Geum.ru

Книга четвертая

Вид материалаКнига
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   53

Шмидта, что английское правительство, по словам Форбса, занято поисками

мира. Оставался невыясненным лишь один вопрос: как при этом англичанам

избежать позора?

"Если англичане действительно хотят мира, - ответствовал Гитлер, - они

могут обрести его через две недели, и без каких-либо унижений". Однако, как

он заявил, им пришлось бы примириться с фактом, "что Польша не сможет

возродиться вновь". Более того, он был готов гарантировать статус-кво

"остальной Европе", включая гарантии безопасности Англии, Франции и

Нидерландам. Затем разговор перешел к вопросу о том, как начать мирные

переговоры. Гитлер предложил сделать это Муссолини. По мнению Далеруса,

королева Нидерландов могла быть более нейтральной. Геринг, присутствовавший

при этом, выдвинул предложение: представители Англии и Германии должны

предварительно тайно встретиться в Голландии, а затем, если наметится

прогресс, королева могла бы пригласить представителей обеих стран на

переговоры по перемирию. Гитлер, неоднократно заявлявший о своем скептицизме

в отношении "стремления англичан к миру", в конце концов согласился

направить на следующий же день в Англию шведа для того, чтобы провести

зондаж в указанном направлении.

"Англичане могут получить мир, если хотят его, - сказал Гитлер на

прощание Далерусу. - Но им следует поторопиться".

Это было одно направление в замыслах фюрера. Второе он открыл своим

генералам. В дневниковой записи Гальдера от 25 сентября упоминается о "плане

фюрера предпринять наступление на Западе". А 27 сентября, на второй день

после того, как он заверял Далеруса, будто готов заключить мир с Англией, он

собрал в имперской канцелярии командующих видами вооруженных сил и сообщил

им о своем решении "наступать на Западе как можно скорее, поскольку

франко-английская армия пока еще не подготовлена". Как утверждает Браухич,

он даже наметил дату наступления - 12 ноября. Несомненно, в тот день Гитлер

был воодушевлен известием, что Варшава наконец капитулировала. Возможно, он

думал, что Францию так же легко, как и Польшу, поставить на колени, хотя

через два дня Гальдер делает в дневнике пометку: фюреру необходимо пояснить,

что "боевой опыт, приобретенный в Польше, не является рецептом для

наступления на Западе; не годится против крепко спаянной армии". Пожалуй,

лучше всех уловил настроение Гитлера молодой итальянский министр иностранных

дел Чиано во время продолжительной беседы, имевшей место 1 октября в

Берлине. К этому времени у него возникло глубокое отвращение к немцам, но он

был обязан соблюдать приличия. Фюрера он застал в приподнятом настроении.

Когда Гитлер излагал ему в общих чертах свой план, то его глаза, как успел

заметить Чиано, "загорались зловещим отблеском всякий раз, едва он касался

путей и методов ведения войны". Подводя итог своим впечатлениям, итальянец

записал в дневнике:

"...Сегодня перед Гитлером, пожалуй, все еще маячит соблазнительная

цель предложить своему народу прочный мир после достигнутой им крупнейшей

победы. Но если ради достижения этой цели пришлось бы пожертвовать хоть в

самой малой степени чем-либо из того, что представляется ему законным плодом

его победы, он бы тысячу раз предпочел сражение" {Муссолини не разделял

уверенности Гитлера в победе, о чем доложил ему Чиано. Он считал, англичане

и французы "будут стоять твердо... Зачем скрывать это?". 3 октября Чиано

записал в дневнике: "Он (Муссолини) несколько огорчен столь неожиданной

славой Гитлера" (Чиано Г. Дневники, с. 155). - Прим. авт.}.

Когда 6 октября, днем, я сидел в рейхстаге и слушал выступление Гитлера

с его призывами к миру, мне казалось, что я слушаю старую граммофонную

запись, проигрываемую пятый или шестой раз. Как часто с этой самой трибуны

после очередного захвата чужой страны произносил он речи! Какими честными и

искренними казались его призывы к миру, если забыть на время о его очередной

жертве! В этот свежий солнечный осенний день он прибег к столь обычным для

него красноречию и лицемерию. Это была длинная речь, самая длинная из всех

его публичных выступлений, но под конец, после того как он более часа

бессовестно искажал историю и хвастался успехами немецкого оружия в Польше

("это смехотворное государство"), он перешел к конкретным предложениям

заключения мира и их обоснованию.

"Мои главные усилия были направлены на то, чтобы освободить наши

отношения с Францией от всех следов злой воли и сделать их приемлемыми для

обоих народов... У Германии нет никаких претензий к Франции... Я даже не

буду касаться проблемы Эльзаса и Лотарингии... Я не раз высказывал Франции

свои пожелания навсегда похоронить нашу старую вражду и сблизить эти две

нации, у каждой из которых столь славное прошлое..." А как насчет Англии?

"Не меньше усилий посвятил я достижению англо-германского

взаимопонимания, более того, установлению англо-германской дружбы. Я никогда

не действовал вопреки английским интересам... Даже сегодня я верю, что

реальный мир в Европе и во всем мире может быть обеспечен только в том

случае, если Германия и Англия придут к взаимопониманию". А как насчет мира?

"Зачем нужна эта война на Западе? Для восстановления Польши? Польша

времен Версальского договора уже никогда не возродится... Вопрос о

восстановлении польского государства является проблемой, которая будет

решена не посредством войны на Западе, а исключительно Россией и

Германией... Бессмысленно губить миллионы людей и уничтожать имущество на

миллионы же для того, чтобы воссоздать государство, которое с самого

рождения было признано мертворожденным всеми, кто не поляк по происхождению.

Какие еще существуют причины?

Если эту войну действительно хотят вести лишь для того, чтобы навязать

Германии новый режим... тогда миллионы человеческих жизней будут напрасно

принесены в жертву... Нет, эта война на Западе не может решить никаких

проблем..."

Но проблемы существовали, и они требовали решения. Гитлер сам выдвинул

целый перечень таких проблем: "создание польского государства" (которое по

договоренности с русскими не должно существовать); "решение еврейской

проблемы"; колонии для Германии; проблемы сохранения международной торговли;

"безоговорочные гарантии мира"; сокращение вооружений; "правила ведения

воздушной войны, использования химического оружия, подводных лодок и т. д.";

урегулирование проблемы национальных меньшинств в Европе.

Для достижения этих "великих целей" он предложил "после самой

тщательной подготовки" созвать конференцию ведущих европейских стран.

"Недопустимо, - продолжал он, - чтобы такая конференция, призванная

определить судьбу континента на многие годы вперед, могла спокойно вести

обсуждение назревших проблем в то время, когда грохочут пушки или

отмобилизованные армии оказывают давление на ее работу. Если, однако, эти

проблемы рано или поздно должны быть решены, то было бы более разумно

урегулировать их до того, как миллионы людей будут посланы на бессмысленную

смерть и уничтожено на миллиарды национальных богатств. Продолжение

нынешнего состояния дел на Западе немыслимо. Скоро каждый день будет

требовать новых жертв... Национальное благосостояние Европы будет развеяно

снарядами, а силы каждого народа истощены на полях сражений... Одно

совершенно ясно. В ходе всемирной истории никогда не было двух победителей,

но очень часто только проигравшие. Пусть народы, которые придерживаются того

же мнения, и их лидеры дадут сегодня свой ответ. И пусть те, кто считает

войну лучшим средством разрешения проблем, оставят без внимания мою

протянутую руку".

Он думал о Черчилле.

"Если, однако, верх возьмут взгляды господ Черчилля и его

последователей, то это мое заявление будет последним. Тогда мы будем

сражаться... Но в истории Германии уже не будет нового Ноября 1918 года".

Мне показалось крайне сомнительным - и я записал об этом в своем

дневнике после возвращения из рейхстага, - чтобы англичане и французы хоть

краем уха прислушались к этим туманным предложениям. Но немцы были настроены

оптимистично. В тот вечер по пути на радиостанцию я прихватил утренний

выпуск "Фелькишер беобахтер". Бросались в глаза кричащие заголовки: "Воля

Германии к миру", "Никаких военных целей против Англии и Франции мы не

преследуем", "Никакого пересмотра требований, кроме колоний", "Сокращение

вооружений", "Сотрудничество со всеми народами Европы", "Предложение о

созыве конференции".

На Вильгельмштрассе, как стало теперь известно из секретных немецких

документов, стремились уверовать в донесения, поступавшие из Парижа через

испанского и итальянского послов, что у французов нет желания продолжать

войну. Еще 8 сентября испанский посол сообщал немцам, что Бонне "ввиду

огромной непопулярности войны во Франции попытается прийти к

взаимопониманию, как только закончатся боевые действия в Польше. Наблюдаются

признаки того, что в связи с этим он вступил в контакт с Муссолини".

2 октября Аттолико вручил Вайцзекеру текст последнего донесения от

итальянского посла в Париже, в котором утверждалось, что большинство

французского кабинета высказалось в пользу мирной конференции и теперь

основной вопрос сводился к тому, "как Франции и Англии избежать позора".

Однако премьер Даладье не принадлежал к большинству {Немного позднее, а

именно 16 ноября, итальянцы в соответствии с информацией, полученной ими из

Парижа, сообщили немцам "Маршал Петен рассматривается как поборник мирной

политики во Франции... Если вопрос о мире приобретет во Франции более острый

характер, то Петен сыграет свою роль". Это был первый намек немцам, что

Петен может оказаться полезен для них. - Прим. авт.}.

Это была ценная разведывательная информация. 7 октября Даладье ответил

Гитлеру. Он заявил, что Франция не сложит оружия до тех пор, пока не будут

получены гарантии "подлинного мира и общей безопасности". Но Гитлера больше

интересовал ответ Чемберлена, чем французского премьера. 10 октября в своей

краткой речи, произнесенной в Шпортпаласте по случаю развертывания кампании

"зимней помощи", он вновь подчеркнул свое "стремление к миру". У Германии,

добавил он, "нет никаких причин воевать против западных держав".

Ответ Чемберлена пришел 12 октября. Для немецкого народа, если не для

Гитлера {За день до этого, 11 октября, в Берлине произошли "мирные

беспорядки". Рано утром берлинская городская радиосеть сообщила, что

английское правительство пало и теперь немедленно начнутся переговоры о

перемирии. Когда этот слух распространился, в городе началось ликование. На

овощном рынке старые торговки на радостях подбрасывали вверх кочаны капусты,

ломали стойки и направлялись в ближайшие пивные выпить в честь мира. - Прим

авт.}, он явился своего рода холодным душем. Обращаясь к членам палаты

представителей, премьер-министр охарактеризовал предложения Гитлера как

"туманные и неопределенные" и отметил, что "они не содержат никаких

предложений по устранению зла, причиненного Чехословакии и Польше". Нельзя

полагаться на обещания "нынешнего правительства Германии". Если Германия

хочет мира, нужны "дела, а не только слова". Он призвал Гитлера представить

"убедительные доказательства", что он желает мира.

Главного инициатора Мюнхена уже нельзя было одурачивать обещаниями. На

следующий день, 13 октября, в официальном немецком заявлении

констатировалось, что Чемберлен, отклоняя мирные предложения Гитлера,

преднамеренно избрал войну. Теперь у нацистского диктатора имелось

оправдание.

Фактически, как теперь известно из захваченных немецких документов,

Гитлер и не ждал ответа от премьер-министра и еще раньше отдал приказ о

подготовке к немедленному наступлению на Западе. 10 октября он созвал всех

своих военачальников, зачитал им длинный меморандум о состоянии войны и

положении дел в мире и решительно положил перед ними Директиву э 6 на

ведение войны.

Когда в конце сентября Гитлер выдвинул требование предпринять как можно

скорее наступление на Западе, это привело руководителей армии чуть ли не в

полное замешательство. Браухич и Гальдер сговорились при поддержке еще

нескольких генералов доказать своему вождю, что не может быть и речи о

немедленном наступлении. Потребуется несколько месяцев, чтобы

отремонтировать танки, использованные в польской кампании. Генерал Томас

представил расчеты, доказывающие, что ежемесячный дефицит стали у Германии

составляет 600 тысяч тонн. Фон Штюльпнагель, генерал-квартирмейстер,

докладывал, что запас боеприпасов составляет лишь одну треть потребности

немецких дивизий на две недели боевых действий, чего явно недостаточно,

чтобы выиграть войну с Францией. Однако фюрер не стал слушать

главнокомандующего сухопутными войсками и начальника генерального штаба,

когда они 7 октября представили ему официальный доклад о причинах, не

позволяющих начать немедленное наступление на Западе. Генерал Йодль, первый

после Кейтеля лакей Гитлера в ОКБ, предупредил Гальдера, что "назревает

очень серьезный кризис" из-за возражений армии против наступления на Западе

и что фюрер крайне "раздражен, так как генералы не подчиняются его

указаниям".

Именно на этом фоне Гитлер собрал 10 октября, в 11 часов, своих

генералов. Их мнение его не интересовало. Директива э 6 от 9 октября четко

предписывала, что им делать.

Совершенно секретно

1. Если в ближайшее время станет ясно, что Англия и под ее руководством

Франция не пожелают окончить войну, то я намерен без промедления приступить

к активным и наступательным действиям...

3. Поэтому для дальнейшего ведения военных операций я приказываю

следующее:

а) На северном фланге Западного фронта подготовить наступательные

операции через люксембургско-бельгийско-голландскую территорию. Это

наступление должно быть проведено как можно более крупными силами и как

можно скорее.

б) Целью этих наступательных операций является разгром по возможности

большей части французской действующей армии и сражающихся на ее стороне

союзников и одновременно захват возможно большей голландской, бельгийской и

северофранцузской территории в качестве базы для ведения многообещающей

воздушной и морской войны против Англии...

8. Я прошу главнокомандующих по возможности скорее доложить мне

детально о своих намерениях на основе этой директивы и постоянно держать

меня через штаб ОКБ в курсе дела о состоянии подготовки.

Секретный меморандум также от 9 октября, который Гитлер зачитал своим

военачальникам перед тем, как вручить им директиву, является одним из

наиболее впечатляющих документов, когда-либо составленных бывшим австрийским

ефрейтором. Он продемонстрировал не только понимание истории, разумеется с

немецкой точки зрения, и военной стратегии и тактики, что весьма

примечательно, но и, как мы убедимся дальше, предвидение относительно того,

как будут развиваться военные действия на Западе и с какими результатами.

Борьбу между Германией и западными державами, которая, как сказал он,

продолжается со времен распада первого германского рейха, закрепленного

Мюнстерским (Вестфальским) договором 1648 года {Заключением договора

завершилась Тридцатилетняя война в Европе (1618- 1648 годы) и было

закреплено превращение "Священной римской империи германской нации" в

конгломерат независимых государств и распад Германии на территориальные

княжества. - Прим. тит. ред.}, немецкий народ "так или иначе должен

выдержать". Однако после крупной победы в Польше "не было бы никаких

возражений против окончания войны" при условии, "если заключение мира не

поставило бы под вопрос успех, достигнутый оружием".

В этом меморандуме не ставится цель изучить или вообще рассмотреть

имеющиеся в этом отношении возможности. Я хочу в этом меморандуме заняться

совсем другим вопросом, а именно - необходимостью продолжения борьбы... Цель

Германии в войне должна, напротив, состоять в том, чтобы окончательно

разделаться с Западом военным путем, т. е. уничтожить силу и способность

западных держав еще раз воспротивиться государственной консолидации и

дальнейшему развитию германского народа в Европе.

Правда, эта внутренняя целевая установка должна в зависимости от

обстоятельств претерпевать перед мировой общественностью психологически

обусловленные пропагандистские коррективы. Но от этого в самой цели войны

ничего не меняется. Ею есть и остается уничтожение наших западных

противников.

Генералы возражали против чересчур поспешного наступления на Западе. Но

фюрер пояснил им, что время работает на противника. Победы в Польше,

напомнил он, стали возможны потому, что Германия сражалась на одном фронте.

Эта обстановка еще сохраняется, но как долго?

Никаким договором и никаким соглашением нельзя с определенностью

обеспечить длительный нейтралитет Советской России. В настоящее время есть

все основания полагать, что она не откажется от нейтралитета. Через восемь

месяцев, через год или даже через несколько лет это может измениться.

Незначительная ценность соглашений, закрепленных договорами, именно в

последние годы проявилась во всех отношениях. Самая большая гарантия от

какого-либо русского вмешательства заключена в ясном показе немецкого

превосходства, в быстрой демонстрации немецкой силы.

Что касается Италии, то ее поддержка Германии зависит главным образом

от "прочности фашистского влияния в этом государстве и в значительной

степени от жизни самого дуче". Здесь тоже играет роль фактор времени, как

это было с Бельгией и Голландией, которые оказались бы вынужденными под

давлением западных союзников отказаться от своего нейтралитета, а это нечто

такое, чего Германия не может ждать сложа руки. Даже в отношении Соединенных

Штатов "время следует рассматривать как фактор, работающий против Германии".

Конечно, признавал Гитлер, в большой войне Германию подстерегают и

опасности. И он тут же перечислил некоторые из них. Дружественные или

недружественные нейтралы (в данном случае он, вероятно, имел в виду прежде

всего Россию, Италию и Соединенные Штаты) могут перейти при известных

условиях на сторону противника, как это случилось во время первой мировой

войны. Нужно также иметь в виду, продолжал он, "ограниченную

продовольственную и сырьевую базу" Германии, что затруднит производство

средств, необходимых для ведения войны. Величайшая опасность заключается в

уязвимости Рура, подчеркивал фюрер. Если противнику удастся поразить

сердцевину немецкого промышленного производства, это "рано или поздно

приведет к нарушению военной экономики Германии и, следовательно, к крушению

ее военных возможностей".

Следует признать, что в этом меморандуме бывший ефрейтор

продемонстрировал поразительное понимание военной стратегии и тактики, не

отягощенное никакими моральными соображениями. На нескольких страницах

анализируется новая тактика использования танков и самолетов, получившая

развитие в ходе польской кампании, и даются подробные указания, как эта

тактика может сработать на Западе и даже где именно. Главное, по мнению

фюрера, заключается в том, чтобы не допустить повторения позиционной войны

1914-1918 годов. Бронетанковые дивизии должны быть использованы для

решающего прорыва.

Ни при каких обстоятельствах их нельзя бросать на гибель в бесконечные

лабиринты улиц бельгийских городов. Поэтому им необязательно самим

атаковывать города. Необходимо, чтобы они обеспечивали в оперативном

отношении непрерывное продвижение войск и массированными ударами по

обнаруженным слабым местам препятствовали стабилизации фронта противника.

Это был потрясающе точный прогноз войны на Западе, и когда читаешь этот