Geum.ru

Книга четвертая

Вид материалаКнига
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   53

прогноз, невольно удивляешься, почему же никому из союзников не пришло в

голову ничего подобного.

А это тоже относится к стратегии Гитлера. Единственно возможный район

наступления, по мысли фюрера, через Люксембург, Бельгию и Голландию. При

этом необходимо иметь в виду две военные задачи: разгромить голландские,

бельгийские, французские и английские армии и овладеть позициями на берегах

Ла-Манша и Северного моря, откуда люфтваффе смогут "со всей жестокостью"

поразить Великобританию.

Возвращаясь к вопросам тактики, он сказал, что прежде всего необходимо

импровизировать.

Особенности этой кампании могут вынудить применять в самых широких

масштабах импровизации в максимально большом объеме, сосредоточивать на

отдельных участках как в обороне, так и в наступлении силы сверх нормативов

(например, танковые и противотанковые части), в то же время на других

участках довольствоваться меньшими силами.

Что касается времени наступления, то Гитлер говорил своим несговорчивым

генералам, что "время наступления при всех обстоятельствах, если есть хоть

какая-то возможность, нужно определить на эту осень".

Немецкие адмиралы в отличие от генералов не нуждались в подталкивании

со стороны Гитлера к наступательным действиям, несмотря на существенное

превосходство британского военно-морского флота над немецким. По существу,

на протяжении второй половины сентября и первых дней октября адмирал Редер

уговаривал фюрера снять путы с военно-морских сил. Это делалось постепенно.

17 сентября немецкая подводная лодка торпедировала английский авианосец

"Карейджес" у берегов Ирландии. 27 сентября Редер приказал карманным

линкорам "Дойчлйнд" и "Граф Шпее" покинуть район укрытий и атаковать

английские суда. К середине октября на их счету уже было семь английских

торговых судов и захваченное в качестве приза американское судно "Сити оф

Флинт".

4 октября немецкая подводная лодка "U-47" под командованием

обер-лейтенанта Гюнтера Приена проникла, казалось бы, в недоступную

английскую военно-морскую базу Скапа-Флоу и торпедировала стоявший на якоре

линкор "Ройал Оук"; при этом погибло 786 офицеров и матросов. Это был

бесспорный успех, в полной мере использованный Геббельсом в пропагандистских

целях и поднявший авторитет флота в глазах фюрера.

С генералами дело обстояло хуже. Вопреки указаниям, содержавшимся в

длинном, обстоятельно продуманном меморандуме фюрера и Директиве э б и

предписывавшим быть готовыми в ближайшее время к наступлению на Западе, они

явно не торопились. Их не волновали какие-либо моральные аспекты, связанные

с нарушением гарантированного нейтралитета Бельгии и Голландии. Они просто

сомневались в успехе в настоящее время.

Исключение составлял генерал Вильгельм Риттер фон Лееб, командующий

группой армий "С", развернутой вдоль линии Мажино. Он не только выражал

скептицизм в отношении победы на Западе, но и, судя по имеющимся архивным

материалам, высказывался против наступления через территорию Бельгии и

Голландии, руководствуясь отчасти моральными соображениями. На второй день

после совещания генералов у Гитлера, 11 октября, Лееб составил обстоятельный

меморандум, который адресовал Браухичу и другим генералам. Он писал в

меморандуме, что весь мир повернется против Германии, которая второй раз в

течение двадцати пяти лет нападает на нейтральную Бельгию. Германия,

правительство которой торжественно ручалось за соблюдение этого нейтралитета

всего лишь несколько недель назад! Детально проанализировав все военные

аргументы против наступления на Западе, он призвал к миру. "Нация, -

утверждал он в заключение, - жаждет мира".

Однако Гитлер уже стремился к войне, к схватке и не хотел больше

мириться с непростительной, по его мнению, для генералов робостью. 14

октября Браухич и Гальдер встретились, чтобы обсудить создавшееся положение

и выработать единую линию. Начальник генерального штаба сухопутных войск

усматривал три возможности: наступление, ожидание или коренное изменение.

Гальдер занес в свой дневник эти три возможности в тот же день, а после

войны разъяснил, что под "коренным изменением" он подразумевал устранение

Гитлера. Однако слабовольный Браухич считал, что столь радикальная мера "по

существу негативна" и имеет тенденцию сделать рейх уязвимым. Они не

остановились ни на одной из этих взаимоисключающих "перспективных

возможностей". Оставалось одно: продолжать воздействовать на Гитлера.

17 октября Браухич снова встретился с фюрером, но его доводы, как

рассказывал он Гальдеру, не оказали никакого воздействия на фюрера. Ситуация

становилась "безнадежной". Гитлер коротко заметил Браухичу, как записал в

своем дневнике Гальдер, что "англичане (уступят) лишь после ударов. Следует

как можно скорее (наступать). Срок: самое раннее - между 15 и 20 ноября".

Впоследствии состоялось еще несколько совещаний с нацистским вождем,

который в конце концов 27 октября призвал генералов к порядку. После

вручения четырнадцати генералам Рыцарского креста фюрер перешел к вопросу о

наступлении на Западе. Когда Браухич попытался было доказывать, что армия

будет готова не раньше чем через месяц, то есть к 26 ноября, Гитлер ответил,

что это слишком поздно. Наступление начнется 12 ноября. Браухич и Гальдер

ушли с совещания подавленные и побитые. В тот вечер они пытались утешить

друг друга. Гальдер записал в своем дневнике, что Браухич "измотан и

разочарован".


Заговор против Гитлера в Цоссене


Для заговорщиков опять настало время действовать - во всяком случае,

так они думали. Незадачливые Браухич и Гальдер стояли перед суровой

реальностью - либо осуществить третью "возможность", которую они обсуждали

14 октября, то есть устранить Гитлера, либо готовить наступление на Западе,

которое, по их мнению, грозило Германии катастрофой. Как военные, так и

гражданские заговорщики, разом ожившие, настаивали на первом варианте.

С момента начала войны их планы однажды уже срывались. Накануне

нападения на Польшу из длительной отставки был вызван генерал фон

Хаммерштейн и назначен командующим на Западе. В первую неделю войны он

упрашивал Гитлера посетить его штаб-квартиру, чтобы показать, что он не

пренебрегает Западным фронтом, хотя и занят захватом Польши. На самом деле

Хаммерштейн, непримиримый противник Гитлера, собирался арестовать его при

посещении штаба. Фабиан фон Шлабрендорф шепнул об этом заговоре Форбсу еще 3

сентября, во время торопливой встречи в берлинском отеле "Адлон", когда

Англия объявила Германии войну. 26

Но фюрер отклонил приглашение бывшего главнокомандующего сухопутными

войсками, а вскоре уволил его в отставку.

Заговорщики продолжали поддерживать контакт с англичанами. Потерпев

неудачу в попытках предотвратить уничтожение Гитлером Польши, они

сосредоточили свои усилия, чтобы не допустить распространения войны на

Западе. Гражданские участники заговора понимали, что армия оказалась

единственной организацией в рейхе, способной остановить Гитлера; после

всеобщей мобилизации и молниеносной победы в Польше ее мощь и значение

выросли неизмеримо. Однако ее разросшиеся размеры, как пытался объяснить им

Гальдер, являлись также и препятствием. Офицерские кадры, раздутые за счет

офицеров резерва, многие из которых были фанатичными нацистами, и солдатские

массы оказались пропитаны нацистскими настроениями. Трудно было, указывал

Гальдер - а он слыл большим мастером подчеркивать трудности другу или

недругу, - отыскать такое армейское соединение, которое можно было бы

вовлечь в заговор против фюрера.

Было и другое соображение, на которое указывали генералы и с которым

гражданские заговорщики полностью соглашались. Если они поднимут бунт против

Гитлера, сопровождаемый хаосом в армии и в стране, не воспользуются ли этим

англичане и французы, чтобы напасть на Германию, оккупировать ее и навязать

немецкому народу жесткие условия мира, несмотря на то что он свергнет своего

преступного лидера? Поэтому нужно поддерживать контакт с англичанами, чтобы

иметь четкую договоренность, что западные союзники не воспользуются

благоприятными для них условиями в случае антинацистского заговора.

Для поддержания контактов использовали несколько каналов. Один из них

осуществлял через Ватикан доктор Йозеф Мюллер, ведущий мюнхенский адвокат,

убежденный католик, человек столь крупного телосложения, огромной энергии и

стойкости, что в молодости его прозвали "быком". В самом начале октября с

молчаливого согласия полковника Остера из абвера Мюллер отправился в Рим и

установил в Ватикане контакт с английским посланником при святейшем

престоле. Согласно немецким источникам, он сумел получить не только

заверения от англичанина, но и согласие самого папы римского выступить в

качестве посредника между будущим антинацистским режимом в Германии и

Англией.

Другой канал проходил через Берн. Вайцзекер направил туда Теодора

Кордта, в недавнем прошлом немецкого поверенного в посольстве в Лондоне, в

качестве атташе немецкой дипломатической миссии, и именно здесь, в

швейцарской столице, он встречал иногда англичанина доктора Филипа

Конуэлл-Эванса, который, будучи профессором университета в Кенигсберге,

считался экспертом по нацизму и до некоторой степени сочувствовал ему. В

конце октября Конуэлл-Эванс доставил Кордту известие, которое тот

охарактеризовал впоследствии как торжественное обещание Чемберлена

сотрудничать с будущим антинацистским правительством Германии на

справедливой основе. Фактически же англичанин доставил лишь выдержки из речи

Чемберлена в палате общин, где премьер-министр, отклоняя мирные предложения

Гитлера, заявил, что Англия не намерена "лишать законного места в Европе

Германию, которая будет жить в мире и согласии с другими народами". Хотя это

и подобные ему высказывания из выдержанной в дружественном по отношению к

немецкому народу тоне речи, передававшейся по радио из Лондона,

предположительно были услышаны заговорщиками, тем не менее они

приветствовали "обязательство", доставленное в Берн неофициальным английским

представителем, как акт исключительной важности. С этим "обязательством" и с

английскими заверениями, которые, как они считали, получили через Ватикан,

гражданские заговорщики с надеждой обратились к немецким генералам. С

надеждой, но и с отчаянием. "Наша единственная надежда на спасение, -

говорил Вайцзекер 17 октября Хасселю, - связана с военным переворотом. Но

как его осуществить?"

Времени оставалось совсем мало. Немецкое наступление через Бельгию и

Голландию было запланировано на 12 ноября. Заговор необходимо было

осуществить до этого срока, поскольку после нарушения Германией нейтралитета

Бельгии, как предупреждал Хассель, получить "приличный" мир будет

невозможно.

Существует несколько вариантов объяснений, данных участниками по поводу

того, что же произошло потом, или, скорее, по поводу того, почему ничего не

произошло. Эти объяснения крайне противоречивы. Генерал Гальдер, начальник

генерального штаба сухопутных войск, как и во времена Мюнхена, был ключевой

фигурой. Но он постоянно менял свои взгляды, колебался и путался. Во время

допроса в Нюрнберге он объяснял, что действующая армия не могла поднять

бунт, поскольку "ей противостоял хорошо вооруженный противник". Он

утверждал, что обращался с призывом действовать к войскам тыла, которым не

угрожал противник, но самое большее, чего ему удалось добиться от их

командующего генерала Фридриха Фромма, - это согласия выполнить любой приказ

Браухича.

Однако Браухич был еще более нерешительным, чем начальник генерального

штаба. "Если у Браухича не хватает смелости принять решение, - говорил

генерал Бек Гальдеру, - тогда вы должны принять решение и поставить его

перед свершившимся фактом". Гальдер же настаивал на том, что поскольку

Браухич является главнокомандующим сухопутными войсками, то вся

ответственность ложится на него. Так они и перекладывали ответственность за

принятие решения друг на друга. "Ни личные качества, ни полномочия не

позволяли Гальдеру овладеть нынешней ситуацией", - с огорчением отметил в

своем дневнике Хассель в конце октября.

Что касается Браухича, то он, по словам Бека, казался просто

шестиклассником. И все же заговорщики, на этот раз возглавляемые генералом

Томасом, армейским экспертом по экономике, и полковником Остером из абвера,

работали на Гальдера, который в конце концов, как они надеялись, согласится

организовать путч, как только Гитлер отдаст окончательный приказ о

наступлении на Западе. Сам Гальдер заявлял, что окончательное решение все же

зависело от Браухича. Во всяком случае, 3 ноября, согласно утверждениям

полковника Ганса Гроскурта из ОКБ, доверенного лица Гальдера и Остера,

Гальдер по условленному каналу передал генералу Беку и Герделеру, двум

главным заговорщикам, предупреждение находиться в готовности с 5 ноября.

Цоссен, штаб-квартира командования сухопутных войск и генерального штаба

сухопутных войск, стал очагом заговорщической деятельности.

5 ноября явилось днем свершения. В этот день должно было начаться

перемещение войск на исходные позиции для наступления на Голландию, Бельгию

и Люксембург. На этот же день назначили встречу Браухича с Гитлером, на

которой должен был произойти откровенный обмен мнениями. Браухич и Гальдер 2

и 3 ноября посетили высших армейских командиров и убедились в их

отрицательном отношении ко всей операции и ее исходу. "Ни одна высшая

командная инстанция не рассматривает наступление... как обеспечивающее

успех", - доверительно писал Гальдер в своем дневнике об итогах поездки.

Так, набрав вполне достаточно доводов как от генералов на Западном фронте,

так и от своих собственных и генералов Гальдера и Томаса, которые были

сведены в меморандум, и прихватив с собой на всякий случай

"контрмеморандум", как окрестил Гальдер ответ на меморандум Гитлера от 9

октября, главнокомандующий сухопутными войсками, полный решимости отговорить

фюрера от наступления на Западе, 5 ноября отправился в Берлин, в имперскую

канцелярию. Если Браухич теперь потерпит неудачу, он присоединится к

заговору с целью устранить диктатора - так или примерно так оценивали

ситуацию участники заговора. Они находились в состоянии крайнего возбуждения

и наивысшего подъема. Герделер, по утверждению Гизевиуса, уже наскоро

наброса состав временного антинацистского правительства, и генерал Бек, как

человек мыслящий более трезво, был вынужден его сдерживать. Один Шахт был

настроен крайне скептически. "Вот увидите, - говорил он, - Гитлер почует

недоброе и завтра не примет вообще никакого решения".

Они, как обычно, ошиблись.

Браухич, как и следовало ожидать, ни своим меморандумом, ни донесениями

от командующих армиями, ни своими доводами ничего не добился. Когда он

сослался на плохие погодные условия на Западе в это время года, Гитлер

отпарировал, что погода одинаково плохая как для немцев, так и для

противника, более того, весной она может оказаться не лучше. Окончательно

впав в отчаяние, бесхребетный Браухич стал уверять фюрера, что моральное

состояние войск на Западе аналогично тому состоянию, в котором они

находились в 1917-1918 годах, когда в германской армии получили широкое

распространение пораженческие настроения, случаи неповиновения и даже бунт.

Услышав это, Гитлер, по словам Гальдера, чей дневник является основным

свидетельством об этом секретном совещании Браухича с фюрером, пришел в

ярость. "В каких частях имели место случаи нарушения дисциплины? -

требовательно вопрошал он. - Что случилось? Где?" Он кричал, что завтра

вылетит туда сам. Бедный Браухич, как замечает Гальдер, преднамеренно

преувеличил, "чтобы сдержать Гитлера", и теперь ощутил на себе всю силу

неуправляемой ярости фюрера. "Какие акции предприняло командование? -

продолжал кричать фюрер. - Сколько смертных приговоров приведено в

исполнение?" По его словам, "армия просто не желает драться".

"Дальше разговаривать было невозможно, - рассказывал Браухич на

Нюрнбергском процессе, вспоминая этот неприятный эпизод. - Так я и ушел".

Другие вспоминают: он вернулся в штаб в Цоссене, расположенный в 18 милях от

Берлина, в таком состоянии, что некоторое время даже не мог связно изложить,

что же там произошло.

Это был конец "цоссенского заговора". Он так же позорно провалился, как

и "заговор Гальдера" в период Мюнхена. Каждый раз, когда заговорщики

излагали условия, при которых они будут действовать, эти условия

выполнялись. На этот раз Гитлер придерживался своего решения начать

наступление на Западе 12 ноября. После того как ошеломленный Браухич покинул

канцелярию фюрера, последний фактически еще раз подтвердил свой приказ о

наступлении 12 ноября телефонным звонком в Цоссен. Когда Гальдер попросил

сделать подтверждение в письменной форме, Гитлер тотчас прислал его. Таким

образом, заговорщики имели письменные доказательства, которые были нужны им

для того, чтобы свергнуть фюрера, - приказ на наступление, который, по их

мнению, должен был привести Германию к катастрофе. Но дальше они ничего не

предприняли, а просто запаниковали. Начали поспешно сжигать бумаги, которые

могли выдать их причастность к заговору, и заметать следы. Только полковник

Остер, казалось, сохранял спокойствие. Он послал предупреждение бельгийскому

и голландскому посольствам в Берлине, что наступление на Западном фронте

начнется утром 12 ноября. Затем отправился в свою бесплодную поездку, чтобы

еще раз попытаться уговорить генерала Вицлебена устранить Гитлера. Генералы,

в том числе и Вицлебен, знали, что потерпели неудачу. Бывший ефрейтор снова

одержал над ними верх, причем довольно легко. Спустя несколько дней

Рундштедт, командующий группой армий "А", собрал командиров корпусов и

дивизий, чтобы обсудить детали наступления. И хотя он все еще сомневался в

успехе операции, тем не менее он посоветовал генералам отбросить свои

сомнения. "Армии поставлена задача, - сказал он, - и она выполнит ее".

На следующий день после того, как Гитлер довел Браухича до нервного

припадка, он принялся составлять воззвание к голландскому и бельгийскому

народам, оправдывающее нападение на них. Гальдер записал в дневнике: "Повод

- вступление французских войск".

Однако 7 ноября, к облегчению генералов, Гитлер отложил наступление.


Совершенно секретно Берлин,

7 ноября 1939 года


...Фюрер и верховный главнокомандующий вооруженными силами, заслушав

доклады о метеорологической обстановке и о положении на железнодорожном

транспорте, приказал:

День "А" перенести на три дня. Следующее решение будет принято в 6

часов вечера 9 ноября 1939 года.


Кейтель


Это первая из четырнадцати отсрочек, принятых Гитлером в течение осени

и зимы, копии которых были найдены в архивах ОКВ в конце войны. Они

показывают, что фюрер никогда не отказывался от своего решения напасть на

западных союзников; просто он переносил дату нападения со дня на день: с 9

ноября нападение было перенесено на 19 ноября; с 13 ноября - на 22 ноября и

так далее, каждый раз с уведомлением за пять или шесть суток и, как правило,

со ссылкой на плохие погодные условия.

Возможно, в определенной степени фюрера сдерживали генералы. Возможно,

он все-таки осознал, что армия еще не готова. Его стратегические и

тактические планы, бесспорно, не были в полной мере отработаны, ибо он все

время вносил в них поправки.

Возможно, у Гитлера были и другие причины для первой отсрочки

наступления. 7 ноября, когда было принято решение об отсрочке, немцев

смутило совместное заявление короля Бельгии и королевы Нидерландов, в