Geum.ru

Книга четвертая

Вид материалаКнига
Подобный материал:
1   ...   17   18   19   20   21   22   23   24   ...   53

Сталина, и немцы прибегли к многочисленным ухищрениям, чтобы этого не

допустить. Поскольку некоторые передвижения войск скрыть просто невозможно,

то военному атташе в Москве генералу Эрнсту Кестрингу было поручено

проинформировать советский Генеральный штаб, что это всего-навсего замена

более возрастных контингентов молодыми. 6 сентября Йодль издал директиву по

маскировке и введению противника в заблуждение {Немцы держали в Польше

только семь дивизий, две из которых были переброшены на Запад во время

весенней кампании. Гальдер сострил, что этих войск едва хватало для

обеспечения таможенной службы. Если бы Сталин развернул наступление на

Германию в июне 1940 года, то Красная Армия, вероятно, дошла бы до Берлина,,

прежде чем немцы сумели бы организовать более или менее серьезное

сопротивление. - Прим. авт.}: "Из этих наших перегруппировок у России ни в

коем случае не должно сложиться впечатление, что мы подготавливаем

наступление на Восток".

Чтобы командование вооруженных сил не почивало на лаврах после крупных

летних побед, Гитлер издал 12 ноября 1940 года совершенно секретную

директиву, изложив новые военные задачи по всей Европе и за ее пределами. Мы

еще вернемся к некоторым из них. Нас же здесь интересует часть, относящаяся

к Советскому Союзу:

"Политические переговоры с целью выяснить позицию России на ближайшее

время начаты. Независимо от того, какие результаты будут иметь переговоры,

продолжать все приготовления в отношении Востока, приказ о которых уже был

отдан ранее устно..."

Кстати, буквально в тот самый день, 12 ноября, Молотов прибыл в Берлин,

чтобы продолжить вышеупомянутые политические переговоры с самим Гитлером.


Молотов в Берлине


Отношения между Берлином и Москвой в последние несколько месяцев стали

портиться. Одно дело, когда Сталин и Гитлер обманывали третью сторону, и

совсем иное - когда они начали обманывать друг друга. В тот момент Гитлер не

смог предотвратить захват русскими Прибалтийских государств, Бессарабии и

Северной Буковины, и досада по этому поводу лишь усиливала его неприязнь.

Необходимо было остановить продвижение русских в западном направлении,

прежде всего в сторону Румынии, нефтяные ресурсы которой имели исключительно

важное значение для Германии, из-за английской блокады не имевшей

возможности импортировать нефть по морю.

Еще больше осложняли эту проблему Гитлера притязания Венгрии и Болгарии

на куски румынской территории. К концу лета 1940 года Венгрия фактически

была готова пойти войной против Румынии, которая по итогам первой мировой

войны получила Трансильванию за счет Венгрии. Такая война, как понимал

Гитлер, отрезала бы Германию от главного источника сырой нефти и, вероятно,

привела бы к тому, что Россия оккупировала Румынию и навсегда лишила рейх

румынской нефти.

К 28 августа обстановка приняла настолько угрожающий характер, что

Гитлер приказал привести в боевую готовность пять танковых и три

моторизованные дивизии плюс парашютные и воздушно-десантные войска, чтобы 1

сентября захватить румынские нефтеносные районы. В тот же день он совещался

в Бергхофе с Риббентропом и Чиано и затем направил их в Вену, где они должны

были изложить безапелляционным тоном министрам иностранных дел Венгрии и

Румынии точку зрения Германии и заставить их принять посредничество держав

оси. Эта миссия была выполнена без особых осложнений, после того как

Риббентроп запугал обе стороны. И 30 августа в Бель-ведерском дворце в Вене

венгры и румыны приняли предложенное державами оси решение. Когда Михай

Манулеску, министр иностранных дел Румынии, увидел карту, на которой было

отмечено, что почти половина Трансильвании переходит к Венгрии, он без

сознания упал на стол, где предстояло подписать соглашения, и пришел в себя

только после вмешательства врача {Королю Каролю это стоило трона. 6 сентября

он отрекся в пользу своего 18-летнего сына Михая и, прихватив с собой

рыжеволосую любовницу Магду Лупеску, укатил в специальном поезде,

составленном из десяти вагонов, забитых не чем иным, как "награбленным

добром", через Югославию в Швейцарию. Генерал Ион Антонеску, начальник

фашистской "железной гвардии" и друг Гитлера, стал диктатором. - Прим.

авт.}. Якобы взывая к благоразумию румын, а в действительности для того,

чтобы Гитлер получил юридическое обоснование для осуществления своих

дальнейших замыслов, Германия и Италия гарантировали целостность

сохранившихся за Румынией территорий, за исключением Южной Добруджи, которую

Румыния была вынуждена уступить Болгарии.

Дальнейшие планы фюрера стали ясны три недели спустя. 20 сентября в

совершенно секретной директиве Гитлер приказал направить в Румынию военную

миссию.

"Для внешнего мира ее задача состоит в том, чтобы помогать

дружественной Румынии в организации и обучении вооруженных сил. Подлинные же

задачи, которые не должны стать очевидными ни румынам, ни нашим собственным

войскам, будут состоять в следующем:

защищать нефтеносные районы...

подготовиться для развертывания на румынских базах немецких и румынских

войск, если нам будет навязана война с Россией". Он уже заботился об

обеспечении южного фланга нового фронта. Венские переговоры и особенно

немецкие гарантии Румынии вызвали у Москвы крайне негативную реакцию,

поскольку с ней не проконсультировались. Когда Шуленбург 1 сентября пришел к

Молотову, чтобы вручить пустую по содержанию памятную записку от

Риббентропа, в которой делалась попытка объяснить - и оправдать - то, что

произошло в Вене, комиссар по иностранным делам, по словам посла, "был

сдержан вопреки своей обычной манере". Однако он не слишком сдерживался,

выражая резкий протест в устной форме. Он обвинил правительство Германии в

том, что оно поставило Россию перед свершившимся фактом, а это противоречило

статье III нацистско-советского пакта, согласно которой обе стороны обязаны

были консультироваться по "вопросам, представляющим обоюдный интерес".

...В последующие дни взаимные обвинения приняли еще более резкий

характер. 3 сентября Риббентроп телеграфом направил в Москву длинный

меморандум, отрицая нарушение Германией Московского пакта и обвиняя в

нарушении этого пакта Россию, которая проглотила Прибалтийские страны и две

румынские провинции, не проконсультировавшись с Берлином. Меморандум был

составлен в сильных выражениях, и русские ответили на него 21 сентября в

столь же жестком тоне - на этот раз обе стороны изъяснялись в письменной

форме. В своем ответе русские вновь повторяли, что Германия нарушила пакт,

предупреждали, что у России все еще есть интересы в Румынии, и в заключение

с сарказмом выражали готовность Советского правительства, если статья,

предусматривающая консультации, влечет за собой "определенные неудобства и

ограничения" для рейха, внести поправки или убрать эту статью из договора.

Подозрения Кремля еще больше усилились после двух событий, произошедших

в сентябре. 16 сентября Риббентроп телеграфом дал указание Шуленбургу

посетить Молотова и "случайно проинформировать его, что немецкие

подкрепления в Северную Норвегию будут направлены через Финляндию".

Несколько дней спустя, 25 сентября, нацистский министр иностранных дел

отправил еще одну телеграмму в посольство в Москве, на этот раз адресованную

поверенному в делах, поскольку Шуленбург уехал в отпуск в Германию. Это была

депеша, помеченная грифом "строго секретно, государственная тайна". Там

говорилось, что содержащиеся в ней указания следует осуществить только в том

случае, если завтра поверенный в делах получит из Берлина по телеграфу или

по телефону условный сигнал.

Он должен был сообщить Молотову, что в "ближайшие несколько дней"

Япония, Италия и Германия собираются скрепить договором в Берлине военный

альянс. Он не направлен против России - это оговаривалось в специальной

статье.

"Этот альянс, - пояснял Риббентроп, - направлен исключительно против

американских поджигателей войны. Конечно, об этом, как принято, в договоре

открыто не говорится, однако это можно безошибочно вывести из его условий...

Его единственная цель - привести в чувство те элементы, которые оказывают

давление на Америку, стремясь вовлечь ее в войну, убедительно показав им,

что если они вступят в нынешнюю борьбу, то автоматически будут иметь в

качестве противников три великие державы".

Неприветливый советский комиссар по иностранным делам, у которого

подозрения в отношении немцев росли, точно цветы в июне, воспринял новость,

принесенную ему Вернером фон Типпельскирхом вечером 26 сентября, крайне

скептически. С присущей ему педантичной внимательностью к деталям, что так

раздражало всех, кто вел с ним переговоры, будь то друг или недруг, он тут

же заметил, что, согласно статье IV Московского пакта, Советское

правительство имеет право ознакомиться с текстом этого тройственного

военного альянса до того, как он будет подписан, в том числе и с "любыми

секретными протоколами".

Молотов хотел знать больше относительно немецкого соглашения с

Финляндией по транспортировке войск через эту страну, о чем ему стало

известно из печати, в частности из сообщения агентства "Юнайтед Пресс" из

Берлина. За последние три дня, сказал Молотов, Москва получила сообщения о

высадке немецких войск по меньшей мере в трех финских портах, хотя Германия

не уведомила об этом Советский Союз.

"Советское правительство, - продолжал Молотов, - хочет получить текст

соглашения о пропуске войск через Финляндию, в том числе текст секретной

части соглашения... и получить информацию... против кого оно направлено и

каким целям служит".

Русских нужно было успокоить - этого не мог не понимать даже

тупоголовый Риббентроп, и 2 октября он передал по телеграфу текст, который,

по его словам, и составлял суть соглашения с Финляндией. Он также вновь

повторил, что тройственный пакт, между прочим, уже подписанный {Пакт был

подписан в Берлине 27 сентября 1940 года (церемонию его подписания я отразил

в своем "Берлинском дневнике"). В статьях 1 и 2 соответственно Япония

признавала лидерство Германии и Италии в установлении "нового порядка" в

Европе, а эти две страны признавали лидерство Японии в Восточной Азии.

Статья 3 предусматривала взаимную помощь в случае, если одна из трех держав

подвергнется нападению со стороны Соединенных Штатов (хотя Америка не

упоминалась, но на нее прозрачно, намекалось). Самым значительным в пакте,

как я тогда отметил в своем дневнике, было то, что Гитлер уже смирился с

мыслью о длительной войне. Чиано, подписавший пакт от имени Италии, пришел к

такому же выводу (см. : Чиано Г. Дневники, с. 296). Итак, вопреки

утверждениям пакт явился как бы предупреждением Советскому Союзу. - Прим.

авт.}, не был направлен против Советского Союза, и торжественно заявил, что

"не было никаких секретных протоколов, никаких других секретных соглашений".

В соответствии с его инструкциями Типпельскирх 7 октября как бы между прочим

сообщил Молотову, что в Румынию направляется немецкая военная миссия.

Молотов отреагировал на эту очередную новость скептически: "Сколько войск вы

направляете в Румынию?" Поэтому 13 октября Риббентроп послал длинное письмо

Сталину с целью воспрепятствовать усилению тревоги в Москве по поводу

действий Германии.

Это письмо, как и следовало ожидать, являло собой глупое и высокомерное

сочинение, изобиловавшее несуразностями, ложью и отговорками. Вину за

продолжение войны и ее последствия он возлагал на Англию, причем ему

совершенно ясно одно: "Война, как таковая, нами выиграна. Вопрос только в

том, как долго она продлится, прежде чем Англия... признает свой крах".

Шаги, направленные против России, предпринятые в Финляндии и Румынии, а

также тройственный пакт преподносятся в письме как подлинное благо для нее.

Между тем английская дипломатия и агенты английских секретных служб пытаются

вызвать осложнения в отношениях между Россией и Германией. И далее

Риббентроп спрашивал Сталина, почему бы ему не послать в Берлин Молотова, с

тем чтобы фюрер мог "лично изложить свои взгляды относительно будущих

отношений между нашими странами".

При этом Риббентроп прозрачно намекал, что это за взгляды: разделение

мира между четырьмя тоталитарными державами.

"По-видимому, миссией четырех держав - Советского Союза, Италии, Японии

и Германии, - писал он, - является принятие долгосрочной политики... путем

разграничения своих интересов в мировом масштабе".

В немецком посольстве в Москве произошла некоторая задержка с доставкой

этого письма по назначению, что вызвало у Риббентропа ярость и побудило его

отправить сердитую телеграмму Шуленбургу, в которой он требовал объяснить,

почему письмо было передано только 17 октября и почему, "учитывая важность

его содержания", оно не было вручено лично Сталину (посол вручил его

Молотову). Сталин ответил 22 октября в весьма благожелательном тоне.

"Молотов считает, - писал он, - что обязан нанести вам визит в Берлине, и

принимает ваше приглашение". Благожелательность Сталина была, по-видимому,

всего лишь маской. Несколько дней спустя Шуленбург телеграфировал в Берлин,

что русские протестуют против отказа Германии поставлять им военные

материалы, в то время как немецкое оружие морем доставляется в Финляндию.

"Советы впервые упомянули о наших поставках оружия в Финляндию", - сообщал

Шуленбург в Берлин.

"Молотов прибыл в Берлин в пасмурный, дождливый день; его встреча

носила строго официальный характер. Когда он проезжал по Унтер-ден-Линден к

советскому посольству, то показался мне старательным провинциальным школьным

учителем. Но он, вероятно, обладал какими-то способностями, если сумел

выжить в условиях той резни, которая была развязана кремлевскими

головорезами. Немцы бойко судачили о том, что, пусть Москва осуществит свою

давнишнюю мечту о Босфоре и Дарданеллах, тогда им достанется остальная часть

Балкан - Румыния, Югославия, Болгария..."

Так начинаются мои дневниковые записи, сделанные в Берлине 12 ноября

1940 года. Сообщения немцев об этих переговорах были довольно точными.

Сегодня мы знаем значительно больше об этой странной и, как оказалось,

роковой встрече благодаря захваченным документам германского министерства

иностранных дел, в которых была обнаружена секретная запись о двухдневном

пребывании Молотова, сделанная, за исключением одного случая обмена

мнениями, вездесущим доктором Шмидтом {Их точность позднее была подтверждена

самим Сталиным, хотя и непреднамеренно. Черчилль утверждает, что в августе

1942 года он получил от Сталина подробную информацию о переговорах Молотова

в Берлине, которая в основном не отличалась от немецкого варианта, хотя была

изложена более сжато. - Прим. авт.}.

На первом совещании двух министров иностранных дел, состоявшемся днем

12 ноября, Риббентроп принялся было с напыщенным видом разглагольствовать о

пустяках, но Молотов быстро раскусил его и разгадал игру немцев. "Англия, -

начал Риббентроп, - разбита, , и только вопрос времени - когда она признает

свое поражение... Пришло время начала конца Британской империи". Англичане

действительно надеются на помощь Америки, но "вступление Соединенных Штатов

в войну Германию не волнует. Германия и Италия не позволят больше ни одному

англосаксу высадиться на Европейском континенте... Это вообще не военная

проблема... Поэтому державы оси думают не о том, как выиграть войну, а

скорее о том, как покончить с последствиями войны, которую они выиграли".

Исходя из этого, Риббентроп пояснил, что подошло время определить

четырем великим державам - России, Германии, Италии и Японии - сферы их

интересов. Фюрер, по его словам, пришел к заключению, что все четыре державы

будут, естественно, расширяться "в южном направлении". Япония уже обратила

свои взоры на юг, как и Италия, в то время как Германия после установления в

Западной Европе "нового порядка" найдет для себя дополнительное жизненное

пространство (из всех мест!) в Центральной Африке. Ему, Риббентропу,

хотелось бы знать, собирается ли Россия "обратить свои взоры на юг в поисках

естественного выхода к морю, что так важно для нее". "К какому морю?" -

холодно уточнил Молотов.

Это был неуклюже поставленный, но кардинальный вопрос, как осознают

немцы в ходе последующих 36-часовых непрерывных переговоров с этим упрямым,

прозаически настроенным, педантичным большевиком. Такой вопрос смутил до

некоторой степени Риббентропа, и он не смог придумать ответа. Вместо этого

он стал перескакивать с одной темы на другую, заговорил о "больших

изменениях, которые произойдут во всем мире после войны", о том, как важно,

чтобы "оба партнера по германо-русскому пакту плодотворно сотрудничали" и

"продолжали бы делать дела". Однако, когда Молотов стал настаивать на ответе

на его простой вопрос, Риббентроп заявил, что "в конечном счете наиболее

удобный доступ к морю для России можно было бы поискать в направлении

Персидского залива и Аравийского моря".

Доктор Шмидт, который вел стенографическую запись беседы, отмечает, что

Молотов сидел "с непроницаемым лицом". Говорил он мало, лишь изредка делал

замечания, в частности о том, что "точность и осмотрительность" необходимы

при разграничении сфер интересов, "особенно между Германией и Россией".

Хитрый советский партнер приберегал свое главное оружие для переговоров с

Гитлером, которые должны были состояться днем. Для всемогущего нацистского

диктатора эта встреча совершенно неожиданно обернулась трепкой нервов,

неприятной и даже непривычной.

Речь Гитлера была столь же туманной и расплывчатой, как и речь его

министра иностранных дел, но более торжественной. Как только улучшится

погода, заявил он, Германия нанесет "завершающий удар по Англии". Конечно,

"проблема Америки" существует. Однако "Соединенные Штаты не смогут угрожать

свободе других народов вплоть до 1970 или 1980 года... Им нет никакого дела

до Европы, Африки или Азии". Здесь Молотов вставил фразу, что вполне

согласен с заявлением фюрера. Однако он не согласился со многим из того, о

чем говорил Гитлер. После того как нацистский лидер закончил пространное

изложение общепринятых положений, подчеркнув, что нет фундаментальных

разногласий между двумя странами в осуществлении их желаний и в их

устремлении к океану, Молотов заметил, что "заявления фюрера носили общий

характер". Теперь, сказал он, он изложит идеи Сталина, который перед

отъездом из Москвы дал ему четкие указания. После этого он обрушил град

вопросов на немецкого диктатора, который, как явствует из стенографической

записи, едва ли был к этому готов. "Вопросы Гитлеру так и сыпались, -

вспоминал впоследствии Шмидт. - Ни один иностранный визитер никогда не

разговаривал с ним так в моем присутствии".

Что замышляет Германия в Финляндии? Молотов хотел это знать. Что

означает "новый порядок" в Европе и Азии и какая роль отводится Советскому

Союзу? Каково значение тройственного пакта? "Более того, - продолжал

Молотов, - существуют требующие ясности вопросы, затрагивающие интересы

России на Балканах и ни Черном море (имелись в виду Болгария, Румыния и

Турция)". Он бы хотел услышать некоторые ответы и разъяснения.

Гитлер, пожалуй, впервые в жизни захваченный врасплох, не смог ответить

ничего убедительного. И тогда он предложил отложить беседу "ввиду возможной

воздушной тревоги", пообещав на следующий день обсудить все детально.

Решающий разговор удалось отложить, но предотвратить его было

невозможно, а на следующее утро, когда переговоры между Гитлером и Молотовым

возобновились, выявилась непримиримость русского комиссара. Начать с того,