Geum.ru

Книга четвертая

Вид материалаКнига

Содержание


Сидячая война на западе
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   53

СИДЯЧАЯ ВОЙНА НА ЗАПАДЕ




На Западе ничего не случилось. Едва ли прозвучал хоть один выстрел.

Рядовой немецкий обыватель стал называть эту войну "сидячей". На Западе же

ее вскоре назвали "странной войной". Сильнейшая армия в мире (французская),

как напишет позднее английский генерал Фуллер, имея перед собой не более 26

(немецких) дивизий, все еще сидела за укрытиями из стали и бетона, в то

время как ее по-донкихотски мужественного союзника уничтожали. Были ли немцы

удивлены этим? Едва ли. В самой первой дневниковой записи от 14 августа

начальник генерального штаба сухопутных войск Гальдер дает подробную оценку

обстановки на Западе, если Германия нападет на Польшу. Он считает

французское наступление маловероятным. Он уверен, что Франция не станет

посылать свою армию через Бельгию вопреки желанию бельгийцев. Его вывод

сводился к тому, что французы предпочтут остаться в обороне. 7 сентября,

когда судьба польской армии была решена, Гальдер уже разрабатывал планы

переброски немецких дивизий на запад. В этот вечер он записал в дневнике о

результатах совещания Браухича с Гитлером, состоявшегося днем 7 сентября.

"Перспективы на Западе еще не ясны. Кое-какие факты говорят о том, что

западные державы не хотят войны... Французский кабинет отнюдь не настроен на

решительность и героизм. Из Англии уже раздаются первые робкие голоса

разумных людей".

Через два дня Гитлер издал Директиву э 3 "на ведение войны", предложив

осуществить необходимые меры для переброски частей армии и военно-воздушных

сил из Польши на запад. Но не обязательно для того, чтобы сражаться. В

директиве говорилось: даже после нерешительного открытия военных действий

Англией... и Францией... оставляю за собой право отдать приказ относительно:

а) всякого перехода сухопутной германской границы на западе,

б) любого перелета германской западной границы, если это только не

вызывается необходимостью отражения крупных воздушных налетов противника...

Что обещали Франция и Англия Польше, если она подвергнется нападению?

Английские гарантии носили общий характер. Но французские были достаточно

определенными. Они были изложены во франко-польской военной конвенции от 19

мая 1939 года. В соответствии с конвенцией стороны соглашались, что французы

будут постепенно наращивать наступательные операции с ограниченными целями к

третьему дню после объявления общей мобилизации. Общая мобилизация была

объявлена 1 сентября. Однако, как говорилось в конвенции, "как только

определится главное немецкое усилие против Польши, Франция предпримет

наступательные действия против Германии остальной массой своих войск

пятнадцать дней спустя после начала общей французской мобилизации". На

вопрос заместителя начальника польского генерального штаба полковника

Яклинча о том, сколько французских войск будет выделено для этого крупного

наступления, генерал Гамелен ответил, что приблизительно 35-38 дивизий.

Но к 23 августа, когда немецкое нападение на Польшу стало неминуемым,

робкий французский "генералиссимус" говорил своему правительству, как мы

убедились, что ему, вероятно, не удастся предпринять серьезное наступление

"раньше, чем через два года" (то есть в 1941 -1942 годах), и добавлял, что

Франция к этому времени получит "помощь английских войск и американскую

технику".

В первые недели войны Англия действительно имела прискорбно мало войск,

чтобы послать их во Францию. К 11 октября, спустя три недели по окончании

войны в Польше, во Франции находились четыре английские дивизии - 158 тысяч

человек. "Символический вклад", как назвал их Черчилль, а Фуллер отмечал,

что первая потеря английских войск - капрал, застреленный во время

патрулирования, - пришлась только на 9 декабря {9 октября автор этих строк

совершил поездку поездом на правый берег Рейна, где проходил

франко-германский фронт, и записал в своем дневнике: "Никаких признаков

войны, и железнодорожники говорили мне, что не слышали на этом фронте ни

одного выстрела за все время, как началась война... Мы могли видеть

французские бункеры и во многих местах огромные маты, за которыми французы

воздвигали оборонительные сооружения. Идентичная картина наблюдалась и на

немецкой стороне. Войска... занимались своим делом на виду у противника и в

пределах действительного огня. Немцы перевозили по железной дороге орудия и

технику, но французы им не мешали. Странная война" (Берлинский дневник, с.

234). - Прим авт.}. "Такой бескровной войны, - комментировал Фуллер, - мир

еще не знал..."

Ретроспективно на процессе в Нюрнберге немецкие генералы были

единодушны в том, что, не предприняв наступления на Западе во время польской

кампании, западные союзники упустили блестящую возможность.

"Успех в Польше стал возможен лишь благодаря тому, - заметил генерал

Галъдер, - что на нашей западной границе войск почти не было. Если бы

французы прочувствовали ситуацию и воспользовались тем обстоятельством, что

основные немецкие силы находились в Польше, то они смогли бы без помех

форсировать Рейн и стали бы угрожать Рурскому району, который являлся для

Германии самым решающим фактором при ведении войны".

"...Если мы не потерпели, крах в 1939 году, - сказал генерал Йодль, -

то только благодаря тому, что во время польской кампании приблизительно 110

французских и английских дивизий, дислоцированных на Западе, ничего не

предпринимали против 23 немецких дивизий".

А генерал Кейтель, начальник штаба ОКБ, добавил следующее: "Мы,

военные, все время ожидали наступления французов во время польской кампании

и были очень удивлены, что ничего не произошло... При наступлении французы

натолкнулись бы лишь на слабую завесу, а не на реальную немецкую оборону".

Тогда почему же французская армия, располагавшая на Западе подавляющим

превосходством (только к первой неделе октября были развернуты две

английские дивизии), не предприняла наступление, как письменно обещали

генерал Гамелен и французское правительство?

Тому было много причин: пораженческие настроения французского высшего

командования, правительства и народа; память о том, как была обескровлена

Франция в первую мировую войну, и стремление при малейшей возможности не

допустить подобной бойни; осознание, что к середине сентября польские армии

будут окончательно разгромлены и немцы вскоре смогут перебросить свои

превосходящие силы на Запад и остановить первоначальное продвижение

французов; страх перед немецким превосходством в артиллерии и авиации. В

самом деле, французское правительство с самого начала настаивало на том,

чтобы английские военно-воздушные силы не бомбили объекты в самой Германии,

опасаясь, что в качестве ответной меры немцы могут нанести бомбовые удары по

французским заводам, хотя массированная бомбардировка Рура, индустриального

сердца рейха, могла обернуться для немцев катастрофой. Этого больше всего

боялись в сентябре немецкие генералы, как они признавались впоследствии.

На вопрос о том, почему Франция не выступила против Германии в

сентябре, наиболее обоснованный ответ дал, пожалуй, Черчилль. "Это сражение,

- писал он, - было проиграно несколько лет назад".

В Мюнхене в 1938 году; во время занятия Германией Рейнской области в

1936 году, за год до того, как Гитлер ввел воинскую повинность, игнорируя

условия Версальского мирного договора. Теперь подошло время расплаты за

горестное бездействие союзников, хотя в Париже и Лондоне, казалось, думали,

что этой расплаты можно избежать путем такого же бездействия. А немцы уже

действовали на море.

Немецкий военно-морской флот не был окутан такой секретностью, как

немецкая армия на Западе. И за первую неделю боевых действий он потопил 11

английских судов общим водоизмещением 64 595 тонн, что составляло почти

половину тоннажа судов, потопленных немцами за неделю подводной войны в

самый ее разгар - в апреле 1917 года, когда Англия была поставлена на грань

катастрофы. После этого английские потери пошли на убыль: 51 561 тонна - за

вторую неделю, 12 750 тонн - за третью неделю и только 4646 тонн - за

четвертую, а всего за сентябрь подводными лодками было потоплено 26 судов

общим водоизмещением 135 552 тонны и три судна общим водоизмещением 16 488

тонн подорвались на минах.

Англичанам не были известны причины столь резкого сокращения числа

потопленных судов. Дело в том, что 7 сентября адмирал Редер имел

продолжительную беседу с Гитлером, который, радуясь первоначальным успехам в

Польше и спокойствию на французско-германском фронте на Западе, посоветовал

флоту замедлить темпы. Франция проявила "политическую и военную

сдержанность", англичане "колебались". Учитывая такую обстановку, решили,

что подводные лодки, бороздящие воды Атлантики, будут щадить все без

исключения пассажирские суда и воздерживаться от нападения на французские

суда, что карманный линкор "Дойчланд" в Северной Атлантике и "Граф Шпее" в

Южной Атлантике должны вернуться на некоторое время на свои базы. Как

отметил Редер в своем дневнике, общая политика сводится к проявлению

"сдержанности, пока не прояснится политическая ситуация на Западе, на что

уйдет около недели".


Потопление "Атении"


На совещании Редера с Гитлером 7 сентября было принято еще одно

решение. Адмирал Редер записал в своем дневнике: "Никаких попыток не будет

предпринято для выяснения истины по делу "Атении" до возвращения подводных

лодок".

Война на море, как было уже отмечено, началась через десять часов после

объявления Англией войны, когда 3 сентября, в 9 часов вечера, английский

лайнер "Атения" с 1400 пассажирами на борту был без предупреждения

торпедирован в 200 милях к западу от Гебридских островов. При этом погибло

112 человек, в том числе 28 американцев. Немецкое министерство пропаганды

сразу сверило сообщения из Лондона с информацией высшего командования

военно-морских сил Германии и, получив заверения, что близ этого района не

было немецких подводных лодок, выступило с опровержением причастности

немецкого флота к гибели "Атении". У Гитлера и военно-морского командования

эта катастрофа вызвала очень серьезную озабоченность. Сначала они вообще не

поверили сообщениям англичан. Всем командирам подводных лодок были даны

строжайшие указания соблюдать Гаагскую конвенцию, согласно которой

запрещалось нападать на судно без предупреждения. Поскольку все подводные

лодки поддерживали радиомолчание, то невозможно было выяснить немедленно,

что же произошло {На следующий день, 4 сентября, всем подводным лодкам был

передан сигнал. "Приказ фюрера: ни под каким предлогом не предпринимать

операций против пассажирских судов, даже если они идут в сопровождении

эскорта". - Прим. авт.}. Однако это не помешало контролируемой нацистами

прессе через пару дней обвинить англичан в потоплении собственного лайнера с

целью спровоцировать вступление в войну Соединенных Штатов.

На Вильгельмштрассе действительно были обеспокоены американской

реакцией на катастрофу, повлекшую смерть 28 американских граждан. На второй

день после потопления "Атении" Вайцзекер пригласил поверенного в делах США

Александра Кирка и заявил ему, что немецкие подводные лодки к этому делу

непричастны. Он заверил американского дипломата, что ни один немецкий

корабль не находился близ района катастрофы. В тот вечер, согласно

свидетельским показаниям Вайцзекера на Нюрнбергском процессе, он разыскал

Редера и напомнил ему о том, как немцы, потопив "Лузитанию" во время первой

мировой войны, содействовали вступлению в войну Америки, и настойчиво

советовал сделать все, дабы не спровоцировать Соединенные Штаты. Адмирал

заверил его, что "ни одна немецкая подводная лодка не могла быть замешана" в

этом деле.

По настоянию Риббентропа 16 сентября адмирал Редер пригласил к себе

американского военно-морского атташе и заявил ему, что к настоящему времени

получены донесения от всех подводных лодок, "в результате чего установлено

совершенно определенно: "Атения" не была потоплена немецкой подводной

лодкой". Он просил его так и проинформировать свое правительство, что атташе

и сделал Немедленно {Очевидно, сообщение он не зашифровывал, поскольку копия

его телеграммы в Вашингтон была обнаружена в документах немецких ВМС на суде

в Нюрнберге. - Прим. авт.}.

Гросс-адмирал говорил не всю правду. Не все подводные лодки,

находившиеся в море 3 сентября, вернулись на базу. Среди невернувшихся

числилась и лодка "U-30" под командованием обер-лейтенан-та Лемпа - она не

появлялась на базе до 27 сентября. В порту командира лодки встретил адмирал

Карл Дениц, командующий подводным флотом Германии, который спустя многие

годы рассказывал об этой встрече на судебном процессе в Нюрнберге и ответил

наконец на вопрос, кто же потопил лайнер.

"Я встретил капитана подводной лодки обер-лейтенанта Лемпа возле шлюза

в Вильгельмсхафене, когда лодка входила в гавань, и он попросил побеседовать

со мной с глазу на глаз. Выглядел он, как я заметил, очень несчастным и

сразу признался мне, что, по его мнению, именно он ответствен за потопление

"Атении" в районе Северного Ла-Манша. В соответствии с моими предыдущими

указаниями он вел наблюдение за возможным проходом вооруженных торговых

судов на подступах к Британским островам и торпедировал корабль, в котором

по последовавшим затем радиосообщениям опознал "Атению". Ему показалось, что

это вооруженное торговое судно ведет патрулирование...

Я тут же отправил Лемпа самолетом в штаб военно-морских сил в Берлин;

между тем в качестве предварительной меры я приказал держать все в полной

тайне. Позднее в тот же день или рано утром на следующий день я получил

приказ, гласивший:

1. Дело должно быть сохранено в строжайшей тайне.

2. Высшее командование военно-морских сил считает, что нет

необходимости судить командира лодки военным судом, поскольку оно

удовлетворено тем, что капитан в своих действиях руководствовался лучшими

намерениями.

3. Политические объяснения будут подготовлены главным командованием

военно-морских сил.

Я не имел никакого отношения к политическим событиям, во время которых

фюрер заявил, что ни одна немецкая подводная лодка непричастна к потоплению

"Атении".

Однако Дениц, судя по всему, догадывался об истинных виновниках гибели

"Атении" (иначе зачем бы он пошел в док встречать возвратившуюся подводную

лодку "U-30"?) и имел прямое отношение к изъятию записей в вахтенном журнале

лодки и в своем дневнике, связанных с этим событием. Как признал он на суде

в Нюрнберге, он лично отдал приказ уничтожить в вахтенном журнале любое

упоминание об "Атении" и проделал то же самое в своем дневнике. Он

потребовал от экипажа лодки дать клятву хранить в строжайшей тайне все

сведения, связанные с этим событием {Офицеры, в том числе Лемп, и некоторые

члены экипажа подводной лодки "U-30" были переведены на лодку "U-110" и

вместе с ней отправились на дно 9 мая 1941 года. Один из членов экипажа был

ранен спустя несколько дней после потопления "Атении". Его выгрузили в

Рейкьявике (Исландия), взяв предварительно клятву о сохранении тайны, а

позднее перевели в лагерь для военнопленных в Канаде. И только после войны

он дал письменные показания об известных ему фактах. Немцы, по-видимому,

беспокоились, что он заговорит, но он молчал до конца войны. - Прим. авт.}.

У высшего военного командования любой страны в ходе войны появляются

тайны, и можно понять, хотя это и недостойно похвалы, почему. Гитлер, как

свидетельствовал адмирал Редер на Нюрнбергском процессе, настаивал на

сохранении в тайне подлинной истории с "Атенией", особенно если учесть, что

поначалу военно-морское командование действовало, руководствуясь твердым

убеждением, будто немецкие подводные лодки непричастны к катастрофе.

Следовательно, признание своей непосредственной вины в гибели лайнера

поставило бы немецкую сторону в исключительно тяжелое положение. Но Гитлеру

этого было мало. Воскресным вечером 22 октября по радио выступил министр

пропаганды Геббельс (автор хорошо помнит это выступление) и обвинил Черчилля

в потоплении собственного лайнера. На следующий день "Фелькишер беобахтер"

на первой полосе под огромным заголовком "Черчилль потопил "Атению"

сообщила, что первый лорд адмиралтейства подложил бомбу замедленного

действия в трюм лайнера. На суде в Нюрнберге было установлено, что Гитлер

лично приказал выступить с таким заявлением по радио и дать материал в

газету и что, несмотря на крайнее недовольство Редера, Деница и Вайцзекера

таким приказом, они не решились возражать.

Эта бесхребетность адмиралов и Вайцзекера, в полной мере присущая и

генералам, когда на них оказывал давление их демонический фюрер, неминуемо

должна была привести к одной из самых мрачных страниц немецкой истории.


Гитлер предлагает мир


"Сегодня пресса открыто говорит о мире, - отметил я 20 сентября в своем

дневнике. - Все немцы, с кем я разговаривал, совершенно уверены, что не

пройдет и месяца, как у нас будет мир. У всех приподнятое настроение".

За день до этого в парадно украшенном Гильдхалле в Данциге я слушал

первую после выступления в рейхстаге 1 сентября в связи с началом войны речь

фюрера. Он был разъярен, так как ему помешали произнести эту речь в Варшаве,

гарнизон которой все еще мужественно сопротивлялся; он исходил желчью каждый

раз при упоминании Великобритании и сделал легкий жест в сторону мира. "У

меня нет никаких военных целей против Англии и Франции, - заявил он. - Мои

симпатии на стороне французского солдата. Он не знает, за что сражается". А

затем он призвал всемогущего, благословившего немецкое оружие, "ниспослать

другим народам понимание того, насколько бесполезной будет эта война... и

натолкнуть их на размышление о мирном благоденствии".

26 сентября, за день до падения Варшавы, предприняли широкое

наступление немецкая пресса и радио. Основной смысл всех аргументов, судя по

моим записям в дневнике, сводился к следующему: "Почему Франция и Англия

хотят войны теперь? Воевать-то не за что. У Германии нет претензий к

Западу".

Пару дней спустя, поспешно проглотив свою долю Польши, включилась в

мирное наступление и Россия. Наряду с подписанием советско-германского

договора о дружбе и границе с секретными статьями к нему, предусматривающими

раздел Восточной Европы, Молотов и Риббентроп состряпали и подписали в

Москве 28 сентября трескучую декларацию мира.

В ней говорилось, что правительства Германии и России, урегулировав

конкретные проблемы, возникшие в результате распада польского государства, и

заложив прочную основу для длительного мира в Восточной Европе, выражают

уверенность, что это будет служить подлинным интересам всех народов, положит

конец состоянию войны между Германией и Англией и Францией. Оба

правительства будут направлять совместные усилия на скорейшее достижение

этой цели. Если же, однако, усилия договаривающихся правительств окажутся

бесплодными, то это должно подтвердить тот факт, что Англия и Франция

ответственны за продолжение войны...

Хотел ли Гитлер мира или он стремился продолжать войну, с помощью

Советов переложив ответственность за ее продолжение на западных союзников?

Пожалуй, он и сам не осознавал этого до конца.

26 сентября у него состоялся продолжительный разговор с Далерусом,

который упорно вел поиски мира. За двое суток до этого неутомимый швед

встречался со своим старым другом Форбсом в Осло, где бывший советник

английского посольства в Берлине занимал аналогичную должность. Далерус

сообщил Гитлеру, как явствует из конфиденциального меморандума доктора