы осуществить. "Если Франция станет очагом
беспокойства, - заявил он, - то ее придется разгромить полностью". Это было
грубейшим нарушением перемирия в Компьене, но ни один генерал, ни один
адмирал не поднял этот вопрос - так, по крайней мере, явствует из записей
Гальдера и Редера.
Именно на этом совещании Гитлер назвал Сталина "хладнокровным
шантажистом" и сообщил своим командующим, что Россию следует поставить на
колени как можно скорее.
"Если США и Россия вступят в войну против Германии, - сказал Гитлер, во
второй раз упомянув о такой перспективе для США, - то обстановка очень
осложнится. Поэтому любой повод для возникновения такой угрозы должен быть
устранен в самом начале. Если русская угроза будет ликвидирована, мы сможем
вести войну против Англии в течение неопределенно долгого времени. Если
Россия падет, Япония воспрянет духом: это в свою очередь будет означать
усиление угрозы Соединенным Штатам".
Таковы были взгляды немецкого диктатора на глобальную стратегию к
началу 1941 года. Через два дня после военного совета, состоявшегося 11
января, он воплотил свои взгляды в Директиву э 22. Переброска немецких
подкреплений в Триполи получила название операции "Подсолнечник", а
переброска подкреплений в Албанию - операции "Альпийские фиалки".
"Мир затаит дыхание"
Гитлер вызвал Муссолини в Бергхоф на 19 и 20 января. Пребывая в
подавленном настроении, чувствуя себя униженным после поражения итальянских
дивизий в Египте и Греции, дуче не испытывал желания ехать к фюреру. Хмурый
и нервный, по словам Чиано, садился он в свой специальный поезд, опасаясь,
что Гитлер, Риббентроп и немецкие генералы проявят по отношению к нему
оскорбительную снисходительность. Осложняло обстановку и то обстоятельство,
что дуче взял с собой генерала Альфредо Гуццони, помощника начальника штаба,
которого Чиано в своем дневнике характеризует как бездарность с большим
животом и париком из выкрашенных волос и которого, по его мнению, было
просто позорно представлять немцам.
К удивлению Муссолини, Гитлер снизошел до того, что покинул свое
"горное гнездо" и спустился на заснеженную маленькую железнодорожную
станцию, чтобы встретить его. Все происходило тактично и вежливо, и не было
никаких упреков по поводу серьезных неудач на полях сражений. Дуче уловил у
фюрера, как пишет Чиано, очень сильные антирусские настроения. Назавтра
Гитлер свыше двух часов выступал перед итальянскими гостями и солидной
группой генералов из обеих стран, и секретная докладная, подготовленная
Йодлем по поводу этого совещания, свидетельствует о том, что, хотя Гитлер и
был обеспокоен оказанием помощи итальянцам в Албании и Ливии, его главные
замыслы были связаны с Россией.
"Я не вижу большой опасности, исходящей от Америки, - говорил он, -
даже если она вступит в войну. Значительно большая угроза исходит от
гигантского русского блока. Хотя мы заключили очень выгодные политические и
экономические соглашения с Россией, я предпочитаю полагаться на мощные
средства, имеющиеся в моем распоряжении".
Хотя фюрер и намекнул на то, что намеревается воспользоваться этими
"мощными средствами", но планов своих партнеру не раскрыл. Однако начальнику
генерального штаба сухопутных сил, который отвечал за детализацию этих
планов, они были достаточно ясны, чтобы в полном объеме представить их
верховному главнокомандующему на заседании в Берлине спустя две недели.
Это совещание высших генералов ОКБ и главного командования сухопутных
войск (ОКХ) длилось с полудня до 6 часов вечера 3 февраля. И хотя генерал
Гальдер на этом совещании докладывал в общих чертах планы генерального штаба
сухопутных войск, позднее он утверждал в своей книге, что они с Браухичем
высказывали сомнения в правильности оценки советской военной мощи и в целом
выступали против реализации плана "Барбаросса", считая его авантюрой, однако
ни в его дневниковых записях за эти дни, ни в официальном совершенно
секретном меморандуме ОКБ по поводу совещания об этом не говорится ни слова.
На самом деле из этих документов явствует, что сначала Гальдер оценивал
противостоявшие русские силы приблизительно как 155 дивизий, заметив, что
немецкие силы насчитывают примерно столько же, но "они куда выше по
качеству". Много позднее, когда произошла катастрофа, Гальдер и его коллеги
поняли, что данные разведывательных служб о Красной Армии были ошибочными.
Но 3 февраля 1941 года они этого не подозревали. Более того, доклад Гальдера
о соотношении сил сторон и стратегии, которая будет применена в целях
уничтожения частей Красной Армии {Стратегия в основном осталась такой же,
как в Директиве э 21 от 18 декабря 1940 года. В своих замечаниях Браухичу и
Гальдеру Гитлер подчеркивал, насколько важно "уничтожить крупные контингенты
врага", прежде чем они успеют отступить. И он подчеркивал, что "главной
целью является овладение Прибалтийскими государствами и Ленинградом". -
Прим. авт.}, показался настолько убедительным, что в конце совещания Гитлер
не только выразил свое согласие с изложенным "в целом", но и, воодушевившись
нарисованной начальником генерального штаба перспективой, воскликнул: "Когда
начнется осуществление "Барбароссы", мир затаит дыхание и промолчит!" Он
сгорал от нетерпения в ожидании начала "Барбароссы" и приказал поскорее
прислать ему оперативную карту и план развертывания сил.
Балканская прелюдия
Прежде чем приступать к осуществлению операции "Барбаросса", весной
1941 года предстояло обеспечить южный фланг, проходивший на Балканах, и
произвести там необходимое наращивание сил. К третьей декаде февраля 1941
года немцы сосредоточили в Румынии, граничившей с Украиной на протяжении 300
миль от Польши до Черного моря, грозную силу, насчитывающую 680 тысяч
человек. Но к югу Греция все еще не давала передышки итальянцам, и у Берлина
были все основания считать, что английские войска, дислоцированные в Ливии,
вскоре могут высадиться здесь. Как явствует из протоколов многочисленных
совещаний этого периода, Гитлер опасался, что союзники откроют фронт
севернее Салоник. Для Германии это было бы еще более неприятным, чем
открытие аналогичного фронта во время первой мировой войны, поскольку
позволило бы англичанам устроить базы для воздушных налетов на румынские
нефтеносные районы. Более того, это создало бы угрозу операции "Барбаросса".
По существу, такую опасность предвидели еще в декабре 1940 года, когда была
издана первая директива по осуществлению операции "Марита",
предусматривавшая мощное наступление на Грецию со стороны Болгарии силами
войск, сосредоточенных в Румынии.
Болгарские лидеры, чьи прогнозы относительно того, кто победит, в
первую мировую войну оказались ошибочными, что дорого обошлось стране, на
этот раз допустили те же просчеты. Поверив заверениям Гитлера, будто он уже
выиграл войну, и прельстившись перспективой получить греческие территории на
юге, что открыло бы Болгарии доступ к Эгейскому морю, они согласились
участвовать в операции "Марита" - например разрешив немцам подвести свои
войска к греческим границам. 18 февраля 1941 года было подписано
соответствующее секретное соглашение между фельдмаршалом Листом и болгарским
генеральным штабом. В ночь на 28 февраля части германской армии
переправились через Дунай из Румынии и заняли стратегические позиции в
Болгарии, которая на следующий день присоединилась к тройственному пакту.
Югославы оказались более мужественными и не столь сговорчивыми. Однако
их упорство только подстегивало немцев, стремившихся вовлечь их в свой
лагерь. На 4-5 марта Гитлер пригласил тайно принца-регента Павла в Бергхоф,
где наряду с привычным запугиванием предложил ему взятку в виде Салоник. 25
марта югославский премьер Драгиша Цветкович и министр иностранных дел
Александр Цин-цар-Маркович, за день до этого выехавшие тайком из Белграда,
чтобы избежать враждебных демонстраций или даже похищения, прибыли в Вену,
где в присутствии Гитлера и Риббентропа присоединились к тройственному
пакту. Гитлер остался ужасно доволен и заявил Чиано, что это будет
содействовать его наступлению на Грецию. Перед тем как югославские лидеры
покинули Вену, им вручили два письма от Риббентропа, подтвердившие решимость
Германии уважать "суверенитет и территориальную целостность Югославии во все
времена" и обещание, что державы оси не будут требовать транзитных прав для
своих войск через Югославию "в течение этого года". Оба соглашения были
нарушены Гитлером в рекордные даже для него сроки.
Едва успели югославские министры вернуться в Белград, как вместе с
правительством и принцем-регентом были свергнуты в ночь на 27 марта в
результате народного восстания, которое возглавила группа высших офицеров
ВВС, а поддержала почти вся армия. Молодой наследник трона Петр, который
сбежал от охраны, приставленной к нему регентом, по водосточной трубе, был
провозглашен королем Югославии, и хотя новый режим Душана Симовича тут же
объявил о своем согласии подписать пакт о ненападении с Германией, в Берлине
понимали, что новый режим вряд ли устроит марионеточное правительство, какое
предусмотрел для Югославии фюрер. Во время бурных торжеств в Белграде, когда
толпа оплевала машину немецкого посла, сербы показали, на чьей стороне их
симпатии.
Переворот в Югославии вызвал у Гитлера один из самых диких приступов
ярости за всю жизнь. Он воспринял это как личное оскорбление и в гневе
принял такие опрометчивые решения, которые окажутся катастрофическими для
судеб третьего рейха.
27 марта он в срочном порядке вызвал своих военачальников в имперскую
канцелярию в Берлине - совещание было созвано настолько поспешно, что
Браухич, Гальдер и Риббентроп прибыли на него с опозданием, - и
неистовствовал по поводу того, как он отомстит югославам. Он заявил, что
заговор в Белграде поставил под угрозу как операцию "Марита", так и операцию
"Барбаросса". Поэтому он решил, "не ожидая заявлений нового правительства о
лояльности, уничтожить Югославию как в военном отношении, так и в
политическом. Не надо делать никаких дипломатических запросов, не надо
предъявлять никаких ультиматумов". И добавил, что Югославия будет разделена
с "безжалостной жестокостью". Он тут же приказал Герингу уничтожить Белград,
прибегнув к воздушным налетам, волна за волной, бомбардировщиков,
действующих с авиационных баз в Венгрии. Он издал Директиву э 25,
предусматривавшую немедленное вторжение в Югославию, и предложил Кейтелю и
Йодлю в тот же вечер разработать необходимые для этого военные планы. Он дал
указание Риббентропу проинформировать Венгрию, Румынию и Италию, что все они
получат по куску Югославии, которая будет разделена на части, за исключением
небольшого хорватского марионеточного государства {"Война против Югославии
должна стать очень популярной в Италии, Венгрии и Болгарии", - ухмыльнулся
Гитлер. Он заявил, что Банат отдаст Венгрии, Македонию - Болгарии, а
Адриатическое побережье - Италии. - Прим. авт.}.
И затем, как подчеркнуто в совершенно секретном протоколе совещания
ОКВ, Гитлер объявил о самом роковом из всех своих решений:
"Начало операции по плану "Барбаросса" придется отодвинуть на более
поздний срок в пределах четырех недель". (В директиве от 18 декабря 1940
года начать операцию намечалось 15 мая 1941 года.)
Это перенесение срока нападения на Россию из-за того, что нацистский
диктатор захотел выместить свою злобу на маленьком балканском государстве,
осмелившемся выказать непослушание, явилось, вероятно, самым роковым
решением в карьере Гитлера. Едва ли будет преувеличением сказать, что,
принимая в тот мартовский день в имперской канцелярии в Берлине такое
решение под влиянием вспышки ненависти, он отверг последнюю возможность