Книга четвертая

Вид материалаКнига
Подобный материал:
1   ...   22   23   24   25   26   27   28   29   ...   53

как клянется Гальдер, Браухич информировал в письменной форме ОКБ, что

офицеры армии "не смогут выполнять подобные приказы". Но так ли все было?

В своих свидетельских показаниях, данных в ходе прямого допроса в

Нюрнберге, Браухич признал, что шагов противоречащих воле Гитлера, он не

предпринимал, потому что "ничто на свете не изменило бы отношения фюрера" к

комиссарам. Как руководитель армии, говорил он трибуналу, он сделал

единственное - отдал приказ по армии, гласивший, что "в армии должна строго

соблюдаться дисциплина в соответствии с уставными требованиями, которые

применялись в прошлом".

"Вы не отдавали никакого распоряжения, прямо касавшегося приказа о

комиссарах? - спросил Браухича язвительный председатель трибунала Лоуренс.

"Нет, - отвечал он. - Я не мог впрямую отменить приказ". И в дальнейшем

у старомодных армейских офицеров, приверженных прусским традициям, имелся

повод для борьбы с собственной совестью в виде директив, изданных генералом

Кейтелем 13 мая от имени фюрера. Главная из них ограничивала функции

военно-полевых судов. Судопроизводству придавалась более примитивная форма

законности.

Подлежащие наказанию проступки, совершенные гражданским населением

врага (в России), впредь до особого указания не будут рассматриваться

военно-полевыми судами.

Лица, заподозренные в преступных действиях, доставляются немедленно к

офицеру. Этот офицер решает, следует ли задержанных расстрелять.

В отношении проступков, совершенных против вражеского гражданского

населения военнослужащими вермахта, преследование не обязательно даже в тех

случаях, когда проступок является одновременно и военным преступлением.

Армии предписывалось снисходительно относиться к таким проступкам,

помня в каждом случае о том зле, которое большевики причиняли Германии с

1918 года. Предание военно-полевому суду немецких солдат будет оправдано

только в том случае, если "поддержание дисциплины или безопасности войск

требует такой меры". Однако, как говорилось в заключении директивы, "только

те приговоры будут утверждены, которые соответствуют политическим намерениям

высшего командования". С этой директивой следовало обращаться как с "особо

секретной" {27 июня 1941 года Кейтель приказал уничтожить все копии

директивы от 13 мая, касавшейся полевых судов, хотя "законность директивы не

отменяется с уничтожением ее копий", как указывалось в приказе. Приказ от 27

июля, добавлял он, "также будет уничтожен". Однако копии и того и другого

приказа всплыли на Нюрнбергском процессе - они были предъявлены в качестве

документов обвинения верховному командованию.

За четыре дня до этого, 23 июля, Кейтель издал еще один приказ под

грифом "совершенно секретно".

22 июля, приняв командующего армией (Браухича), фюрер издал следующий

приказ "Ввиду огромной территории оккупированных районов на Востоке войск,

имеющихся в наличии для обеспечения безопасности, окажется достаточно только

в том случае, если всякое сопротивление будет наказуемо не только через

юридическую систему уголовного преследования, но и посредством

распространения оккупационными войсками такого террора, какой потребуется

для искоренения любых попыток сопротивления среди гражданского населения". -

Прим авт.}.

Вторая директива, изданная Кейтелем от имени фюрера и датированная тем

же числом, возлагала на Гиммлера выполнение "специальных" задач по

подготовке к политическому управлению Россией - задач, как говорилось в

директиве, "вытекающих из борьбы между двумя противоположными политическими

системами".

Садист нацистской тайной полиции был уполномочен действовать

"независимо" от армии "под свою ответственность". Генералам было хорошо

известно, что последует за назначением Гиммлера, хотя они и отрицали это,

оказавшись на скамье подсудимых в Нюрнберге. Далее в директиве говорилось,

что оккупированные районы России, где Гиммлер приступит к работе, необходимо

закрыть. Туда не разрешался въезд даже высшим представителям правительства и

партии, если бы они вознамерились взглянуть на происходящее. Та же директива

возлагала на Геринга "эксплуатацию страны и использование ее экономических

возможностей в интересах германской промышленности". Между прочим, этим

приказом Гитлер объявлял, что, как только закончатся военные действия,

"Россия будет расчленена на отдельные государства со своими

правительствами".

Как это сделать - предстояло разработать Альфреду Розенбергу,

официальному ведущему нацистскому идеологу, который являлся, как мы уже

убедились, одним из наставников Гитлера во времена Мюнхена. 20 апреля фюрер

назначил его "специальным уполномоченным по делам восточноевропейского

региона", и этот нацистский олух, страдавший поистине "гениальным"

непониманием истории, даже истории России, где он родился и получил

образование, немедленно приступил к возведению воздушных замков на некогда

родной почве. Многотомный архив Розенберга был захвачен в целости и

сохранности; подобно его книгам, это мрачное чтиво, но оно не должно

помешать настоящему повествованию, хотя время от времени к нему придется

обращаться, так как именно здесь раскрываются многие планы Гитлера в

отношении России.

К маю Розенберг набросал первый черновой вариант устройства территорий,

что обещало стать крупнейшим историческим завоеванием немцев. Начать с того,

что европейскую часть России предполагалось разделить на так называемые

рейхскомиссариаты. Русская часть Польши должна была стать германским

протекторатом под названием "Остланд", Украина - "независимым государством,

союзным Германии", Кавказ с его нефтяными запасами попадал в управление к

немецкому "полномочному представителю", а три Прибалтийских государства и

Белоруссия - в германский протекторат, подготовляемый для прямого

присоединения к германскому рейху. Это необходимо, как пояснил Розенберг в

одном из бесконечных меморандумов, которыми он забросал Гитлера и его

генералов, чтобы пролить свет "на исторические и расовые предпосылки"

решений, которые завершатся германизацией пригодных в расовом отношении к

ассимиляции прибалтов и выселением "нежелательных элементов". Следует

предусмотреть выселение в масштабах из Латвии и Эстонии, предупреждал

Розенберг. На место изгнанных прибудут немцы, предпочтительно ветераны

войны. В соответствии с планами Розенберга "Балтийское море должно стать

немецким внутренним морем".

За два дня до начала войны Розенберг обратился к своим ближайшим

сотрудникам, которым предстояло взять на себя управление Россией.

"Задача кормить немецкий народ стоит первой в списке наших задач на

Востоке, - объяснял присутствующим Розенберг. - Южные (русские) территории

будут... кормить немецкий народ.

Мы не видим абсолютно никакого смысла кормить русский народ избытком

продукции, добытой на этих территориях. Мы знаем, что это суровая

необходимость... Русских ждут впереди очень тяжелые годы".

Действительно, очень тяжелые годы, поскольку немцы преднамеренно

планировали уморить голодом миллионы русских!

Геринг, которого поставили во главе организации экономического

ограбления Советского Союза, внес в этот вопрос еще большую ясность, чем

Розенберг. В пространной директиве от 23 мая 1941 года его экономический

штаб "Восток" установил, что излишки продовольствия, получаемые в русской

черноземной полосе на юге, не должны выделяться для населения индустриальных

районов, где промышленность в любом случае будет разрушена. Рабочие и их

семьи в этих регионах будут обречены на голодную смерть или, если смогут,

эмигрируют в Сибирь. Огромные массы русского продовольствия пойдут в

Германию.

"Немецкая администрация на этих территориях, - говорилось в директиве,

- может попытаться смягчить последствия голода, который несомненно будет

иметь место и ускорит возврат примитивного ведения сельского хозяйства.

Однако эти меры голода не предотвратят. Любая попытка спасти местное

население от голодной смерти повлечет ввоз излишков продукции из черноземной

зоны и уменьшение поставок в Европу. Это в свою очередь будет ослаблять

военную мощь Германии и подрывать способность Германии и Европы выдержать

блокаду. Следует уяснить это со всей отчетливостью".

Сколько русского населения погибнет в результате этой преднамеренно

спланированной политики Германии? На совещании статс-секретарей 2 марта был

дан ответ на этот вопрос. "Нет никакого сомнения, - говорилось в секретном

меморандуме совещания, - что в результате многие миллионы людей умрут

голодной смертью, если мы изымем из страны все то, что необходимо нам". И

Геринг подтвердил слова Розенберга о том, что все будет изъято и что

"следует уяснить это со всей отчетливостью".

Выступил ли хотя бы один из немцев с протестом против этой

запланированной жестокости, этой хорошо продуманной системы уничтожения

миллионов посредством голодной смерти? В немецких документах, касающихся

этих директив по грабежу России, не содержится упоминаний о чьих-либо

возражениях, подобных возражениям некоторых генералов против "приказа о

комиссарах". Эти планы являлись не просто проявлением дикой и злобной

фантазии извращенного ума и души людей, подобных Гитлеру, Герингу, Гиммлеру

и Розенбергу. Как явствует из официальных документов, на протяжении недель и

месяцев немецкие чиновники, сидя за своими рабочими столами и нежась в лучах

ласкового весеннего солнца, складывали цифры и составляли памятные записки,

в которых хладнокровно планировали смерть ни в чем не повинных миллионов

людей, в данном случае - посредством голодной смерти. А бывший фермер и

специалист по производству цыплят Генрих Гиммлер, с мягкими чертами лица, в

это же время сидел за столом в своей штаб-квартире СС в Берлине и сквозь

пенсне внимательно рассматривал планы уничтожения новых миллионов более

быстрым и варварским способом.

Удовлетворившись результатами работы миллионов немцев, как военных, так

и гражданских, по составлению планов нападения на Советский Союз, его

уничтожения, эксплуатации и массового убийства его граждан, Гитлер 30 апреля

назначил дату нападения - 22 июня и 4 мая выступил с победной речью в

рейхстаге, а затем отбыл в свою любимую резиденцию Бергхоф, чтобы

наслаждаться видом Альпийских гор, их заснеженных вершин и думать о

следующем, самом крупном своем завоевании, услышав о котором, как заявил он

генералам, мир затаит дыхание.

Именно здесь в ночь на 10 мая 1941 года он получил неожиданное и весьма

странное известие, которое потрясло его до глубины души и вынудило на

некоторое время отключиться от военных забот. Самое доверенное лицо фюрера,

его заместитель по партии, второй после Геринга преемник, человек, с 1921

года слывший преданнейшим и фанатичным последователем, а после убийства Рема

и ближайшим другом, воспользовавшись самолетом, покинул страну, чтобы по

собственной инициативе вступить в переговоры с противником!


Полет Рудольфа Гесса


Первое сообщение, поступившее поздно вечером 10 мая, о том, что Рудольф

Гесс на истребителе "Мессершмитт-110" улетел в Шотландию, поразило Гитлера,

по воспоминаниям доктора

Шмидта, точно взрыв бомбы в Бергхофе. Генерал Кейтель застал фюрера

лихорадочно ходившим взад-вперед по просторному кабинету. Он стучал пальцем

себе по лбу и бормотал, что Гесс, должно быть, сошел с ума. "Мне необходимо

немедленно переговорить с Герингом", - кричал Гитлер. На следующее утро

состоялся бурный разговор с Герингом и партийными гаулейтерами, пока они

пытались найти подходящее для немецкого народа и мировой общественности

объяснение этому из ряда вон выходящему событию. Положение осложнялось, как

показал на суде Кейтель, тем, что англичане некоторое время молчали о

нежданном визитере, и Гитлер, и его сообщники надеялись, что у Гесса

кончилось горючее и его самолет упал в холодные воды Северного моря и

затонул.

Первую информацию фюрер почерпнул из несколько сумбурного письма Гесса,

доставленного курьером через несколько часов после его вылета (в 17.45 10

мая) из Аугсбурга. "Я не узнаю его в этом письме. Это совсем другой человек.

Что-то с ним, должно быть, случилось - какое-нибудь психическое

расстройство", - говорил Гитлер Кейтелю. Однако у фюрера уже родились

подозрения. Был отдан приказ об аресте Мессершмитта и многих лиц из

канцелярии Гесса.

Если Гитлера озадачил внезапный отлет Гесса, то Черчилля не меньше

озадачил его неожиданный прилет {Черчилль подробно описал, как он воспринял

эту новость в тот субботний вечер и как вначале подумал, что это слишком

фантастично, чтобы быть правдой (Черчилль У. Большой альянс, с. 50-55). -

Прим. авт.}. Сталин отнесся к этому крайне подозрительно. На протяжении всей

войны странный инцидент оставался загадкой, и только на Нюрнбергском

процессе, где Гесс выступал в роли обвиняемого, в этот вопрос была внесена

ясность.

Гесс, с его всегдашней путаницей в мыслях, хотя и не столь

ограниченный, как Розенберг, вылетел в Англию по собственной инициативе,

будучи убежден, что ему удастся добиться мирного урегулирования. Какой бы

иллюзорной ни представлялась его затея, он искренне верил в нее - в этом не

приходится сомневаться. В 1936 году, во время Олимпийских игр в Берлине, он

встречался с герцогом Гамильтоном, и теперь он покинул свой "мессершмитт" и

спустился на землю с парашютом в 20 милях от дома герцога в Шотландии -

настолько хорошо владел Гесс навигационным искусством, - а затем попросил

первого встречного крестьянина доставить его к лорду. Случилось так, что

Гамильтон, командир авиакрыла королевских военно-воздушных сил, в тот

субботний вечер находился на дежурстве в помещении радиолокационного

наблюдательного поста и именно в его секторе засекли перелет "мессершмитта"

через прибрежную зону. Примерно через час, около 10 вечера, ему доложили,

что самолет упал и сгорел, а пилот спустился на парашюте и назвался

Альфредом Горном. Он утверждал, что прилетел "с особой миссией" -

встретиться с лордом Гамильтоном. Встреча была подготовлена английскими

властями на следующее утро.

Гесс объяснил герцогу, что явился с миссией мира, что фюрер не желает

поражения Англии и согласен прекратить борьбу. Тот факт, что до Англии ему

удалось добраться с четвертой попытки - все три предыдущих раза он был

вынужден возвращаться из-за плохой погоды - и что является членом кабинета

министров рейха, по мнению Гесса, доказывал "его искренность и стремление к

миру Германии". В ходе этой беседы и всех последующих Гесс не переставал

утверждать, что Германия выиграет войну, что если она будет продолжаться, то

англичане окажутся в ужасном положении. Поэтому он предлагал воспользоваться

его пребыванием в Англии и начать переговоры о мире. Нацистский фанатик был

настолько уверен, что англичане сядут с ним за стол переговоров, что

советовал герцогу испросить у короля разрешение освободить его под честное

слово, поскольку он явился без оружия и по собственной воле. Позднее он

потребовал, чтобы с ним обращались с должным уважением как с членом кабинета

министров.

В дальнейшем переговоры с Гессом, за исключением одного случая, вел

Айвон Киркпатрик, бывший первый секретарь английского посольства в Берлине,

конфиденциальные доклады которого позднее были предъявлены на Нюрнбергском

процессе. Этому умудренному опытом специалисту по нацистской Германии Гесс,

точно попугай, повторял объяснения Гитлера по поводу всех нацистских

агрессий от Австрии до Скандинавии и Нидерландов и, еще раз подтвердив, что

Англия ответственна за войну и конечно проиграет ее, если не покончит с ней

теперь же, выдвинул условия для заключения мира. Это были те же самые

условия, которые Гитлер безуспешно выдвигал Чемберлену накануне нападения на

Польшу: Англия должна предоставить Германии полную свободу действий в

Европе, а Германия за это предоставит ей свободу действий в пределах

Британской империи. Бывшие немецкие колонии, разумеется, должны быть

возвращены Германии, а Англия заключит мир с Италией.

"Наконец, когда мы покидали помещение, - докладывал Киркпатрик, - Гесс

выпалил последнее условие. Он, по его словам, забыл подчеркнуть, что

предложение о мире может быть рассмотрено при условии, если Германия будет

вести переговоры с другим английским правительством, а не с нынешним.

Господин Черчилль, планировавший с 1936 года эту войну, и его коллеги,

подержавшие эту политику войны, не те люди, с которыми фюрер пойдет на

переговоры".

Для немца, выдвинувшегося на видный пост внутри нацистской партии,

живущей по законам джунглей, а затем и в третьем рейхе, Рудольф Гесс был

необыкновенно наивным человеком. Это могут подтвердить все, кто его близко

знал. Он ожидал, что его сразу же воспримут как серьезного представителя и

пойдут с ним на переговоры, если не Черчилль, то руководители оппозиционной

партии, одним из которых он считал герцога Гамильтона. Когда его контакты с

английскими официальными лицами сузились до Киркпатрика, он сделался

агрессивным и перешел к угрозам. В ходе беседы 14 мая он нарисовал

скептически настроенному дипломату картину ужасающих последствий, ожидающих

Англию, если она будет продолжать войну. Уже вскоре будет осуществлена

полная блокада Британских островов.

Абсурдно думать, что в Англии согласны на капитуляцию, пересказывал

Киркпатрик слова Гесса, и что войну можно будет вести с территории имперских

колоний. В таком случае в намерения Гитлера входило продолжать блокаду

Англии... "Чтобы мы стали свидетелями запланированной голодной смерти

населения островов".

Гесс настаивал, чтобы беседы, которых он добился с таким риском, были

сразу же переведены в плоскость мирных переговоров. Его собственный полет,

как объяснял он Киркпатрику, был рассчитан на то, чтобы предоставить

англичанам шанс начать переговоры без ущерба для их престижа. Если они

отвергнут этот шанс, это будет воспринято как нежелание установить

взаимопонимание с Германией и Гитлер будет вынужден - по существу, это его

долг - разгромить Англию окончательно и держать ее после войны в постоянном

подчинении. Гесс настаивал на том, чтобы ограничить число участников

переговоров. Будучи рейхсминистром, он не хотел поставить себя в положение

человека, вынужденного выслушивать вопросы и комментарии.

На этой забавной ноте завершились беседы Киркпатрика с Гессом. Однако

10 июня неожиданно, по утверждению Черчилля, британский кабинет попросил

лорда Саймона побеседовать с Гессом. Согласно уверениям адвоката Гесса на

Нюрнбергском процессе, Саймон обещал Гессу довести его мирные условия до

сведения английского правительства {На суде в Нюрнберге Гесс говорил, что

лорд Саймон представился ему как "доктор Гутри" и заявил: "Я пришел по

поручению правительства и готов обсудить с вами все, что вы сочтете

целесообразным, и довести до английского правительства". - Прим авт.}.

Мотивы Гесса были очевидны. Он искренне желал мира с Англией. У него не

было и тени сомнения, что Германия выиграет войну и разгромит Соединенное

Королевство, если не будет немедленно заключен мир. Имелись, конечно, и

другие мотивы. Война поколебала его положение в рейхе. В условиях войны

должность заместителя фюрера по партии казалась малоинтересной и уже не

столь важной. Первостепенными в Германии теперь считались вопросы

руководства войной и деятельность, связанная с внешней политикой. Это были

те вопросы, которые привлекали внимание фюрера, исключая почти все

остальное, и выводили на авансцену Геринга, Риббентропа, Гиммлера, Геббельса

и генералов. Гесс испытывал чувство подавленности и зависть. Чтобы